150 ответов в теме

[Yorik]

Анекдоты о литераторах

Завидный жених

Знаменитый английский поэт Джон Мильтон (1608-1674) в 1652 году ослеп и почти одновременно с этим овдовел, однако вскоре женился во второй раз. Когда его спросили, как при своей слепоте он сумел найти себе жену, Мильтон ответил:

"Очень легко. А если бы я был ещё и глухим, то считался бы лучшей партией во всей Англии".

Лессинг и "бык"

Однажды Лессинг сидел в библиотеке и что-то углублённо писал. Один из посетителей наклонился над его столом и довольно бесцеремонно смотрел ему через плечо. Лессингу это надоело, и он громко сказал:

"Видимо, я играю роль евангелиста Луки!"

Известно, что за плечом евангелиста Луки часто изображали быка, смотрящего, как он пишет.

Готхольд Эфраим Лессинг (1729-1781) – немецкий драматург и теоретик искусства.


Не скромничай!

Знаменитый историк Маколей всегда брился сам, но однажды он повредил руку и был вынужден позвать брадобрея. После окончания сей процедуры Маколей спросил у цирюльника, сколько он ему должен за труд.
Тот почтительно поклонился:

"Сэр! Я удовольствуюсь тем, что выпадало на долю человека, брившего вас до меня".

Напрасно он так сказал, потому что Маколей сухо ответил:

"В таком случае вам придётся удовольствоваться двумя хорошими царапинами — по одной на каждую щёку".

Томас Бабингтон Маколей (1800-1859) — английский историк и государственный деятель.


Как исполнить желание королевы?

В отличие от большинства англичан, знаменитый историк Маколей не умел ни плавать, ни скакать верхом, и нисколько от этого не страдал.
Когда его пригласили в Виндзор, то сказали, что в его распоряжении будет прекрасная скаковая лошадь.
Маколей пробурчал:

"Если королеве угодно видеть меня верхом, то пусть Её Величество прикажет оседлать для меня слона".

Королева Виктория (1819-1901) при крещении получила имя Александрина Виктория, королева Великобритании и Ирландии с 1837, императрица Индии с 1876.


Сельская эпитафия

На одном из провинциальных кладбищ известный русский поэт Николай Алексеевич Некрасов (1821-1878) записал следующую эпитафию:

"Зимой играл в картишки
В уездном городишке,
А летом жил на воле,
Травил зайчишек груды,
И умер пьяный в поле
От водки и простуды".

Случай с Ожье

Французский драматург Эмиль Ожье однажды принимал участие в регистрации новорожденного младенца, сына своего близкого друга. Дело происходило в маленьком провинциальном городке, и процедуру производил не сам мэр, а его адъюнкт, который задал Ожье первый вопрос:

"Как вас зовут?"

Драматург ответил:

"Эмиль Ожье".

Адъюнкт продолжил:

"Ваше звание и род занятий?"

Ожье спокойно ответил:

"Литератор, член Французской Академии".

Вероятно адъюнкт невнимательно слушал или был круглым болваном, потому что он продолжил процедуру следующими репликами:

"Хорошо. Теперь вам необходимо подписать этот протокол. Вы грамотны? Если же нет, то поставьте вот здесь крест".

Ожье не нашёлся, что ответить, а все присутствующие разразились громким хохотом.

Гийом Виктор Эмиль Ожье (1820-1889) — французский драматург, член Академии с 1857 г. (кресло № 1).


Вы — тормоз!

Однажды Питт назвал Шеридана тормозом на колёсах правительства.
Шеридан согласился с премьером, но ответил:

"Тормоз необходим, когда экипаж катится под гору".

Уильям Питт Младший (1759-1806) — премьер-министр Англии в 1783-1801 и 1804-1806 гг.
Ричард Бринсли Шеридан (1751-1816) — английский драматург; член палаты общин в 1780-1812 гг.


Завещание Рабле

Говорят, что умирающий Рабле оставил такое завещание:

"У меня нет ничего, кроме множества долгов. Остальное я завещаю беднякам".

Франсуа Рабле (1494-1553) — крупнейший французский писатель.


Сапоги Свифта и завтрак слуги

Однажды Свифт собирался на верховую прогулку, и слуга подал ему грязные сапоги.
Свифт спросил:

"Почему они не вычищены?"

Слуга равнодушно ответил:

"Потому что сейчас в дороге вы их снова испачкаете. Я полагал, что не стоит труда их чистить".

Свифт промолчал, но через некоторое время этот слуга обратился к хозяину и попросил ключ от шкафа.
Свифт поинтересовался:

"Зачем тебе ключ:"

Слуга объяснил:

"Достать из шкафа свой завтрак".

На это Свифт невозмутимо заметил:

"Так как через пару часов ты опять проголодаешься, то не стоит и труда теперь завтракать".

Джонатан Свифт (1667-1745) - английский писатель.


Дай стихов, Панар!

Панар часто напивался и засыпал; его будили и заставляли сочинять стихи. Он, зевая, сочинял прекрасные стихи, и снова засыпал.
Когда Мармонтелю требовались стихотворения для его журнала, он приходил к Панару и требовал:

"Стихов, стихов, друг мой!"

Тот отвечал:

"Посмотри в ящике под моим париком".

Мармонтель выдвигал старый ящик и находил клочки бумаги, закапанные красным вином.
Панар на это говорил:

"Нужды нет! Это печать талантов!"

А стихи на этих клочках бумаги и в самом деле бывали нежные и приятные.

Шарль Франсуа Панар (1694-1765) — французский поэт.
Жан Франсуа Мармонтель (1723-1799) — писатель, с помощью Вольтера издавал "Observateur littéraire".


Призрак смерти

Панар никогда не думал о завтрашнем дне: его одевали и обували, он ел и пил у приятелей.
Однажды он пришёл к Мармонтелю и сказал ему:

"Выпроси мне небольшую пенсию у министра".

Мармонтель посмотрел на него с ужасом и тихонько сказал окружающим:

"Он скоро умрёт!"

И на самом деле, через несколько дней Панар умер.

[Yorik]

Сергей Довлатов и другие современные писатели.

Реплика Юза Алешковского

Однажды Юз Алешковский и Андрей Битов сидели в ресторане ЦДЛ (Центральный Дом Литераторов; был такой в Москве, а может и сейчас есть). Юз вел беседу в своем стиле, т.е. в стиле блестящей и совершенно ненормативной лексики. Ему это было можно. А за соседним столиком ел куриную котлетку по-киевски под названием “ЦДЛ” член правления этого самого Дома. Этот член был преуспевающим юмористом, мастером т.н. положительного фельетона. В какой-то момент юморист отбросил вилку и нож, а затем возмущенно произнес на весь зал:

"Работаешь, работаешь, устанешь, придешь в СВОЙ дом отдохнуть и слышишь вот такое безобразие!"

Все ждали скандала, но Юз вылетел из-за стола, приблизился к этому члену и с гневом проговорил:

"Ну, что ты такого, падла, написал, что ТАК устал?"

Все присутствующие знали специфику труда этого юмориста, а постановка вопроса была так неожиданна, что зал расхохотался. А бедный юморист аккуратно положил вилку и нож на скатерть, и затем, понурив голову, покинул зал.

Юз Алешковский — Иосиф Ефимович Алешковский (1929-), русский писатель и поэт.
Андрей Георгиевич Битов (1937-) - русский писатель.

Довлатова на этой странице пока ещё нет.


Вспоминая Довлатова

В начале девяностых годов XX века Андрей Битов и Валерий Попов, два уже весьма маститых российских литератора, сопровождали в независимую Эстонию группу молодых российских писателей.
Один из молодых с почтением обратился к Попову:

"Валерий Георгиевич, а скажите, как на вас повлияло творчество Сергея Довлатова?"

Попов даже на секунду потерял дар речи:

"На меня? Повлияло? Да он же позже меня начал! Он нормальный парень был. Его и за пивом можно было сгонять сбегать..."

Битов попытался встрять:

"Вот-вот, а я ещё тебя мог послать..."

Но Попов уже твердо закончил свою речь:

"Да, нормальный был парень... Это только после смерти он так чудовищно зазнался".

Сергей Донатович Довлатов-Мечик (1941-1990) — русский писатель и американский журналист.
Валерий Георгиевич Попов (1939-) - русский писатель.

Вот и всплыло, наконец, имя Довлатова.


Довлатов-экскурсовод

Примерно в 1975 году Сергей Довлатов работал экскурсоводом в Пушкинском заповеднике. Однажды он вёл группу учителей из Московской области и решил немного подшутить над ними. Возле домика Арины Родионовны Довлатов начал:

"Пушкин очень любил свою няню. Она рассказывала ему сказки и пела песни, а он сочинял для неё стихи. Среди них есть всем известные; вы их, наверное, знаете наизусть".

Один из экскурсантов клюнул на наживку и робко поинтересовался:

"Что вы имеете в виду?"

Довлатов, не задумываясь, ответил:

"Ну, например, вот это..."

И он с выражением прочитал до самого конца есенинское “Ты жива ещё моя старушка”.
Никто их экскурсантов (учителей!) никак не отреагировал на это “выступление”.


Довлатов о себе

Довлатов неоднократно заявлял, что считает себя не писателем, который “пишет о том, во имя чего живут люди”, но рассказчиком, повествующим о том, “как живут люди”.


О правильности произношения

Довлатов часто довольно резко выступал против неправильного словоупотребления в русском языке; доставалось и его друзьям, и знакомым. Однажды Анна Крот произнесла при нём слово “сложён”, с ударением на первый слог, слóжен, вместо сложён. Сразу же с двухметровой высоты на неё с укоризной упало:

"Это дрова сложены, а человек сложён".

Кредо Довлатова

Во время одной беседы с приятелями о литературе Довлатов разгорячился и закричал:

"Ни одной минуты не стану тратить на починку фановой трубы или утюга, потому что у меня полно литературных дел, и чтение — это тоже моё литературное дело".

Где мы живём?

В повести “Зона” Довлатов сравнивает устройство советского концентрационного лагеря и СССР:

"Лагерь представляет собой довольно точную модель государства. Причём именно Советского государства. В лагере имеется диктатура пролетариата (т.е. — режим), народ (заключённые), милиция (охрана). Там есть партийный аппарат, культура, индустрия. Есть всё, чему положено быть в государстве".

Отказ Воннегута

Однажды Довлатов обратился к писателю Курту Воннегуту с довольно скромной просьбой информативного характера.
Воннегут уклонился от ответа и мотивировал это так:

"Чем я могу помочь человеку, который постоянно печатается в “Нью-Йоркере”? Сам я там не печатаюсь".

Действительно, в журнале “Нью-Йоркер” регулярно печатались англоязычные версии Довлатовских рассказов. Неужели, Воннегут просто завидовал Довлатову?

Курт Воннегут-младший (1922-2007) - американский писатель.


Рождение сюжета

Однажды русский писатель Андрей Битов и советский поэт Владимир Цыбин в состоянии среднего алкогольного опьянения поссорились в одной компании.
Битов закричал:

"Я тебе, сволочь, морду набью!"

Цыбин вроде бы спокойно ответил:

"Это исключено, потому что я — толстовец. Если ты меня ударишь, я подставлю другую щёку".

Присутствующие расслабились, так как решили, что драка не состоится, и вышли, как водится, покурить на балкон.
Вдруг послышался сильный грохот, забегают с балкона в комнату и видят — на полу лежит окровавленный Битов, а “толстовец” Цыбин, сидя на Битове верхом, молотит его своими кулаками. Довольно внушительными.
Этот случай Довлатов потом включил в свою повесть “Иностранка”, изменив только фамилии: Андрей Битов и Владимир Цыбин превратились в “прозаика Стукалина” и “литературоведа Зайцева”.

Владимир Дмитриевич Цибин (1932-2001) — советский поэт и литератор.

И в заключение немного о других.


Представление

По одной из версий, когда молодого Евгения Евтушенко представляли Ахматовой, Евтушенко был одет в модный свитер и заграничный пиджак. В нагрудном кармане виднелась авторучка “Parker”.
Ахматова только спросила:

"А где ваша зубная щётка?"

Евгений Александрович Евтушенко (Гангнус, 1932-) - советский и русский поэт.


P.S. Конюшенная церковь

1 мая 1992 года в открытой за день до этого, к Пасхе, Конюшенной церкви [70 лет при коммунистах она была складом] отпели второго в её истории русского поэта – Олега Григорьева.
Первым был А.С. Пушкин.

Олег Евгеньевич Григорьев (1943-1992) — русский поэт.

[Yorik]

Анатолий Мариенгоф вспоминает...

Свидание с сыном

3 февраля 1920 года, уже после того как Есенин ушёл от неё, у Зинаиды Райх родился сын. Она по телефону спросила у Есенина, как назвать мальчика. Есенин долго думал и предложил, как ему казалось, самое нелитературное имя — Константин.
После крещения Есенин спохватился:

"Чёрт побери, а ведь Бальмонта Константином зовут".

Даже взглянуть на новорождённого сына Есенин не захотел.

Летом того же года Есенин вместе с Мариенгофом путешествовал по югу России, и на одной из станций они встретили поезд, в котором Райх вместе с детьми ехала в Кисловодск.
Мариенгоф увидел Зинаиду Райх на платформе и разговорился с ней, а Есенин пошёл в другую сторону.
Тогда Райх попросила Мариенгофа:

"Скажите Серёже, что я еду с Костей. Он его не видал. Пусть зайдёт, взглянет. Если не хочет со мной встречаться, могу выйти из купе".

Мариенгоф передал Есенину просьбу Райх, но тот вначале заупрямился:

"Не пойду. Не желаю. Нечего и незачем мне смотреть".

Мариенгоф настаивал:

"Пойди — скоро второй звонок. Сын же ведь".

Есенин уступил и вошёл в купе, где Зинаида Райх распеленала ребёнка.
Сергей Есенин только взглянул на ребёнка и с отвращением произнёс:

"Фу, чёрный! Есенины чёрные не бывают".

Райх только всхлипнула:

"Серёжа!" -

и отвернулась к стеклу окна, а Есенин спокойно вышел в коридор международного вагона.


Ах, эти русские!

В 1925 году Всеволод Эмильевич Мейерхольд с женой Зинаидой Николаевной Райх приехали в Рим. Они гуляли по вечному городу, который настолько очаровал их, что они в одном из самых романтических мест начали страстно целоваться.
За этим занятием их и застали итальянские полицейские, которые арестовали парочку за непристойное поведение. Мейерхольд и Райх не знали итальянского языка, а полицейские, что вполне естественно, не понимали ни слова по-русски.
Только в полицейском участке удалось найти переводчика из русских эмигрантов, который с помощью паспортов доказал полицейским, что арестованные являются законными супругами.
Поражённые полицейские отвезли незадачливых супругов в гостиницу на своей машине и при прощании изумлялись:

"Муж целуется с женой! На камнях! Со своей собственной женой! Жена целуется с мужем! Со своим собственным мужем!.. Нет, у нас, у итальянцев, этого не бывает. Ах, русские, русские!"

Всеволод Эмильевич Мейерхольд (1874-1940) — театральный режиссёр.
Зинаида Николаевна Райх (1894-1939) — советская актриса.


Как Шершеневич украл штаны

Маяковский однажды написал стих:

"Я сошью себе чёрные штаны из бархата голоса моего".

Через некоторое время Вадим Шершеневич, даже не подозревая об этом стихе, напечатал своё:

"Я сошью себе полосатые штаны из бархата голоса моего".

Ну, бывают в литературе такие странные совпадения.
Когда на одном творческом вечере Маяковский увидел на трибуне Шершеневича, он встал и громко объявил:

"А Шершеневич у меня штаны украл!"

Аналогичные выступления Маяковский проделал ещё несколько раз.

Вадим Габриэлевич Шершеневич (1893-1942) — русский поэт.


Перелицованные пиджаки

Шершеневича все привыкли видеть в роскошном светло-сером пиджаке в крупную клетку. Однако представительность этого одеяния выдавал верхний карман, расположенный с правой (!) стороны — пиджак-то был перелицован.
Впрочем, у многих франтов той эпохи верхние карманы их пиджаков располагались с правой стороны.


Взгляд на Маяковского

По воспоминаниям Мариенгофа, он никогда

"не видел Маяковского вдвоём или в тесной дружеской компании. Никогда не видел его с весёлым, молодым и счастливым глазом".

Даже когда им удавалось перекинуться парой фраз, Маяковский всегда пытался острить, что производило тяжёлое впечатление.
Мариенгоф сказал однажды Есенину:

"Маяковский, словно старый царский генерал, который боится снять штаны с красными лампасами. А вдруг без этих штанов и генералом не окажется!"

Не ешь умывальник!

Однажды, в конце 1919 года в помещении Московского литературно-критического кружка Мариенгоф сидел со своей женой, когда к ним за столик, с их разрешения, подсел Маяковский.
Пока Маяковский мрачно изучал карточку с дежурными блюдами, Мариенгофу принесли телячий студень с хреном в сметане. Студень был просто великолепен, но Маяковский, глянув на это блюдо, спросил:

"Вы, значит, собираетесь умывальником закусывать?"

Мариенгофу ничего не оставалось, как коротко ответить:

"Да".

А студень был действительно очень похож на мраморный умывальник, и, как написал Мариенгоф,

"закусывать умывальником невкусно".

Анна Борисовна Никритина (1900-1982) - актриса, жена Мариенгофа.


Деньги и чечётка

Однажды в бухгалтерии Госиздата Маяковский стоял перед конторкой главного бухгалтера, широко расставив ноги, и вещал:

"Товарищ главбух, я в четвёртый раз прихожу к вам за деньгами, которые мне следует получить за мою работу".

Главбух скучно отнекивался:

"В пятницу, товарищ Маяковский, в следующую пятницу прошу пожаловать. В кассе нет ни одной копейки".

Подобная перепалка продолжалась некоторое время, пока Маяковский не снял свой пиджак и не начал закатывать рукава рубашки.
Главбух решил, что сейчас его будут бить, но Маяковский неожиданно с самым серьёзным видом сказал:

"Товарищ главбух, я сейчас здесь, в вашем уважаемом кабинете, буду танцевать чечётку. Буду её танцевать до тех пор, пока вы сами, лично не принесёте мне сюда всех денег, которые мне полагается получить за мою работу".

Главбух было с облегчением вздохнул и продолжил свою волынку, но тут Маяковский начал танец.
Скоро все сотрудники Госиздата сбежались в кабинет главбуха, чтобы посмотреть, как танцует Маяковский. А он танцевал с каменным выражением лица, глядя в потолок.
Главбух долго не выдержал и вскоре принёс Маяковскому все положенные тому деньги, пачки которых были аккуратно заклеены полосками газетной бумаги.


Ярость Блюмкина

Однажды в "Кафе поэтов" молодой артист Игорь Ильинский (из театра Мейерхольда) вытер свои изношенные запылившиеся ботинки старой плюшевой портьерой. Ботинки были с заплатками над обоими мизинцами.
Это действо заметил Блюмкин, вытащил из кармана браунинг и заорал:

"Хам! Молись, если веруешь!"

Ильинский побледнел, но тут рядом оказались Есенин и Мариенгоф.
Мариенгоф только и спросил:

"Ты что, опупел, Яшка?"

Но Есенин оказался расторопнее. С криком:

"Болван!" -

он вцепился в поднятую руку Блюмкина, который сопротивлялся и кричал, брызгая слюнями:

"При социалистической революции хамов надо убивать! Иначе ничего не выйдет. Революция погибнет".

Наконец Есенин отобрал у Блюмкина револьвер:

"Пусть твоя пушка успокоится у меня в кармане".

Тут Блюмкин заскулил:

"Отдай, Серёежа, отдай! Я без револьвера, как без сердца".

Игорь Владимирович Ильинский (1901-1987) — советский актёр.
Яков Григорьевич Блюмкин (1898-1929) — террорист и советский чекист; убийца германского посла Мирбаха в 1918 году.


Свидание с Троцким

В 1922 году Блюмкин пообещал Есенину и Мариенгофу устроить встречу с Троцким, однако в день столь важного свидания Мариенгоф слёг с высокой температурой, и Блюмкин не взял его с собой, чтобы не заразить вождя революции.
На встречу с Троцким пошёл один Есенин, который перед началом их беседы вручил вождю свежий имажинистского журнала "Гостиница для путешествующих в прекрасном".
Троцкий взглянул на подарок и вытащил из ящика своего письменного стола точно такой же номер этого журнала, чем сразу и покорил Есенина.
В этом журнале была напечатана "Поэма без шляпы" Мариенгофа, поэтому при прощании Троцкий сказал Есенину:

"Передайте своему другу Мариенгофу, что он слишком рано прощается с революцией. Она ещё не кончилась. И вряд ли когда-нибудь кончится. Потому что революция — это движение. А движение — это жизнь".

Разбирая Качалова

Жена Качалова, Нина Николаевна, довольно снисходительно относилась к многочисленным увлечениям своего мужа, одним из которых была актриса Пыжова.
Однажды во время их совместного обеда, "перед заливным судаком в лимонах", Пыжова неожиданно спросила:

"Вася, а как ты считаешь — сделал ты в своей жизни карьеру или нет?"

Качалов только пожал плечами:

"Как тебе сказать, Ольга. В Америку я ехал во втором классе..."

Пыжова удовлетворённо кивнула:

"Понятно! И Качалову, значит, жизнь не удалась".

Качалов запротестовал:

"Подожди, подожди..."

Пыжова продолжала давить:

"Не выкручивайся, Васенька".

Качалов с трудом нашёлся:

"Гамлета я всё-таки сыграл... С грехом пополам".

Тут не выдержала Нина Николаевна и хихикнула:

"Готово! Уже заразился!"

Качалов удивился:

"Чем это?"

Жена объяснила:

"Да самокритикой большевистской".

Качалов успокоился:

"Что ж, это болезнь полезная. Очень полезная. Побольше бы у большевиков таких болезней было".

Ольга Ивановна Пыжова (1894-1972) — актриса.
Нина Николаевна Левенцова (Левестамм, 1878-1956) — актриса, жена Качалова.
Василий Иванович Качалов (Шверубович, 1875 -1948) — великий русский актёр.


Качалов — еврей?

Когда Московский Художественный театр гастролировал в США, нью-йоркские евреи узнали, что настоящая фамилия Качалова — Шверубович, и это их очень возбудило.
Однако нашлись среди них и скептики, и один из них, мистер Лившиц, захотел в этом убедиться лично, и позвонил в гостиницу, где остановились советские артисты, чтобы побеседовать с женой великого актёра, Ниной Николаевной, именуемой в дальнейшем Н.Н.
Между ними состоялся любопытный диалог, осложнённый неважным качеством телефонной связи того времени.
Лившиц:

"Простите, пожалуйста, значит, со мной разговаривает супруга Василия Ивановича?"

Н.Н.:

"Да".

Лившиц:

"Будьте так ласковы: не откажите мне в маленькой любезности. Это говорит Лившиц из магазина "Самое красивое в мире готовое платье". А кто же был папаша Василия Ивановича?"

Н.Н. сухо ответила:

"Отец Василия Ивановича был духовного звания".

Связь была неважной, и Лившиц переспросил:

"Что? Духовного звания? Раввин? Он был раввин?"

Н.Н. раздражённо ответила:

"Нет! Он был протоиерей".

Лившиц опять переспросил:

"Как? Кем?"

Н.Н. нервно повторила:

"Он был протоиереем".

Лившиц обрадовался:

"Ах, просто евреем!"

Н.Н. попыталась исправить ошибку:

"Я, мистер Лившиц, сказала..."

Но тут связь прервалась.
Через неделю нью-йоркские евреи устроили грандиозный банкет, посвящённый

"гениальному артисту Качалову, сыну самого простого еврея, вероятно, из Житомира".

Василий Иванович не смог отказаться от приглашения и с удовольствием вспоминал:

"Очень было приятно. Весело. Душевно. Сердечно. Очень, очень".

Дункан об Есенине

Через некоторое время после расставания с Есениным, Айседора Дункан рассказывала Мариенгофу со слезами на глазах:

"О, это было такое несчастье! Вы понимаете, у нас в Америке актриса должна бывать в обществе — приёмы, балы. Конечно, я приезжала с Серёжей. Вокруг нас много людей, много шума. Везде разговор. Тут, там называют его имя. Говорят хорошо. В Америке нравились его волосы, его походка, его глаза. Но Сережа не понимал ни одного слова, кроме "Есенин". А ведь вы знаете, какой он мнительный. Это была настоящая трагедия! Ему всегда казалось, что над ним смеются, издеваются, что его оскорбляют. Это при его-то гордости! При его самолюбии! Он делался злой, как демон. Его даже стали называть: Белый Демон...
Банкет. Нас чествуют. Речи, звон бокалов. Серёжа берёт мою руку. Его пальцы, как железные клещи:

"Изадора, домой!"

Я никогда не противоречила. Мы немедленно уезжали. Ни с того, ни с сего. А как только мы входили в свой номер — я ещё в шляпе, в манто, - он хватал меня за горло, как мавр, и начинал душить:

"Правду, сука! Правду! Что они говорили? Что говорила обо мне твоя американская сволочь?"

Я хриплю. Уже хриплю:

"Хорошо говорили! Хорошо! Очень хорошо".

Но он никогда не верил. Ах, это был такой ужас, такое несчастье!"

Айседора Дункан (1877-1927) — американская балерина.


Работа Есенина

Есенин над многими своими стихами работал долго и тяжело. Когда в его голове рождалось новое стихотворение, он с ним любил, как он сам говорил, "побродить и переспать ночку".
По этому поводу Есенин говорил Мариенгофу:

"В корове, Толя, молоко не прокиснет!"

Однажды к нему пристал некий литературный критик:

"Сергей Александрович, дорогой, расскажите, пожалуйста, как вы пишите?"

Есенин переспросил:

"Как пишу? Да вот, присяду на полчасика к столу перед обедом и напишу стишка три-четыре".

Когда критик ушёл, Есенин расхохотался и сказал Мариенгофу:

"Зачем дураку знать, что стихи писать, как землю пахать: семи потов мало".

[Yorik]

Анекдоты из жизни музыкантов

Оркестры и дирижёры

Густав Малер утверждал:

"Нет плохих оркестров - есть плохие дирижёры".

Густав Малер (1860-1911) - австрийский композитор и дирижёр.


Провал и успех Бартока

В 1923 году в Венгрии праздновали пятидесятилетие возникновения единого Будапешта. 19 ноября того же года венгерский дирижёр фон Донаньи дал концерт в честь этого события, программа которого состояла из “Праздничной увертюры” самого дирижёра, “Венгерского псалма” Золтана Кодайи и “Танцевальной сюиты” Бартока.
Если первые два номера программы были встречены публикой с восторгом, то “Сюиту” Бартока ждал полный провал. Музыкант, игравший на челесте, объяснял, что Донаньи

"не смог найти своего подхода к этой музыке и, разумеется, оркестранты тоже не сумели найти своего".

Барток с ужасом прослушал это исполнение и грустно сказал:

"Да, похоже, оркестровать я не умею".

Буквально через пару недель в Будапешт приехал Чешский филармонический оркестр с дирижёром Талихом, который не мог в программе своих выступлений обойти вниманием венгерских музыкантов, и в первый же концерт он включил “Танцевальную сюиту” Бартока.
Вначале публика очень настороженно отнеслась к этому произведению, но едва прозвучали последние звуки “Сюиты”, она буквально сошла с ума от восторга и заставила Талиха повторить это произведение полностью, от начала и до самого конца.
На этот раз Барток удовлетворённо произнёс:

"Да, похоже, оркестровать я всё же умею".

В чём же дело, спросите вы, уважаемые читатели?
Да, Талих играл по тем же нотам, написанным Бартоком, что и Донаньи, использовал ту же партитуру, но просто он был дирижёром более высокого класса, чем Донаньи, и относился к сложным местам произведения с повышенной чувствительностью. Так что именно Талих дал новую жизнь “Танцевальной сюите” Бартока.

Эрнст фон Донаньи (1877-1960) — венгерский композитор, пианист и дирижёр.
Золтан Кодайи (1882-1967) — венгерский композитор и музыкант.
Бела Виктор Янош Барток (1881-1945) — выдающийся венгерский композитор и пианист.
Вацлав Талих (1883-1961) — чешский дирижёр и музыкант.


“Катя Кабанова”

Чешский композитор Леош Яначек знал об уникальном таланте Талиха и относился к нему с таким уважением, что доверял ему доведение до ума своих партитур и не вникал потом в сущность полученных результатов.
Раз уж речь зашла о Талихе и Яначеке, то стоит коротко вспомнить историю создания оперы “Катя Кабанова” по мотивам пьесы А.Н. Островского “Гроза”.
Работать над оперой Яначек стал в 1919 году и отталкивался от текста пьесы на чешском языке. Создавая либретто оперы, Яначек не знал, что Островский в своё время создал либретто по своей пьесе. Каково же было удивление чешского композитора, когда он узнал, что эти два либретто совпадают даже в деталях, вплоть до исключённых из сюжета персонажей.
При подготовке оперы к постановке дирижёр Франтишек Нойман внёс в партитуру некоторые изменения, и в таком виде опера была напечатана в 1922 году.
В 1928 году Яначек дополнил партитуру оперы, а Телих переработал оркестровку этой оперы.

Леош Яначек (1854-1928) — чешский композитор.
Франтишек Нойман (1874-1929) — чешский композитор и дирижёр.


Смерть Люлли

В XVII веке руководитель хора и оркестра ещё не мог управлять своими коллективами с помощью дирижёрской палочки, так как её ещё просто не существовало. Некоторые находили выход в том, что размахивали в силу своего разумения смычком и отбивали такт ногой.
Большинство же руководителей оркестров стояли неподвижно, отбивая такт баттутой, тяжёлым деревянным посохом, и задавая тем самым ритм и темп исполняемого произведения.
Подобная баттута сыграла роковую роль в жизни композитора Люлли. 18 января 1687 года он руководил исполнением своего произведения “Te Deum”, написанного в честь выздоровления короля Людовика XIV. В какой-то момент Люлли наконечником своей баттуты поранил себе ногу, вскоре на ней образовался злокачественный нарыв, затем перешедший в гангрену. Последовало несколько хирургических операций (ампутаций части ноги), которые не помогли, и 22 марта композитор скончался.

Жан Батист Люлли (1632-1687) — французский композитор итальянского происхождения; был также прекрасным скрипачом и танцором.


Вот так sforzando!

В 1796 году Бетховен начал стремительно терять слух, так что после 30 он уже практически ничего не слышал, так что не мог отличить верную ноту от неверной.
Кроме того, Бетховен был очень неуклюж и страдал забывчивостью, что в совокупности приводило к неприятным инцидентам.
Однажды Людвиг Шпор присутствовал при исполнении Бетховеном нового фортепьянного концерта. При первом же sforzando [резкое усиление звука] Бетховен так широко вскинул руки в стороны, что сбил с инструмента обе свечи. Публика рассмеялась, а Бетховен так рассвирепел от своей промашки, что заставил оркестр прекратить исполнение и начать сначала.
При следующем исполнении этого концерта композитор Зайфрид опасался повторения подобного же несчастья и поручил двум мальчикам-хористам встать по сторонам от Бетховена со свечами в руках. Один из мальчиков подошёл поближе к фортепиано и стал читать ноты фортепианной партитуры. Поэтому, когда пришёл черёд злосчастного sforzando, этот мальчик получил сильный удар правой рукой Бетховена по губам и выронил свечу. Другой мальчик был более внимательным: он успел отскочить и не получил удара.
Публика хохотала от восторга, а Бетховен со злости так ударил по инструменту, что порвал несколько струн и прервал концерт.

Людвиг ван Бетховен (1770-1827) — немецкий композитор и пианист.
Людвиг (Луи) Шпор (1784-1859) — немецкий композитор, дирижёр и скрипач.
Игнац Ксавер фон Зайфрид (1776-1841) — австрийский композитор и дирижёр.


Бетховен в конце жизни

При исполнении Седьмой симфонии Бетховен стал прибегать чуть ли не к акробатическим трюкам: он приседал, чтобы показать оркестру, что сейчас следует играть тихо, или подпрыгивал, когда ему требовалось форте.
Когда же оркестр смолк, Бетховен стал озадаченно оглядываться по сторонам и только тогда понял, что он потерял нужное ему место партитуры.

Во время исполнения Девятой симфонии в 1824 году Бетховен был уже так слаб и немощен, что его присутствие в зале было чисто символическим. Хор и музыканты во время исполнения руководствовались либо жестами пианиста, либо первой скрипки. Когда исполнение симфонии закончилось, публика стала восторженно аплодировать, но Бетховен стоял спиной к публике и не слышал ни звука.
Тогда одна из солисток взяла его за руку и повернула лицом к публике, которая начала размахивать шляпами, платками и просто руками, приветствуя композитора.
Овация длилась так долго, что полицейские чиновники потребовали от публики прекратить её — ведь не император же перед ними!


Карма Берлиоза

Сорок лет своей жизни Берлиоз проработал музыкальным критиком, написав сотни статей, и ни в одной из них он не рекламировал собственную музыку. Работа критиком приносила Берлиозу неплохой доход, позволявший содержать семью, но Берлиоз ненавидел это занятие.
Музыку он сочинял, в основном, по ночам, а работа дирижёром давала ему возможность разъезжать по свету и иногда исполнять собственные произведения. В Германии и России музыку Берлиоза ценили больше, чем во Франции.
Берлиоз рассказывал, что в Париже ему приходилось запрыгивать на сцену, чтобы спасти исполнение своего “Реквиема”, когда знаменитый дирижёр Хабенек прерывал в важнейших местах исполнение, чтобы понюхать очередную порцию табака. Так как Хабенек создал один из лучших в Европе симфонических оркестров и сам был прекрасным музыкантом, то Берлиоз сделал вывод о том, что соотечественники игнорируют его музыку или саботируют её исполнение.
Любовь к музыке Берлиоза проснулось во французах после франко-прусской войны.

Луи Эктор Берлиоз (1803-1869) — французский композитор и дирижёр.
Франсуа Антуан (Х)Абенек (1781-1849) — французский дирижёр, композитор и скрипач.


Источники мастерства Вагнера

Собственные взгляды Вагнера на искусство дирижёра сложились под влиянием его контактов и встреч с некоторыми известными композиторами и дирижёрами.
В начале своего творческого пути Вагнер восхищался творчеством Берлиоза, с которым даже поддерживал дружеские отношения во время их встреч в Лондоне и в Париже.
В детстве Вагнер встречался с Вебером, который создал основы современного порядка размещения оркестрантов.
Как только Вагнер обосновался в Дрездене, он сразу же перевёз туда пожилого Спонтини под предлогом, чтобы тот дирижировал его оперой “Весталка”; на самом деле он хотел изучить его изумительную технику дирижирования.
Считается, что так называемый “Наполеон оркестра” объяснил Вагнеру, что главное в их работе — не сводить глаз с оркестрантов, которые сидят в первом ряду; также дирижёр никогда не должен надевать очки, какими бы нарушениями зрения он не страдал.

Когда Вагнер обосновался в Дрездене, он перевёз в этот город из Лондона прах Вебера и устроил ему нечто вроде государственных похорон.

Примечание. Я не смог установить, кого из дирижёров в то время называли “Наполеоном оркестра”, но позднее так называли Менгельберга.

Карл Мария фон Вебер (1786-1826) — немецкий композитор, дирижёр и пианист.
Гаспаре Луиджи Пачифико Спонтини (1774-1851) — итальянский композитор и дирижёр.
Виллем Менгельберг (1871-1951) — голландский дирижёр.


Пожар страстей

Во время революции 1848 года в Дрездене сгорело здание Королевского оперного театра, который Вагнер в шутку считал своим. Случившийся пожар Вагнер приписывал опаляющей страсти, с которой накануне в этом здании исполнялась Девятая симфония Бетховена.

Вильгельм Рихард Вагнер (1813-1883) — немецкий композитор, дирижёр и теоретик искусства.


Кто хозяин?

Франц Штраус, отец Рихарда Штрауса, писал:

"Когда перед оркестром появляется новый человек, мы понимаем, кто тут хозяин, он или мы, уже по тому, как он поднимается на подиум и открывает партитуру — ещё до того, как он берется за палочку".

Франц Иосиф Штраус (1822-1905) — немецкий музыкант и композитор, отец Рихарда Штрауса; имел большой авторитет в Мюнхенской придворной опере.
Рихард Штраус (1864-1949) — немецкий композитор и дирижёр.


Дирижёр и власть

Канетти писал о сущности власти:

"Не существует более явственного выражения власти, чем дирижёр, исполняющий музыку. Каждая частность его публичного поведения проливает свет на природу власти. Человек, ничего о власти не знающий, может открывать, наблюдая за дирижёром, все её атрибуты, один за другим".

Элиас Канетти (1905-1994, NP по литературе 1981) — писатель и философ.

[Yorik]

Огастес Хейр: почти неизвестный писатель и джентльмен

Английский писатель, рассказчик и путешественник Огастес Хейр (Хэйр) практически не известен современному читателю, как в России, так и у себя на родине в Англии. Нет, там его, конечно, знают больше. Например, известный теперь и у нас, английский журналист и путешественник Генри Мортон в своих книгах часто ссылается на отзывы Хейра о посещённых тем местах.
Не обходится без упоминаний о Хейре и литература про привидения, о которых так много рассказывал он в своих воспоминаниях.
Остальным читателям про Огастеса Хейра рассказал Сомерсет Моэм в своём несколько автобиографическом очерке, который называется “Огастес”. Именно из этого источника я и позволил себе позаимствовать несколько отрывков, которые характеризуют не только личность Огастеса, но и некоторые черты английской жизни XIX века.

Огастес Джон Катберт Хейр (Hare, 1834-1903), но иногда его фамилию транскрибируют как Хэйр.
Генри Канова Воллам Мортон (1894-1979) – английский писатель и путешественник.
Уильям Сомерсет Моэм (1874-1965) – английский писатель.

Начну с прямой цитаты самого Огастеса Хейра, неплохо характеризующей нашего героя:

"Настоящий джентльмен знает своё место и занимает его без раздумий и колебаний".

Моэм считает, что

"Огастес считал себя не профессиональным литератором, а скорее джентльменом, который из чисто альтруистических соображений пишет книги, призванные помочь путешественникам с пользой насладиться красотой природы и искусства. Поскольку он издавал их за собственный счёт, они, вероятно, приносили ему значительные суммы".

В последние годы своей жизни Огастес Хейр перестал вести светский образ жизни и засел за написание мемуаров. В 1896 году вышли в свет первые три тома “Истории моей жизни”, в 1900 году – ещё три тома.
Моэм пишет:

"Редко какая книга удостаивалась такой единодушной враждебности критиков, но, надо признать, что если жизнеописание, пусть даже великого человека, выходит в шести томах, по пятьсот страниц каждый, то в нём легко найти, к чему придраться".

Приведу лишь несколько отзывов из изданий того времени.
Журнал “Saturday Review” назвал эту книгу памятником самодовольству и счёл её абсолютно лишённой такта.
“Pall Mall Gazette” выражала искреннее сочувствие человеку, придававшему хоть какое-то значение жизни столь заурядной.
Колумнист “The National Observer” в жизни не встречал автора столь многословного и самодовольного.
А “Blackwood's Edinburgh Magazine” вообще интересовался:

"Мистер Огастес Хейр? Кто это такой?"

Моэм пишет, что подобные отзывы не могли расстроить героя нашего очерка:

"Он написал книгу для себя и для своих родственников так же, как он написал “Историю двух благородных жизней” для высших слоёв общества, а не для широкой публики. Я полагаю, ему просто не пришло в голову, что в данном случае лучше было бы издать её самостоятельно. Даже после выхода в свет трёх последних томов он нисколько не смутился холодным приёмом и до конца жизни продолжал работать над воспоминаниями. Но благочестивых издателей на эту объёмную рукопись уже не нашлось".

Сам Моэм благородно отмечает достоинства “Истории моей жизни”:

"В эти шесть томов Огастес включил истории про привидения и прочие сверхъестественные явления, которые любил рассказывать замирающим от волнения дамам. Среди них есть просто замечательные".

Вместе с тем Моэм отмечает, что интересные истории, рассказанные Хейром,

"погребены под грудой скучных банальностей".

Он считает, что если бы автор воспоминаний использовал свои материалы для написания двух томов вместо шести, то могла бы получиться интересная книга.

Перейдём теперь всё-таки к личности самого Огастеса Хейра.

Когда Сомерсет Моэм гостил у Хейра, он обратил внимание на то, что некоторые молитвы, которые читал хозяин дома, например, перед обедом, звучат несколько непривычно. Заглянув в молитвенник Хейра, Моэм обнаружил, что некоторые строки аккуратно зачёркнуты.
Огастес Хейр своеобразно разъяснил свою позицию:

"Я вычеркнул все фразы, прославляющие Бога. Бог, разумеется, джентльмен, а ни одному джентльмену не понравится слушать славословия в свой адрес. Это бестактно, неуместно и вульгарно. Я думаю, такое преувеличенное низкопоклонство для него оскорбительно".

Распорядок дня в загородном поместье английского джентльмена в конце XIX века представляет определённый интерес, и я передаю слово Моэму:

"Ровно в восемь утра горничная в шуршащем платье из набивной ткани и наколке с широкой лентой вносила в комнату чашку чая и два тоненьких кусочка хлеба с маслом и ставила на столик у кровати. Зимой следом за ней являлась другая служанка, тоже в набивном платье, но уже не в таком шуршащем и сияющем; она выгребала из камина вчерашние угли, раскладывала дрова и разжигала огонь. В половине девятого горничная заходила снова, держа в руках маленький бидон горячей воды. Она опорожняла таз, в котором вы слегка ополоснулись накануне вечером, перед тем как лечь в постель, выливала туда содержимое бидона и накрывала полотенцем. Пока она этим занималась, вторая служанка расстилала белую клеенку, чтобы вода не проливалась на ковер, и устанавливала на неё — прямо напротив горящего камина — сидячую ванну. По обе стороны размещались два больших кувшина — с горячей и холодной водой, мыльница на подставке и банное полотенце. Затем горничные удалялись. Нынешнее поколение, наверное, никогда не видело сидячей ванны. Это была круглая лохань около трёх футов в диаметре и примерно восемнадцати дюймов глубиной со спинкой, доходившей до лопаток. Снаружи она была покрыта тёмно-желтой эмалью, а изнутри выкрашена в белый цвет. Поскольку места для ног не хватало, они свисали наружу и, чтобы их помыть, требовалось проявить чудеса гибкости и сноровки. А со спиной дело обстояло и того хуже: её можно было лишь полить водой из губки. В таком положении не понежишься, вытянувшись во весь рост, как в обычной ванне, и, если отсутствие комфорта лишает вас привычных пятнадцати минут приятных и плодотворных размышлений, то в девять часов, когда звонит звонок к завтраку, вы уже полностью готовы спуститься к столу, и это единственное преимущество данной конструкции".

В те далёкие времена было принято, что если вас пригласили на ужин, то через неделю следовало нанести визит вежливости хозяйке дома.
Однажды в кругу друзей, которые знали Хейра, Моэм рассказывал о затруднениях, связанных с подобными визитами:

"Случалось, что, когда дворецкий открывал мне дверь, я от волнения забывал имя дамы, к которой шёл. Рассказав об этом, я добавил, что, когда я поведал Огастесу о моём смущении, он ответил:

"Когда со мной такое случается, я просто интересуюсь:

“Её светлость дома?”",

и никто ни о чём не догадывается".

Все рассмеялись и сказали:

"Ах, в этом весь Огастес"!

Однажды после уикенда, проведённого у Хейра, Моэм получил записку от хозяина дома:

"Мой дорогой Вилли! Вчера, вернувшись с прогулки, вы сказали, что вас мучит жажда, и попросили чего-нибудь, чтобы промочить горло. Я никогда прежде не слышал от вас подобной вульгарности. Джентльмен никогда не попросит “промочить горло”, он может только попросить “что-нибудь выпить”. Искренне любящий вас Огастес".

Когда Моэм сказал Хейру, что ездил куда-то на автобусе, тот довольно сухо ответил:

"Я предпочитаю именовать упомянутый вами вид транспорта омнибусом".

Моэм возразил, что ведь Хейр не называет кеб кабриолетом, и получил отповедь:

"Это только потому, что люди сегодня стали очень невежественны и могут меня неправильно понять".

Следует заметить, что Огастес Хейр был твёрдо убеждён в том, что со времён его юности манеры людей стали значительно хуже. В качестве примера Хейр любил рассказывать историю о герцогине Кливлендской:

"Она снимала Остерли-парк и принимала множество гостей. Будучи хромой, она передвигалась, опираясь на трость чёрного дерева. Однажды, когда вся публика сидела в гостиной, герцогиня поднялась с места. Некий молодой человек, полагая, что она хочет позвонить в звонок, вскочил на ноги и сам позвонил за неё.
Герцогиня так ужасно рассердилась, что стукнула его палкой по голове.

"Сэр, ваша назойливость не имеет ничего общего с вежливостью", —

воскликнула она.

"И была совершенно права", —

заметил Огастес, а затем с благоговейным трепетом добавил:

"Ведь вполне возможно, она намеревалась удалиться в ватерклозет".

Его приглушенный тон как бы намекал, что даже герцогини отправляют естественные надобности.

"Она была настоящая аристократка", —

продолжил он. —

"Теперь уже ни одна дама себе не позволит, стоя, как она, на Бонд-стрит, хлестать лакея по щекам".

Катерина Люси Вильгельмина Паулетт (1819-1901) – герцогиня Кливлендская.

Когда Огастес Хейр гостил у лорда Элиота, то хозяин лично встретил гостя на станции, а потом совершенно замучил Хейра тем, что хотел непременно показать тому каждую дорожку в парке и каждую картину в доме.
В своём дневнике Хейр записал:

"Невозможно показать всё сразу, но лорд Элиот, видимо, об этом не догадывается".

Эдвард Гренвилл Элиот (1798-1877) – 3-й граф Сен-Жермен (Earl of St Germans).

Со знаменитыми литераторами Огастес Хейр общался мало, и я приведу почти полный перечень подобных встреч.

Когда Хейра представили Вордсворту, поэт прочитал ему несколько своих стихотворений, и Огастес отметил, что это было сделано “превосходно”.
Хейр также сказал, что Вордсворт больше говорил о себе и своём творчестве, и

"у меня сложилось впечатление, что он не то чтобы тщеславный, но самовлюблённый".

Различие здесь в том, что тщеславный человек интересуется вашим мнением о нём, а самовлюблённый – нет.

Уильям Вордсворт (1770-1859) – английский поэт.

Интересен взгляд Хейра на Теннисона:

"Теннисон выглядел старше, чем я ожидал, и потому его неряшливый вид не имел особого значения. Он казался неуклюжим и неотёсанным, и во всём его облике не было ничего поэтического; складывалось впечатление, что его интересует лишь суровая проза жизни".

Теннисон уже слышал о Хейре, как о занимательном рассказчике, и захотел послушать его истории, но оказался

"чрезвычайно плохим слушателем и постоянно перебивал меня своими вопросами... В целом же, взбалмошный поэт произвёл на меня скорее благоприятное впечатление. Когда тебя окружает такое море лести, трудно не сделаться эгоистом".

Альфред Теннисон (1809-1892) – английский поэт, любимый поэт королевы Виктории.

Поэт и драматург Роберт Браунинг (1812-1889) не произвёл на Хейра благоприятного впечатления, так же как, впрочем, и Карлейль:

"Он жаловался на здоровье, вертясь и ёрзая в кресле, и под конец сказал, что худшее наказание дьяволу — заставить его вечно жить с таким желудком, как у самого Карлейля".

Во время второго посещения, Карлейль, по словам Моэма,

"говорил не умолкая; он погружался в такие глубины сравнений, где слушателям невозможно было за ним уследить, и при этом довольно часто терял почву под ногами".

Томас Карлейль (1795-1881) – английский писатель, историк и философ.

Встречался Хейр и с молодым Оскаром Уальдом, про которого ему рассказали забавную историю:

"Однажды Уайльд спустился к завтраку очень бледный.

"Вы не заболели, мистер Уайльд?" —

вежливо поинтересовался кто-то из присутствующих.

"Нет, я не болен, просто устал", —

ответил он.

"Вчера я подобрал в лесу примулу. Бедняжке было так плохо, что я глаз не сомкнул, ухаживая за ней всю ночь".

Сэр Оскар Фингал О’Флаерти Уиллс Уайльд (1854-1900).

О литераторах, не имевших большого веса в обществе, Огастес Хейр отзывался довольно пренебрежительно. Он часто встречал в обществе Абрахама Хейварда, о котором написал:

"Поскольку мистера Хейварда постоянно приглашали те, кто боялся его остроумия, он неизменно мог рассчитывать на внимание публики, и, в целом, послушать его стоило".

Правда, ни одной реплики этого литератора Хейр так и не записал.
В другой раз Хейр написал, что Хейвард

"работавший в ранней юности помощником скромного провинциального поверенного, всегда считал наивысшим благом возможность вращаться в аристократических кругах. Став литератором, Хейвард воплотил свою мечту: как правило, он был блестяще остроумен и прекрасно осведомлён, невероятно насмешлив и очень груб".

Абрахам Хейвард (Hayward, 1801-1884) – английский литератор.

В заключение этого очерка я приведу поучительную историю о встрече молодого писателя Моэма с герцогом Аберкорном, рассказанную самим писателем:

"Я сидел рядом с пожилым джентльменом, про которого мне было известно, что это герцог Аберкорн. Он спросил, как меня зовут и, когда я ответил, сказал:

"Мне вас характеризовали как очень толкового молодого человека".

Я скромно, как полагается, ответил, и он вынул из кармана большой портсигар.

"Любите сигары?" —

спросил он меня, открывая моему взгляду ровный ряд крупных “гаван”.

"Очень", —

ответил я.
Я не решился сказать, что мне они не по карману, и я курю их, лишь когда меня угощают.

"Я тоже", —

сообщил он. —

"Поэтому, когда я иду на обед к вдовствующей даме, я всегда беру из дома свои. И вам советую".

Герцог внимательно осмотрел содержимое портсигара, выбрал одну, поднес её к уху, слегка нажал, чтобы удостовериться в её безупречности, а потом захлопнул портсигар и положил обратно в карман.
Он дал мне хороший совет, и с тех пор, как у меня появилась такая возможность, я всегда им пользуюсь".

Джеймс Гамильтон (1838-1913) – 2-й герцог Аберкорн.

[Yorik]

Сергей Довлатов и другие современные писатели

Реплика Симонова

В начале 1957 года на одной из литературных конференций выступала Галина Серебрякова, недавно реабилитированная и вернувшаяся из лагерей. Ей было уже за 50, да и пережитые испытания не прибавили ей молодости и красоты. Во время выступления она расстегнула кофту, чтобы продемонстрировать следы тюремных пыток.
Константин Симонов в это время задумчиво и цинично произнёс:

"Вот если бы это проделала Ахмадулина..."

Галина Иосифовна Серебрякова (в девичестве Бык-Бек, 1905-1980) – советская писательница.
Белла Ахатовна Ахмадулина (1937-2010) – русский поэт.


Мечты сбываются...

На одной из литературных встреч некий старый большевик вспоминал годы гражданской войны:

"Отбросили мы белых к Днепру. Распрягли коней. Решили отдохнуть. Сижу я у костра с ординарцем Васей. Говорю ему:

"Эх, Вася! Вот разобьём беляков, построим социализм — хорошая жизнь лет через двадцать наступит! Дожить бы!.."

Эти воспоминания неожиданно докончил Юз Алешковский:

"И через двадцать лет наступил тридцать восьмой год!"

Иосиф Ефимович Алешковский (1929-) больше известен как Юз Алешковский; русский писатель.


Помощь в изучении языка

В 1980 году Владимира Войновича выслали из СССР в ФРГ, где он ассимилировался с большим трудом, и даже через шесть лет пребывания в этой стране он практически не владел немецким языком.
Позднее он вспоминал о случае, ускорившем освоение немецкого языка:

"Однажды шёл я через улицу. Размечтался и чуть не угодил под машину. Водитель опустил стекло и заорал:

"Du bist ein Idiot".

И я неожиданно понял, что этот тип хотел сказать..."

Владимир Николаевич Войнович (1932-) – русский писатель.


За чужой счёт

На некой литературной конференции среди её участников оказались Наум Коржавин и Эдуард Лимонов. В заключительный день конференции состоялись прения, в которых каждому участнику полагалось выступление продолжительностью не более семи минут.
Когда дошла очередь до Коржавина, он все семь своих минут ругал Лимонова за аморализм. Через семь минут председатель прервал выступление Коржавина, несмотря на протесты последнего.
В этот момент Лимонов поинтересовался:

"Мне тоже полагается время?"

Председатель согласился:

"Да, семь минут".

Лимонов задаёт следующий вопрос:

"Могу ли я предоставить их Науму Коржавину?"

После положительного ответа председателя Коржавин ещё семь минут ругал Лимонова, причём, делал это уже за его счёт.

Эдуард Вениаминович Лимонов (Савенко, 1943-) – русский писатель.
Наум Моисеевич Коржавин (Н.М. Мандель, 1925-) – русский поэт.


Я не виноват!

В молодости прозаик Андрей Битов был довольно агрессивным человеком, особенно в состоянии алкогольного опьянения, и однажды он ударил поэта Андрея Вознесенского. Поскольку подобный поступок был уже не первым в жизни молодого писателя, то его привлекли к суду.
На суде Битов произнёс короткую речь в свою защиту:

"Выслушайте меня и примите объективное решение. Только сначала выслушайте, как было дело. Я расскажу вам, как это случилось, и тогда вы поймёте меня. А, следовательно, — простите. Ибо я не виноват. И сейчас это всем будет ясно. Главное, выслушайте, как было дело".

Судья поинтересовалась:

"Ну, и как было дело?"

Вдохновлённый Битов продолжал:

"Дело было так. Захожу я в “Континенталь”. Стоит Андрей Вознесенский. А теперь ответьте, —

воскликнул Битов, —

мог ли я не дать ему по физиономии?!"

Андрей Георгиевич Битов (1937-) – русский писатель.
Андрей Андреевич Вознесенский (1933-2010) – русский и советский поэт.


Если он против...

После тяжёлой операции на сердце, перенесённой Бродским в 1986 году, его в госпитале навестил Сергей Довлатов. Довлатов немного растерялся в больничной обстановке при виде тяжело больного поэта, а Бродский подавлял его и в нормальной обстановке, и, чтобы завязать разговор, брякнул невпопад:

"Вы тут болеете, и зря. А Евтушенко между тем выступает против колхозов".

Незадолго до этого на VIII съезде писателей СССР Евтушенко прославился своим очередным эпохальным выступлением.
На это Бродский с трудом тихо ответил:

"Если он против, я — за".

Иосиф Александрович Бродский (1940-1996) – русский и американский поэт, NP по литературе за 1987 год.
Евгений Александрович Евтушенко (Гангнус, 1932-2017) – советский поэт.
Сергей Донатович Довлатов-Мечик (1941-1990) – русский и американский писатель и журналист.


Подозреваемый

Поэтесса Наталья Горбаневская была одним из участников демонстрации протеста против ввода советских войск в Чехословакию, которая состоялась на Красной площади в Москве 25 августа 1968 года. Горбаневская вышла на площадь с грудным ребёнком на руках, поэтому после ареста всех участников этой протестной акции, её пожалели и отпустили, но привлекли к суду в качестве свидетельницы.
На одном из допросов кто-то из следователей указал на годовалого ребёнка:

"Это тоже свидетель?"

Горбаневская ответила:

"Нет, подозреваемый!"

Наталья Евгеньевна Горбаневская (1936-2013) – русский поэт и переводчик; правозащитница.


Слон – тоже большой

Когда Владимир Набоков хотел получить место профессора в Гарвардском Университете, его кандидатура обсуждалась на учёном совете. Все члены учёного совета были за Набокова, но нашёлся один человек, который был против. И этим человеком оказался Роман Якобсон, который в то время был председателем учёного совета, а по уставу Университета именно его голос был решающим.
Почему-то Якобсон очень не любил Набокова и не хотел видеть его в Гарварде.
Члены совета стали убеждать Якобсона:

"Мы должны пригласить Набокова - ведь он большой писатель".

Якобсон язвительно ответил:

"Ну, и что? Слон тоже большое животное. Мы же не предлагаем ему возглавить кафедру зоологии!"

Роман Осипович Якобсон (1896-1982) – российский и американский лингвист и литературовед.
Владимир Владимирович Набоков (1899-1977) – русский и американский писатель.


У Бабьего Яра

В одну из годовщин расстрелов у Бабьего Яра на неофициальном митинге выступил Виктор Некрасов. Его речь прервал выкрик из толпы:

"Здесь похоронены не только евреи!"

Некрасов ответил:

"Да, верно. Здесь похоронены не только евреи. Но лишь евреи были убиты за то, что они — евреи".

Виктор Платонович Некрасов (1911-1987) – русский писатель.

[Yorik]

Виктор Ардов и другие

Как известно, прекрасный советский сатирик Виктор Ефимович Ардов не оставил никаких воспоминаний, хотя за всю свою жизнь встречался со многими известными людьми. Этот недостаток частично восполнил его сын, протоиерей Михаил Викторович Ардов в своих мемуарных книгах, откуда я и позаимствовал предлагаемые вам сюжеты.

Виктор Ефимович Ардов (Зигберман, 1900-1976) – советский сатирик.
Михаил Викторович Ардов (1937-?) – протоиерей.


Забыл и - улыбнулся

Виктор Ардов, как и многие другие современники, утверждал, что Михаил Зощенко читал со сцены свои рассказы без улыбки, даже мрачновато, а публика умирала от смеха.
Ардов вспоминал:

"Как-то я спросил Михаила Михайловича, отчего он так мрачно читает. На это он мне сказал:

"Когда я сочиняю свои рассказы, я смеюсь так, что валюсь от смеха на диван. Но раз отсмеявшись над чем-нибудь, я уже больше никогда не смеюсь".

Но вот однажды я заметил, что во время чтения какого-то рассказа Зощенко против обыкновения улыбнулся. Когда он окончил, я спросил его:

"Почему вы улыбнулись?"

Он отвечал:

"Просто я забыл это место".

Тебе идти...

В двадцатые годы XX века Осип Брик ухаживал за первой женой Ардова, Ирой Ивановой. Как-то в одной компании Брик разговаривал с Ирой Ивановой, тут к ним подошёл Маяковский и обратился к Брику:

"Ося, я звонил домой. От Лилечки уже ушли. Она говорит, что ей страшно находиться в квартире одной. Кому-нибудь из нас надо ехать..."

Брик злорадно ответил:

"Вот ты и поезжай, Володенька".

Осип Максимович Брик (1888-1945) – литературовед.
Ирина Константиновна Иванова - первая жена Виктора Ардова.


Знакомый приёмчик

Однажды Ардов с цирковым деятелем Данкманом гуляли в фойе московского цирка и обсуждали новый договор с Ардовым. Возле буфетной стойки Данкман протянул Ардову пирожное:

"Угощайтесь, пожалуйста!"

Ардов пирожное не взял и ответил:

"Благодарю вас, не стоит. Я сейчас съем это пирожное, а потом буду вынужден уступить вам несколько сот рублей из моего гонорара..."

Данкман разочарованно положил пирожное обратно:

"Ах, вы этот приёмчик знаете".

Александр Морисович Данкман (1888-1951) – цирковой и эстрадный деятель.


Встреча

Когда летом 1953 года Лидию Русланову выпустили из тюрьмы, жить в Москве ей было негде, и она поехала на Большую Ордынку к Ардовым, с которыми была дружна раньше.
Русланова позднее рассказывала, что Ардов, едва расцеловавшись с ней, начал в своём стиле:

"Лидка, я тебе сейчас новый анекдот расскажу..."

Лидия Андреевна Русланова (1900-1973) – советская певица; имя при рождении Прасковья Андриановна Лейкина-Горшенина.


Переиначил фамилию

Однажды в Коктебеле известный московский адвокат Мария Сергеевна Благоволина рассказывала Михаилу Ардову, сыну известного сатирика:

"А ты знаешь, как твой отец переиначил нашу фамилию?"

Михаил Ардов удивился:

"Нет, не знаю".

Благоволина закончила:

"В одном своём фельетоне, ещё в двадцатых годах, он так написал:

"Известный гинеколог профессор Влагаболин…"

Сергей Иванович Благоволин (1865—1947) – профессор, отец М.С. Благоволиной.
Иван Игнатьевич Благоволин (1827-1905) – протоиерей, дед адвоката.


Ардов-пророк

Владимир Гиппиус был родственником известной поэтессы Зинаиды Гиппиус, и потому свои стихи подписывал псевдонимами, один из которых был “Басманов”.
Виктор Ардов надписал ему свою новую книгу:

"Сунь это в один из карманов —
Отверженный Богом Басманов".

Второй стих взят у поэта А.К. Толстого из его короткой поэмы “Василий Шибанов”.
Владимир Гиппиус-Басманов умер от голода в блокадном Ленинграде уже 4 ноября 1941 года. Надпись на книге оказалась провидческой.

Владимир (Вальдемар) Васильевич Гиппиус (1876-1941) – русский поэт.
Граф Алексей Константинович Толстой (1817-1875) – русский писатель и поэт.


Эпиграмма Ардова

О баснях Сергея Михалкова Ардов отозвался эпиграммой:

"Скажу про басни Михалкова,
Что он их пишет бестолково.
Ему досталась от Эзопа,
Как видно, не язык, а жопа".

Сергей Владимирович Михалков (1913-2009) – советский писатель.


Последний том

О советской литературе Виктор Ардов отзывался так:

"В полном собрании сочинений любого нашего классика последний том должен иметь такой подзаголовок:

"Письма, заявления и доносы".

Крутой Леонидов

Мхатовского актёра Л.М. Леонидова из-за его характера побаивался немного даже сам Станиславский, но тот был одним из самых талантливых членов театральной труппы...
Когда мхатовцы плыли на корабле через Атлантический океан, они обедали в первоклассном ресторане и одевались к столу соответственно. Однако Леонидов постоянно приходил к столу без галстука, а то и вовсе без пиджака.
Через пару дней Станиславский делает Леонидову замечание:

"Леонид Миронович, тут один англичанин мне говорил... Он удивляется... Здесь положено являться к обеду тщательно одетым, а вы себе позволяете..."

Леонидов гневно перебил Станиславского:

"Что?! Покажите-ка мне этого англичанина. Да я ему сейчас..."

Станиславский от неожиданности только и смог пролепетать невпопад:

"Его тут нет... Он на минуточку сошёл с парохода".

Леонид Миронович Леонидов (Вольфензон, 1873-1941) – народный артист СССР (1936).


Любовь к фанфарам

Когда во МХАТ’е хоронили кого-нибудь из основателей труппы, то при выносе гроба всегда звучали фанфары из финальной сцены спектакля “Гамлет”.
Старики-основатели с пренебрежением относились к актёрам следующего поколения, и те отвечали им взаимной “любовью”.
Например, талантливейший актёр Борис Добронравов, увидев в театре кого-нибудь из “стариков”, хорошо поставленным басом произносил:

"Давно я, грешник, фанфар не слышал..."

Борис Георгиевич Добронравов (1896-1949) – актёр, народный артист СССР (1937).

[Yorik]

Веничка Ерофеев, каким его видели окружающие

Потеряв голос, первое время Веня общался с посетителями посредством коротких записок, но через год ему достали какой-то "говорильный аппарат" на батарейках, и вот этот-то механический голос Венички мы только и можем услышать. К огромному сожалению.

К этому периоду относится случай с писателем Анатолием Ивановым, который в то время работал над составлением комментариев к собранию сочинений Саши Чёрного. Иванов при свидании с Веничкой вслух поинтересовался:

"Кому бы могли принадлежать слова:

"Покойся, милый прах, до радостного утра".

Веничкин аппарат что-то забулькал, но явственно услышалось лишь слово "Карамзин". Иванов взял томик Карамзина и быстро нашёл эту эпитафию, а Веничкин аппарат радостно выдал:

"Ну, я же говорил – Карамзин".

Из заметок Вени Ерофеева можно извлечь сжатую характеристику поэтов "серебряного века", данную относительно одного из самых любимых им поэтов:

"Все мои любимцы начала века всё-таки серьёзны и амбициозны (не исключая и П. Потёмкина). Когда случается у них у всех по очереди бывать в гостях, замечаешь, что у каждого что-нибудь да нельзя. Ни покурить, ни как следует поддать, ни загнуть не-пур-ла-дамный анекдот, ни поматериться.
С башни Вяч. Иванова не высморкаешься, на трюмо Мирры Лохвицкой не поблюёшь. А в компании Саши Чёрного всё это можно, он несерьёзен, в самом жёлчном и наилучшем значении этого слова...
Глядя на вещи, Рукавишников почёсывает пузо, Кузмин — переносицу, Клюев чешет в затылке, Маяковский — в мошонке. У Саши Чёрного тоже свой собственный зуд — но зуд подвздошный — приготовление к звучной и точно адресованной харкотине...
С Сашей Чёрным хорошо сидеть под чёрной смородиной ("объедаясь ледяной простоквашею") или под кипарисом ("и есть индюшку с рисом")... здесь приятельское отношение, вместо дистанционного пиетета и обожания".

Пётр Петрович Потёмкин (1866-1926) – русский поэт, драматург и переводчик.
Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949) – русский поэт и философ.
Мария (Мирра) Александровна Лохвицкая (1866-1905) – русская поэтесса.
Иван Сергеевич Рукавишников (1877-1932) – русский поэт и писатель.
Михаил Алексеевич Кузмин (1872-1936) – русский поэт и прозаик.
Николай Алексеевич Клюев (1884-1937) – русский поэт (новокрестьянское направление).
Саша Чёрный (Александр Михайлович Гликберг, 1880-1932) – русский поэт.

Во время бесед Ерофеев иногда разражался блестящими высказываниями о своих любимых поэтах вроде Игоря Северянина или Зинаиды Гиппиус, но все уговоры, чтобы он занёс эти экспромты на бумагу, оказывались безрезультатными. Веничка никогда не писал ни по заказу, ни под давлением.
Многие считают, что из-за постоянного любопытства и давления своих почитателей Ерофеев так и не закончил пьесу "Фанни Каплан". От пьесы остались разрозненные отрывки, которые попыталась привести в какой-то законченный вид (или даже дописать пьесу) вторая жена писателя, Галина Павловна Носова (1941-1993).

Однажды Ерофееву пришлось отвечать на вопросы, присланные журналом "Континент". Обычные люди быстро разделываются с подобными опросами, но Веничка раздумывал над каждым пунктом. На замечание, чего он тянет, Ерофеев возразил в своём духе:

"Я так просто не могу — мне ведь надо с выебонами".

Веничка даже успел при жизни удостоиться официального признания.
Это произошло по поводу его пятидесятилетия. В Доме Архитектора 21 октября 1988 года был устроен "творческий вечер писателя Венедикта Ерофеева".
В фойе Дома толпился различный народ, спокойно прошествовали на "творческий вечер" такие люди, как пародист Александр Иванов и Михаил Жванецкий, но едва появился Ерофеев, как путь ему сразу же преградил суровый охранник. Видимо, Веничка даже внешне не вписывался в ряды советского истеблишмента.
Но тут сразу же засуетились организаторы вечера:

"Вы что, не видите? Это же юбиляр, виновник торжества... Это же сам Ерофеев".

Недоразумение было быстро улажено, и "сам Ерофеев" был допущен проследовать на своё торжество.
Всё это время Веничка стоял с невозмутимым видом.

Александр Александрович Иванов (1936-1996) - советский поэт-пародист.
Михаил Михайлович Жванецкий (1934-) - писатель-сатирик.

Многих озадачивало и удивляло отношение Ерофеева к положительным и отрицательным (с точки зрения официальной идеологии) героям истории, текущей политики и литературы.
Веничка любил и "чёрных полковников" из Греции, и Моше Даяна, и императора-людоеда Бокассу, и диктатора Сомосу, и многих-многих других. В Библии он чтил царя Саула, а Давиду многое прощал за историю с Вирсавией. Апостола Павла он любил за его отречения от Христа.
Как вспоминает Ольга Александровна Седакова (1949- ):

"Ему нравилось все антигероическое, все антиподвиги, и расстроенное фортепьяно — больше нерасстроенного".

Моше Даян (1915-1981) — генерал, министр обороны Израиля в 1967-1974 гг.
Жан Бедель Бокасса (1921-1996) – президент ЦАР в 1966-1976 гг.; император ЦАИ в 1976-1979 гг.
Анастасио Сомоса Гарсиа (1896-1956) – правитель Никарагуа с 1936 г.
Луис Анастасио Сомоса (1922-1967) – президент Никарагуа с 1957.

К сюжету о Венином фортепьяно следует добавить ещё один фрагмент из воспоминаний Седаковой:

"На его безумном фортепьяно, не поддающемся ремонту, где ни один звук не похож был на себя — и хорошо ещё, если он был один: из отдельно взятой клавиши извлекался обычно целый мерзкий аккорд — на этом фортепьяно игрывали, к великому удовольствию хозяина, видные пианисты и композиторы. Всех гадких утят он любил — и не потому, что провидел в них будущих лебедей: от лебедей его как раз тошнило. Так, прекрасно зная русскую поэзию, всем её лебедям он предпочитал Игоря Северянина — за откровенный моветон".

За пару лет до смерти Веничка в приватной беседе высказался о причинах долгого литературного молчания, но в своей манере:

"...виною молчания ещё и постоянное отсутствие одиночества: стены закрытых кабин мужских туалетов исписаны все, снизу доверху; в открытых — ни строчки".

Вторая жена Венички, Галина Носова, вспоминала о том, как она впервые услышала о поэме Венички Ерофеева и, соответственно, об её авторе:

"Я дружила с Айхенвальдом, и однажды на мой вопрос, "что нового в литературе", он сказал (учтите, что это московский интеллигент, не пил, не курил, матом не ругался):

"Есть такое гениальное произведение “Москва — Петушки”, но ты этого не поймешь".

Я стала, как дура, спрашивать, в чём там дело, а моя знакомая отвечает:

"Да просто пьяница едет в электричке".

Я потом то же отвечала, когда пришлось Вене оформлять военный билет. Врачи в психоневрологическом диспансере как узнали, что он автор “Петушков”, все выспрашивали:

"Ну, что там? Ну, хоть в одной главе?"
"Да ничего особенного: едет пьяница в электричке".

Юрий Александрович Айхенвальд (1828-1993) — российский поэт, переводчик и правозащитник.

Некоторые строки из воспоминаний Вадима Тихонова, старого друга Венички, дают правдивое представление о жизни и быте того времени.
О том времени, когда они работали на прокладке кабелей, Тихонов кратко вспоминает:

"Ну, как мы работали – мы читали и пили, и больше ничего не делали".

Впрочем, в другом месте своих воспоминаний он воссоздаёт атмосферу Веничкиного творчества в кругу своих друзей:

"Ну, не мог он дописать свою "Вальпургиеву ночь", ну, не получалось! А мы ему так сказали: за каждую страницу будешь получать стакан..."

Выходит, что продвигая процесс создания пьесы, пусть и замечательной, они губили её автора.

[Yorik]

Веничка Ерофеев, каким его видели окружающие

Потеряв голос, первое время Веня общался с посетителями посредством коротких записок, но через год ему достали какой-то "говорильный аппарат" на батарейках, и вот этот-то механический голос Венички мы только и можем услышать. К огромному сожалению.

К этому периоду относится случай с писателем Анатолием Ивановым, который в то время работал над составлением комментариев к собранию сочинений Саши Чёрного. Иванов при свидании с Веничкой вслух поинтересовался:

"Кому бы могли принадлежать слова:

"Покойся, милый прах, до радостного утра".

Веничкин аппарат что-то забулькал, но явственно услышалось лишь слово "Карамзин". Иванов взял томик Карамзина и быстро нашёл эту эпитафию, а Веничкин аппарат радостно выдал:

"Ну, я же говорил – Карамзин".

Из заметок Вени Ерофеева можно извлечь сжатую характеристику поэтов "серебряного века", данную относительно одного из самых любимых им поэтов:

"Все мои любимцы начала века всё-таки серьёзны и амбициозны (не исключая и П. Потёмкина). Когда случается у них у всех по очереди бывать в гостях, замечаешь, что у каждого что-нибудь да нельзя. Ни покурить, ни как следует поддать, ни загнуть не-пур-ла-дамный анекдот, ни поматериться.
С башни Вяч. Иванова не высморкаешься, на трюмо Мирры Лохвицкой не поблюёшь. А в компании Саши Чёрного всё это можно, он несерьёзен, в самом жёлчном и наилучшем значении этого слова...
Глядя на вещи, Рукавишников почёсывает пузо, Кузмин — переносицу, Клюев чешет в затылке, Маяковский — в мошонке. У Саши Чёрного тоже свой собственный зуд — но зуд подвздошный — приготовление к звучной и точно адресованной харкотине...
С Сашей Чёрным хорошо сидеть под чёрной смородиной ("объедаясь ледяной простоквашею") или под кипарисом ("и есть индюшку с рисом")... здесь приятельское отношение, вместо дистанционного пиетета и обожания".

Пётр Петрович Потёмкин (1866-1926) – русский поэт, драматург и переводчик.
Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949) – русский поэт и философ.
Мария (Мирра) Александровна Лохвицкая (1866-1905) – русская поэтесса.
Иван Сергеевич Рукавишников (1877-1932) – русский поэт и писатель.
Михаил Алексеевич Кузмин (1872-1936) – русский поэт и прозаик.
Николай Алексеевич Клюев (1884-1937) – русский поэт (новокрестьянское направление).
Саша Чёрный (Александр Михайлович Гликберг, 1880-1932) – русский поэт.

Во время бесед Ерофеев иногда разражался блестящими высказываниями о своих любимых поэтах вроде Игоря Северянина или Зинаиды Гиппиус, но все уговоры, чтобы он занёс эти экспромты на бумагу, оказывались безрезультатными. Веничка никогда не писал ни по заказу, ни под давлением.
Многие считают, что из-за постоянного любопытства и давления своих почитателей Ерофеев так и не закончил пьесу "Фанни Каплан". От пьесы остались разрозненные отрывки, которые попыталась привести в какой-то законченный вид (или даже дописать пьесу) вторая жена писателя, Галина Павловна Носова (1941-1993).

Однажды Ерофееву пришлось отвечать на вопросы, присланные журналом "Континент". Обычные люди быстро разделываются с подобными опросами, но Веничка раздумывал над каждым пунктом. На замечание, чего он тянет, Ерофеев возразил в своём духе:

"Я так просто не могу — мне ведь надо с выебонами".

Веничка даже успел при жизни удостоиться официального признания.
Это произошло по поводу его пятидесятилетия. В Доме Архитектора 21 октября 1988 года был устроен "творческий вечер писателя Венедикта Ерофеева".
В фойе Дома толпился различный народ, спокойно прошествовали на "творческий вечер" такие люди, как пародист Александр Иванов и Михаил Жванецкий, но едва появился Ерофеев, как путь ему сразу же преградил суровый охранник. Видимо, Веничка даже внешне не вписывался в ряды советского истеблишмента.
Но тут сразу же засуетились организаторы вечера:

"Вы что, не видите? Это же юбиляр, виновник торжества... Это же сам Ерофеев".

Недоразумение было быстро улажено, и "сам Ерофеев" был допущен проследовать на своё торжество.
Всё это время Веничка стоял с невозмутимым видом.

Александр Александрович Иванов (1936-1996) - советский поэт-пародист.
Михаил Михайлович Жванецкий (1934-) - писатель-сатирик.

Многих озадачивало и удивляло отношение Ерофеева к положительным и отрицательным (с точки зрения официальной идеологии) героям истории, текущей политики и литературы.
Веничка любил и "чёрных полковников" из Греции, и Моше Даяна, и императора-людоеда Бокассу, и диктатора Сомосу, и многих-многих других. В Библии он чтил царя Саула, а Давиду многое прощал за историю с Вирсавией. Апостола Павла он любил за его отречения от Христа.
Как вспоминает Ольга Александровна Седакова (1949- ):

"Ему нравилось все антигероическое, все антиподвиги, и расстроенное фортепьяно — больше нерасстроенного".

Моше Даян (1915-1981) — генерал, министр обороны Израиля в 1967-1974 гг.
Жан Бедель Бокасса (1921-1996) – президент ЦАР в 1966-1976 гг.; император ЦАИ в 1976-1979 гг.
Анастасио Сомоса Гарсиа (1896-1956) – правитель Никарагуа с 1936 г.
Луис Анастасио Сомоса (1922-1967) – президент Никарагуа с 1957.

К сюжету о Венином фортепьяно следует добавить ещё один фрагмент из воспоминаний Седаковой:

"На его безумном фортепьяно, не поддающемся ремонту, где ни один звук не похож был на себя — и хорошо ещё, если он был один: из отдельно взятой клавиши извлекался обычно целый мерзкий аккорд — на этом фортепьяно игрывали, к великому удовольствию хозяина, видные пианисты и композиторы. Всех гадких утят он любил — и не потому, что провидел в них будущих лебедей: от лебедей его как раз тошнило. Так, прекрасно зная русскую поэзию, всем её лебедям он предпочитал Игоря Северянина — за откровенный моветон".

За пару лет до смерти Веничка в приватной беседе высказался о причинах долгого литературного молчания, но в своей манере:

"...виною молчания ещё и постоянное отсутствие одиночества: стены закрытых кабин мужских туалетов исписаны все, снизу доверху; в открытых — ни строчки".

Вторая жена Венички, Галина Носова, вспоминала о том, как она впервые услышала о поэме Венички Ерофеева и, соответственно, об её авторе:

"Я дружила с Айхенвальдом, и однажды на мой вопрос, "что нового в литературе", он сказал (учтите, что это московский интеллигент, не пил, не курил, матом не ругался):

"Есть такое гениальное произведение “Москва — Петушки”, но ты этого не поймешь".

Я стала, как дура, спрашивать, в чём там дело, а моя знакомая отвечает:

"Да просто пьяница едет в электричке".

Я потом то же отвечала, когда пришлось Вене оформлять военный билет. Врачи в психоневрологическом диспансере как узнали, что он автор “Петушков”, все выспрашивали:

"Ну, что там? Ну, хоть в одной главе?"
"Да ничего особенного: едет пьяница в электричке".

Юрий Александрович Айхенвальд (1828-1993) — российский поэт, переводчик и правозащитник.

Некоторые строки из воспоминаний Вадима Тихонова, старого друга Венички, дают правдивое представление о жизни и быте того времени.
О том времени, когда они работали на прокладке кабелей, Тихонов кратко вспоминает:

"Ну, как мы работали – мы читали и пили, и больше ничего не делали".

Впрочем, в другом месте своих воспоминаний он воссоздаёт атмосферу Веничкиного творчества в кругу своих друзей:

"Ну, не мог он дописать свою "Вальпургиеву ночь", ну, не получалось! А мы ему так сказали: за каждую страницу будешь получать стакан..."

Выходит, что продвигая процесс создания пьесы, пусть и замечательной, они губили её автора.

[Yorik]

Веничка Ерофеев, каким его видели окружающие

Потеряв голос, первое время Веня общался с посетителями посредством коротких записок, но через год ему достали какой-то "говорильный аппарат" на батарейках, и вот этот-то механический голос Венички мы только и можем услышать. К огромному сожалению.

К этому периоду относится случай с писателем Анатолием Ивановым, который в то время работал над составлением комментариев к собранию сочинений Саши Чёрного. Иванов при свидании с Веничкой вслух поинтересовался:

"Кому бы могли принадлежать слова:

"Покойся, милый прах, до радостного утра".

Веничкин аппарат что-то забулькал, но явственно услышалось лишь слово "Карамзин". Иванов взял томик Карамзина и быстро нашёл эту эпитафию, а Веничкин аппарат радостно выдал:

"Ну, я же говорил – Карамзин".

Из заметок Вени Ерофеева можно извлечь сжатую характеристику поэтов "серебряного века", данную относительно одного из самых любимых им поэтов:

"Все мои любимцы начала века всё-таки серьёзны и амбициозны (не исключая и П. Потёмкина). Когда случается у них у всех по очереди бывать в гостях, замечаешь, что у каждого что-нибудь да нельзя. Ни покурить, ни как следует поддать, ни загнуть не-пур-ла-дамный анекдот, ни поматериться.
С башни Вяч. Иванова не высморкаешься, на трюмо Мирры Лохвицкой не поблюёшь. А в компании Саши Чёрного всё это можно, он несерьёзен, в самом жёлчном и наилучшем значении этого слова...
Глядя на вещи, Рукавишников почёсывает пузо, Кузмин — переносицу, Клюев чешет в затылке, Маяковский — в мошонке. У Саши Чёрного тоже свой собственный зуд — но зуд подвздошный — приготовление к звучной и точно адресованной харкотине...
С Сашей Чёрным хорошо сидеть под чёрной смородиной ("объедаясь ледяной простоквашею") или под кипарисом ("и есть индюшку с рисом")... здесь приятельское отношение, вместо дистанционного пиетета и обожания".

Пётр Петрович Потёмкин (1866-1926) – русский поэт, драматург и переводчик.
Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949) – русский поэт и философ.
Мария (Мирра) Александровна Лохвицкая (1866-1905) – русская поэтесса.
Иван Сергеевич Рукавишников (1877-1932) – русский поэт и писатель.
Михаил Алексеевич Кузмин (1872-1936) – русский поэт и прозаик.
Николай Алексеевич Клюев (1884-1937) – русский поэт (новокрестьянское направление).
Саша Чёрный (Александр Михайлович Гликберг, 1880-1932) – русский поэт.

Во время бесед Ерофеев иногда разражался блестящими высказываниями о своих любимых поэтах вроде Игоря Северянина или Зинаиды Гиппиус, но все уговоры, чтобы он занёс эти экспромты на бумагу, оказывались безрезультатными. Веничка никогда не писал ни по заказу, ни под давлением.
Многие считают, что из-за постоянного любопытства и давления своих почитателей Ерофеев так и не закончил пьесу "Фанни Каплан". От пьесы остались разрозненные отрывки, которые попыталась привести в какой-то законченный вид (или даже дописать пьесу) вторая жена писателя, Галина Павловна Носова (1941-1993).

Однажды Ерофееву пришлось отвечать на вопросы, присланные журналом "Континент". Обычные люди быстро разделываются с подобными опросами, но Веничка раздумывал над каждым пунктом. На замечание, чего он тянет, Ерофеев возразил в своём духе:

"Я так просто не могу — мне ведь надо с выебонами".

Веничка даже успел при жизни удостоиться официального признания.
Это произошло по поводу его пятидесятилетия. В Доме Архитектора 21 октября 1988 года был устроен "творческий вечер писателя Венедикта Ерофеева".
В фойе Дома толпился различный народ, спокойно прошествовали на "творческий вечер" такие люди, как пародист Александр Иванов и Михаил Жванецкий, но едва появился Ерофеев, как путь ему сразу же преградил суровый охранник. Видимо, Веничка даже внешне не вписывался в ряды советского истеблишмента.
Но тут сразу же засуетились организаторы вечера:

"Вы что, не видите? Это же юбиляр, виновник торжества... Это же сам Ерофеев".

Недоразумение было быстро улажено, и "сам Ерофеев" был допущен проследовать на своё торжество.
Всё это время Веничка стоял с невозмутимым видом.

Александр Александрович Иванов (1936-1996) - советский поэт-пародист.
Михаил Михайлович Жванецкий (1934-) - писатель-сатирик.

Многих озадачивало и удивляло отношение Ерофеева к положительным и отрицательным (с точки зрения официальной идеологии) героям истории, текущей политики и литературы.
Веничка любил и "чёрных полковников" из Греции, и Моше Даяна, и императора-людоеда Бокассу, и диктатора Сомосу, и многих-многих других. В Библии он чтил царя Саула, а Давиду многое прощал за историю с Вирсавией. Апостола Павла он любил за его отречения от Христа.
Как вспоминает Ольга Александровна Седакова (1949- ):

"Ему нравилось все антигероическое, все антиподвиги, и расстроенное фортепьяно — больше нерасстроенного".

Моше Даян (1915-1981) — генерал, министр обороны Израиля в 1967-1974 гг.
Жан Бедель Бокасса (1921-1996) – президент ЦАР в 1966-1976 гг.; император ЦАИ в 1976-1979 гг.
Анастасио Сомоса Гарсиа (1896-1956) – правитель Никарагуа с 1936 г.
Луис Анастасио Сомоса (1922-1967) – президент Никарагуа с 1957.

К сюжету о Венином фортепьяно следует добавить ещё один фрагмент из воспоминаний Седаковой:

"На его безумном фортепьяно, не поддающемся ремонту, где ни один звук не похож был на себя — и хорошо ещё, если он был один: из отдельно взятой клавиши извлекался обычно целый мерзкий аккорд — на этом фортепьяно игрывали, к великому удовольствию хозяина, видные пианисты и композиторы. Всех гадких утят он любил — и не потому, что провидел в них будущих лебедей: от лебедей его как раз тошнило. Так, прекрасно зная русскую поэзию, всем её лебедям он предпочитал Игоря Северянина — за откровенный моветон".

За пару лет до смерти Веничка в приватной беседе высказался о причинах долгого литературного молчания, но в своей манере:

"...виною молчания ещё и постоянное отсутствие одиночества: стены закрытых кабин мужских туалетов исписаны все, снизу доверху; в открытых — ни строчки".

Вторая жена Венички, Галина Носова, вспоминала о том, как она впервые услышала о поэме Венички Ерофеева и, соответственно, об её авторе:

"Я дружила с Айхенвальдом, и однажды на мой вопрос, "что нового в литературе", он сказал (учтите, что это московский интеллигент, не пил, не курил, матом не ругался):

"Есть такое гениальное произведение “Москва — Петушки”, но ты этого не поймешь".

Я стала, как дура, спрашивать, в чём там дело, а моя знакомая отвечает:

"Да просто пьяница едет в электричке".

Я потом то же отвечала, когда пришлось Вене оформлять военный билет. Врачи в психоневрологическом диспансере как узнали, что он автор “Петушков”, все выспрашивали:

"Ну, что там? Ну, хоть в одной главе?"
"Да ничего особенного: едет пьяница в электричке".

Юрий Александрович Айхенвальд (1828-1993) — российский поэт, переводчик и правозащитник.

Некоторые строки из воспоминаний Вадима Тихонова, старого друга Венички, дают правдивое представление о жизни и быте того времени.
О том времени, когда они работали на прокладке кабелей, Тихонов кратко вспоминает:

"Ну, как мы работали – мы читали и пили, и больше ничего не делали".

Впрочем, в другом месте своих воспоминаний он воссоздаёт атмосферу Веничкиного творчества в кругу своих друзей:

"Ну, не мог он дописать свою "Вальпургиеву ночь", ну, не получалось! А мы ему так сказали: за каждую страницу будешь получать стакан..."

Выходит, что продвигая процесс создания пьесы, пусть и замечательной, они губили её автора.

[Yorik]

Веничка Ерофеев, каким его видели окружающие

Потеряв голос, первое время Веня общался с посетителями посредством коротких записок, но через год ему достали какой-то "говорильный аппарат" на батарейках, и вот этот-то механический голос Венички мы только и можем услышать. К огромному сожалению.

К этому периоду относится случай с писателем Анатолием Ивановым, который в то время работал над составлением комментариев к собранию сочинений Саши Чёрного. Иванов при свидании с Веничкой вслух поинтересовался:

"Кому бы могли принадлежать слова:

"Покойся, милый прах, до радостного утра".

Веничкин аппарат что-то забулькал, но явственно услышалось лишь слово "Карамзин". Иванов взял томик Карамзина и быстро нашёл эту эпитафию, а Веничкин аппарат радостно выдал:

"Ну, я же говорил – Карамзин".

Из заметок Вени Ерофеева можно извлечь сжатую характеристику поэтов "серебряного века", данную относительно одного из самых любимых им поэтов:

"Все мои любимцы начала века всё-таки серьёзны и амбициозны (не исключая и П. Потёмкина). Когда случается у них у всех по очереди бывать в гостях, замечаешь, что у каждого что-нибудь да нельзя. Ни покурить, ни как следует поддать, ни загнуть не-пур-ла-дамный анекдот, ни поматериться.
С башни Вяч. Иванова не высморкаешься, на трюмо Мирры Лохвицкой не поблюёшь. А в компании Саши Чёрного всё это можно, он несерьёзен, в самом жёлчном и наилучшем значении этого слова...
Глядя на вещи, Рукавишников почёсывает пузо, Кузмин — переносицу, Клюев чешет в затылке, Маяковский — в мошонке. У Саши Чёрного тоже свой собственный зуд — но зуд подвздошный — приготовление к звучной и точно адресованной харкотине...
С Сашей Чёрным хорошо сидеть под чёрной смородиной ("объедаясь ледяной простоквашею") или под кипарисом ("и есть индюшку с рисом")... здесь приятельское отношение, вместо дистанционного пиетета и обожания".

Пётр Петрович Потёмкин (1866-1926) – русский поэт, драматург и переводчик.
Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949) – русский поэт и философ.
Мария (Мирра) Александровна Лохвицкая (1866-1905) – русская поэтесса.
Иван Сергеевич Рукавишников (1877-1932) – русский поэт и писатель.
Михаил Алексеевич Кузмин (1872-1936) – русский поэт и прозаик.
Николай Алексеевич Клюев (1884-1937) – русский поэт (новокрестьянское направление).
Саша Чёрный (Александр Михайлович Гликберг, 1880-1932) – русский поэт.

Во время бесед Ерофеев иногда разражался блестящими высказываниями о своих любимых поэтах вроде Игоря Северянина или Зинаиды Гиппиус, но все уговоры, чтобы он занёс эти экспромты на бумагу, оказывались безрезультатными. Веничка никогда не писал ни по заказу, ни под давлением.
Многие считают, что из-за постоянного любопытства и давления своих почитателей Ерофеев так и не закончил пьесу "Фанни Каплан". От пьесы остались разрозненные отрывки, которые попыталась привести в какой-то законченный вид (или даже дописать пьесу) вторая жена писателя, Галина Павловна Носова (1941-1993).

Однажды Ерофееву пришлось отвечать на вопросы, присланные журналом "Континент". Обычные люди быстро разделываются с подобными опросами, но Веничка раздумывал над каждым пунктом. На замечание, чего он тянет, Ерофеев возразил в своём духе:

"Я так просто не могу — мне ведь надо с выебонами".

Веничка даже успел при жизни удостоиться официального признания.
Это произошло по поводу его пятидесятилетия. В Доме Архитектора 21 октября 1988 года был устроен "творческий вечер писателя Венедикта Ерофеева".
В фойе Дома толпился различный народ, спокойно прошествовали на "творческий вечер" такие люди, как пародист Александр Иванов и Михаил Жванецкий, но едва появился Ерофеев, как путь ему сразу же преградил суровый охранник. Видимо, Веничка даже внешне не вписывался в ряды советского истеблишмента.
Но тут сразу же засуетились организаторы вечера:

"Вы что, не видите? Это же юбиляр, виновник торжества... Это же сам Ерофеев".

Недоразумение было быстро улажено, и "сам Ерофеев" был допущен проследовать на своё торжество.
Всё это время Веничка стоял с невозмутимым видом.

Александр Александрович Иванов (1936-1996) - советский поэт-пародист.
Михаил Михайлович Жванецкий (1934-) - писатель-сатирик.

Многих озадачивало и удивляло отношение Ерофеева к положительным и отрицательным (с точки зрения официальной идеологии) героям истории, текущей политики и литературы.
Веничка любил и "чёрных полковников" из Греции, и Моше Даяна, и императора-людоеда Бокассу, и диктатора Сомосу, и многих-многих других. В Библии он чтил царя Саула, а Давиду многое прощал за историю с Вирсавией. Апостола Павла он любил за его отречения от Христа.
Как вспоминает Ольга Александровна Седакова (1949- ):

"Ему нравилось все антигероическое, все антиподвиги, и расстроенное фортепьяно — больше нерасстроенного".

Моше Даян (1915-1981) — генерал, министр обороны Израиля в 1967-1974 гг.
Жан Бедель Бокасса (1921-1996) – президент ЦАР в 1966-1976 гг.; император ЦАИ в 1976-1979 гг.
Анастасио Сомоса Гарсиа (1896-1956) – правитель Никарагуа с 1936 г.
Луис Анастасио Сомоса (1922-1967) – президент Никарагуа с 1957.

К сюжету о Венином фортепьяно следует добавить ещё один фрагмент из воспоминаний Седаковой:

"На его безумном фортепьяно, не поддающемся ремонту, где ни один звук не похож был на себя — и хорошо ещё, если он был один: из отдельно взятой клавиши извлекался обычно целый мерзкий аккорд — на этом фортепьяно игрывали, к великому удовольствию хозяина, видные пианисты и композиторы. Всех гадких утят он любил — и не потому, что провидел в них будущих лебедей: от лебедей его как раз тошнило. Так, прекрасно зная русскую поэзию, всем её лебедям он предпочитал Игоря Северянина — за откровенный моветон".

За пару лет до смерти Веничка в приватной беседе высказался о причинах долгого литературного молчания, но в своей манере:

"...виною молчания ещё и постоянное отсутствие одиночества: стены закрытых кабин мужских туалетов исписаны все, снизу доверху; в открытых — ни строчки".

Вторая жена Венички, Галина Носова, вспоминала о том, как она впервые услышала о поэме Венички Ерофеева и, соответственно, об её авторе:

"Я дружила с Айхенвальдом, и однажды на мой вопрос, "что нового в литературе", он сказал (учтите, что это московский интеллигент, не пил, не курил, матом не ругался):

"Есть такое гениальное произведение “Москва — Петушки”, но ты этого не поймешь".

Я стала, как дура, спрашивать, в чём там дело, а моя знакомая отвечает:

"Да просто пьяница едет в электричке".

Я потом то же отвечала, когда пришлось Вене оформлять военный билет. Врачи в психоневрологическом диспансере как узнали, что он автор “Петушков”, все выспрашивали:

"Ну, что там? Ну, хоть в одной главе?"
"Да ничего особенного: едет пьяница в электричке".

Юрий Александрович Айхенвальд (1828-1993) — российский поэт, переводчик и правозащитник.

Некоторые строки из воспоминаний Вадима Тихонова, старого друга Венички, дают правдивое представление о жизни и быте того времени.
О том времени, когда они работали на прокладке кабелей, Тихонов кратко вспоминает:

"Ну, как мы работали – мы читали и пили, и больше ничего не делали".

Впрочем, в другом месте своих воспоминаний он воссоздаёт атмосферу Веничкиного творчества в кругу своих друзей:

"Ну, не мог он дописать свою "Вальпургиеву ночь", ну, не получалось! А мы ему так сказали: за каждую страницу будешь получать стакан..."

Выходит, что продвигая процесс создания пьесы, пусть и замечательной, они губили её автора.

[Yorik]

Веничка Ерофеев, каким его видели окружающие

Потеряв голос, первое время Веня общался с посетителями посредством коротких записок, но через год ему достали какой-то "говорильный аппарат" на батарейках, и вот этот-то механический голос Венички мы только и можем услышать. К огромному сожалению.

К этому периоду относится случай с писателем Анатолием Ивановым, который в то время работал над составлением комментариев к собранию сочинений Саши Чёрного. Иванов при свидании с Веничкой вслух поинтересовался:

"Кому бы могли принадлежать слова:

"Покойся, милый прах, до радостного утра".

Веничкин аппарат что-то забулькал, но явственно услышалось лишь слово "Карамзин". Иванов взял томик Карамзина и быстро нашёл эту эпитафию, а Веничкин аппарат радостно выдал:

"Ну, я же говорил – Карамзин".

Из заметок Вени Ерофеева можно извлечь сжатую характеристику поэтов "серебряного века", данную относительно одного из самых любимых им поэтов:

"Все мои любимцы начала века всё-таки серьёзны и амбициозны (не исключая и П. Потёмкина). Когда случается у них у всех по очереди бывать в гостях, замечаешь, что у каждого что-нибудь да нельзя. Ни покурить, ни как следует поддать, ни загнуть не-пур-ла-дамный анекдот, ни поматериться.
С башни Вяч. Иванова не высморкаешься, на трюмо Мирры Лохвицкой не поблюёшь. А в компании Саши Чёрного всё это можно, он несерьёзен, в самом жёлчном и наилучшем значении этого слова...
Глядя на вещи, Рукавишников почёсывает пузо, Кузмин — переносицу, Клюев чешет в затылке, Маяковский — в мошонке. У Саши Чёрного тоже свой собственный зуд — но зуд подвздошный — приготовление к звучной и точно адресованной харкотине...
С Сашей Чёрным хорошо сидеть под чёрной смородиной ("объедаясь ледяной простоквашею") или под кипарисом ("и есть индюшку с рисом")... здесь приятельское отношение, вместо дистанционного пиетета и обожания".

Пётр Петрович Потёмкин (1866-1926) – русский поэт, драматург и переводчик.
Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949) – русский поэт и философ.
Мария (Мирра) Александровна Лохвицкая (1866-1905) – русская поэтесса.
Иван Сергеевич Рукавишников (1877-1932) – русский поэт и писатель.
Михаил Алексеевич Кузмин (1872-1936) – русский поэт и прозаик.
Николай Алексеевич Клюев (1884-1937) – русский поэт (новокрестьянское направление).
Саша Чёрный (Александр Михайлович Гликберг, 1880-1932) – русский поэт.

Во время бесед Ерофеев иногда разражался блестящими высказываниями о своих любимых поэтах вроде Игоря Северянина или Зинаиды Гиппиус, но все уговоры, чтобы он занёс эти экспромты на бумагу, оказывались безрезультатными. Веничка никогда не писал ни по заказу, ни под давлением.
Многие считают, что из-за постоянного любопытства и давления своих почитателей Ерофеев так и не закончил пьесу "Фанни Каплан". От пьесы остались разрозненные отрывки, которые попыталась привести в какой-то законченный вид (или даже дописать пьесу) вторая жена писателя, Галина Павловна Носова (1941-1993).

Однажды Ерофееву пришлось отвечать на вопросы, присланные журналом "Континент". Обычные люди быстро разделываются с подобными опросами, но Веничка раздумывал над каждым пунктом. На замечание, чего он тянет, Ерофеев возразил в своём духе:

"Я так просто не могу — мне ведь надо с выебонами".

Веничка даже успел при жизни удостоиться официального признания.
Это произошло по поводу его пятидесятилетия. В Доме Архитектора 21 октября 1988 года был устроен "творческий вечер писателя Венедикта Ерофеева".
В фойе Дома толпился различный народ, спокойно прошествовали на "творческий вечер" такие люди, как пародист Александр Иванов и Михаил Жванецкий, но едва появился Ерофеев, как путь ему сразу же преградил суровый охранник. Видимо, Веничка даже внешне не вписывался в ряды советского истеблишмента.
Но тут сразу же засуетились организаторы вечера:

"Вы что, не видите? Это же юбиляр, виновник торжества... Это же сам Ерофеев".

Недоразумение было быстро улажено, и "сам Ерофеев" был допущен проследовать на своё торжество.
Всё это время Веничка стоял с невозмутимым видом.

Александр Александрович Иванов (1936-1996) - советский поэт-пародист.
Михаил Михайлович Жванецкий (1934-) - писатель-сатирик.

Многих озадачивало и удивляло отношение Ерофеева к положительным и отрицательным (с точки зрения официальной идеологии) героям истории, текущей политики и литературы.
Веничка любил и "чёрных полковников" из Греции, и Моше Даяна, и императора-людоеда Бокассу, и диктатора Сомосу, и многих-многих других. В Библии он чтил царя Саула, а Давиду многое прощал за историю с Вирсавией. Апостола Павла он любил за его отречения от Христа.
Как вспоминает Ольга Александровна Седакова (1949- ):

"Ему нравилось все антигероическое, все антиподвиги, и расстроенное фортепьяно — больше нерасстроенного".

Моше Даян (1915-1981) — генерал, министр обороны Израиля в 1967-1974 гг.
Жан Бедель Бокасса (1921-1996) – президент ЦАР в 1966-1976 гг.; император ЦАИ в 1976-1979 гг.
Анастасио Сомоса Гарсиа (1896-1956) – правитель Никарагуа с 1936 г.
Луис Анастасио Сомоса (1922-1967) – президент Никарагуа с 1957.

К сюжету о Венином фортепьяно следует добавить ещё один фрагмент из воспоминаний Седаковой:

"На его безумном фортепьяно, не поддающемся ремонту, где ни один звук не похож был на себя — и хорошо ещё, если он был один: из отдельно взятой клавиши извлекался обычно целый мерзкий аккорд — на этом фортепьяно игрывали, к великому удовольствию хозяина, видные пианисты и композиторы. Всех гадких утят он любил — и не потому, что провидел в них будущих лебедей: от лебедей его как раз тошнило. Так, прекрасно зная русскую поэзию, всем её лебедям он предпочитал Игоря Северянина — за откровенный моветон".

За пару лет до смерти Веничка в приватной беседе высказался о причинах долгого литературного молчания, но в своей манере:

"...виною молчания ещё и постоянное отсутствие одиночества: стены закрытых кабин мужских туалетов исписаны все, снизу доверху; в открытых — ни строчки".

Вторая жена Венички, Галина Носова, вспоминала о том, как она впервые услышала о поэме Венички Ерофеева и, соответственно, об её авторе:

"Я дружила с Айхенвальдом, и однажды на мой вопрос, "что нового в литературе", он сказал (учтите, что это московский интеллигент, не пил, не курил, матом не ругался):

"Есть такое гениальное произведение “Москва — Петушки”, но ты этого не поймешь".

Я стала, как дура, спрашивать, в чём там дело, а моя знакомая отвечает:

"Да просто пьяница едет в электричке".

Я потом то же отвечала, когда пришлось Вене оформлять военный билет. Врачи в психоневрологическом диспансере как узнали, что он автор “Петушков”, все выспрашивали:

"Ну, что там? Ну, хоть в одной главе?"
"Да ничего особенного: едет пьяница в электричке".

Юрий Александрович Айхенвальд (1828-1993) — российский поэт, переводчик и правозащитник.

Некоторые строки из воспоминаний Вадима Тихонова, старого друга Венички, дают правдивое представление о жизни и быте того времени.
О том времени, когда они работали на прокладке кабелей, Тихонов кратко вспоминает:

"Ну, как мы работали – мы читали и пили, и больше ничего не делали".

Впрочем, в другом месте своих воспоминаний он воссоздаёт атмосферу Веничкиного творчества в кругу своих друзей:

"Ну, не мог он дописать свою "Вальпургиеву ночь", ну, не получалось! А мы ему так сказали: за каждую страницу будешь получать стакан..."

Выходит, что продвигая процесс создания пьесы, пусть и замечательной, они губили её автора.

[Yorik]

Веничка Ерофеев, каким его видели окружающие

Потеряв голос, первое время Веня общался с посетителями посредством коротких записок, но через год ему достали какой-то "говорильный аппарат" на батарейках, и вот этот-то механический голос Венички мы только и можем услышать. К огромному сожалению.

К этому периоду относится случай с писателем Анатолием Ивановым, который в то время работал над составлением комментариев к собранию сочинений Саши Чёрного. Иванов при свидании с Веничкой вслух поинтересовался:

"Кому бы могли принадлежать слова:

"Покойся, милый прах, до радостного утра".

Веничкин аппарат что-то забулькал, но явственно услышалось лишь слово "Карамзин". Иванов взял томик Карамзина и быстро нашёл эту эпитафию, а Веничкин аппарат радостно выдал:

"Ну, я же говорил – Карамзин".

Из заметок Вени Ерофеева можно извлечь сжатую характеристику поэтов "серебряного века", данную относительно одного из самых любимых им поэтов:

"Все мои любимцы начала века всё-таки серьёзны и амбициозны (не исключая и П. Потёмкина). Когда случается у них у всех по очереди бывать в гостях, замечаешь, что у каждого что-нибудь да нельзя. Ни покурить, ни как следует поддать, ни загнуть не-пур-ла-дамный анекдот, ни поматериться.
С башни Вяч. Иванова не высморкаешься, на трюмо Мирры Лохвицкой не поблюёшь. А в компании Саши Чёрного всё это можно, он несерьёзен, в самом жёлчном и наилучшем значении этого слова...
Глядя на вещи, Рукавишников почёсывает пузо, Кузмин — переносицу, Клюев чешет в затылке, Маяковский — в мошонке. У Саши Чёрного тоже свой собственный зуд — но зуд подвздошный — приготовление к звучной и точно адресованной харкотине...
С Сашей Чёрным хорошо сидеть под чёрной смородиной ("объедаясь ледяной простоквашею") или под кипарисом ("и есть индюшку с рисом")... здесь приятельское отношение, вместо дистанционного пиетета и обожания".

Пётр Петрович Потёмкин (1866-1926) – русский поэт, драматург и переводчик.
Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949) – русский поэт и философ.
Мария (Мирра) Александровна Лохвицкая (1866-1905) – русская поэтесса.
Иван Сергеевич Рукавишников (1877-1932) – русский поэт и писатель.
Михаил Алексеевич Кузмин (1872-1936) – русский поэт и прозаик.
Николай Алексеевич Клюев (1884-1937) – русский поэт (новокрестьянское направление).
Саша Чёрный (Александр Михайлович Гликберг, 1880-1932) – русский поэт.

Во время бесед Ерофеев иногда разражался блестящими высказываниями о своих любимых поэтах вроде Игоря Северянина или Зинаиды Гиппиус, но все уговоры, чтобы он занёс эти экспромты на бумагу, оказывались безрезультатными. Веничка никогда не писал ни по заказу, ни под давлением.
Многие считают, что из-за постоянного любопытства и давления своих почитателей Ерофеев так и не закончил пьесу "Фанни Каплан". От пьесы остались разрозненные отрывки, которые попыталась привести в какой-то законченный вид (или даже дописать пьесу) вторая жена писателя, Галина Павловна Носова (1941-1993).

Однажды Ерофееву пришлось отвечать на вопросы, присланные журналом "Континент". Обычные люди быстро разделываются с подобными опросами, но Веничка раздумывал над каждым пунктом. На замечание, чего он тянет, Ерофеев возразил в своём духе:

"Я так просто не могу — мне ведь надо с выебонами".

Веничка даже успел при жизни удостоиться официального признания.
Это произошло по поводу его пятидесятилетия. В Доме Архитектора 21 октября 1988 года был устроен "творческий вечер писателя Венедикта Ерофеева".
В фойе Дома толпился различный народ, спокойно прошествовали на "творческий вечер" такие люди, как пародист Александр Иванов и Михаил Жванецкий, но едва появился Ерофеев, как путь ему сразу же преградил суровый охранник. Видимо, Веничка даже внешне не вписывался в ряды советского истеблишмента.
Но тут сразу же засуетились организаторы вечера:

"Вы что, не видите? Это же юбиляр, виновник торжества... Это же сам Ерофеев".

Недоразумение было быстро улажено, и "сам Ерофеев" был допущен проследовать на своё торжество.
Всё это время Веничка стоял с невозмутимым видом.

Александр Александрович Иванов (1936-1996) - советский поэт-пародист.
Михаил Михайлович Жванецкий (1934-) - писатель-сатирик.

Многих озадачивало и удивляло отношение Ерофеева к положительным и отрицательным (с точки зрения официальной идеологии) героям истории, текущей политики и литературы.
Веничка любил и "чёрных полковников" из Греции, и Моше Даяна, и императора-людоеда Бокассу, и диктатора Сомосу, и многих-многих других. В Библии он чтил царя Саула, а Давиду многое прощал за историю с Вирсавией. Апостола Павла он любил за его отречения от Христа.
Как вспоминает Ольга Александровна Седакова (1949- ):

"Ему нравилось все антигероическое, все антиподвиги, и расстроенное фортепьяно — больше нерасстроенного".

Моше Даян (1915-1981) — генерал, министр обороны Израиля в 1967-1974 гг.
Жан Бедель Бокасса (1921-1996) – президент ЦАР в 1966-1976 гг.; император ЦАИ в 1976-1979 гг.
Анастасио Сомоса Гарсиа (1896-1956) – правитель Никарагуа с 1936 г.
Луис Анастасио Сомоса (1922-1967) – президент Никарагуа с 1957.

К сюжету о Венином фортепьяно следует добавить ещё один фрагмент из воспоминаний Седаковой:

"На его безумном фортепьяно, не поддающемся ремонту, где ни один звук не похож был на себя — и хорошо ещё, если он был один: из отдельно взятой клавиши извлекался обычно целый мерзкий аккорд — на этом фортепьяно игрывали, к великому удовольствию хозяина, видные пианисты и композиторы. Всех гадких утят он любил — и не потому, что провидел в них будущих лебедей: от лебедей его как раз тошнило. Так, прекрасно зная русскую поэзию, всем её лебедям он предпочитал Игоря Северянина — за откровенный моветон".

За пару лет до смерти Веничка в приватной беседе высказался о причинах долгого литературного молчания, но в своей манере:

"...виною молчания ещё и постоянное отсутствие одиночества: стены закрытых кабин мужских туалетов исписаны все, снизу доверху; в открытых — ни строчки".

Вторая жена Венички, Галина Носова, вспоминала о том, как она впервые услышала о поэме Венички Ерофеева и, соответственно, об её авторе:

"Я дружила с Айхенвальдом, и однажды на мой вопрос, "что нового в литературе", он сказал (учтите, что это московский интеллигент, не пил, не курил, матом не ругался):

"Есть такое гениальное произведение “Москва — Петушки”, но ты этого не поймешь".

Я стала, как дура, спрашивать, в чём там дело, а моя знакомая отвечает:

"Да просто пьяница едет в электричке".

Я потом то же отвечала, когда пришлось Вене оформлять военный билет. Врачи в психоневрологическом диспансере как узнали, что он автор “Петушков”, все выспрашивали:

"Ну, что там? Ну, хоть в одной главе?"
"Да ничего особенного: едет пьяница в электричке".

Юрий Александрович Айхенвальд (1828-1993) — российский поэт, переводчик и правозащитник.

Некоторые строки из воспоминаний Вадима Тихонова, старого друга Венички, дают правдивое представление о жизни и быте того времени.
О том времени, когда они работали на прокладке кабелей, Тихонов кратко вспоминает:

"Ну, как мы работали – мы читали и пили, и больше ничего не делали".

Впрочем, в другом месте своих воспоминаний он воссоздаёт атмосферу Веничкиного творчества в кругу своих друзей:

"Ну, не мог он дописать свою "Вальпургиеву ночь", ну, не получалось! А мы ему так сказали: за каждую страницу будешь получать стакан..."

Выходит, что продвигая процесс создания пьесы, пусть и замечательной, они губили её автора.

[Yorik]

Потеряв голос, первое время Веня общался с посетителями посредством коротких записок, но через год ему достали какой-то "говорильный аппарат" на батарейках, и вот этот-то механический голос Венички мы только и можем услышать. К огромному сожалению.

К этому периоду относится случай с писателем Анатолием Ивановым, который в то время работал над составлением комментариев к собранию сочинений Саши Чёрного. Иванов при свидании с Веничкой вслух поинтересовался:

"Кому бы могли принадлежать слова:

"Покойся, милый прах, до радостного утра".

Веничкин аппарат что-то забулькал, но явственно услышалось лишь слово "Карамзин". Иванов взял томик Карамзина и быстро нашёл эту эпитафию, а Веничкин аппарат радостно выдал:

"Ну, я же говорил – Карамзин".

Из заметок Вени Ерофеева можно извлечь сжатую характеристику поэтов "серебряного века", данную относительно одного из самых любимых им поэтов:

"Все мои любимцы начала века всё-таки серьёзны и амбициозны (не исключая и П. Потёмкина). Когда случается у них у всех по очереди бывать в гостях, замечаешь, что у каждого что-нибудь да нельзя. Ни покурить, ни как следует поддать, ни загнуть не-пур-ла-дамный анекдот, ни поматериться.
С башни Вяч. Иванова не высморкаешься, на трюмо Мирры Лохвицкой не поблюёшь. А в компании Саши Чёрного всё это можно, он несерьёзен, в самом жёлчном и наилучшем значении этого слова...
Глядя на вещи, Рукавишников почёсывает пузо, Кузмин — переносицу, Клюев чешет в затылке, Маяковский — в мошонке. У Саши Чёрного тоже свой собственный зуд — но зуд подвздошный — приготовление к звучной и точно адресованной харкотине...
С Сашей Чёрным хорошо сидеть под чёрной смородиной ("объедаясь ледяной простоквашею") или под кипарисом ("и есть индюшку с рисом")... здесь приятельское отношение, вместо дистанционного пиетета и обожания".

Пётр Петрович Потёмкин (1866-1926) – русский поэт, драматург и переводчик.
Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949) – русский поэт и философ.
Мария (Мирра) Александровна Лохвицкая (1866-1905) – русская поэтесса.
Иван Сергеевич Рукавишников (1877-1932) – русский поэт и писатель.
Михаил Алексеевич Кузмин (1872-1936) – русский поэт и прозаик.
Николай Алексеевич Клюев (1884-1937) – русский поэт (новокрестьянское направление).
Саша Чёрный (Александр Михайлович Гликберг, 1880-1932) – русский поэт.

Во время бесед Ерофеев иногда разражался блестящими высказываниями о своих любимых поэтах вроде Игоря Северянина или Зинаиды Гиппиус, но все уговоры, чтобы он занёс эти экспромты на бумагу, оказывались безрезультатными. Веничка никогда не писал ни по заказу, ни под давлением.
Многие считают, что из-за постоянного любопытства и давления своих почитателей Ерофеев так и не закончил пьесу "Фанни Каплан". От пьесы остались разрозненные отрывки, которые попыталась привести в какой-то законченный вид (или даже дописать пьесу) вторая жена писателя, Галина Павловна Носова (1941-1993).

Однажды Ерофееву пришлось отвечать на вопросы, присланные журналом "Континент". Обычные люди быстро разделываются с подобными опросами, но Веничка раздумывал над каждым пунктом. На замечание, чего он тянет, Ерофеев возразил в своём духе:

"Я так просто не могу — мне ведь надо с выебонами".

Веничка даже успел при жизни удостоиться официального признания.
Это произошло по поводу его пятидесятилетия. В Доме Архитектора 21 октября 1988 года был устроен "творческий вечер писателя Венедикта Ерофеева".
В фойе Дома толпился различный народ, спокойно прошествовали на "творческий вечер" такие люди, как пародист Александр Иванов и Михаил Жванецкий, но едва появился Ерофеев, как путь ему сразу же преградил суровый охранник. Видимо, Веничка даже внешне не вписывался в ряды советского истеблишмента.
Но тут сразу же засуетились организаторы вечера:

"Вы что, не видите? Это же юбиляр, виновник торжества... Это же сам Ерофеев".

Недоразумение было быстро улажено, и "сам Ерофеев" был допущен проследовать на своё торжество.
Всё это время Веничка стоял с невозмутимым видом.

Александр Александрович Иванов (1936-1996) - советский поэт-пародист.
Михаил Михайлович Жванецкий (1934-) - писатель-сатирик.

Многих озадачивало и удивляло отношение Ерофеева к положительным и отрицательным (с точки зрения официальной идеологии) героям истории, текущей политики и литературы.
Веничка любил и "чёрных полковников" из Греции, и Моше Даяна, и императора-людоеда Бокассу, и диктатора Сомосу, и многих-многих других. В Библии он чтил царя Саула, а Давиду многое прощал за историю с Вирсавией. Апостола Павла он любил за его отречения от Христа.
Как вспоминает Ольга Александровна Седакова (1949- ):

"Ему нравилось все антигероическое, все антиподвиги, и расстроенное фортепьяно — больше нерасстроенного".

Моше Даян (1915-1981) — генерал, министр обороны Израиля в 1967-1974 гг.
Жан Бедель Бокасса (1921-1996) – президент ЦАР в 1966-1976 гг.; император ЦАИ в 1976-1979 гг.
Анастасио Сомоса Гарсиа (1896-1956) – правитель Никарагуа с 1936 г.
Луис Анастасио Сомоса (1922-1967) – президент Никарагуа с 1957.

К сюжету о Венином фортепьяно следует добавить ещё один фрагмент из воспоминаний Седаковой:

"На его безумном фортепьяно, не поддающемся ремонту, где ни один звук не похож был на себя — и хорошо ещё, если он был один: из отдельно взятой клавиши извлекался обычно целый мерзкий аккорд — на этом фортепьяно игрывали, к великому удовольствию хозяина, видные пианисты и композиторы. Всех гадких утят он любил — и не потому, что провидел в них будущих лебедей: от лебедей его как раз тошнило. Так, прекрасно зная русскую поэзию, всем её лебедям он предпочитал Игоря Северянина — за откровенный моветон".

За пару лет до смерти Веничка в приватной беседе высказался о причинах долгого литературного молчания, но в своей манере:

"...виною молчания ещё и постоянное отсутствие одиночества: стены закрытых кабин мужских туалетов исписаны все, снизу доверху; в открытых — ни строчки".

Вторая жена Венички, Галина Носова, вспоминала о том, как она впервые услышала о поэме Венички Ерофеева и, соответственно, об её авторе:

"Я дружила с Айхенвальдом, и однажды на мой вопрос, "что нового в литературе", он сказал (учтите, что это московский интеллигент, не пил, не курил, матом не ругался):

"Есть такое гениальное произведение “Москва — Петушки”, но ты этого не поймешь".

Я стала, как дура, спрашивать, в чём там дело, а моя знакомая отвечает:

"Да просто пьяница едет в электричке".

Я потом то же отвечала, когда пришлось Вене оформлять военный билет. Врачи в психоневрологическом диспансере как узнали, что он автор “Петушков”, все выспрашивали:

"Ну, что там? Ну, хоть в одной главе?"
"Да ничего особенного: едет пьяница в электричке".

Юрий Александрович Айхенвальд (1828-1993) — российский поэт, переводчик и правозащитник.

Некоторые строки из воспоминаний Вадима Тихонова, старого друга Венички, дают правдивое представление о жизни и быте того времени.
О том времени, когда они работали на прокладке кабелей, Тихонов кратко вспоминает:

"Ну, как мы работали – мы читали и пили, и больше ничего не делали".

Впрочем, в другом месте своих воспоминаний он воссоздаёт атмосферу Веничкиного творчества в кругу своих друзей:

"Ну, не мог он дописать свою "Вальпургиеву ночь", ну, не получалось! А мы ему так сказали: за каждую страницу будешь получать стакан..."

Выходит, что продвигая процесс создания пьесы, пусть и замечательной, они губили её автора.

[Yorik]

Эрих Мария Ремарк: несколько фактов из биографии писателя

Немецкий писатель Эрих Мария Ремарк (1898-1970) достаточно хорошо известен во всём читающем мире. Хотя по мнению большинства литературоведов он и не относится к великим писателям, однако он является одним из самых издаваемых и читаемых писателей.
Перед вами, уважаемые читатели, небольшая подборка интересных фактов и случаев из жизни популярного писателя.

22 июня 1898 года в Оснабрюке родился мальчик, который при крещении получил имя Эрих Пауль Ремарк. Однако в конце 1917 года он сменил своё второе имя Пауль на Мария после получения известия о смерти матери, которую он очень любил. С тех пор он подписывал все свои сочинения новым именем: Эрих Мария Ремарк.

В 1915 году Ремарк поступил в семинарию, но в 1916 году ему пришлось сделать перерыв в обучении, так как его призвали в армию. На фронт он попал летом 1917 года, но в боевых действиях участвовал всего две недели, так как после взрыва осколочной гранаты он 31 июля получил тяжёлые ранения в руку, ногу и шею. Так что последнюю часть войны он провёл в военных госпиталях.

После окончания войны Ремарк вернулся в Оснабрюк и попытался продолжить образование в семинарии, но так её и не закончил. В это время до него дошла заслуженная награда, Железный крест, от которой Ремарк вскоре отказался. Почитатели писателя утверждают, что это был Железный крест 1-й степени, в чём я сомневаюсь, так как за период 1914-1918 гг. подобную награду получили всего около ста тысяч человек.
Однако, в последующие годы Ремарк демонстративно (или из-за нужды?) ходил в военной форме с Железным крестом на груди.

В трудные послевоенные годы Ремарку пришлось бросить учёбу; он сменил несколько профессий, в том числе и журналиста, и тогда же начал писать.
Уже в 1919 году он за свой счёт напечатал повесть "Женщина с молодыми глазами", на которую никто не обратил внимания.
На следующий год был напечатан роман "Die Traumbude", название которого на русский язык переводят как "Мансарда снов" или "Приют грёз". Этот роман постигла судьба первой публикации.

Работа журналиста не приносила много денег, но несмотря на это Ремарк, уже в Берлине, всегда одевался достаточно изысканно, стал носить монокль и держался истинным джентльменом, если это слово применимо к немцу. Он уже стал довольно известным человеком, но пока что Ремарк прославился неумеренным потреблением алкоголя и многочисленными любовными связями.

Ремарк не оставлял мечту стать писателем и продолжал работать. В 1924 году он написал роман "Гэм", который так и остался лежать в архиве будущего писателя, а увидел свет только в 1998 году.
В 1927-1928 годах в журнале "Sport im Bild" он публиковал с продолжением свой второй роман: "Станция на горизонте". Коммерческого успеха это издание не имело, но критики приметили автора.

Упорный труд и смена тематики произведений (переход на военную тематику) принесли долгожданный успех, но путь к нему не был усыпан розами.
Ещё в 1925 году Ремарк женился на разведёнке и бывшей танцовщице Ютте Замбоне; бывшей, потому что она болела чахоткой. Это была очень красивая и худая женщина, но их совместная жизнь омрачалась частыми взаимными изменами.
Позднее Ютта стала прообразом героинь нескольких произведений Ремарка, например, романов "Жизнь взаймы" или "Три товарища".

Ильзе Ютта Замбоне (1902-1975) - танцовщица, первая жена Ремарка.

Пока же Ремарк работал над романом о войне, получившем название "На Западном фронте без перемен". Работа над романом осложнялась регулярными запоями писателя, и Лени Рифеншталь в своих "Мемуарах" утверждает, что Ютта не только помогала Ремарку в технических вопросах (перепечатывание рукописи, исправление ошибок и пр.), но и дописывала некоторые главы, а также часто заставляла писателя работать.

Хелена Берта Амалия Рифеншталь (1902-2003) - немецкая танцовщица, актриса, кинорежиссёр и фотограф.

С Лени Ремарк познакомился в 1927 году, когда бывшая танцовщица начинала свою карьеру киноактрисы, а их пути разошлись в конце 1929 года.
Сама Лени категорически утверждала, что между ними ничего не было, а Ютта, которая очень понравилась Лени, часто бывала у неё на квартире, где дорабатывала тексты Ремарка.
На глазах Лени Ютта бросила Ремарка в 1929 году.

Другие современники утверждали, что Ремарк подолгу проживал на квартире у Лени, где и завершал работу над романом. Впрочем, по некоторым сведениям, Ремарк написал свой самый знаменитый роман всего за шесть недель в уютной квартире у Лени.
Был ли у них роман - неизвестно, но, зная любвеобильность Лени, отвергать такую возможность не стоит.
Ютта Замбоне позднее утверждала, что некоторые героини романов Ремарка имеют своим прототипом Лени Рифеншталь.

В феврале 1928 года роман "На Западном фронте без перемен" был закончен, и уже в марте Ремарк предложил его издательству "S. Fischer Verlag". Однако Самуэль Фишер (1859-1934) отклонил рукопись, так как по его мнению никто в то время уже не стал бы читать роман о Великой войне, но отметил литературное дарование автора.
Позднее Фишер горько сетовал на свой самый большой промах, и в конце этого же года передал управление издательством зятю, возможно, из-за своего промаха с Ремарком.

Писатель был очень огорчён очередной неудачей и попытался утешиться алкоголем и женщинами, но друзья уговорили Ремарка сделать ещё одну попытку, и через полгода он обратился в издательство "Haus Ullstein", которое согласилось напечатать его роман. Однако в контракт был записан пункт о том, что в случае неудачи романа Ремарк будет обязан компенсировать убытки, отработав полгода журналистом на различные газеты и журналы этого издательства.

Но этой меры предосторожности издателям показалось мало, и они разослали некоторое количество оттисков текста романа различным группам читателей, в том числе и ветеранам Великой войны. Ветераны сделали целый ряд существенных замечаний, что и неудивительно - ведь Ремарк был на войне всего две недели, и ему пришлось внести в текст произведения ряд изменений.

Издатели продолжали осторожничать, и в начале ноября 1928 года старейшая берлинская газета "Vossische Zeitung" начала печатать отрывки из романа, который якобы написал обычный солдат, описывающий свои переживания во время войны.
Успех газетной публикации оказался совершенно неожиданным для издателей, так как за пару недель тираж газеты увеличился в несколько раз. В редакцию газеты стали приходить сотни писем восхищённых читателей, и было принято окончательное решение печатать роман "На Западном фронте без перемен".

К концу января 1929 года у издательства уже было около 30 000 предварительных заказов на книгу, но это были только цветочки. Успех романа был ошеломляющим: полмиллиона экземпляров книги было продано всего за три с половиной месяца, а до конца года было реализовано ещё 900 000 экземпляров.
Роман практически сразу же стали переводить на множество иностранных языков - только до конца 1929 года книга была издана в 26 странах на 12 языках, и в дальнейшем эти числа только увеличивались.
Голливуд купил права на экранизацию романа, и в 1930 году одноимённый фильм Льюиса Мейлстоуна (1895-1980) вышел на экраны и получил два "Оскара": как лучший фильм и за лучшую режиссуру.

Имя писателя Эриха Марии Ремарка теперь стало известно всему миру. Успех книги у читателей и фильма у зрителей наконец принёс Ремарку такой материальный достаток, что он уже в конце 1929 года начал покупать картины известных мастеров и различный антиквариат.
Ничего удивительного в этом не было, так как роман "На Западном фронте без перемен" стал самой продаваемой книгой в Германии за всю истории страны, и только позднее пальму первенства у неё перехватил бестселлер Адольфа Гитлера "Майн кампф".

Этот роман Ремарка был даже номинирован на Нобелевскую премию по литературе в 1931 году, но награды не получил.
Кстати, Нобелевская премия по литературе за 1931 год была присуждена шведскому поэту Эрику Карлфельдту (1864-1931). Уважаемые читатели, вы когда-нибудь хотя бы слышали это имя?

Но в Германии уже начали звучать и тревожные нотки вокруг имени писателя. Фильм "На Западном фронте без перемен" был запрещён к показу в стране, а после прихода нацистов к власти в 1933 году все произведения Ремарка были запрещены, а его книги изымали из библиотек и даже сжигали на кострах.

Почему я так много внимания уделил истории создания этого романа? Большинство литературных критиков считает "На западном фронте без перемен" самым значительным произведением Ремарка, и ваш покорный слуга в данном случае согласен с мнением большинства. Многие более поздние произведения Ремарка имели успех у читателей и даже были экранизированы, но ни одно из них не принёсло ему такой славы и материального успеха.

[Yorik]

Анекдоты о литераторах (и их любви)

Женщины и собаки

У французского учёного Жака Лакана была собака по кличке Жюстина, боксёр-сука. На одной из своих лекций он поведал, что его собака может разговаривать с ним и понимает всё, что он ей говорит.
Затем Лакан добавил:

"Жюстина отличается от женщин тем, что она никогда не спутает меня с другим мужчиной".

Жак Мари Анри Лакан (1901-1981) — французский учёный психиатр, психоаналитик и философ.


Холостяк Фонтенель

Фонтенель всю свою жизнь любил женщин, однако категорически отказывался жениться.
Однажды один из приятелей поинтересовался:

"Почему вы не женитесь?"

Фонтенель ответил:

"Потому что меня постигнет печаль".

Приятель:

"А почему вас постигнет печаль?"

Фонтенель:

"Потому что я буду ревновать".

Приятель:

"А почему вы будете ревновать?"

Фонтенель:

"Потому что я буду обманут".

Приятель:

"А почему вы будете обмануты?"

Фонтенель:

"Потому что заслужу это".

Приятель:

"А почему вы это заслужите?"

Фонтенель:

"Потому что я женюсь".

Бернар Ле Бовье де Фонтенель (1657-1757) — французский писатель и учёный; член Французской академии с 1691 г.


Любовь Стендаля

Стендаль (Анри-Мари Бейль, 1783-1842) утверждал:

"Любовь всегда была для меня самым важным, вернее, — единственным — делом".

Но испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет (1883-1955) писал о нём с сочувствием:

"Стендаль сорок лет посвятил разрушению бастионов женского пола. Он выпестовал целую стратегическую программу с первопричинами и отдалёнными следствиями. Отступая, он снова шел вперед, упорствовал и отчаивался, упрямо преследуя цель. А результат равен нулю. Стендаль не снискал любви ни одной женщины. И это не должно особенно удивлять. Такова участь большинства мужчин".

Французский писатель Абель Боннар (1883-1968) в своей книге "Интимная жизнь Стендаля" был более резок:

"От женщин он требует лишь подтверждения своих иллюзий. Он влюбляется, чтобы не чувствовать одиночества; впрочем, по правде говоря, его любовные отношения на три четверти - плод его собственной фантазии".

Разговоры после обеда

О чём говорили между собой французские писатели на совместных встречах?
5 мая 1876 года в Париже состоялся дружеский обед, на котором присутствовали несколько известных писателей. Сохранилась запись послеобеденной беседы, на которой обсуждались женщины и вопросы секса. Послушаем, что говорили.
Эмиль Золя (1840-1902), взбодрённый алкоголем, хвастался:

"Говорю вам — я совершенно безнравственен! Я переспал с жёнами моих лучших друзей. В любви у меня, решительно, нет никакого чувства нравственности".

Его ровесник Альфонс Доде (1840-1897) пытался не отстать:

"Все женщины, которые у меня были, отдавались мне с первой же встречи, а заполучал я их, говоря непристойности, грубости, отвратительные и похабные слова".

Их старший товарищ, Гюстав Флобер (1821-1880), возражал:

"Что всё это по сравнению с рукой любимой женщины, которую можно на мгновенье прижать к груди, когда ведёшь даму к столу?"

Резюме Гонкура

Подобных бесед было множество, и Эдмон де Гонкур (1822-1896) однажды резюмировал:

"Подведём итог.
Тургенев — грубая и тупая свинья, с усердием подражающая свинству других.
Доде — свинья болезненная, с внезапными вспышками в мозгу, что в один прекрасный день может привести к сумасшествию.
Флобер — лжесвинья, называющая себя свиньёй и делающая вид, что он свинья, дабы быть на высоте настоящих непритворных свиней, коими являются его друзья.
Ну, а я — свинья с перебоями, с приступами мерзости, выражающимися в исступлении плоти, укушенной сперматической букашкой".

Пруст и ревность

Летом 1896 года Марсель Пруст (1871-1922) лукаво и коварно писал композитору Рейнальдо Ану (Hahn, 1874-1947):

"Нежно обнимаю Вас и Ваших сестёр, кроме той, у которой ревнивый муж. Ведь когда-то и я был ревнив и потому с уважением отношусь к ревнивцам, и мне не хотелось бы причинять им и тени неприятности или же вызвать у них подозрения или досаду".

Сексуальность Андре Жида

Андре Жид (1869-1951, NP по литературе 1947) с детства был влюблён в свою кузину Мадлен Рондо, несколько раз делал ей предложения, но неизменно получал отказ. Примерно в 1893 году у Жида был первый гомосексуальный опыт, но в середине 1895 года он встревожился и обратился к врачу, так как все его попытки сексуальных контактов с женщинами терпели неудачу.
Врач успокоил Жида:

"Женитесь без всякого страха. Вы очень скоро осознаете, что всё остальное существует только в вашем воображении".

17 июня 1895 года было объявлено о помолвке Андре Жида с Мадлен Рондо (1865-1938), а 7 октября состоялось их бракосочетание.
Однако это не помогло, и Андре Жид продолжал интересоваться мальчиками, а с женой они просуществовали в браке более сорока лет без секса.


Сожжение писем

Когда в 1918 году Андре Жид вернулся из поездки в Англию с очередным молодым любовником, его поджидал неприятный сюрприз. Выяснилось, что Мадлен, раздражённая очередным гомосексуальным романом своего мужа (но не супруга!), сожгла все письма к ней, которые Андре посылал ещё с юношеских времён.
На яростные вопли Андре его жена дала спокойное объяснение:

"Ты уехал, и без тебя я почувствовала себя такой одинокой в этом огромном доме, мне надо было хоть что-то сделать — и тогда я сожгла твои письма".

Сам Андре Жид говорил:

"Мне казалось, что я схожу с ума... Возможно, мир ещё не знал столь прекрасных писем".

Дочь Андре Жида

Впрочем, сексуальные контакты с женщинами у Жида иногда происходили, и причиной одного из них стал вроде бы невинный поступок Мадлен.
Она 16 июля 1922 года подарила своей крестнице, Сабине Шлюмберже (1905-1953), небольшое золотое колье с изумрудным крестиком, которое она сама носила в период помолвки с Андре Жидом. Кстати, Сабина была дочерью писателя Жана Шлюмберже (1877-1968), который являлся старым приятелем Андре Жида. Они оба были среди соучредителей журнала "La Nouvelle Revue française", а Андре даже стал его первым главным редактором.
Впрочем, я немного отвлёкся, а Андре воспринял этот поступок жены буквально как измену, как "удар ножом в самое сердце". Считается, что уже на следующий день Андре на берегу речки Йер (приток Сены) занимался любовью с Элизабет ван Риссельберге (1890-1980). Эта Элизабет была дочерью старого друга Андре Жида и известного бельгийского художника Тео ван Риссельберге (1862-1926) от Марии ван Риссельберге (1866-1959).
Плодом этой связи стала девочка, Катерина Элизабет ван Риссельберге (1923-2013), которую Андре Жид смог официально признать и удочерить только в 1938 году, после смерти Мадлен.
Мадлен же сомневалась, что Элизабет родила ребёнка от "неизвестного мужчины", но даже не подозревала, что этим мужчиной оказался её собственный муж. Да она бы этому и не поверила.

[Yorik]

Виктор Ардов и другие. Часть II

Ещё о Горьком

Михаил Ардов однажды спросил у отца:

"А ты был знаком с Горьким?"

Виктор Ардов ответил:

"Нет, я его боялся..."

На недоуменный взгляд сына он продолжил:

"Когда Горький вернулся из Италии, Сталин сделал распоряжение, чтобы все его просьбы и пожелания исполнялись неукоснительно. Я полагаю, сам Горький не вполне сознавал свое безграничное могущество. Он по-прежнему вёл себя как истинный русский интеллигент, открыто заявлял о симпатиях и антипатиях... Так, например, без его вмешательства не мог бы быть напечатан “Золотой телёнок” Ильфа и Петрова. Книгу практически уже запретили, но Горький просил наркома Бубнова напечатать роман, и тот не посмел ослушаться... Но с такой же лёгкостью он мог и погубить человека. Стоило ему дурно отозваться о сочинениях какого-нибудь литератора — и всё, ты погиб, ты уже не сможешь печататься. А то и в тюрьму угодишь... Вот почему я боялся с ним знакомиться, даже попадаться ему на глаза".

Андрей Сергеевич Бубнов (1884-1938) - нарком просвещения РСФСР в 1929-1937 гг.
Виктор Ефимович Ардов (Зигберман, 1900-1976) – советский сатирик. Михаил Викторович Ардов (1937-?) – протоиерей.
Илья Арнольдович Ильф (Иехиел-Лейб Арьевич Файнзильберг, 1897-1937) — советский писатель.
Евгений Петров (Евгений Петрович Катаев, 1802-1942) — советский писатель.


Новые инструменты

Так как МХАТ с самого начала позиционировался как “общедоступный”, то никакой царской ложи в нём не было. Когда же Сталин стал посещать некоторые спектакли, то для высокого гостя сразу же соорудили нечто VIP-ложи с ватерклозетом. Так как подобная канализация не была предусмотрена проектом здания, то канализацию вывели через помещение возле сцены, в которой размещался оркестр. Оркестровой ямы в театре тоже не было.
Вскоре после этой перестройки Виктор Ардов встретил дирижёра Израилевского и поинтересовался:

"Говорят, у вас в оркестре появились новые инструменты?"

Дирижёр удивился:

"Какие ещё новые инструменты?"

Еле сдерживая смех, Ардов пояснил:

"Фановые трубы".

Борис Львович Израилевский (1886-1969) — дирижёр оркестра МХАТ.


Испорченное приглашение

Однажды Виктор Ардов пришёл в гости к Евгению Петрову, а там уже сидели Илья Ильф и Михаил Зощенко...
Через некоторое время зазвонил телефон, и администратор какого-то зала пригласил писателей выступить у них с чтением своих рассказов. Приглашение, правда, распространялось не на всех — Ардова не пригласили.
Ильф и Петров нашли подобное приглашение вполне естественным, ибо по их мнению Зощенко был писателем одного с ними уровня, а Ардова они котировали ниже.
Вдруг Зощенко предложил:

"Давайте поедем все вместе, - и вы, Витя, тоже..."

Так Зощенко расстроил дуэт юмористов.


Дуэт на сцене

Виктор Ардов вспоминал о подобных выступлениях:

"Ильф никогда и ничего с эстрады не читал. Выступал всегда только Петров. Вот он читает, а Ильф сидит в президиуме, волнуется, пьёт воду и всё время кашляет... Будто не у Петрова, а у него от чтения пересыхает в горле".

Пасынок Ардова

Когда в 1933 году Виктор Ардов официально оформил свои отношения с актрисой Ольшевской, то он усыновил и её сына от первого брака — Алексея Баталова. Мальчик очень привязался к своему приёмному отцу, и у них навсегда сохранялись очень тёплые чувства друг к другу.
Уже в пожилом возрасте Ардов признавался, что он очень опасался тяги Алёши к актёрскому мастерству, которая проявилась у него с детских лет. Он рассказывал:

"Я боялся, что этот милый ребенок вырастет и станет артистом. По вечерам он будет сидеть в ресторане при Доме актёра, пить водку и говорить своим собутыльникам:

"Выхожу я на сцену — публика: “Ря-а-а-а!”..."

Этого не случилось, так как Алексей Баталов был далёк от артистической богемы, да и практически ничего не пил.

Нина Антоновна Ольшевская (1908-1991) – актриса и режиссёр.
Алексей Владимирович Баталов (1928-2017) — российский актёр и т. д.


Народный артист

Когда после войны Баталов пошёл учиться в школу-студию МХАТ, Виктор Ардов стал называть пасынка “народный артист нашей квартиры”.
Когда же в 1959 Алексею Баталову было присвоено звание народного артиста РСФСР, Ардов покачал головой и сказал:

"Вот тебе и “народный артист нашей квартиры”!"

На деньги Шостаковича

Первое время Ардов с Ольшевской жили в коммунальной квартире, но в 1934 году Ардову удалось приобрести квартиру в писательском кооперативном доме.
Денег на такую крупную покупку у Ардова не было, но тут ему неожиданно помог композитор Шостакович.
Дело в том, что актёры в то время любили играть в карты, а тогда среди них был популярен покер. Незадолго до внесения необходимой суммы Ольшевская играла в покер за одним столом с Шостаковичем. Ей очень везло во время игры, а проигрывал ей всё время почти только один Шостакович. Вот так у Ардовых и появилась требуемая сумма для покупки квартиры.
Позднее Дмитрий Дмитриевич так никогда и не признался, что он нарочно проиграл Ольшевской необходимую ей сумму.

Дмитрий Дмитриевич Шостакович (1906-1975) - композитор.


Турецкий генерал

В этом кооперативном доме Виктор Ардов подружился с венгерским революционером и писателем Мате Залкой, который рассказывал ему довольно любопытные истории.
Ещё в конце 1920 года Ататюрк попросил у Ленина помощи в своей освободительной борьбе. Большевики очень быстро помогли туркам деньгами и вооружением, а в ноябре 1921 года Чрезвычайным послом в Анкару был назначен Фрунзе.
В действительности Фрунзе командовал турецкой армией во время освобождения западной части страны, а Залка был одним из его генералов.
Залка с удовольствием вспоминал:

"Виктор, я никогда так хорошо не жил, как в то время, когда был турецким генералом".

Мате Залка (Франкль Бела, 1896-1937) — венгерский революционер и писатель; погиб в Испании как генерал Лукач.
Михаил Васильевич Фрунзе (1885-1925) — советский государственный и военный деятель.
Мустафа Кемаль Ататюрк (Гази Мустафа Кемаль-паша, 1881-1938) — 1-й президент Турецкой республики.


Опасные негативы

В 1937 году Виктор Ардов встретил одну из дочерей известного фотографа Наппельбаума и спросил:

"Что поделывает отец?"

Дочь ответил:

"Отец? Он бьёт негативы..."

Ведь фотограф много лет снимал многих известных партийных деятелей и прочих знаменитостей, которые теперь были репрессированы.

Моисей Соломонович Наппельбаум (1869-1958) — мастер студийного фотопортрета.


Политические взгляды

Виктор Ардов иногда говорил:

"Политика кнута и пряника известна ещё со времён Древнего Рима. Но большевики тут ввели некое новшество: они первыми догадались выдавать кнут за пряник".

Своих детей Ардов наставлял следующим образом:

"Огорчаться и расстраиваться от повсеместного хамства и идиотизма жизни в нашей стране — совершенно бессмысленно... Представь себе: ты бежал по лесу и ударился лбом о сук берёзы — ну, вот и обижайся на этот лес, на эту берёзу".

[Yorik]

Анекдоты о русском театре. Александр Николаевич Островский (1823-1886)

Как получить свои деньги

Первые свои известные произведения А.Н. Островский печатал в “Москвитянине”, который издавал М.П. Погодин, имевший свою систему оплаты авторов. Он платил молодому литератору 25 рублей за печатный лист, но...
Если Островский сдавал пьесу в пять авторских листов, то Погодин соглашался заплатить за неё 125 рублей, однако выплачивал только по 25 рублей в месяц, и никакие мольбы молодого литератора не помогали.
Островский позднее рассказывал:

"“Но мне необходимы деньги!” —

умоляешь его.

“Э, батюшка! Вы человек молодой, начинающий. Для вас достаточно и 25 рублей в месяц на житьё. А то сразу получите этакую сумму денег — шутка ли - 125 рублей, ведь это 437 с полтиной ассигнациями! И прокутите! А у меня деньги вернее”.

Никакие заявления о нужде пе помогали".

Наконец, Островский нашёл способ, как избавиться о такой зависимости. Погодин был должен Островскому 125 рублей, и литератор написал на своего приятеля задним числом вексель на 125 рублей, срок погашения которого уже истёк.
Островский отправил проинструктированного приятеля к Погодину, сопроводив того слёзным посланием от Островского с просьбой об уплате долга.
Погодин сурово спросил приятеля:

"А что вы сделаете с Островским, если я не уплачу за него денег?"

Приятель был хорошо подготовлен к подобному вопросу и оставался непреклонным:

"Завтра же потащу его в “Яму”!"

“Ямой” называлась московская долговая тюрьма у Иверских ворот.
Погодин попытался повторить свой любимый трюк:

"А не согласны ли вы будете получить по 25 рублей в месяц в уплату?"

Приятель Островского стоял твёрдо:

"Или всё, или “Яма”!"

Погодин покряхтел, но всё же смилостивился и заплатил всю сумму.

Александр Николаевич Островский (1823-1886) — русский драматург.
Михаил Петрович Погодин (1800-1875) — издатель, журналист и историк.


Ночное угощение

Вскоре после этой истории Погодин стал платить Островскому 50 рублей в месяц, но за это молодому писателю приходилось заниматься и корректурой текстов, и написанием критических статей, да и работать часто приходилось до глубокой ночи.
Погодин из-за своей скупости сотрудников журнала на ужин не оставлял, а ночью поесть им было уже негде.
А.Н. Островский позднее вспоминал:

"Так мы с голоду и холоду заходили по дороге к знакомому аптекарю на Кузнецком мосту, и тот угощал нас “аптечной” водкой — спиртом, разбавленным дистиллированной водой. А на закуску предлагал нам девичью кожу..."

Не пугайтесь, уважаемые читатели! Девичьей кожей в XIX веке называлась своеобразная пастила, приготовленная из отвара алтейного корня с яичными белками и с сахаром.
А аптека на Кузнецком мосту? Возможно, это была аптека Ф.Ф. Рейсса.

Фёдор Фёдорович Рейсс (1178-1852) — профессор химии в Московском университете; в 1814 году открыл на Кузнецком мосту аптеку с продажей минеральных вод.


Рядом с рысаками

Когда А.Н. Островский был председателем Московского артистического кружка, дебютировать на его сцене очень сильно стремился некий провинциальный актёр N. Его просмотрели на пробной репетиции и ответили, что дебюта он не получит.
Тогда N на следующее утро пришёл к Островскому и заявляет ему:

"Александр Николаевич! Очень может быть, что я страдаю множеством недостатков, но я пригляжусь к здешним артистам, воспользуюсь их приёмами и сделаюсь хорошим артистом".

А.Н. Островский, поглаживая свою рыжую бородёнку, с ухмылкой рассказал N такую историю:

"Знаете что? Еду я вчера на извощике, а лошадь к него не везёт, да и всё тут. Он и вожжами, он и кнутом — нет, не везёт.
Я ему и говорю:

"Лошадь-то у тебя — не того".

А он мне:

"Вот поди ж ты... А ведь кажинный вечер у театра возле рысаков стоит. Раза три господ на бега возили. Могла бы, кажется, позайматься, как другие лошади действуют... А вот она у мена какая".

Этот N всё-таки служил потом на казённой сцене, играл вместе с хорошими московскими актёрами, но сам хорошим актёром так и не стал.


Что теперь делать в театре?

Однажды, году в 1880-м, П.М. Невежин спросил Островского:

"Александр Николаевич, отчего вы теперь никогда не бываете в театре?"

Островский с грустью ответил:

"А что я там буду делать? Смотреть стряпню Крылова или переводы Тарновского? Да мне, как обойдённому, неловко смотреть на актёров. Я для театра чужой теперь. Просветлеет, разгонит шушеру, тогда и мы пойдем туда, где послужили делу".

Петр Михайлович Невежин (1841-1919) — писатель и драматург.
Виктор Александрович Крылов (1838-1908) — плодовитый русский драматург; автор 120 пьес, но только 30 из них были оригинальными текстами, а остальное — переделки развлекательных пьес, в основном, иностранных авторов.
Константин Августович Тарновский (1826-1892) - переводчик, драматург, и музыкант; автор, в основном, развлекательных пьес.


Ремесло актёра

А.Н. Островский утверждал:

"Актёр должен пропитаться своим ремеслом и слиться с ним. Артисты, в благородном смысле слова, те же акробаты; тех выламывают физически, а актёра нужно выломать нравственно. Походка, красивые повороты, пластика и мимика... всё это приобретается легко, когда тело и нервы гибки. Равномерная и выразительная речь также несравненно лучше могут быть усвоены в детском возрасте, чем тогда, когда жизнь искалечила человека. Посмотрите на большинство актёров. Как они держат себя на сцене? Увальни, неповоротливы, косолапы, движения не изящны. И это вполне понятно. Люди редко перерождаются, и большинство живёт приёмами, усвоенными в детстве. Есть исключения, но о них не говорят".

На актёров нельзя сердиться

В другой раз А.Н. Островский с сочувствием говорил об актёрах и об отношении к ним:

"Актёрам надо прощать, потому они все ведут ненормальную жизнь. Сколько каждому из них приходится выучить ролей, то есть набить себе голову чужими мыслями, словами, ещё чаще выражать чужие чувства. А зависть, интриги, клевета... В конце концов, ему так очертеют люди, что он никого не любит, кроме себя, да и себя-то любит ли? Потому нельзя же назвать любовью то, когда люди не дорожат семьями, а сходятся и расходятся, не имея подле себя постоянного верного друга. Устоев ни у кого нет, а без этого якоря можно сделать и сказать что угодно. Поэтому-то на них и нельзя сердиться".

Что взять с восточного человека?

Однажды пришёл к Островскому никому неизвестный тогда автор, А.И. Сумбатов, и предлагает:

"Александр Николаевич, я написал пьесу, но цензура не пропускает её. Помогите мне обойти препятствия, и мы поделим пополам гонорар".

Островский взял текст пьесы, сделал поправки, и автору тотчас же выдали две тысячи рублей. Но с тех пор этого автора Островский не видал. Когда Островскому, напомнили об этом, он отшутился:

"Он с востока, а там набеги уважаются".

Так Островский ничего и не получил от Сумбатова, но когда встречался с этим автором, всегда благодушно здоровался с ним.

Александр Иванович Южин (Сумбатов, 1857-1927) — русский актёр и драматург грузинского происхождения.


Пенсия драматургу

Каким-то образом император Александр III узнал, что драматург Островский находится в тяжёлом материальном положении. При первой же встрече с братом драматурга, Михаилом Николаевичем, император обратился к нему:

"Как живет ваш брат?"

М.Н. Островский молча поклонился.
Государь продолжал:

"Как его материальное состояние?"

На этот раз М.Н. Островский был вынужден ответить:

"Очень дурное, Ваше Величество. Своих средств у него нет почти никаких; за труды же он получает очень мало, а у него жена и шесть человек детей".

Император закончил беседу с явным неудовольствием:

"Странно, что до сих пор мне об этом никто не сказал. Я сделаю, что нужно".

Через несколько дней состоялся Высочайший указ о назначении драматургу и губернскому секретарю Александру Николаевичу Островскому, пенсии в 3000 рублей в год.
Друзья бросились поздравлять драматурга, но он встречал их в грустном расположении духа.
Позднее А.Н. Островский пояснял:

"Обо мне судачат некоторые господа, что я сделался пенсионером по протекции. Пускай так, но моих литературных заслуг отнять никто не может, и я с гордостью могу сказать, что назначение мне пенсии есть только то, на что имеют право и другие литературные работники, с честью послужившие государству. При нашей апатичности достигнуть этого, конечно, трудно, но надо стараться, и я буду стараться. Образчиком я хочу взять маленькую Норвегию, где стортинг в числе других государственных дел рассматривает заслуги писателей и назначает им пенсии. У нас нет подобного учреждения, как стортинг, так пусть народных представителей заменят члены Академии наук".

Михаил Николаевич Островский (1827-1901) — младший брат драматурга; член Государственного совета с 1878; министр Государственных имуществ 1881-1893.


Об отмене “разовых”

Когда наступило время театральной реформы 1882 года, А.Н. Островский ратовал за отмену разовой системы.
Режиссёр С.А. Черневский прямо сказал драматургу:

"Вы спасаете актёров, а губите театр".

Александр Николаевич возражал:

"Позвольте, зачем предполагать одно дурное? Надо верить. Я убеждён, что истинные артисты никогда не забудут своего долга. Не хуже же мы немцев, французов, а посмотрите, какой у них стройный порядок! Все работают для дела".

В.И. Родиславский горячо и обоснованно протестовал:

"Если вы уничтожите разовые, то какая охота будет большому актёру играть маленькие роли? Покойный Шуйский великолепно шутил:

“Что за чудная роль в “Горячем сердце”! Слов у меня почти нет, закину удочку и тридцать пять рублей вытащу”.

Заставьте же вы без разовой системы сыграть кого-нибудь то же самое, и вы увидите, что вам швырнут роль. Немец дорожит репутацией. Если он будет отказываться от ролей или прослывет лентяем, то его ни один порядочный антрепренер не возьмёт, да и от товарищей услышит то, чему не обрадуется. Я весь век при театре. Без ошибки могу вам перечесть все пьесы, какого числа они шли, и все бенефисы. Я тоже в хороших отношениях с артистами, но умею отделить актера от человека. Большинство из них люди прекрасные, а как вдохнут театрального воздуха и газом запахнет, словно туман найдет на всякого".

Здесь следует сделать пояснение: до театральной реформы 1882 года бОльшую долю актерского оклада составляли так называемые “разовые”, то есть плата за выступления в тех спектаклях, в которых актера занимали уже сверх положенной нормы. Разовые оплачивались от четырёх до тридцати пяти рублей за выход, в зависимости от квалификации артиста. Реформа, сильно увеличив оклад артистов и уничтожив разовые, ликвидировала стимул для участия крупных актеров в маленьких, невыигрышных ролях.

Сергей Антипович Черневский (1839-1901) — театральный режиссёр.
Владимир Иванович Родиславский (1828-1885) — писатель, драматург и переводчик; основатель и секретарь Общества Русских драматических писателей (РОДП) с 1870 г.


Ругань прессы

Островский часто с возмущением отзывался о литературно-критических статьях в современных ему газетах и журналах:

"Меня возмущает несправедливость. Если собрать всё, что обо мне писали до появления статей Добролюбова, то хоть бросай перо. И кто только не ругал меня? Даже Писарев обозвал идиотом. От ругани не избавится ни один драматург, потому успех сценического деятеля заманчив и вызывает зависть. Роман или повесть прочтёт интеллигенция, критика появится для интеллигенции, и всё закончится в своем кругу.
Сцена - другое дело. Автор бросает мысли в народ, в чуткий элемент, и то, что простые люди услышат, разнесётся далеко-далеко. А внешний восторг, а крики, а овации - от них хоть у кого закружится голова. В особенности соблазнительны деньги, которые зарабатывает драматург, и счастливцу это не прощается. Зависть всюду кишит, а в таких случаях она принимает гигантские размеры; нередко друзья перестают быть друзьями и начинают смотреть на драматурга как на человека, которому везёт не по заслугам. Невозможно!"

Николай Александрович Добролюбов (1836-1861) — русский литературный критик и публицист.
Дмитрий Иванович Писарев (1840-1868) - русский литературный критик и публицист.


Мастер переделок

А.Н. Островский с презрением относился к плагиаторам и передельщикам чужих пьес, самым ярким представителем которых был уже упоминавшийся В.А. Крылов.
Когда становилось известным, что Крылов написал “новую пьесу”, то Островский при встрече спрашивал его:

"У кого стяжал?"

В том, что что пьеса у кого-нибудь взята, никто не сомневался. Вопрос был только в том - у кого?
Однажды В.А. Крылов пришёл к В.И. Родиславскому, секретарю РОДП, за расчётным листом на гонорар и увидел, что его пьеса “На хлебах из милости” причислена к переделкам.
Крылов возмутился:

"Это неправильно. Пьеса оригинальная".

Тогда Родиславский выдвинул ящик своего письменного стола, вынул оттуда экземпляр пьесы на немецком языке и спокойно заметил:

"Оригинал-то вот, а это - переделка".

Пристыженный Крылов ретировался, но заниматься переделками не прекратил.

[Yorik]

Анекдоты о художниках

“Впечатление”

15 апреля 1874 года в Париже должна была открыться выставка произведений группы художников, которых позже стали называть импрессионистами. Развеской картин занялся Огюст Ренуар, а его брат Эдмон стал составлять каталог предстоящей выставки.
Эдмону очень не нравились однообразные названия картин многих художников, и он постоянно ворчал. Вывели его из себя названия картин Клода Моне: “Вход в деревню”, “Выход из деревни”, “Утро в деревне”...
Что это за названия?
Моне объяснил, что последнюю картину он написал в Гавре, глядя утром из окна. Но Эдмон никак не мог понять, почему “Утро в деревне”?
Моне уступил:

"Ну, хорошо. Поставьте другое название, например “Восход солнца”".

Тут его словно что-то осенило, и он добавил:

"Лучше - “Впечатление, восходящее солнце” (Impression, soleil levant)".

На открывшейся 15 апреля выставке данная картина Клода Моне из-за своего нелепого названия была отмечена публикой особенно насмешливо и непримиримо. А через десять дней известный критик Луи Леруа опубликовал в газете “Шаривари” резко критическую статью под названием “Выставка импрессионистов”.
Так появилось это знаменитое название для нового направления в живописи.

Кстати, большинство исследователей считают, что на этой знаменитой картине изображён закат.

Пьер Огюст Ренуар (1841-1919) — французский художник.
Эдмон Пьер Ренуар (1849-1944) — журналист и критик искусства.
Оскар Клод Моне (1840-1926) — французский художник.
Луи Леруа (1812-1885) — французский критик, драматург и гравёр.


Первые шаги Моне

Клод Моне был в юности талантливым шаржистом, что позволяло ему в Гавре не только зарабатывать себе на жизнь в одной из местных пивных, но и скопить на дорогу в Париж.
Здесь он вместе с новым приятелем Камиллом Писсарро часто бывал в пивной (или это было кафе?) “Мартир”, в котором он тоже мог заработать несколько франков, создавая шаржи на парижских знаменитостей.
В этой же пивной молодые люди часто видели Гюстава Курбе в компании единомышленников. Но познакомился Моне с маститым живописцем только в 1862 году после своего возвращения с военной службы.

Камиль Писсарро (1830-1903) — французский художник.
Жан Дезире Гюстав Курбе (1819-1877) — французский художник-реалист.


Чуть не драка

Хотя писетль Шанфлёри под воздействием своего друга Курбе и причислял себя к реалистам, но он разделял не все взгляды художника.
Однажды в небольшой статье “Друзья природы” Шанфлёри слегка задел методы работы Курбе и его сторонников, то есть - реализма...
Когда он вечером того же дня он спокойно появился в пивной “Мартир”, друзья Курбе во главе со своим мэтром набросились на несчастного писателя, который никак не мог понять причины гнева своих друзей. Дискуссия между единомышленниками разгорелась с такой силой, что прохожие решили, будто начинается драка и стали собираться возле пивной, чтобы поглазеть. К их разочарованию, реалисты сумели договориться мирно.

Жюль Франсуа Феликс Юссон (1821-1889) - известен как Флёри или Шанфлёри, французский писатель.


Эти друзья

В начале 80-х годов XIX века между импрессионистами стали заметно портиться отношения. Так Сезанн, придя вместе с Гийоменом в кафе “Гербуа”, мог указать на других художников и сказать своему спутнику:

"Все эти типы — мерзавцы! Они одеты, как нотариусы".

Поль Сезанн (1838-1909) — французский художник.
Жан Батист Арман Гийомен (1841-1927) — французский художник; принимал участие почти во всех выставках импрессионистов.


Долой пленэр!

Дега хоть и был членом группы импрессионистов, но по многим вопросам не соглашался с ними, а своими едкими, а часто и остроумными, высказываниями он в создавал в кругу художников напряженную атмосферу.
Однажды Дега сказал Воллару:

"Знаете, что я думаю о художниках, которые выходят работать на большую дорогу. Если бы я был в правительстве, то завел бы отряд жандармерии, чтобы следить за типами, которые пишут пейзажи с натуры... О! Я не хочу ничьей смерти, и меня бы вполне устроило, если бы для начала ружья были заряжены дробью".

Илер Жермен Эдгар де Га (1834-1917) — он же Эдгар Дега, французский живописец и скульптор.
Амбруаз Воллар (1866-1939) — торговец произведениями искусства, коллекционер и издатель.


Нищета Сислея

Из всех художников, которых мы называем импрессионистами, тяжелее всего приходилось Альфреду Сислею, который почти всю жизнь провёл в нищете и безвестности. Частенько его от голодной смерти спасал пекарь Мурер, приглашая к себе на обед. Но и этот милый человек, друг Писсарро, собиравший картины других импрессионистов, не слишком ценил полотна Сислея.
Мурер почти год упрашивал журналиста Дюре, чтобы тот нашёл мецената, согласившегося бы за ежегодную ренту в 500 франков принять на хранение 30 полотен Сислея, находившихся у кондитера. Попытки Дюре не увенчались успехом.
Сислей умер в 1899 году в полной нищете, а уже через год его картину “Наводнение” приобрёл банкир Камондо за 43 тысячи (!) франков. Подобной суммы Сислей никогда не смог заработать за всю свою жизнь.

Альфред Сислей (1839-1899) - англичанин, но французский художник.
Эжен Мурер (1846-1906) — пекарь, предприниматель, коллекционер и художник-самоучка.
Теодор Дюре (1838-1927) — французский журналист и художественный критик.
Исаак де Камондо (1851-1911) — французский банкир и коллекционер.


Обмен мыслями

Одним из сильных противников импрессионистов стал в середине 80-х годов XIX века художник Жером, видный представитель академической живописи. Это был довольно приятный и остроумный человек.
После одного из обедов, во время которого обсуждались проблемы современного искусства, Жером со вздохом сказал спутнику:

"Мы обменялись мыслями, и я почувствовал себя идиотом".

Жан Леон Жером (1824-1904) — французский художник и скульптор, представитель академизма.


Заметка Базиля

Но и в более ранние годы Жером относился отрицательно к молодым художникам нового направления. После того как появление в Салоне 1869 года картин Моне и Сислея обернулось крупной неудачей, Базиль записал:

"Больше всех старался господин Жером; он обозвал нас бандой сумасшедших и даже заявил, что считает своим долгом сделать всё, чтобы помешать подобным художникам творить".

Жан Фредерик Базиль (1841–1870) - французский художник; раньше других импрессионистов начал писать на пленэре обнаженную натуру. Погиб во время Франко-прусской войны 1870–1871 гг.


Позор Франции

Даже в 1900 году Жером продолжал своё противодействие проникновению импрессионизма. Когда президент Лубе посетил Всемирную выставку и захотел войти в зал, где выставлялись работы импрессионистов, Он горячо проговорил:

"Прошу вас остановиться, господин президент. Далее следует позор Франции!"

Президент Лубе не прислушался к мнению Жерома и осмотрел работы импрессионистов.

Эмиль Франсуа Лубе (1838-1929) — президент Франции 1899-1906.

[Yorik]

Вокруг Жана Кокто

Встреча с Гуно

Ранней весной 1926 года во время работы над оперой “Царь Эдип” Игорь Стравинский и Жан Кокто много гуляли по предгорьям приморских Альп.
Сидя в одном из кабачков, они обсуждали несколько выдающихся мелодий из оперы Шарля Гуно “Фауст”. Вдруг их сосед по столику поднялся и представился — он оказался внуком композитора, чьими мелодиями только что восхищались Кокто и Стравинский.
Внук рассказал, что Гуно многие из мелодий “Фауста” услышал во сне, и сразу же записывал их после пробуждения.

Шарль Франсуа Гуно (1818-1893) — французский композитор.
Жан Морис Эжен Клеман Кокто (1889-1963) — французский поэт, художник, кинорежиссёр и драматург.
Игорь Фёдорович Стравинский (1882-1971) - русский композитор.


Разница между Гуно и Вагнером

По поводу этих же волшебных мелодий Гуно следует отметить, что хозяйка популярного в Париже салона госпожа Мися Серт однажды заметила, что

"в “Фаусте” любят, а в “Тристане” занимаются любовью".

“Тристан и Изольда” - опера Рихарда Вагнера (1865).
Мися Серт (1872-1950) — она же Мися Годебска; Мария Зофья Ольга Зенаида Годебска была в 1914-1928 годах женой художника Х.М. Серта; муза и покровительница множества известных художников, музыкантов и поэтов; оказывала поддержку С.П. Дягилеву.
Хосе Мария Серт (1874-1945) — каталонский художник-монументалист.


Вспоминая Аполлинера

Примерно в начале 1918 года Аполлинер с вполне серьёзным видом сказал:

"Я перечитал “Песни Мальдорора”. Молодые поэты гораздо больше обязаны Лотреамону, чем Рембо".

А Пабло Пикассо вспоминал, что в молодые годы он вместе со своими друзьями, Аполлинером и Максом Жакобом, бегали по крутым улочкам Монмартра с криками:

"Да здравствует Рембо! Долой Лафорга!"

Гийом Аполлинер (1880-1918) — Вильгельм Альберт Владимир Аполлинарий де Важ-Костровицки, французский поэт-авангардист.
Граф де Лотреамон (1846-1870) — Изидор Люсьен Дюкасс, французский поэт и прозаик.
Жан Николя Артюр Рембо (1854-1891) — французский поэт.
Пабло Пикассо (1881-1973) — французско-испанский художник и скульптор.
Макс Жакоб (1876-1944) — французский поэт и художник.
Жюль Лафорг (1860-1887) — французский поэт, один из первых символистов.


Достижения и оценки молодых

Хуан Грис с гордостью говорил:

"Я первым представил на картине сифон с водой".

До этого на картинах появлялись только бутылки и графины.

А Луи Маркусси, увидев полотно Пикассо “Окна” в галерее Поля Розенберга, со знанием дела заявил:

"Он разрешил проблему шпингалета".

Остаётся только отметить, что Пикассо написал несколько полотен, которые подходят под это описание.

Хуан Грис (1887—1927) — испанский художник и скульптор, один из основоположников кубизма.
Луи Маркусси (1878—1941) — Людвиг Казимир Ладислас Маркус; французский художник-кубист.
Поль Розенберг (1881-1959) - французский коллекционер и искусствовед.


Кокто о поэтах

"Убивать поэтов, может быть, не так уж и плохо, это идёт им на пользу, ибо поэт, по определению, “посмертен”, его жизнь начинается после смерти, и даже пока живёт, он прикован одной ногой к могиле. Поэтому ему трудно ходить, он хромает, и это придаёт особую прелесть его походке".

Гнев Радигера

Жан Кокто довольно высоко ценил талан умершего очень рано писателя Раймона Радигера, у которого изредка случались припадки гнева или даже бешенства.
Однажды вечером в Аркашоне на берегу залива Кокто, Радигер, Жан Гюго и Жорж Орик расселись вокруг столика и принялись за чтение. Когда Кокто прочитал стансы Жана Мореаса, он отметил, что стихи этого поэта не так уж и плохи.
Радиге стремительно поднялся, вырвал у Кокто книгу, пересёк пляж и бросил её в воду. Когда он вернулся, “у него было лицо убийцы”, по словам Кокто.

Раймон Радиге (1903—1923) — французский писатель, автор романа “Дьявол во плоти” (1923).
Жан Гюго (1894-1984) — правнук Виктора Гюго, французский художник, график, декоратор.
Жорж Орик (1899—1983) — французский композитор, автор балета “Федра” по либретто Кокто.
Жан Мореас (1856—1910) - поэт-символист; автор термина “символизм”.


Портрет кисти Модильяни

Когда Модильяни работал в одном ателье на улице Жозефа Бара вместе с Кислингом, он написал и портрет Кокто. Портрет был написан на большом холсте, и художник продал его своей модели всего за пять франков. К сожалению, у Кокто не хватило денег на извозчика, чтобы отвезти портрет к себе домой, и он остался в ателье.
В это время Кислинг оказался должен 11 франков хозяину кафе “Ротонда”, и он предложил тому взамен этот портрет. Хозяин согласился. Так началось шествие полотна по различным коллекциям, пока в США её не продали за 17 миллионов франков.

Мойше (Моисей) Кислинг (1891-1953) - французский художник.
Амедео Клементе Модильяни (1884-1920) — итальянский художник.


Состояние на полу

Когда Пикассо жил и работал на Монпарнасе, в его ателье всегда царил жуткий беспорядок, а множество рисунков буквально ковром устилали пол.
Один из первых меценатов современного искусства заглянул как-то в ателье к Пикассо, поднял с пола один рисунок и поинтересовался, сколько он стоит.
Пикассо ответил:

"Пятьдесят франков".

Меценат, глядя на множество рисунков, разбросанных по полу, только и смог воскликнуть:

"Да тут у вас целое состояние!"

Надо учиться!

Хозяин парижского кафе “Ле Каталан” однажды смущённо признался Пикассо, что он не понимает некую картину художника.
Пикассо спросил:

"Понимаете ли вы по-китайски?"

Хозяин был вынужден признаться:

"Нет".

Тогда Пикассо назидательно сказал:

"Этому следует учиться".

Бумажная Пти-Крю

Однажды Пикассо прислал заболевшему Кокто вырезанную из бумаги собачку. Игрушка была так хитроумно сконструирована и сложена, что собачка могла подниматься на задние лапки, вилять хвостом и двигать головой.
Кокто сразу же стало легче после получения этого подарка, и он назвал бумажную собачку Пти-Крю.
Пти-Крю — так звали волшебную собачку феи с острова Авалон, которую Тристан прислал Изольде, находясь с ней в разлуке. Волшебная Пти-Крю изгоняла печаль и веселила сердца, так что бумажное создание недаром получило своё имя.