150 ответов в теме

[Yorik]

Пушкин, Гоголь и другие писатели глазами цензора А.В. Никитенко. Часть IV

30 марта 1837 года

Сегодня держал крепкий бой с председателем цензурного комитета, князем Дондуковым-Корсаковым, за сочинения Пушкина, цензором которых я назначен. Государь велел, чтобы они были изданы под наблюдением министра. Последний растолковал это так, что и все доселе уже напечатанные сочинения поэта надо опять строго рассматривать. Из этого следует, что не должно жалеть наших красных чернил.
Вся Россия знает наизусть сочинения Пушкина, которые выдержали несколько изданий и все напечатаны с Высочайшего соизволения. Не значит ли это обратить особенное внимание публики на те места, которые будут выпущены: она вознегодует и тем усерднее станет твердить их наизусть.
Я в комитете говорил целую речь против этой меры и сильно оспаривал князя, который всё ссылался на высочайшее повеление, истолкованное министром. Само собой разумеется, что официальная победа не за мной осталась. Но я как честный человек должен был подать мой голос в защиту здравого смысла.
Из товарищей моих только Куторга время от времени поддерживал меня двумя-тремя фразами. Мне в помощь для цензирования Пушкина дали Крылова, одно имя которого страшно для литературы: он ничего не знает, кроме запрещения.
Забавно было, когда Куторга сослался на общественное мнение, которое, конечно, осудит всякое искажение Пушкина; князь возразил, что правительство не должно смотреть на общественное мнение, но идти твёрдо к своей цели.
Я заметил:

"Да, если эта цель стоит пожертвования общественным мнением. Но что выиграет правительство, искажая в Пушкине то, что наизусть знает вся Россия? Да и вообще, не худо бы иногда уважать общественное мнение - хоть изредка. Россия существует не для одного дня, и возбуждая в умах негодование без всякой надобности, мы готовим для неё неутешительную будущность".

После того мы расстались с князем, впрочем, довольно хорошо. Пожимая мне руку, он сказал:

"Понимаю вас. Вы как литератор, как профессор, конечно, имеете поводы желать, чтобы из сочинений Пушкина ничто не было исключено".

Вот это значит попасть пальцем прямо в брюхо, как говорит пословица.


31 марта 1837 года

В.А. Жуковский мне объявил приятную новость: Государь велел напечатать уже изданные сочинения Пушкина без всяких изменений. Это сделано по ходатайству Жуковского.
Как это взбесит кое-кого. Мне жаль князя, который добрый и хороший человек: министр Уваров употребляет его как орудие. Ему должно быть теперь очень неприятно.


7 ноября 1837 года

Вчера было открытие типографии, учреждённой Воейковым и К. К обеду было приглашено человек семьдесят. Тут были все наши “знаменитости”, начиная с В.П. Бурнашева и до генерала А.И. Михайловского-Данилевского. И до сих пор ещё гремят в ушах моих дикие хоры жуковских певчих, неистовые крики грубого веселья; пестреют в глазах несчётные огни от ламп, бутылки с шампанским и лица, чересчур оживленные вином.
Я предложил соседям тост в память Гутенберга.

"Не надо, не надо, - заревели они, - а в память Ивана Фёдорова!"

На обеде присутствовал квартальный, но не в качестве гостя, а в качестве блюстителя порядка. Он ходил вокруг стола и всё замечал.
Кукольник был не в своем виде и непомерно дурачился; барон Розен каждому доказывал, что его драма “Иоанн III” лучшая изо всех его произведений. Полевой и Воейков сидели смирно.

   - Беседа сбивается на оргию, - заметил я Полевому.
   - Что же, - не совсем твёрдо отвечал он, - ничего, прекрасно, восхитительно!

Я не возражал. Изо всех лиц, здесь собранных, я с удовольствием встретился с В.А. Каратыгиным, которого давно не видал. Он не был пьян и очень умно говорил о своём искусстве.
В результате у меня пропали галоши, и мне обменили шубу.


28 декабря 1838 года

Владиславлев мне рассказывал про Полевого. Дубельт позвал его к себе для передачи Высочайше пожалованного перстня за пьесу “Ботик Петра I”.
Дубельт заметил:

"Вот вы теперь стоите на хорошей дороге: это гораздо лучше, чем попусту либеральничать".

Полевой с низким поклоном ответил:

"Ваше превосходительство, я написал ещё одну пьесу, в которой ещё больше верноподданнических чувств. Надеюсь, вы ею тоже будете довольны".

28 февраля 1840 года

Опять был у Василия Андреевича. Застал его больным. Разговор о литературе. Он прочел мою характеристику Батюшкова и очень хвалил её.
Он сказал:

"Вы успели сжато и метко выразить в ней всю суть поэзии Батюшкова".

Потом Жуковский жаловался на “Отечественные записки”, которые превозносят его до небес, но так неловко, что это уже становится нелестным.
Он прибавил:

"Странно, что меня многие считают поэтом уныния, между тем как я очень склонен к весёлости, шутливости и даже карикатуре".

Ещё много говорил о торговом направлении нашей литературы и прибавил в заключение:

"Слава Богу, я никогда не был литератором по профессии, а писал только потому, что писалось!"

7 мая 1840 года

Вечер, или, лучше сказать, ночь, у Струговщикова. Играл на фортепиано знаменитый Дрейшок.
После ужина Глинка пел отрывки из своей новой оперы “Руслан и Людмила”. Что за очарование! Глинка истинный поэт и художник.
Кукольник распоряжался питьём, не кладя охулки на свою собственную жажду. Он с удивительной ловкостью и быстротой осушал бокалы шампанского. Но ему не уступал в этом и Глинка, которого необходимо одушевлять и затем поддерживать в нём одушевление шампанским. Зато, говорят, он не пьет никакого другого вина.


8 августа 1840 года

У меня обедал Брюллов, знаменитый творец “Последнего дня Помпеи”. Собралось ещё человека два-три и несколько дам из Смольного монастыря. Мы хорошо провели время за обедом под открытым небом в моём крохотном садике, под берёзками, рядом с кустами крыжовника.
Брюллов кроме таланта одарён также умом. Он не отличается гибкостью и особенной прелестью обращения, однако не лишён живости и приятности. Он лет пятнадцать прожил в Европе и теперь не особенно доволен, кажется, своим пребыванием в России.
Это, пожалуй, и немудрено. У нас не очень-то умеют чтить талант. Вот хоть бы и сегодня. Мы гуляли в Беклешовом саду. Один мне знакомый действительный статский советник отзывает меня в сторону и говорит:

"Это Брюллов с вами? Рад, что вижу его, я ещё никогда не видал его. Замечательный, замечательный человек! А скажите, пожалуйста, ведь он, верно, пьяница: они все таковы, эти артисты и художники!"

Вот какое сложилось у нас мнение о “замечательных людях”.
Брюллов уехал поздно вечером. За обедом он любовался моей женой. Он говорил:

"Чудесная голова, так и просится под кисть художника. Покончу с “Осадой Пскова” и стану просить вашу супругу посидеть для портрета".

20 ноября 1840 года

У меня был Кольцов, некогда добрый, умный, простодушный Кольцов, автор прекрасных по своей простоте и задушевности стихотворений.
К несчастию, он сблизился с редактором [Краевским] и главным сотрудником [Белинским] “Отечественных записок": они его развратили. Бедный Кольцов начал бредить субъектами и объектами и путаться в отвлеченностях гегелевской философии. Он до того зарапортовался у меня, что мне стало больно и грустно за него. Неучёный и неопытный, без оружия против школьных мудрствований своих “покровителей”, он, пройдя сквозь их руки, утратил своё драгоценнейшее богатство: простое, искреннее чувство и здравый смысл.
Владимир Строев, который также был у меня, даже заподозрил его в нетрезвости и осведомился, часто ли он бывает таким? А скромный молчаливый Бенедиктов только пожимал плечами.


9 мая 1841 года

Обедал сегодня с Брюлловым (Карлом) в прескверном трактире на Васильевском острову, у какой-то мадам Юргенс [на 3-ей линии]. Брюллов изрядно уписывал щи и говядину, которые, по-моему, скорей способны были отбить всякую охоту обедать.
Тем не менее, мы отлично провели время. Брюллов был занимателен, остёр и любезен. Он слывет человеком безнравственным - не знаю, справедливо или нет, но в разговоре его не замечаю ни малейшего цинизма. Вот хоть бы сегодня он говорил не только умно и тонко, но и вполне прилично, с уважением к добрым людям и к честным понятиям.


22 октября 1844 года

Обедал у Мартынова, Саввы Михайловича. Он дружен с И.А. Крыловым и между прочим рассказал мне о нём следующее.
Крылову нынешним летом вздумалось купить себе дом где-то у Тучкова моста, на Петербургской стороне. Но, осмотрев его хорошенько, он увидел, что дом плох и потребует больших переделок, а, следовательно, и непосильных затрат. Крылов оставил своё намерение. Несколько дней спустя к нему является богатый купец (имени не знаю) и говорит:

"Я слышал, батюшка Иван Андреич, что вы хотите купить такой-то дом?"

Крылов отвечает:

"Нет, я уже раздумал".
"Отчего же?"
"Где мне возиться с ним? Требуется много поправок, да и денег не хватает".
"А дом-то чрезвычайно выгоден. Позвольте мне, батюшка, устроить вам это дело. В издержках сочтёмся".
"Да с какой же радости вы станете это делать для меня? Я вас совсем не знаю".
"Что вы меня не знаете - это не диво. А удивительно было бы, если б кто из русских не знал Крылова. Позвольте ж одному из них оказать вам небольшую услугу".

Крылов должен был согласиться, и вот дом отстраивается. Купец усердно всем распоряжается, доставляет превосходный материал; работы под его надзором идут успешно, а цены за всё он показывает половинные, - одним словом, Иван Андреевич будет иметь дом, отлично отстроенный, без малейших хлопот, за ничтожную в сравнении с выгодами сумму.
Такая черта уважения к таланту в простом русском человеке меня приятно поразила. Вот что значит народный писатель!

Впрочем, это не единственный случай с Крыловым. Однажды к нему же явились два купца из Казани:

"Мы, батюшка Иван Андреич, торгуем чаем. Мы наравне со всеми казанцами вас любим и уважаем. Позвольте же нам ежегодно снабжать вас лучшим чаем".

И действительно, Крылов каждый год получает от них превосходного чая такое количество, что его вполне достаточно для наполнения пространного брюха гениального баснописца.
Прекрасно! Дай Бог, чтобы подвиги ума ценились у нас не литературной кликой, а самим народом.



7 мая 1845 года

Кукольник в каждом номере своей “Иллюстрации” помещает шараду в виде какой-нибудь картинки и, отдавая её в цензуру, прилагает к ней и разгадку, которая печатается в следующем номере.
Но вот в последнем выпуске “Иллюстрации” разгадка дошла до меня уже по выходе в свет картинки. Она заключается в словах: “Усердие без денег одно и лачуги не построит”. Это, очевидно, пародия на известные слова, данные в девиз графу Клейнмихелю за постройку Зимнего дворца: “Усердие всё превозмогает”.
Пришлось не пропустить разгадки, и я лично объяснил Кукольнику, почему. Несмотря на это, в пятом номере “Иллюстрации” разгадка напечатана. Кукольник извиняется тем, что он положился на типографию, а последняя виновата в небрежности.
Расплачиваться за то, однако, придётся мне. В городе уже толкуют об этом. Очкин даже откуда-то слышал, что Клейнмихель послал несчастную фразу Государю. Комитет обратился ко мне с запросом; я объяснил, как дело было.


12 октября 1846 года

Уваров получил графское достоинство, от чего пришел в неописанный восторг.

Третьего дня я познакомился с Герценом. Он был у меня. Замечательный человек. Вчера обедали мы вместе у Леграна. Были ещё литераторы, между прочим граф Соллогуб.
Ума было много, но он в заключение потонул в шампанском.


11 января 1847 года

Толки о стихотворении графини Ростопчиной [Насильный брак] не умолкают. Петербург рад в своей апатичной жизни, что поймал какую-нибудь новость, живую мысль, которая может занять его на несколько дней.
Государь был очень недоволен и велел было запретить Булгарину издавать “Пчелу”. Но его защитил граф Орлов, объяснив, что Булгарин не понял смысла стихов.
Говорят, что на это замечание графа последовал ответ:

"Если он [Булгарин] не виноват как поляк, то виноват как дурак!"

Однако этим и кончилось.
Но Ростопчину велено вызвать в Петербург. Цензора успокоились.


24 февраля 1852 года

Сегодня получено известие о смерти Гоголя. Я был в зале Дворянского собрания на розыгрыше лотереи в пользу “Общества посещения бедных”; встретился там с И.И. Панаевым, и он первый сообщил мне эту в высшей степени печальную новость.
Затем И.С. Тургенев, получивший письма из Москвы, рассказал мне некоторые подробности. Они довольно странны.
Гоголь был очень встревожен смертью жены Хомякова. Недели за три до собственной кончины он однажды ночью проснулся, велел слуге затопить печь и сжёг все свои бумаги. На другой день он рассказывал знакомым, что лукавый внушил ему сначала сжечь некоторые бумаги, а потом так его подзадорил, что он сжёг все. Спустя несколько дней он захворал.
Доктор прописал ему лекарство, но он отверг все пособия медицины, говоря, что надо беспрекословно повиноваться воле Господней, которой, очевидно, угодно, чтобы он, Гоголь, теперь кончил жизнь свою. Он не послушался даже Филарета, который его решимость не принимать лекарств называл грехом, самоубийством.
Очевидно, Гоголь находился под влиянием мистического расстройства духа, внушившего ему несколько лет тому назад его “Письма”, наделавшие столько шуму.
Как бы то ни было, а вот ещё одна горестная утрата, понесённая нашей умственной жизнью, - и утрата великая! Гоголь много пробудил в нашем обществе идей о самом себе. Он, несомненно, был одною из сильных опор партии движения, света и мысли - партии послепетровской Руси. Уничтожение его бумаг прилагает к скорби новую скорбь.


Указатель имён

Константин Николаевич Батюшков (1787-1855) — русский поэт.
Виссарион Григорьевич Белинский (1811-1848) – русский литературный критик.
Владимир Григорьевич Бенедиктов (1807-1873) – русский поэт и переводчик.
Карл Павлович Брюллов (1799-1852) – знаменитый русский художник.
Владимир Петрович Бурнашёв (1810-1888) – русский писатель.
Лев Владиславлев (?) – товарищ Никитенко по Университету.
Александр Фёдорович Воейков (1778-1839) – русский поэт и издатель.
Александр Иванович Герцен (1812-1870) – русский писатель и философ; зачем декабристы его разбудили?
Михаил Иванович Глинка (1804-1857) – русский композитор.
Князь Михаил Александрович Дондуков-Корсаков (1794-1869) — вице-президент Академии наук, цензор.
Александр Дрейшок (1818-1869) – чешский пианист и композитор.
Леонтий Васильевич Дубельт (1792-1862) – начальник штаба корпуса жандармов в 1835-1856 гг.
Василий Андреевич Каратыгин (1802-1853) — русский актёр.
Граф Пётр Андреевич Клейнмихель (1793-1869) – русский государственный деятель.
Алексей Васильевич Кольцов (1809-1842) – русский поэт.
Андрей Александрович Краевский (1810-1889) – русский издатель и журналист.
Александр Лукич Крылов (1798-1853) — цензор, профессор СПб Университета.
Иван Андреевич Крылов (1769-1844) — русский баснописец.
Нестор Васильевич Кукольник (1809-1868) — русский драматург, поэт и прозаик.
Михаил Семёнович Куторга (1809-1886) — русский историк-эллинист.
Савва Михайлович Мартынов (1780-1864) – пензенский помещик, профессиональный карточный игрок, дядя убийцы Лермонтова.
Генерал-лейтенант Александр Иванович Михайловский-Данилевский (1789-1848) – русский военный писатель.
Граф Алексей Фёдорович Орлов (1787-1862) – шеф жандармов в 1845-1856 гг.
Амплий Николаевич Очкин (1791-1865) – цензор, писатель и переводчик.
Иван Иванович Панаев (1812-1862) – русский писатель и журналист.
Николай Алексеевич Полевой (1796-1846) — русский писатель и литературный критик.
Барон Георгий (Егор) Фёдорович Розен (1800-1860) — русский поэт и литературный критик.
Графиня Евдокия Петровна Ростопчина (1811-1858) – русская поэтесса.
Владимир Александрович Соллогуб (1813-1882) — русский писатель, драматург и переводчик.
Владимир Михайлович Строев (1812-1862) – русский писатель, историк и журналист.
Александр Николаевич Струговщиков (1808-1878) – русский поэт и переводчик.
Иван Сергеевич Тургенев (1818-1883) – русский писатель.
Граф Сергей Семёнович Уваров (1786-1855) - министр народного просвещения 1833-1849; президент Императорской Академии наук 1818-1852.
Филарет (Василий Михайлович Дроздов, 1782-1867) – митрополит Московский и Коломенский.
Алексей Степанович Хомяков (1804-1860) – русский поэт и философ.
Екатерина Михайловна Хомякова (Языкова, 1817-1852) — жена А.С. Хомякова и родная сестра поэта Н.М. Языкова.

[Yorik]

Дариус Мийо и другие музыканты

Поль Клодель в 1917 году

1 февраля 1917 года Дариус Мийо прибыл в Рио-де-Жанейро и поселился в здании французской дипломатической миссии, так как по приглашению Поля Клоделя он стал его секретарём. Вот как Мийо описывает литератора и дипломата Клоделя:

"В течение двух лет мне посчастливилось наблюдать, как работает Клодель: поднимался он в 6 часов утра и отправлялся к мессе, затем писал до 10-ти часов, после чего посвящал себя целиком дипломатической службе до пяти часов вечера. Вечером отправлялся один на прогулку...
Изредка, отправляясь на берег моря, он брал меня с собой. Но обычно вместе мы гуляли только по воскресеньям.
После ужина он сразу отправлялся в свою комнату и рано ложился спать. Его мысль почти не отрывалась от Библии. Каждый день он писал комментарии к избранным стихам Ветхого и Нового завета. Некоторые из них, особо впечатляющие своей возвышенностью, он читал мне...
Клодель-министр удивлял меня не менее, чем Клодель-писатель. В дипломатической миссии его познания были чрезвычайно широки. Он занимался вопросами и экономическими, и финансовыми, находя всегда для них в высшей степени проницательное решение. Секретарям он доверял лишь делать работы по копированию материалов и шифровке. Телеграммы и депеши он всегда составлял сам".

Артур Рубинштейн в Бразилии

Зимой 1918 года знаменитый пианист Артур Рубинштейн с большим успехом гастролировал в Бразилии. Он также был частым гостем во французском посольстве, и Дариус Мийо описывает их с большим удовольствием:

"Какие это были замечательные визиты! Он великолепно рассказывал, точнее мимически изображал анекдоты, и только закончив очередной, сразу же начинал играть весь свой репертуар, в том числе и транскрипции различных оркестровых произведений. С замечательным мастерством исполнял он такие сложнейшие партитуры как “Послеполуденный отдых Фавна” или “Весна священная”, умудряясь схватить и передать в них самое существенное".

Артур Рубинштейн (1887-1982) — знаменитый польский и американский (с 1946 года) пианист и общественный деятель.


Открытие Вила-Лобоша

В одном из местных кинотеатров Рубинштейн познакомился с Вила-Лобошем, который служил тапером в небольшом зале, но его исполнение и музыка произвели сильное впечатление на знаменитого пианиста. Артур Рубинштейн сумел подружиться с молодым бразильцем и сделал его имя известным в Европе и в США.
Позднее в своих мемуарах Артур Рубинштейн писал:

"В Бразилии живет настоящий гений, по моему мнению, единственный на всём американском континенте... которым будущие поколения будут гордиться".

Эйтор Вила-Лобош (1887-1959) — известнейший бразильский композитор и дирижёр.


“Парад” Сати в рассказах очевидцев

Той же зимой 1918 года несколько представлений в Рио-де-Жанейро дали и “Русские балеты Дягилева”. Один раз они выступили и во французском посольстве. Публика, посол Франции и его друзья, разместилась в большом зале французского посольства на грудах шерстяных вещей, так как этот зал на время войны был превращён в склад. Все очень хотели услышать подробности о прошедшей в Париже 18 мая 1917 года скандальной премьере балета Сати “Парад”.
Сначала Эрнест Ансерме, который был главным дирижёром “Русских балетов” с 1915 года,

"описал костюмы и декорации Пикассо, рассказал и о дополнительных “инструментах”, которые Сати ввёл в партитуру балета: пишущую машинку, лотерейное колесо, сирену".

Затем балерина Мария Шабельска (?-?), танцоры [а позднее и балетмейстеры] Станислас Идзиковски (1894-1977) и Леон Войцеховски (1899-1975)

"в тренировочных костюмах с удовольствием показывали нам особенности хореографии Мясина, которая шокировала парижскую публику, но привела в восторг посла Франции и его друзей".

Кстати, слово “parade” во французском языке и в данном контексте означает процедуру зазывал, когда артисты выходили перед ярмарочным балаганом и в качестве рекламы демонстрировали отрывки театрального представления.

Эрнест Ансерме (1883-1969) — швейцарский дирижёр.
Леонид (Лео) Фёдорович Мясин (1896-1979) - танцовщик и хореограф; работал с “Русскими балетами” в 1914-1920 годах.


Работа над балетом “Человек и его желание”

Под впечатлением от выступлений Вацлава Нижинского, Поль Клодель задумал балет под названием “Человек и его желание” и вскоре написал его сценарий. Дариус Мийо согласился написать музыку к этому балету, и работа закипела.
Сценографией занялась художница Одри Парр (?), жена английского дипломата, которая вместе с Клоделем буквально за несколько дней разработали декорации для этого балета. К огромному сожалению, Нижинский из-за болезни не смог принять участие в создании этого балета.
Первым делом

"Клодель определил цвета огромного ковра, который должен был покрыть все четыре уровня площадок [они символизировали Небо, Землю, Воду и над ними - Небо], объединив их и спрятав перегородки. Он описал также костюмы персонажей (Одри их вырезала из картона и разрисовала), величину ступенек, где должны были расположиться музыканты".

Много уровней сцены

Идея многоуровневой сцены привела Дариуса Мийо в полный восторг:

"Я представил уже множество независимых инструментальных групп: на третьем этаже, с одной стороны — вокальный квартет, с другой — гобой, труба, арфа и контрабас; на втором этаже и с одной стороны, и с другой — ударные инструменты.
[Мийо использовал в этом балете 19 (!) ударных инструментов.]
На первом этаже, с одной стороны — малая флейта, флейта, кларнет, бас-кларнет, с другой — струнный квартет. Мне хотелось сохранить полную независимость групп в плане как мелодическом, так тональном и ритмическом.
Эти намерения я осуществил, написав одни инструментальные партии на 4/4, другие на 3/4, третьи на 6/8 и т. д. Но, чтобы облегчить исполнение, я произвольно разметил четырёхчетвертные такты и расставил акценты, чтобы сохранить общий темпо-ритм. Ударные должны были воспроизвести шум леса. Отдельные фрагменты — не больше, чем в тридцать тактов (в частности, момент, где лес искушает спящего человека) я написал для одних ударных инструментов. Партитура оказалась настолько сложной, что переложить её для фортепиано было невозможно".

“Vieux Colombier” (“Старая голубятня”)

В 1919 году Клодель встретил в Нью-Йорке Жана Копо, эмигрировавшего в Америку во время войны вместе со своей труппой. А театром “Vieux Colombier” (“Старая голубятня”) в эти годы осталась руководить Жан Батори. Она ставила спектакли с музыкой, в том числе и спектакль “Сказание об играх мира” на текст Поля Мераля с музыкой Онеггера.
Как писал позднее Дариус Мийо:

"Новизна постановки спровоцировала настоящий скандал. Публика была удивлена и масками Ги Пьера Фоконнэ, и, как я предполагаю, музыкой Артюра Онеггера".

Жан Копо (1879-1949) — актёр и режиссёр; основатель и руководитель театра “Vieux Colombier” (“Старая голубятня”) в 1913-1924 гг.
Жан Батори (Жанна Мари Бертье; 1877-1970) — французская певица, режиссёр и пианистка; в 1917-1919 годах в помещении театра “Vieux Colombier” организовывала камерные концерты и ставила музыкальные спектакли.
Поль Мераль (1895-1946) - настоящее имя Herman Marie Clement De Guchtenaere; бельгийский поэт.
Ги Пьер Фоконнэ (1882-1920) - французский художник.
Артюр Онеггер (1892-1955) — французский композитор.


Шутки авангарда

В мае 1921 года Пьер Бертен представил авангардную постановку, состоявшую из “рыцарской” пьесы Макса Жакоба и одноактной пьесы Радиге “Пеликан” с музыкой Орика.
Дариус Мийо отметил в этой пьесе шутливую сцену, когда

"господин Пеликан говорит своему сыну, что ему придется взять псевдоним, если он хочет стать поэтом, на что молодой человек ему ответил:

"Пеликан - имя не более смешное, чем Корнель или Расин".

Корнель (Corneille) — по-французски ворона; Расин (Racine) – по-французски корень.

Пьер Бертен (1891-1984) – актёр, сценарист и режиссёр.
Жорж Орик (1899-1983) – французский композитор, младший член “Шестёрки”.
Макс Жакоб (1876-1944) – французский поэт и художник.
Раймон Радиге (1903-1923) – французский писатель.


Идеи Онеггера

В 1921 году Артюр Онеггер завершил написание балета “Гораций-победитель”, вернее, это был не балет, а мимическая симфония.
Макеты декораций, костюмов и масок сделал художник Ги Фоконне, который не дожил до премьеры спектакля. Онеггер хотел почтить память своего друга и предложил исполнить этот спектакль в антрепризе “Шведских балетов”, но их антрепренёр Рольф де Маре не согласился с этой идеей и предложил Онеггеру написать балет “Skating ring” с декорациями Фернана Леже. Онеггер обещал подумать и вскоре создал хореографическую сюиту с этим же названием, поставленную уже в 1922 году.


Не было бы счастья...

Тогда Мийо предложил Рольфу де Маре свой балет “Человек и его желание”, и тот неожиданно согласился поставить его,

"несмотря на участие в нем певцов, оркестра, солистов и огромного количества ударных инструментов. Благодаря его щедрости наше бразильское сотрудничество с Полем Клоделем смогло наконец реализоваться".

Костюмы для спектакля создавала Одри Парр.

Рольф де Маре (1888-1964) - шведский коллекционер, руководитель “Ballets Suédois” в Париже в 1920-1925 годах.
Ги Пьер Фоконне (1881-1920) — театральный художник.
Жозеф Фернан Анри Леже (1881-1955) – французский художник-кубист и скульптор.


Дирижёр Энгельбрехт

Дирижировать балетом “Человек и его желание” должен был Эмиль Энгельбрехт, который не очень жаловал музыку как самого Мийо, так и всех членов “Шестёрки”, делая исключение лишь для Онеггера. Хотя у Мийо и не сложились личные отношения с Энгельбрехтом, но композитор не сомневался в его мастерстве и честности по отношению к автору.
Правда, однажды Мийо попросил дирижёра несколько изменить некоторые нюансы, но Энегельбрехт довольно грубо ответил автору:

"Не вам мне указывать!"

Впрочем, дирижёр великолепно справился со своей задачей.

Дезире Эмиль Энгельбрехт (1880-1965) - французский композитор и дирижер.

[Yorik]

Вокруг Жана Кокто

Ужины с “Шестёркой”

Мать Жана Кокто, госпожа Эжени Леконт (Eugénie Lecomte; 1855-1943), часто вспоминала субботние ужины своего сына с музыкальной “Шестёркой”:

«Об искусстве никогда не говорили. Все отправлялись к Мийо, игравшему в шесть рук с Ориком и Артуром Рубинштейном. Поль Моран и Люсьен Доде работали барменами. Моран приносил в салфетке лед, таявший по дороге и от которого немели руки. Устраивали маскарады, катались на велосипеде в крошечной столовой.
Помимо суббот, вся компания с восторгом ходила на ярмарку. Там покупали пряничных поросят, смотрели на русалку, укротителя львов и особенно на летающую женщину Аэрогину. Они ходили в кино и в цирк Медрано, открывали для себя канкан».

Дружеская группа французских композиторов под названием “Шестёрка” существовала в 20-х годах XX века. В её состав входили: Дариус Мийо (1892-1974), Луи Дюрей (1888-1979), Артюр Онеггер (1892-1955), Жорж Орик (1899-1983), Франсис Пуленк (1899-1967) и Жермен Тайфер (1892-1983).
Поль Моран (1888-1976) – французский писатель и дипломат.
Люсьен Доде (1878-1946) – французский писатель, сын писателя Альфонса Доде (1840-1897).
Артур Рубинштейн (1887-1982) — знаменитый польский и американский (с 1946 года) пианист и общественный деятель.


Ещё о Пикассо

Я уже писал, что Жан Кокто был очень близок с художником Пабло Пикассо и позднее он вспоминал о влиянии художника на своё восприятие мира:

«Я обязан ему тем, что потерял меньше времени на созерцание того, что могло бы мне пригодиться, и понял, что уличная песенка, услышанная в этом эгоистичном ракурсе, стоит дороже, чем “Сумерки богов”... Каждый раз, когда Пикассо чем-нибудь интересуется, он это отвергает. В этом он похож на Гёте».

Тождество

Незадолго до смерти Кокто в интервью журналисту Уильяму Фифилду много говорил о Пикассо и рассказал следующую историю:

«Я спускался к морю. На крутой лесенке, ведущей к пляжу, мне навстречу поднимаются полная дама с мужем. Дама показывает на меня и говорит:

“Смотри, Пикассо”.

Муж возражает:

“Нет, это Жан Кокто”.

Женщина отвечает:

“Это одно и то же. Жан Кокто и Пикассо — одно и то же”».

Вспоминая Фонтенеля

Жан Кокто с удовольствием вспоминал французского писателя и философа XVIII века Фонтенеля (1657-1757), который

«прожил ровно сто лет, до последних минут сохранив ясный ум и ироническое отношение к жизни. Незадолго до смерти он признавался, что “испытывает трудность бытия” и своему врачу на вопрос “Как идут дела? ” отвечал:

“Потихоньку уходят”».

Смерти на сцене

Кокто очень нравилось умирать на сцене, например, в роли Меркуцио в обработке “Ромео и Джульетты” в 1925 году.
Он утверждал, что ему часто снилось, что он умирает по-настоящему.
Его приводили в восторг слова, обычно произносимые костюмершей:

“До смерти месье Кокто”, “после смерти месье Кокто”.

Он очень смеялся над ужасом Элюара, увидевшего в 1942 году фильм “Барон-призрак”, написанный для Сержа Полиньи, где Жан Кокто играл барона и превращался в прах на глазах у изумленного зрителя.
Элюар кричал:

«Я никогда не осмелился бы сыграть такое».

Поль Элюар (1895-1952) – французский поэт, сюрреалист; настоящее имя Эжен Эмиль Поль Грендель.
Серж де Полиньи (1903-1983) – французский кинематографист.


Раненый Христос

Однажды на фронте во время Первой Мировой войны он подобрал фигуру Христа, упавшую с алтаря. У Христа отломалась рука, и Кокто отправил статую на машине в госпиталь для настоящих раненых.


Как удивить Дягилева

Однажды в 1912 году Кокто, Нижинский и Дягилев возвращались с ужина после спектакля. Кокто позднее вспоминал этот вечер:

«Нижинский, по своему обыкновению, насупившись, шёл впереди. Дягилев забавлялся моими нелепостями. Я спросил его, почему он так сдержан (я привык, что меня хвалят). Он остановился, поправил монокль и произнёс:

“Удиви меня”.

Мысль о чём-то неожиданном, столь восхитительная у Аполлинера, никогда не приходила мне в голову».

Только в 1917 году на премьере балета “Parade” (или “Зазывалы”) Кокто смог удивить Дягилева:

«Этот бесстрашный человек, побелев как мел, прислушивался к беснующемуся залу. Ему было страшно. И было отчего. Пикассо, Сати и я не могли добраться до кулис. Толпа узнала нас и угрожающе наступала. Если бы не Аполлинер — в военной форме, с забинтованной головой — женщины выкололи бы нам глаза булавками.

Некоторое время спустя состоялась триумфальная премьера гофмансталева “Иосифа”. Я сидел в авторской ложе. Когда актеров вызвали в десятый раз, Гофмансталь наклонился к Дягилеву.

“Я бы предпочел скандал”, —

сказал он. И Дягилев с тем же выражением, с каким сказал мне “Удиви меня”, ответил ему:

“Да, только... это не слишком приятно”».

Гийом Аполлинер (1880-1918) – французский поэт польского происхождения; имя при рождении Вильгельм Альберт Владимир Александр Аполлинарий Вонж-Костровицкий.
Гуго фон Гофмансталь (1874-1929) – австрийский писатель, драматург и поэт.


Кокто о Мюссе

«Я храню письмо Мюссе, написанное в эпоху, изобилующую гениями. Так вот, он жалуется, что вокруг нет ни одного стоящего мастера, ни книги, ни художника, ни пьесы. “Комеди-Франсез”, по его словам, поросла пылью, а мадам Малибран вынуждена петь в Лондоне, потому что в “Опера” фальшивят. Франция так устроена, что во всякую эпоху не видит собственного богатства, находящегося у неё под носом, и ищет его за своими пределами».

Альфред Луи Шарль де Мюссе (1810-1857) – французский поэт, драматург и прозаик.
Мария Малибран (1808-1836) – испанская певица; в девичестве Мария Фелиция Гарсиа Ситчез.


Кокто об умении писать

«Я не умею ни читать, ни писать. Когда в анкете надо отвечать на этот вопрос, мне хочется ответить “нет”. А кто умеет писать? Писать — значит сражаться с чернилами ради того, чтобы нас, может быть, услышали».

Повезло!

Жан Кокто вспоминал, что однажды

«На ужине у Стравинского его сын Фёдор рассказал нам, как в Нью-Йорке, на званом обеде приверженцев вольнодумства, один из гостей умер, понося Деву Марию.

«Повезло же ему, — сказал Стравинский, — прямиком на небеса пошёл».
«Почему?» — удивился сын.
«Да потому, что со стыда помер», — ответил Стравинский».

Игорь Фёдорович Стравинский (1882-1971) – русский композитор.
Фёдор Фёдорович Стравинский (1907-1989) – художник, первый ребёнок у И.Ф. Стравинского.

[Yorik]

Заразительный пример

Когда И.А. Крылов прочитал басню Александра Измайлова “Пьяница”, он с возмущением закричал:

"Что это за басня! Какие отвратительные картины и какой площадный подлый слог!"

Дмитриев в пояснение ему ответил:

"Да, это ваша “Свинья” в платье квартального".

Блудов так прокомментировал этот случай:

"Хороший урок для писателей, имеющих талант и славу. Их пример заразителен".

Иван Андреевич Крылов (1769-1844) - русский баснописец, поэт и издатель.
Александр Ефимович Измайлов (1779-1831) - русский баснописец и издатель; вице-губернатор Тверской и Архангельский 1826-1828.
Иван Иванович Дмитриев (1760-1837) - русский поэт и баснописец; сенатор 1806, член государственного совета 1810, министр юстиции 1810-1814.
Граф (1842) Дмитрий Николаевич Блудов (1785-1864) - русский литератор и крупный государственный деятель.


“Мысли” и мысли

Князь П.А. Вяземский однажды сказал Василию Львовичу Пушкину:

"Вы должны быть вечно благодарны Шаликову; он вам подал мысль написать “Мысли”".

Все рассмеялись, но Василий Львович не понял шутки.
Известно, что в литературных кругах все были не очень высокого мнения об умственных способностях Василия Львовича, и Блудов пояснил позднее:

"В самом деле в его мыслях только и есть одна эта мысль, за которую он обязан Шаликову".

Шаликов и В.Л. Пушкин некогда опубликовали несколько отрывков под названием “Мысли”.

Василий Львович Пушкин (1766-1830) - русский поэт; дядя А.С. Пушкина.
Князь Пётр Иванович Шаликов (1768-1852) - русский писатель и издатель.
Князь Пётр Андреевич Вяземский (1792-1878) - русский поэт и литератор; государственный деятель, камергер 1831, обер-шенк 1866.


О сатирах

Блудов в записной книжке отметил:

"Зачем писать личные сатиры? Так говорят и думают многие:

“Их читать могут одни современники, а поэт должен трудиться и для потомства”.

Однако ж любители картин и теперь покупают портреты, написанные Вандиком [Ван Дейком]".

Антонис ван Дейк (1599-1641) - фламандский живописец.


Блудов о Батюшкове

Из записной книжки графа Д.Н. Блудова:

"Слог Батюшкова можно сравнить с внутренностями жертвы в руках жреца: она вся трепещет жизнью и теплится её жаром".

Константин Николаевич Батюшков (1787-1855) - русский поэт и писатель.


“Славянофил”

Мало кто знает, что слово “славянофил” впкрвые в русской литературе появилось в стихотворении В.Л. Пушкина “Опасный сосед”:

"Славянофилов кум, угрюмый наш певец!"

Так В.Л. Пушкин обращается к князю Ширинскому-Шахматову, любимцу А.С. Шишкова.

Князь Платон Александрович Ширинский-Шахматов (1790-1853) - русский писатель и государственный деятель.
Александр Семёнович Шишков (1754-1841) - русский писатель, филолог и государственный деятель; Государственный секретарь 1812-1814; президент Академии Российской 1813; адмирал 1824; Министр народного просвещения 1824-1828.


Клички прилипают

Князь П.А. Вяземский первым назвал в своих эпиграммах князя А.А. Шаховского - Шутовским, а Ф.В. Булгарина - Фигляриным или Флюгариным; эти клички сопровождали Булгарина до конца его жизни.

Князь Александр Александрович Шаховской (1777-1846) - русский драматург и фактический руководитель петербургских театров 1802-1826.
Фаддей Венедиктович Булгарин (1789-1859) - русский писатель, журналист и издатель.

[Yorik]

Анекдоты о литераторах

На корешке

Считается, что первым выступил с идеей печатать название книги на корешке Льюис Кэрролл, чтобы нужное издание было легче отыскать на полке.

Льюис Кэрролл (1832-1898) - английский писатель и математик; настоящее имя Чарльз Лютвидж Доджсон.


Марк Твен и кошки

Известно, что Марк Твен просто обожал кошек. Когда в конце жизни Твен приезжал на отдых в Нью-Гемпшир, то он всегда просил у соседей котят в аренду, чтобы ему не было так одиноко.
Однажды Марк Твен сказал:

"Если бы можно было скрестить человека с котом, человеческая порода от этого только выиграла бы, а вот кошачья — явно бы ухудшилась".

Марк Твен (1835-1910) - Сэмюэл Ленгхорн Клеменс; американский писатель.


Марк Твен и дети

Одна знакомая Марка Твена стала хвастаться новым прибавлением в своём семействе.
Увидев кислую реакцию писателя, дама удивлённо поинтересовалась:

"Разве вы не любите детей, господин Клеменс?"

Писатель сухо ответил:

"Нет, я их не выношу".

Затем он рассказал историю о том, как во время болезни к нему на кровать забрался маленький племянник, сын сестры, и попытался его поцеловать.
Марк Твен так закончил свой рассказ:

"В тот момент я подумал: если выживу, обязательно поставлю памятник Ироду".

Рациональная критика

Оскар Уайлд считал, что

"единственным рациональным методом критики искусства из всех, что он когда-либо встречал",

являются таблички в салунах, на которых написано:

"Не стреляйте в пианиста, он играет как умеет".

Оскар Фингал О'Флаерти Уиллс Уайлд (1854-1900) - ирландский писатель и поэт.


Известный голкипер

Хорошо известно, что английский профессиональный футбольный клуб “FC Portsmouth” был основан в 1898 году.
Гораздо менее известно, что этот профессиональный клуб был организован на базе любительской команды “Portsmouth Association Football Club” в начале 80-х годов XIX века, и одним из организаторов этой команды был Артур Конан Дойл, который играл в ней вратарём.

Сэр Артур Игнейшес Артур Конан Дойл (1859-1930) - английский писатель ирландского происхождения.


А-бомба

Термин “атомная бомба” впервые употребил Герберт Уэллс в романе “Освобождённый мир”, опубликованном в 1914 году.

Герберт Джордж Уэллс (1866-1946) - английский писатель.


Затянувшаяся пауза

Однажды Чарлз Перси Сноу выпивал в баре вместе с Гербертом Уэллсом и, как это иногда бывает, их разговор зашёл в тупик.
Смущённый затянувшейся паузой, Уэллс вдруг неожиданно спросил:

"Сноу, вы когда-нибудь подумывали о самоубийстве?"

Сноу почти не задумываясь ответил:

"Да, Герберт, подумывал".

Уэллс с облегчением подхватил:

"Вот и я тоже. Но если я пойду на это, то только после семидесяти".

На момент этой беседы Уэллсу уже было слегка за 70.

Чарлз Перси Сноу (1905-1980) - барон Сноу Лестерский 1964; английский писатель, учёный и политик.


Вудхауз смутился

В другой раз Уэллс поставил в тупик самого Вудхауза. Во время беседы Уэллс вдруг внезапно сказал:

"Мой отец был профессиональным игроком в крикет".

Вудхауз позднее вспоминал:

"Если кто-нибудь знает достойный ответ на такую фразу, пожалуйста, сообщите его мне. Я хотел было сказать:

“А у моего были седые усы”, —

но сумел выдавить только:

“О... а...”, —

и перевел разговор на другую тему".

Пелэм Гренвилл Вудхауз (1881-1975) - английский писатель-юморист, поэт и драматург.


Признание Лондона

Однажды Джек Лондон признался:

"Когда кто-то был рядом, мне всегда хотелось выпить. А когда рядом никого не оказывалось, я пил в одиночку".

Джек Лондон (1876-1916) - американский писатель и журналист; настоящее имя при рождении Джон Гриффит Чейни.


Расизм Джека Лондона

Во времена СССР было не принято упоминать о расистских взглядах Джека Лондона, однако я приведу лишь парочку примеров.
В 1904 году Джек Лондон приехал в Японию как военный корреспондент - он писал о Русско-японской войне.
Восток Лондону не понравился.
Про японцев Лондон сказал другому журналисту, что они

"может, и храбры, но южноамериканские свиньи пекари, сбившись в стадо, тоже демонстрируют храбрость".

О корейской нации он сказал, что она

"абсолютно неэффективна — то есть не годится вообще ни на что".

Однако в китайцах Лонон рассмотрел парочку положительных качеств: он их похвалил за трудолюбие и храбрость.


“Жёлтая угроза”

В том же 1904 году Джек Лондон опубликовал очерк “Жёлтая угроза”, в котором предупреждал современников об угрозе с Востока, которая возникнет, если “жёлтые” китайцы и “коричневые” японцы объединятся. Такими цветами Лондон характеризовал эти нации и предупреждал:

"Западному миру угрожает не маленький коричневый человечек, а четыре миллиарда жёлтых человечков, которых коричневый возьмёт под свое управление".

Я - белый!

С 1895 по 1914 годы Джек Лондон был членом социалистических партий Америки.
Один из товарищей по социалистической партии стал упрекать Лондона за расистские высказывания в его публикациях - ведь Карл Маркс призывал к объединению трудящихся всех стран.
Джек Лондон очень возмутился и накинулся на товарища по партии:

"Я в первую очередь белый человек и только потом социалист!"

[Yorik]

Цветочки Шарля Бодлера

Обед с Прудоном

Когда Шарль Бодлер встретился с Прудоном в редакции его газеты “Le Peuple” (“Народ”), тот давал указания сотрудникам по поводу следующего номера. Закончив свои дела, Прудон обратился к Бодлеру:

"Гражданин, настал час обеда. Что если мы пообедаем вместе?"

В небольшом трактирчике Бодлер мало ел и много пил, а Прудон мало пил, много ел и оживлённо говорил.
Бодлер восхитился аппетитом Прудона:

"Для писателя вы едите на удивление много!"

Прудон ответил наивно просто:

"Дело в том, что мне предстоит многое свершить!"

Когда Бодлер хотел расплатиться за обед, Прудон энергично запротестовал, достал портмоне и оплатил... только то, что съел и выпил сам. Бодлер решил, что так Прудон проявляет принцип равенства граждан.

Шарль Пьер Бодлер (1821-1867) - французский поэт, критик и переводчик.
Пьер-Жозеф Прудон (1809-1865) - фр. политик, философ, публицист; первый анархист.


Главный редактор

В 1849 году Бодлер отправился в провинцию, чтобы стать главным редактором только что созданной консервативной газеты “Representan de l'Indre”.
На банкете, организованном в честь приезда нового главного редактора, Бодлер весь вечер просидел, не сказав ни единого слова. За десертом один из присутствующих уколол почётного гостя:

"Однако, господин Бодлер, вы не промолвили ни слова".

Бодлер легко парировал нападение:

"Господа, мне нечего сказать. Ведь я приехал сюда, чтобы быть слугой ваших умов, не так ли?"

Утром следующего дня Бодлер вывел из себя директора газеты, пожилую почтенную вдову, простым и естественным вопросом:

"А где здесь водка для редакции?"

Вскоре новый главный редактор консервативной газеты начал шокировать благонамеренных подписчиков следующими шедеврами республиканской мысли:

"Когда добрейший Марат и чистоплотнейший Робеспьер требовали, один – триста тысяч голов, а другой – непрестанной работы гильотины, они лишь повиновались неотвратимой логике существовавшей тогда системы",

или

"Восстание законно, так же как и убийство".

Об Эдгаре По

Бодлер давно восторгался творчеством и личностью Эдгара По:

"Эдгар По, этот нищий, отверженный, подвергавшийся преследованиям пьяница нравится мне больше, чем, скажем, спокойные и добропорядочные Гёте или В. Скотт. Я охотно сказал бы о нём и о ему подобных людях то, что сказано в катехизисе о нашем Боге:

“Он много претерпел за нас”.

На его надгробии можно было бы написать:

“Все вы, страстно желавшие открыть законы жизни и мечтавшие о бесконечном, вы, чьи подавленные чувства принуждали вас искать отвратительное облегчение в вине и распутстве, молитесь за него. Теперь, когда его очищенная телесная суть витает среди тех, о чьём существовании он догадывался, молитесь за него; он видит и знает, и он будет заступником вашим”".

Эдгар Аллан По (1809-1849) - американский поэт и писатель.
Иоганн Вольфганг фон Гёте (1749-1832) - немецкий писатель и поэт, философ, учёный и государственный деятель.
Вальтер Скотт (1771-1832) - 1-й баронет Скотт 1820; шотландский поэт и прозаик, историк, адвокат.


Пресса о Бодлере в 1852 году

Уже известный журналист Надар опубликовал в апреле 1852 года в газете “Le Journal pour rire” шарж на Бодлера с такой подписью:

"Шарль Бодлер, молодой поэт, очень нервный, желчный, раздражительный и раздражающий, часто просто неприятный в повседневной жизни. Под парадоксальной внешностью скрывается вполне реалистично думающий человек... полагаю, что он – лучший и самый надёжный из всех, кто идёт одной дорогой с ним".

Максим Дю Кан больше писал о внешности поэта:

"Лицом он был похож на молодого дьявола-отшельника: коротко стриженные и скорее рыжие, чем тёмные, волосы, бритый квадратный подбородок, глаза маленькие, живые и беспокойные, чувственный нос с утолщением у конца, очень тонкие, почти всегда поджатые губы с редкой улыбкой и сильно оттопыренные уши – всё это придавало его лицу неприятное выражение, к которому, впрочем, собеседник быстро привыкал. Голос у него был степенный, как у человека, выбирающего слова и довольного своей манерой говорить. Был он среднего роста и крепкого телосложения, что выдавало в нем физическую силу, но было в его облике что-то измождённое и размякшее, говорившее о слабости и склонности плыть по воле волн".

Надар (1820-1910) - Гаспар-Феликс Турнашон; известный фотограф, карикатурист, писатель, журналист и воздухоплаватель.
Максим Дю Кан (Du Champ, 1822-1894) - французский писатель и журналист; член французской академии 1880; один из пионеров французской фотографии.

Русское написание фамилии этого человека установилось ещё в XIX веке - Дюкан, и в таком виде используется до сих пор. Это мне кажется не совсем верным по двум причинам: во-первых, эта фамилия звучит как Дюшан, если произносить её слитно; во-вторых, надо бы следовать оригиналу, где она пишется раздельно, Du Champ. Я предпочёл промежуточный вариант написания - Дю Кан.


Кстати, о волосах

Однажды Бодлер пришёл к своему приятелю Максиму Дю Кану с волосами, выкрашенными в зелёный цвет. Во время их беседы Дю Кан никак не реагировал на все попытки Бодлера обратить внимание на его новую причёску. Наконец Бодлер не выдержал и спросил напрямик:

"Ты не находишь во мне ничего необычного?"

Дю Кан невозмутимо ответил:

"У всех волосы более-менее зелёные. Если бы ты пришёл с небесно-голубыми волосами, ты мог бы меня удивить, а вот зелёные — да таких полно под парижскими шляпами".

Бодлер расстроился из-за того, что не смог удивить приятеля, и в следующий раз явился к нему с гладко выбритой головой.


Один приятель, указывая на красивую женщину, спросил Бодлера:

"Тебе нравятся волосы этой женщины?"

Бодлер ответил:

"Они бы мне нравились, если бы это был парик. Но они естественны, и это ужасно!"

Бодлер о Жорж Санд

Бодлер с отвращением писал о Жорж Санд в книге “Моё обнаженное сердце”:

"Она глупа, тяжела, болтлива. В области морали её идеи не выше и не тоньше взглядов консьержек и продажных девок...
Тот факт, что несколько мужчин втюрились в это отхожее место, доказывает лишь глубину падения мужчин нашего века...
Об этой идиотке я не могу думать без содрогания. Если бы я случайно встретил её где-нибудь, то не удержался бы и запустил ей в башку чем попало".

Жорж Санд (1804-1876) - Аманда Аврора Люсиль Дюпен, в замужестве баронесса Дюдеван 1823; французская писательница.


Гонкуры о Бодлере

В октябре 1857 года братья Гонкур описали в своём “Дневнике” (“Journal des Goncourt”) посещение кафе “Риш” (“Le Café Riche”), которое посещали многие писатели:

"Рядом ужинает Бодлер. Без галстука, с расстегнутым воротом и со своей бритой головой он похож на человека, идущего на гильотину. Единственный признак изысканности – лайковые перчатки, маленькие, до белизны вымытые руки, ухоженные ногти. Голова безумца, голос резкий, как лезвие ножа. Менторская манера говорить; метит в сходство с Сен-Жюстом, и это ему удается. Упорно и резко отрицает, что в стихах своих нарушал нравственность".

Жюль де Гонкур (1830-1870) - французский писатель.
Эдмон Луи Антуан Юот де Гонкур (1822-1896) - французский писатель, историк, мемуарист.
Луи Антуан Леон де Сен-Жюст (1767-1794) - деятель Великой Французской революции, якобинец.


Восторг Флобера

Но это было брюзгливое мнение братьев Гонкур, а вот Флобер написал Бодлеру восторженное послание:

"Я сразу же с жадностью прочёл Ваш сборник от начала до конца, как какая-нибудь кухарка читает в газете роман с продолжением, а теперь, вот уже неделю, перечитываю один стих за другим, строчку за строчкой, слово за словом и, честно скажу, мне это нравится, меня это чарует. Вы нашли способ омолодить романтизм. Вы не похожи ни на кого (а это первое из всех положительных качеств)...
Мне нравится Ваша резкость, которая в сочетании с тонкостью языковых оборотов оказывается чем-то вроде узоров на лезвиях кинжалов дамасской стати... О, вы разбираетесь в передрягах этой жизни!...
Короче говоря, в Вашей книге мне больше всего нравится то, что Искусство занимает в ней доминирующее положение. И потом Вы воспеваете плоть без особой любви к ней, как-то печально и отстранённо, что мне симпатично. В Вас есть твёрдость мрамора и способность пронизывать человека насквозь, как у английского тумана".

Гюстав Флобер (1821-1880) - французский писатель.


Письмо от Гюго

Виктор Гюго из "далёкой" эмиграции (на Нормандских островах!) тоже похвалил Бодлера (1859):

"Ваши “Цветы зла” сияют и ослепляют, словно звёзды. Продолжайте. Изо всех сил кричу “браво” Вашему могучему таланту... Вы получили одну из тех редких наград, которые способен дать существующий режим. То, что он именует своим правосудием, осудило Вас во имя того, что он именует своей моралью. Вы получили ещё один венок. Жму Вашу руку, поэт".

Виктор Мари Гюго (1802-1885) - французский поэт, драматург, писатель; член Французской академии 1841.


Впечатление Сент-Бёва

Оценка Сент-Бёва была более сдержанной:

"Я Вас не удивлю, сказав, что общее впечатление печальное, но Вы именно этого и хотели, собирая свои цветы. Вы не останавливались ни перед какими красками и образами, сколь ужасными и горестными они бы ни были".

Шарль Огюстен де Сент-Бёв (1804-1869) - французский литературный критик и литературовед.


Как он говорил

Теодор де Банвиль обратил внимание на речь Бодлера:

"Если можно назвать человека приятным, то в наибольшей степени это касается Бодлера. Взгляд его полон жизнью и мыслью. Когда я слушал его быструю, изысканную речь, язык настоящего парижанина, мне казалось, что с глаз моих спадает повязка, что передо мной открывается безграничный мир грёз, образов, идей, величественных пейзажей".

Теодор де Банвиль (1823-1891) - фр. поэт, драматург, журналист и писатель; полное имя Etienne Jean Baptiste Claude Théodore Faullain de Banville.

[Yorik]

Сначала дадим слово самому Шарлю Бодлеру, который писал:

"Быть человеком полезным всегда казалось мне вещью из числа самых гнусных".

Почему ушёл?

Ещё в молодости один приятель спросил Бодлера:

"Почему ты ушел от родителей?"

Ответ Бодлера его шокировал:

"Представь себе, в этом семействе любят только бургундское, а я всем винам предпочитаю бордо... Ну можно ли было это терпеть? Вот я и ушёл".

Дендизм Бодлера

У Бодлера понятие дендизма несколько отличалось от трактовки большинства современников. Он не сводил его только к желанию отличаться от остальных людей:

"Это своего рода культ собственной личности, который может восторжествовать над поисками счастья, обретаемого в другом существе, например в женщине...
Это — наслаждение, заключающееся в том, чтобы удивлять других, но самому никогда не удивляться".

Но только этого было недостаточно:

"Денди может быть человеком пресыщенным, может быть человеком страдающим; но в этом последнем случае он будет страдать как спартанец, у которого лисица выедала внутренности...
Дендизм — это последняя вспышка героизма в эпоху всеобщего упадка".

Вывод Бодлера был неожиданным:

"Эти существа [денди] не имеют иной заботы, как непрестанно воплощать в собственной личности идею красоты, культивировать чувство и мыслить".

Бодлер и Вагнер

Бодлер восхищался творчеством Вагнера и собирался опубликовать статью о композиторе в журнале “Revue européenne”. Но 13 марта 1861 года в Опере премьера “Тангейзера” обернулась жутким провалом, так как публика была враждебно настроена к немецкому композитору ещё задолго до представления.
Тогда Бодлер отказался от публикации своей статьи, а на её основе выпустил в мае того же года книгу "Рихард Вагнер и “Тангейзер” в Париже".
Тронутый композитор прислал Бодлеру благодарственное письмо, в котором говорил, что ещё никто и никогда не поддерживал столь решительно его “бедный талант”.
Своё послание Вагнер завершил словами:

"Поверьте мне, я очень горжусь тем, что могу назвать Вас другом".

Вильгельм Рихард Вагнер (1813-1883) - немецкий композитор и дирижёр.


Портрет Бодлера

В конце 1860 года князь Урусов посетил книжный магазин издателя Пуле Маласси на углу пассажа Мирес и улицы Ришельё. Он увидел, что в приёмной комнате над книжными полками под потолком висели портреты (в медальонах) некоторых знаменитых авторов этого издательства: Шарль Монселе, Виктор Гюго, Теофиль Готье, Шанфлёри, Теодор де Банвиль, Бабу, Асселино, Шарль Бодлер...
Имена многих из них ничего не говорят современному российскому читателю.
Этот портерт Болера написал Александр Лафон (ученик Энгра) с фотографии Надара. Вот как описал этот портрет князь Урусов:

"Волевое лицо, с глубокими морщинами в углах губ и возле глаз, гладкий подбородок, щёки с легким румянцем, лысеющий лоб, длинные и волнистые волосы, откинутые назад. Пугающее лицо не то трагического актёра, не то какого-нибудь сатанинского служителя. Высокомерное выражение усиливается остро опущенными углами губ, а также ироничным, пристальным взглядом широко открытых глаз. Голова почти в натуральную величину выделяется на зеленоватом фоне, который ещё больше подчёркивает волнующую печаль".

Князь Александр Иванович Урусов (1843-1900) - юрист, адвокат, литературный и театральный критик.
Огюст Пуле Маласси (1825-1878) - фр. издатель и библиограф; друг Бодлера.
Шарль Монселе (1825-1880) - фр. писатель и журналист.
Пьер Жюль Теофиль Готье (1811-1872) - фр. прозаик, поэт и критик; путешественник.
Теодор де Банвиль (1823-1891) - Etienne Jean Baptiste Claude Théodore Faullain de Banville; фр. поэт, драматург, писатель и критик.
Ипполит Бабу (1823-1878) - фр. писатель и критик; именно он придумал название “Цветы зла”.
Шарль Асселино (1820-1874) - фр. писатель, искусствовед и историк литературы.
Франсуа Анри Александр Лафон (1815-1901) - фр. художник.
Жан Огюст Доминик Энгр (1780-1867) - фр. художник.


Второе издание

В 1861 году Бодлер очень сильно опасался реакции властей на второе издание “Цветов зла”, однако министр юстиции Делангль решил не возбуждать дела против нового издания книги Бодлера, чтобы не создавать автору излишней рекламы. А так как новому изданию “Цветов зла” не сопутствовала никакая судебная шумиха, то широкая публика никакого интереса к этой книге не проявила.
Вот мудрая реакция властей на неприятную книгу.

Клод Альфонс Делангль (1797-1869) - сенатор 1852; министр внутренних дел 1858-1859 и министр юстиции 1859-1863.


Стареющий Бодлер

Фелибер Одебран так однажды описал Бодлера, сидящего за столиком в кафе “Робеспьер”, неподалеку от Итальянского театра:

"Постаревший, увядший, потяжелевший, хотя прежде был всегда худощавым, эксцентричным, поседевший, неизменно гладко выбритый, он больше походил на священника из церкви Сен-Сюльпис, чем на поэта, воспевающего демонические наслаждения. Не утративший привычку изображать из себя мизантропа, он садился за столик один, заказывал кружку пива, набивал трубку табаком и курил, не произнеся ни слова за весь вечер. Но поскольку у него уже появились поклонники из числа молодых людей, обретающихся в пассаже Шуазёль, порой к нему торжественно приближался какой-нибудь неофит и либо начинал обхаживать его, либо читал свои собственные стихи. Перед этими почтительными собеседниками Бодлер хранил загадочный и важный вид.
Когда один из них захотел показать ему номер “Фигаро”, где речь шла о нём, он процедил сквозь зубы:

“Сударь! Кто просил вас разворачивать эту бумагу? Знайте, что я никогда не смотрю на эту грязь”".

Фелибер Одебран (1815-1906) - фр. писатель и журналист.

Шарль Ириарте высказывался в том же духе:

"В нём уживались священник и художник, и ещё нечто странное и необъяснимое, как-то связанное с его талантом и экстравагантными привычками его жизни".

Иногда Бодлер подходил к бильярду,

"держа кий кончиками пальцев, как писчее перо, и приподнимая то и дело свои муслиновые манжеты".

Шарль Ириарте (1832-1898) - фр. писатель, переводчик и рисовальщик.


Вечерние прогулки

По вечерам Бодлер в сопровождении Шанфлёри и Константена Гиса посещал казино “Кале”, которое славилось непристойными танцами, канканом и назойливыми проститутками. Бодлер был чужим в этом заведении, так как бродил среди веселящейся толпы с мрачным видом улыбавшегося гостя в чёрном, с глазами убийцы.
Шарль Монселе однажды случайно встретил его там и спросил:

"Что вы тут делаете, Бодлер?"

Тот невозмутимо ответил:

"Дорогой друг, я рассматриваю окружающие меня черепа".

Шанфлёри (1821-1889) - Jules François Félix Husson; фр. писатель и искусствовед; известен и как Флёри.
Константен Гис (1802-1892) - фр. художник.


Что аморально?

В книге “Моё обнажённое сердце” Бодлер атаковал современных критиков и ценителей искусства любопытным примером:

"Эти буржуазные идиоты непрестанно твердящие: "аморальный, аморальность в искусстве" и прочие глупости, напоминают мне пятифранковую проститутку Луизу Вильдьё, которая однажды, первый раз в жизни, пошла со мной в Лувр и при виде бессмертных статуй и картин начала краснеть, закрывать лицо, на каждом шагу тянула меня за рукав и спрашивала, как можно было публично выставить такую непристойность".

О противоположном поле

После подобных экспериментов Бодлер уверенно писал:

"Ведь девица, в сущности, что такое девица? Это дурочка и маленькая мерзавка; сочетание самой большой глупости с самой большой развращённостью. В девице сидят вся гнусность хулигана и вся гнусность школьника".

Впрочем, о женщинах Бодлер отзывался не лучше:

"Женщина не умеет отделить душу от тела. Она проста, как животное. Сатирик сказал бы, что это потому, что у неё есть только тело".

Портрет мулатки

Ещё в феврале 1842 года у Бодлера началась длительная связь с мулаткой Жанной Дюваль, родом из Гаити, которая играла мелкие роли в театре “Порт Сент Антуан” (“Théâtre de la Porte Saint-Antoine”). Познакомил их Феликс Надар, который был одним из многочисленных любовников Жанны.
Я не собираюсь описывать историю отношений между Бодлером и Жанной Дюваль, а хочу лишь рассказать о картине Эдуарда Мане, известной под названием “Любовница Бодлера” или “Портрет мулатки”.
В 1862 году уже больная Жанна позировала Эдуарду Мане в его мастерской. Художник изобразил мулатку, одетую в летнее платье с рисунком из широких белых и лиловых полос, и придал ей трагическое выражение лица.

Так как Бодлер не скрывал своего восхищения живописью Мане, художник разместил портрет поэта на своём полотне “Музыка в Тюильри”. Бодлер изображён в профиль, он хорошо одет, и на его голове красуется широкополый шёлковый цилиндр.

Эдуард Мане (1832-1883) - фр. художник.


Почему терпишь?

Однажды приятели спросили Бодлера, почему он терпит все выходки этой ужасной мулатки, Жанны Дюваль.
Бодлер только развёл руки:

"Она всегда такая, какой сама хочет быть..."

И его это устраивало.

[Yorik]

Гнев поэта

Эмиль Дешанель, бывший однокашник Бодлера по лицею Людовика Великого, расхвалил его стихи в своей лекции, но представил публике книгу “Цветы зла” с позиции “напуганного буржуа”.
Бодлер узнал об этом и страшно возмутился, но выразил свой гнев в странной форме. Он не нашёл ничего лучше, как написать страстное письмо нотариусу Анселю, который присутствовал на этой лекции:

"И Вы оказались наивным ребенком, забыли, что Франция терпеть не может поэзию, истинную поэзию, что она любит только таких мерзавцев, как Беранже и Мюссе... в общем, что глубокая, сложная, горькая и (внешне) дьявольски холодная поэзия меньше всего создана для вечного пустословия!"

Эмиль Огюст Этьен Мартен Дешанель (1819-1904) = фр. писатель и политик.
Нарцисс Ансель (1801-1888) - нотариус и политик; официальный юрисконсульт Шарля Бодлера.


Опасны печальные цветы

В преддверии суда над "Цветами зла" Сент-Бёв посоветовал Бодлеру напомнить судьям о торжественных похоронах Беранже, на которых присутствовал сам Император. Беранже умер 16 июля 1857 года, а похороны поэта состоялись уже на следующий день по распоряжению правительства в попытке избежать беспорядков со стороны левых.
Так вот, Сент-Бёв советовал Бодлеру:

"Я ни в коей мере не собираюсь преуменьшать славу знаменитого автора, национального поэта, горячо любимого всеми нами... Я ни в коей мере не сомневаюсь в том, что память его достойна уважения и восхищения. Однако... иные его куплеты живы в моей памяти... и среди них есть такие, которые вполне можно было бы назвать в сотню раз более опасными, чем то, что сочиняете Вы. Впрочем, нет, они не опасны. Они исполнены веселости, которая развеивает опасность".

Получается, что стихи Бодлера опасны, так как они печальны?

Пьер-Жан де Беранже (1780-1857) - фр. поэт; аристократом он не был.


По ком траур?

Бодлер тоже присутствовал на церемонии погребения Беранже, но из чистого любопытства - вы уже могли убедиться, что покойник не был любимцем Бодлера.
На похороны Бодлер нацепил на шляпу траурную ленту, а встретившись там с Роже де Бовуаром, Бодлер пояснил:

"Не поймите меня превратно, это траур по “Цветам зла”, тираж которых был конфискован в Алансоне вчера, в пять часов вечера".

Роже де Бовуар (1806-1866) - фр. поэт, драматург и прозаик; настоящее имя Eugène Auguste Roger de Bully.


“Отверженные” и Бодлер

Бодлер восхищался поэзией Виктора Гюго, но очень прохладно относился к его прозе. Опубликованный в 1862 году роман “Отверженные” он встретил с отвращением, хотя и опубликовал в газете “Бульвар” положительную рецензию на этот роман. Гюго прислал Бодлеру благодарность за рецензию.
Своё же истинное отношение к этому роману Бодлер открывал только близким людям.

В письме к матери он пишет:

"Книга эта нелепа и отвратительна. Она стала для меня поводом показать, что и я тоже обладаю умением лгать. Он написал мне, чтобы поблагодарить меня, просто смехотворное письмо. Это доказывает, что великий человек тоже может быть глупцом".

Каролина Опик (1793-1871) - мать Шарля Бодлера; урождённая Dufaÿs.

Асселино вспоминал, как Бодлер гневно поносил “Отверженных”:

"Что это за такие сентиментальные преступники, которые испытывают угрызения совести из-за копеечных краж, которые часами ведут диалоги с этой самой своей совестью и учреждают фонды поощрения добродетели? Разве эти люди рассуждают, как все остальные? Вот я, я напишу когда-нибудь роман, где выведу негодяя, но настоящего негодяя, убийцу, вора, поджигателя и пирата, а закончу такой фразой:

“И под сенью этих посаженных мною деревьев, окруженный почитающей меня семьей, окруженный любящими детьми и обожающей меня женой, я спокойно вкушаю плоды моих преступлений”".

В заключение Асселино написал:

"Книга [“Отверженные”] со всеми её моральными фантазиями и свинцовыми парадоксами глубоко его возмущала. Он терпеть не мог фальшивой чувствительности, добродетельных преступников и ангелоподобных проституток".

В своей записной книжке Бодлер отметил:

"Гюго часто думает о Прометее. Он сажает воображаемого грифа себе на грудь, терзаемую лишь уколами тщеславия... У Гюго-жреца всегда опущенная голова – опущенная слишком низко, чтобы ничего не видеть, кроме собственного пупка".

Об упадке искусства

В том же 1862 году в письме к матери Бодлер жаловался на деградацию французского искусства:

"Теперь это уже не тот чудесный и приятный мир, что был когда-то: художники не знают ничего, писатели не знают ничего, даже орфографии. Все эти люди стали отвратительными, теперь они, может быть, даже хуже, чем светская публика. Я превратился в старика, мумию, и на меня злятся за это, потому что я не такой безграмотный, как все остальные. Какое падение! Кроме д’Оревильи, Флобера и Сент-Бёва, невозможно ни с кем ни о чём разговаривать. Когда я рассуждаю о живописи, только Т[еофиль] Готье способен меня понять. Жизнь мне стала отвратительна. Повторяю: хочу бежать от этих лиц, особенно – от французских".

Жюль Амеде Барбе д’Оревильи (1808-1889) - фр. писатель и публицист.


Случайный вопрос

Один современник, Жюль Труба, вспоминал, что в 1862 году Бодлер спросил у случайно встретившейся девушки, знакома ли она с произведениями некоего Бодлера:

"Та ответила, что знает только Мюссе. Можете представить себе бешенство Бодлера!"

Жюль Симон Труба (Troubat, 1836-1914) - фр. литератор; последний секретарь Сент-Бёва и его наследник.


О современности

В послании Нарциссу Анселю от 18.02.1866 Бодлер писал:

"За исключением Шатобриана, Бальзака, Стендаля, Мериме, Флобера, Банвиля, Готье и Леконт де Лиля, всё современное — дрянь, которая приводит меня в ужас. Ваши академики — ужас, ваши либералы — ужас, добродетели — ужас, пороки — ужас, ваш торопливый стиль — ужас".

В дневнике Бодлер делает запись о современной прессе:

"Невозможно просмотреть ни одну газету за любой день, месяц или год и не найти в каждой строке доказательство самой ужасной человеческой извращённости одновременно с поразительным бахвальством своей честностью, добротой, щедростью и с самыми дерзкими уверениями в прогрессе и цивилизации".

Надежда на Бельгию

В конце 1863 года Бодлер стал готовиться к поездке в Бельгию, где он надеялся несколько поправить свои дела и на время укрыться от кредиторов. Пополнить свои финансы Бодлер собирался двумя способами: чтением лекций о современном французском искусстве и изданием своих сочинений. Ведь “Литературный кружок” Брюсселя обещал заплатить 500 франков за пять лекций, а издатель Лакруа вроде бы проявил интерес к изданию сочинений Бодлера.

Альбер Лакруа (1834-1903) - бельгийский издатель и журналист; полное имя Jean Baptiste Constant Marie Albert Lacroix.


Приезд в Брюссель

Бодлер прибыл в Брюссель 24.04.1864 и планировал провести здесь не более шести недель, но задержался на два года.
Первую лекцию, посвящённую творчеству Эжена Делакруа, Бодлер прочитал уже 2 мая, и хотя зал был заполнен лишь наполовину, встретили его выступление бельгийцы довольно тепло. Молодой, но уже известный, критик Гюстав Фредерикс опубликовал в газете “L'Independance Belge” положительную рецензию, и все вокруг говорили, что выступление Бодлера было очень успешным. Омрачало лишь то обстоятельство, что издатель Лакруа на эту лекцию не пришёл.
Разочарованный Бодлер писал матери 6 мая:

"Вот заметка о моём первом выступлении. [Статья Фредерикса] Здесь говорят, что это – огромный успех. Но, между нами говоря, дела идут очень плохо. Я приехал слишком поздно. Здесь все ужасно жадны, медлительны до невозможности и совершенно пустоголовы. Одним словом, бельгийцы глупее французов. Здесь ничего нельзя получить в кредит, нет никакого кредита – возможно, для меня это и лучше".

Гюстав Фредерикс (1834-1894) - бельгийский театральный и литературный критик.


Вторая лекция

Предчувствия не обманули поэта, так как на вторую лекцию, прочитанную 11 мая и посвящённую творчеству Теофиля Готье, пришло всего человек 20, которые проводили лектора жидкими хлопками. Катастрофа! Провал!
Бельгийский писатель Камиль Лемонье так описал этот вечер:

"Я видел его подвижные глаза, горящие, как два чёрных солнца. Рот его жил независимо от выражения лица. Тонкий и мерцающий, он будто дрожал от смычка произносимых слов. И голова находилась где-то далеко вверху, словно на башне, над испуганным вниманием слушателей".

Камиль Лемонье (1844-1913) - бельгийский писатель и критик.


Крах надежд

После пятой подобной лекции “Литературный кружок” отменил чтения Бодлера и заплатил поэту 125 франков вместо обещанных 500.
С издателями Бодлеру тоже не удалось договориться, так что финансовые дела поэта оставались в плачевном состоянии. Казалось бы, бросай всё и возвращайся во Францию, но страх перед возвращением держал Бодлера в Бельгии. А бельгийцев Бодлер просто возненавидел.
В 1865 году он писал Анселю:

"Сами судите, как трудно мне, начавшему знакомство с водой и небом в Бордо, на островах Бурбон и Маврикия, в Калькутте, сами судите, как тяжело мне в стране, где деревья черны и цветы лишены аромата! Многие здесь с любопытством уличных зевак толпились вокруг автора "Цветов Зла". В их восприятии автор подобных цветов неминуемо должен был выглядеть чудовищным эксцентриком. Все эти канальи ожидали монстра, но когда увидели, что я холоден, сдержан и вежлив, что мне противны все эти вольнодумцы, прогресс и прочие современные глупости, то заключили (предполагаю), что – я не автор своей книги... Выходит, прóклятая книга (которой я очень горжусь) плохо доступна пониманию, темна! Мне долго еще не простят смелость небесталанно зафиксировать зло. Какое скопление каналий! – а мне казалось, что именно Франция – страна поголовного варварства. Теперь я вынужден признать, что есть страна, где варварства ещё больше!"

Визит в Париж

Много ещё более обидных слов написал Бодлер о бельгийцах, о бельгийской кухне, о бельгийских женщинах... Вы сами всё это сможете найти, уважаемые читатели, в прозаических сочинениях Бодлера. Однако во Францию он не спешил. Возможно, он не хотел признаваться друзьям в провале своей бельгийской миссии.
Правда, пару раз он наездами был в Париже и, надо же, столкнулся на улице с Асселино. В короткой беседе Бодлер убеждал друга, что он не может надолго задержаться в Париже, так как неотложные дела требуют его присутствия в Брюсселе.
Асселино позднее так описал эту встречу:

"Чтобы его подзадорить, я передал ему слова, услышанные однажды от Теофиля Готье:

“Этот Бодлер меня удивляет! Как понять эту манию засиживаться в стране, где тебе так плохо? Когда я ехал в Испанию, в Венецию, в Константинополь, я знал, что мне там будет хорошо, а по возвращении я напишу хорошую книгу. Бодлер же сидит в Брюсселе и скучает ради удовольствия сказать потом, что он там скучал!”

Он засмеялся, попрощался со мной и заверил, что пробудет там не больше двух месяцев".

Что Вы делаете в Брюсселе?

Госпожа Пальмира Мёрис в 1865 году с беспокойством писала Бодлеру:

"Скажите, что Вы делаете в Брюсселе? Ничего. Вы там умираете от скуки, а здесь Вас с нетерпением ждут. Какими нитями привязаны Ваши крылья к этой глупой бельгийской клетке? Скажите прямо".

Бодлер с горечью отвечал госпоже Мёрис:

"Где бы я ни был, в Париже, в Брюсселе или в любом другом городе, везде я буду неизлечимо болен. Есть такая мизантропия, проистекающая не от дурного характера, а от слишком обостренной чувствительности и от слишком большой склонности обижаться и оскорбляться. Почему я сижу в Брюсселе, который терпеть не могу? Во-первых, потому, что я здесь нахожусь, а в нынешнем моем состоянии мне будет плохо в любом месте..."

Ругая дальше всё бельгийское, Бодлер затронул и местных женщин:

"От одного вида бельгийской женщины я готов упасть в обморок. Самому богу Эросу было бы достаточно раз посмотреть на лицо бельгийки, чтобы вся его пылкость немедленно пропала".

Заканчивает своё ответное послание Бодлер юмористическим пассажем:

"Я прослыл здесь за агента полиции (очаровательно!) (из-за этой расчудесной статьи, что я написал о шекспировском празднестве), за педераста (я сам распространил этот слух; и мне поверили!), потом прослыл за корректора, присланного из Парижа, чтобы править гранки непристойных сочинений. Придя в отчаяние оттого, что мне во всём верят, я пустил слух, будто убил своего отца и потом съел его; что если мне и позволили бежать из Франции, так это в благодарность за услуги, которые я оказывал французской полиции, и мне поверили! Я плаваю в бесчестье, как рыба в воде".

Элеонора Пальмира Мёрис - жена с 1843 года Франсуа Поля Мёриса (1818-1905), французского писателя, драматурга и издателя; дочь известного художника Жана Пьера Гранжера (1779-1840).


Болезнь

В феврале 1867 года у Бодлера началось обострение его болезней, вызванных застарелым сифилисом. Болезнь быстро прогрессировала, и даже приезд матери в апреле месяце лишь ненамного облегчил страдания поэта. В попытке спасти жизнь поэта его перевезли в Париж, где он и умер в клинике для умалишённых 31 августа 1867 года.


Похороны

На панихиде в церкви Сент Оноре д’Эйло присутствовало около сотни человек, но на кладбище Монпарнас пришло значительно меньше людей. Похоронами распоряжался Нарцисс Ансель. За катафалком печально шли лишь несколько верных друзей Бодлера: Поль Верлен, Фантен-Латур, Мане, Артюр Стевенс, Надар, Шанфлёри.
Сент-Бёв не пришел, а Теофиль Готье был в Женеве. Никого не было ни от общества литераторов, ни от министерства просвещения...
Бодлера похоронили в семейном склепе, где уже десять лет поджидал его отчим, генерал Опик.

Поль Мари Верлен (1844-1896) - фр. поэт.
Анри Фантен-Латур (1836-1904) - фр. художник.
Артюр Стевенс (1825-1890) - бельгийский критик.
Жак Опик (Aupick, 1789-1857) -дивизионный генерал, дипломат, сенатор; отчим Бодлера.


Место Бодлера в поэзии

Теофиль Готье в “Докладе о путях развития поэзии” (1868) писал:

"На дальних границах романтизма, в диковинном краю, озаренном странными отблесками, немногим позже 1848 года явился на свет необычайный поэт — Шарль Бодлер, автор “Цветов Зла”..."

Здесь Готье перекликается с Сент-Бёвом, который в 1862 году отправил Бодлера на “Камчатку романтизма”.


Сартр о Бодлере

В XX веке Сартр написал большое эссе о Бодлере, где утверждает:

"Он [Бодлер] выбрал существовать для себя таким, каким он был для других... Начиная оттуда, можно прояснить всё: мы понимаем теперь, что эта нищая жизнь, представляющаяся нам крушением надежд, соткана им с величайшей заботливостью".

Жан-Поль Шарль Эмар Сартр (1905-1980) - фр. философ, драматург и писатель; NP по литературе 1964.

[Yorik]

Анекдоты о литераторах

Ростан оценил

Князь В.В. Барятинский рассказывал, что однажды ночью на Rue de Passy он услышал, как кто-то с любовью и упоением декламировал строфы из пьесы Ростана “Орлёнок” в переводе Т.Л. Щепкиной-Куперник. Декламатор явно не был русским, так как он сильно коверкал русские слова, но сохранял ритм русского поэтического текста.
Князь был поражён:

"В лунную ночь, в Пасси, кто мог бы быть этот сумасшедший, во всеуслышание декламирующий, влюблённо и усердно коверкая строфы Ростана, в запомнившемся навсегда переводе Щепкиной-Куперник?"

Когда Барятинский нагнал незнакомца, то при свете луны он узнал его - это был сам Эдмонд Ростан.
Ростан потом признался Барятинскому, что он был пленён звучанием русской стихотворной речи, так как перевод Щепкиной-Куперник, его ритм, выражал смысловую точность французского текста.
Ростан в течение трёх недель сидел в партере недалеко от Татьяны Львовны и с увлечением следил по французскому оригиналу за стихами русского перевода; с каждым разом он всё легче усваивал русский текст.
Ростан очень высоко ценил Т.Л. Щепкину-Куперник.

Осталось сказать несколько слов о том, как стала возможной эта встреча.
Князь Барятинский в 1896 году женился на актрисе Л.Б. Яворской, одной из близких подруг которой была поэтесса Щепкина-Куперник. Эта поэтесса перевела для своей очень близкой подруги несколько пьес Ростана, в которых Яворская выступала с большим успехом. В 1901 году князь Барятинский вместе с женой основал “Новый театр”, главным достоянием которого была Яворская. Вот этот театр в сопровождении князя и поэтессы гастролировал по Европе и оказался в Париже примерно в 1907 году.
Во Франции много почитателей Наполеона Бонапарта, и пьеса Ростана “Орлёнок”, посвящённая сыну Наполеона герцогу Райхштадскому, пользовалась в Париже большой популярностью. Достаточно сказать, что в роли молодого князя Райхштадского в возрасте 56 лет сыграла сама Сара Бернар. Вот и Лидия Борисовна очаровывала парижан в этом же образе.

Князь Владимир Владимирович Барятинский (1874-1941) - публицист, драматург и писатель.
Татьна Львовна Щепкина-Куперник (1874-1952) - поэтесса, переводчик и писательница.
Лидия Борисовна Яворская (1871-1921) - урождённая Гюббенет; жена князя В.В. Барятинского в 1896-1916 гг.; актриса.
Эдмон Ростан (1868-1918) - французский поэт и драматург; полное имя Edmond Eugène Alexis Rostand; член Французской академии 1901.
Наполеон II (1811-1832) - Наполеон Франсуа Жозеф Шарль Бонапарт, король Римский, он же Франц, герцог Райхштадтский; сын и наследник Наполеона I.
Сара Бернар (1844-1923) - французская актриса; урождённая Генриетта Розина Бернар.


Куплетист Сарматов

Одним из любимцев одесской публики был С.Ф. Сарматов, куплетист и конферансье. Если в разговоре заходила речь о Сарматове, то кто-нибудь из одесситов обязательно многозначительно говорил о нём:

"Брат известного профессора харьковского университета Опенховского, первого специалиста по внематочной беременности!"

Одесса...

Сарматов часто появлялся на сцене в лохмотьях уличного бродяги и пропойцы, представляясь

"бывшим студентом Санкт-Петербургского политехнического института, высланного на юг России, подобно Овидию Назону, за разные метаморфозы и прочие художества".

Станислав Францевич “Сарматов” Опенховский (1873—1938) - эстрадный артист и литератор.
Фёдор Мечиславович Опенховский (1856-1914) - польский врач, профессор Харьковского университета.


На работе лучше

Известный одесский адвокат Герман Фаддеевич Блюменфельд был очень добрым и добродушным человеком, хотя по работе нацеплял на себя маску буки и ворчуна.
Но стоило ему дома сесть за письменный стол, чтобы приняться за срочную работу, как...
Впрочем, дадим слово Блюменфельду, который с отчаянием рассказывал:

"Вот вы сами видите, какой скэтинг-ринг устраивают на моей лысине кошки, дети, и все друзья и подруги этих миленьких детей, которые тоже приводят кошек, и ещё спрашивают, негодяи:

"Мы вам не помешали?"!"

Когда праздновался 25-летний юбилей адвокатской деятельности Блюменфельда, (старший) председатель Судебной палаты О.Я. Пергамент в поздравительной речи выразил надежду, что юбиляр будет

"ещё в течение долгих и долгих лет являть пример всё того же высокого и неизменного служения праву, и чувствовать себя в Суде как дома..."

Тут Блюменфельд не выдержал и прервал оратора:

"Пожелайте мне лучше, Ваше Превосходительство, чувствовать себя дома, как в Суде".

Герман Фаддеевич Блюменфельд (1861-1920) - правовед, присяжный поверенный.
Осип Яковлевич Пергамент (1868-1909) - юрист, писатель, общественный деятель.


Оценка Брюсова

В то время, когда поклонение Брюсову носило массовый характер, когда он купался в лучах славы и всеобщего поклонения, Ю.И. Айхенвальд публично заявил о кумире публики:

"Не талант, а преодоление бездарности!"

Валерий Яковлевич Брюсов (1873-1924) - поэт, драматург, переводчик, прозаик.
Юлий Исаевич Айхенвальд (1872-1928) - литературный критик.


Салон Б.М. Рунт

Бронислава Матвеевна Рунт была сестрой Жанны Матвеевны, жены Брюсова. В её квартире в Дегтярном переулке регулярно проходили закрытые собрания литературных знаменитостей того времени. Вот некоторые из посетителей этого салона, описанные Шполянским.

"В длиннополом студенческом мундире, с черной подстриженной на затылке копной густых, тонких, как будто смазанных лампадным маслом волос, с желтым, без единой кровинки, лицом, с холодным нарочито равнодушным взглядом умных тёмных глаз, прямой, неправдоподобно-худой, входил талантливый, только что начинавший пользоваться известностью Владислав Фелицианович Ходасевич.
Неизвестно почему, но всем как-то становилось не по себе".

Бунин неодобрительно относился к нему:

"Муравьиный спирт. К чему ни прикоснётся, всё выедает".

Даже Маяковский в его присутствии слегка прищуривал свои озорные глаза.
Вот появлялся Вадим Шершеневич, глава московских имажинистов,

"со ртом до ушей, каплоухий и напудренный".

Бронислава Матвеевна Рунт (1885-1983) - в замужестве Погорелова; переводчица, журналистка; хозяйка салона.
Жанна (Иоанна) Матвеевна Рунт (1876-1965) - жена В. Брюсова с 1897; редактор, переводчица, мемуаристка.
Аминодав Пейсахович Шполянский (1888-1957) - адвокат, поэт, прозаик, мемуарист; псевдоним “Дон-Аминадо”.
Владислав Фелицианович Ходасевич (1886-1939) - поэт, переводчик, критик, мемуарист.
Иван Алексеевич Бунин (1870-1953) - писатель, поэт и переводчик; NP по литературе 1933.
Вадим Габриэлевич Шершеневич (1893-1942) - поэт и переводчик.


Патриотизм Маяковского

Когда началась Великая война (1914), Владимир Маяковский оказался среди неистовых патриотов.
Вот он взбирается на памятник Скобелеву, что стоял напротив дома генерал-губернатора, и истошно кричит:

"Теперь война не та! Теперь она наша! И я требую клятвы в верности! Требую от всех и сам её даю! Даю и говорю - шёлковым бельем венских кокоток вытереть кровь на наших саблях! Уррра! Уррра! Уррра!"

Скобелев (1843-1882) - генерал-адъютант 1878; генерал от инфантерии 1881; орден святого Георгия 2-й степени 1881.


Лекция Дорошевича в 1918 году

В январе 1918 года в Москве известный фельетонист Влас Дорошевич прочитал публичную лекцию на вполне благонамеренную и одобренную большевиками тему:

"Великая Французская Революция в воспоминаниях участников и современников".

Лекция состоялась в помещении цирка братьев Никитиных, что на большой Садовой, 18. Помещение цирка, разумеется, не отапливалось, но несмотря на сильный мороз зал был набит битком. Люди сидели или молча стояли, тесно прижавшись друг к другу, дрожа от холода и переступая с ноги на ногу.
Дорошевича встретили бурными аплодисментами, но никаких криков, никаких приветственных слов не было. ЧК уже приучило всех к революционному порядку, и люди просто боялись оказаться на Лубянке.
Дон-Аминадо был одним из слушателей этой уникальной лекции и позднее описал свои впечатления:

"Он был в шубе, в высокой меховой шапке, чуть сутулый и сам высокий, уже смертельно-жёлтый и обречённый, в неизменном своём с широким чёрным шнуром пенсне, которое он то снимал, то снова водружал на свой большой мясистый нос.
Он читал, то и дело отрываясь от написанного, по длинным, узким, на редакционный манер нарезанным листкам бумаги, читал ровным, чётким, ясным, порой глуховатым, порой металлическим, но всегда приятным для слуха низким голосом, без аффектации, без подчёркивания, без актёрства.
Читал он, или вернее говорил, о событиях и вещах страшных, жутких, безнадёжных, полных острого, вещего, каждодневного смысла.
За одни упоминания о подобных вещах и событиях в Москве, в январе 18-го года, у любых дверей вырастали латыши и китайцы преторианской гвардии.
И путь был для всех один: на Лубянку.
Все это понимали, чувствовали, ни с кем не переглядываясь, друг друга видели, лектор толпу, толпа лектора, и так в течение полутора или двух часов этого незабываемого вечера".

Власий Михайлович Дорошевич (1865—1922) — русский журналист, театральный критик, публицист и фельетонист.


На Кавказе

В Париже Дон-Аминадо получил от Ветлугина письмо с описанием его жизни в период Гражданской войны и немного после. В 1920 году Ветлугин побывал в независимых республиках Кавказа. Вот лишь некоторые из его наблюдений:

"У грузин жилось хорошо, все они стали настоящими иностранцами, вывесили грузинские вывески на вокзалах и магазинах, и в заседаниях своего Учредительного Собрания говорили только... по-русски.
Впрочем, произошли и другие коренные реформы, - шашлык стал называться кибаб, чурек - леван, керенки - боны, че-ка - особый отряд".

Это - Грузия, а вот Азербайджан:

"В Баку били фонтаны, татары армян, большевики - муссоват (партия, а не кушанье), и кандидат прав Петербургского университета Гайдар Баммат доказывал изумленным итальянцам прелести вековой Дагестанской культуры".

Владимир Ильич Рындзюн "А.Ветлугин" (1897-1953) - писатель, публицист, журналист.
Гайдар Баммат (1889-1965) - Гайдар Нажмутдинович Бамматов; кавказский и афганский политический деятель.

[Yorik]

Русская эмиграция

Гнев Гиппиус

Однажды в парижской квартире Толстых на улице Виньон во время файв-о-клока адвокат Балавинский рассказал забавную историю. Поэтесса Л.Н. Вилькина, жившая вместе с мужем Н.М. Минским с 1914 года в Париже, опубликовала стихи посвященные парижскому метро, где были такие слова:

"По бело-серым коридорам
Вдоль чёрно-жёлтых Дюбоннэ,
Покачиваясь в такт рессорам,
Мы в гулкой мчимся глубине".

Когда эти строки попались на глаза Зинаиде Гиппиус, она пришла в бешенство и родила экспромт:

"Прочитав сие морсо,
Не могу и я молчать:
Где найти мне колесо,
Чтоб её колесовать?"

Никто не понял, чем была вызвана подобная реакция Гиппиус.
Выслушав рассказ Балавинского, Н.В. Крандиевская тихо сказала:

"Пристрастная и злая!"

Сергей Александрович Балавинский (1866—1928) - присяжный поверенный в Москве.
Людмила (Изабелла) Николаевна Вилькина (1873-1920) - поэтесса, переводчица, критик; в замужестве Виленкина.
Николай Максимович “Минский” Виленкин (1855-1937) - поэт, религиозный мыслитель.
Наталья Васильевна Крандиевская (1888-1963) - третья жена А.Н. Толстого; поэтесса, писательница, мемуаристка.
Зинаида Николаевна Гиппиус (1869-1945) - поэтесса, писательница, драматург, критик; жена Д.С. Мережковского.
Надежда Александровна Лохвицкая “Тэффи” (1872-1952) - поэтесса, писательница, переводчица, мемуаристка; сестра поэтессы Мирры Лохвицкой (1869-1905).


Стихи Тэффи

Описанная выше сцена имела продолжение.
Немного помолчав, Н.В. Крандиевская добавила:

"А вот и стихи Тэффи, я их очень люблю, хотя они чуть-чуть нарочиты и театральны, как будто написаны под рояль, для эстрады, для мелодекламации. Но в них есть настоящая острота, то, что французы называют vin triste, печальное вино..."

Балавинский оживился и стал умолять жену Толстого:

"Графинюшка, ради Бога, прочитайте вслух".

Наталья Васильевна сделала вид, что обиделась:

"Сергей Александрович, если вы меня ещё раз назовете графинюшкой, я с вами разговаривать не стану!"

Но вскоре “графинюшка” смилостивилась и в наступившей тишине стала читать:

"Серебряный корабль с пурпурною каймою.
Но люди не поймут, что он приплыл за мною,
И скажут вот, луна играет на волнах...
Как чёрный серафим три парные крыла.
Он вскинет паруса над звёздной тишиною.
Но люди не поймут, что он уплыл со мною,
И скажут, вот, она сегодня умерла".

В 1952 году И.А. Бунин, который уже практически не вставал с постели, расспрашивал о похоронах Тэффи и вспомнил эти строки, услышанные более тридцати лет назад на улице Виньон.


Эликсир Алексея Толстого

Когда Алексей Толстой писал “Хождение по мукам”, он регулярно ставил себе ментоловые компрессы. У него была своя теория:

"Шиллер писал “Орлеанскую деву”, держа ноги в ледяной воде и попивая крепкий чёрный кофе. Всё это чепуха и обман публики. Я верю только в ментол, или по-нашему - мяту, потому что мята холодит мозги... у кого они есть. И освежает.
Есть ещё другой способ, но утомительный: грызть карандаши Фабера до самого грифеля. Огрызки выплевывать, а грифель глотать. Потому что грифель действует на молекулы и на серое вещество. А без серого вещества - ни романсов, ни авансов!.. Поняли?!"

Граф Алексей Николаевич Толстой (1882-1945) - писатель; лауреат трёх Сталинских премий первой степени.


Толстой фотографируется

Алексей Толстой обожал фотографироваться, особенно для прессы. Этим регулярно пользовался месье Henri Dumay, редактор “Le Progres civique”, который буквально не сводил глаз с “московской графини” и, чтобы сделать приятное известному писателю, постоянно щёлкал своим аппаратом.
Граф языками не владел и просил жену:

"Наташа, объясни ему, что я говорю по-французски, как испанская корова!"

Графиня, разумеется, переводила, но галантный француз возражал и уверял Толстого, что у графа очень приятный акцент и очень большой словарный запас.
На это Толстой лишь бурчал:

"Пусть Бога благодарит, что он по-русски не смыслит. А то я бы ему сказал три слова из моего словаря!"

Наталья Васильевна только махала рукой, а monsieur Dumay продолжал щёлкать.

Наталья Васильевна Крандиевская (1888-1963) - третья жена А.Н. Толстого; поэтесса, писательница, мемуаристка.


Для детей

В октябре 1920 года в Париже вышел первый номер двухнедельного журнала для детей “Зелёная палочка”.
Первый номер был выдержан в лучших традициях: стихи Бунина, рассказ Куприна, сказка Алексея Толстого, обращение к детям князя Г.Е. Львова, поэма Саши Чёрного, колыбельная песня Натальи Крандиевской. Иллюстрации Судейкина, рисунки Ре-Ми. Постоянные разделы “Крепко помни о России” и “Произведения молодых авторов”.
Вот с последним разделом и произошёл казус.
Мирра Бальмонт, 13-летняя девушка и дочь известного поэта, опубликовала свои стихи, в которых была, например, и такая строфа:

"Связку белых венчальных цветов
Я искал для невесты моей.
Но нашёл я лишь чёрный тюльпан,
Не нашёл я цветка ей белей..."

С тех пор редакция очень внимательно просматривала материалы юных дарований и игнорировала обращения их родителей.

Саша Чёрный (Александр Михайлович Гликберг; 1880-1932) - поэт, журналист, прозаик.
Сергей Юрьевич Судейкин (1882-1946) - живописец, театральный художник, график.
“Ре-Ми”, Николай Владимирович Ремизов-Васильев (1887-1975) - живописец, театральный художник, график.
Князь Георгий Евгеньевич Львов (1861-1925) - политический и общественный деятель; 1-й министр-председатель Временного правительства.
Мирра Константиновна Бальмонт (1907-1870) - единственная дочь Константина Бальмонта и Елены Константиновны Цветковской (1880-1943), третьей жены поэта.


О Ветлугине

Ветлугин появился в эмигрантской прессе с подачи Шполянского и довольно быстро завоевал определённую популярность. Дружеские отношения у Ветлугина со Шполянским не сложились, хотя последний доброжелательно отзывался о нём:

"Всё, что он писал, было бойко, безответственно, и талантливо. Но успех ему сопутствовал, и хлёсткая фраза многих сбивала с толку".

И.А. Бунин после ознакомления с книгой Ветлугина “Авантюристы гражданской войны” писал об авторе:

"Ветлугин — дитя своего времени.
Ужасную молодость дал Бог тем, что росли, мужали, и остались живы за последние годы.
Какую противоестественную выдумку, какое разочарование во всём, какое неприятное спокойствие приобрели они! Сколь много они видели, и сколько грязи, крови. И как ожесточились.
И нынешний Ветлугин смотрит на мир ледяными глазами, и всем говорит:

"Все вы, чёрт знает что, и все идите к чёрту!"

Недостаток это? Большое несчастие, болезнь? Что будет с Ветлугиным? Изживёт он свою болезнь или нет?
Ведь нужно, необходимо, чтобы хоть иногда, невзначай, и на ледяные глаза навертывались слёзы".

Владимир Ильич Рындзюн (1897-1953) - псевдоним "А. Ветлугин"; писатель, публицист, журналист.


Обсуждение пьесы Ключникова

Примерно в 1922 году в Париже где-то в квартале Пасси читал свою пьесу “Единый куст” Ю.В. Ключников, бывший доцент из Петербурга. Среди слушателей были Бунин, Куприн, Ал. Толстой, Алданов, Эренбург, Дон-Аминадо, Ветлугин и пр.
Пьеса была по оценке Куприна “скучна, как солдатское сукно”, так как она возвещала старую истину о том, что Родина - это и есть Единый куст, а все ветви его, даже кривые или боковые, следует направлять и воссоединять, чтобы куст пышно цвёл, оставаясь Единым кустом.
Послушали и разошлись, а настоящий обмен мнениями произошел на улице Ренуара возле дома 48-бис, в котором в то время проживали многие известные российские писатели.
Алексей Толстой начал громко доказывать, что Ключников прав, - хотя его пьеса и бездарна, как ржавый гвоздь, но его руководящая мысль...
Граф продолжал орать на всю улицу:

"Ибо пора подумать, что так дольше жить нельзя, и что даже Бальмонт, который только что приехал из России, уверяет, что там веет суровым духом отказа, и тяжкого, в муках рождающегося строительства, а здесь, на Западе, одна гниль, безнадежный, узколобый материализм и полное разложение".

Бунин побледнел и в бешенстве крикнул:

"Молчи, скотина! Тебя удавить мало!"

И быстро ушёл, ни с кем не попрощавшись.
Куприн только недобро улыбнулся и засеменил в сторону, опираясь на руку жены.
Алданов молчал и нервно ёжился.
Так завершилось обсуждение этого куста, то есть пьесы.

Юрий Вениаминович Ключников (1886-1938) - юрист и дипломат.
Александр Иванович Куприн (1870-1938) - писатель и переводчик.
Марк Александрович Алданов (Ландау, 1886-1957) - писатель, публицист, философ и химик.
Илья Григорьевич Эренбург (1891-1967) - поэт, переводчик, писатель, публицист.
Елизавета Морицовна Гейнрих (1882-1942) - вторая жена Куприна с 1907.
Константин Дмитриевич Бальмонт (1867-1942) - поэт, переводчик и эссеист.


Поэтические вольности

Один из недолго просуществовавших эмигрантских еженедельников основывали такие видные деятели как Карсавин, Трубецкой, Святополк-Мирский, Вернадский, В.Н. Ильин и пр., то есть евразийцы или, как их ещё называли - “скифы”. Но знаменитым стал этот еженедельник благодаря не своим статьям и публикациям, а пародиям на его авторов в других изданиях.
Так в газете “Последние новости” была опубликована большая стихотворная сатира на этих “скифов”, в которой были следующие строки:

"И вот уже, развенчан, но державен,
К своей звезде
Стремится Лев Платонович Карсавин
Весь в бороде".

На следующий день Карсавин позвонил в данную газету и поблагодарил за публикацию, восхитился мастерством поэта, но упрекнул того в поэтической вольности:

"Вы мне прицепили бороду, а я бреюсь безопасной бритвой, и совершенно начисто".

Редактор вежливо поинтересовался:

"Хотите опровержение? Тем же шрифтом и на том же месте?"

Карсавин вовремя опомнился:

"Нет, ради Бога, не надо!"

Лев Платонович Карсавин (1872-1952) - философ, поэт, историк культуры.
Князь Николай Сергеевич Трубецкой (1890-1938) - философ, лингвист, историк, этнограф.
Князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) - литературовед, литературный критик, публицист, поэт.
Георгий Владимирович Вернадский (1887-1973) - историк-евразиец.
Владимир Николаевич Ильин (1891-1974) - философ, богослов, литературный и музыкальный критик.


“Городок”

В знаменитом Тэффином “Городке”, который лежал, как собака на Сене, было всё что угодно, но Академии Наук не было.
Лауреатов венчали в угловых кафе, но за кофе платили они сами. Всё было чинно и скромно.
Молодые поэты читали стихи друг другу, а добившись славы, выступали на вечерах “Зелёной лампы”, и лорнировала их Зинаида Гиппиус, которую за несносный нрав называли Зинаидой Ге-пе-ус, да ещё тонким фальцетом учил уму-разуму Мережковский.

“Городок” - рассказ Тэффи.
“Зелёная лампа” - воскресное литературно-философское общество, существовавшее в Париже 1927-1939; обычным местом первых заседаний общества был дом Мережковских.


“Сумасшедший мулла”

В милюковской газете “Последние новости” работало много интересных людей. Одним из них был бывший приват-доцент Петербургского университета А.М. Кулишер, отличавшийся крайне неуравновешенным характером. Сам Кулишер подписывал свои произведения псевдонимом Юниус (Junius), но среди сотрудников газеты он был больше известен под прозвищем “сумасшедший мулла”, которым его наградил А.А. Поляков по прозвищу Абрамыч.
Дон-Аминадо коротко охарактеризовал Кулишера:

"Сумасшедший мулла был человеком в высоком смысле образованным, написал немало объёмистых томов по социологии, государствоведению и философии истории.
Но, как говорили многочисленные завистники и недоброжелатели, был он не столько историк, сколько истерик.
Павла Николаевича он утомлял, но и околдовывал.
Зато от генеральной линии не отступал ни на шаг, и в смысле чистоты риз был хотя и нелеп, но умилителен.
Конец его был страшен: во время немецкого владычества, за какую-то провинность, а может быть и просто нелепость, сумасшедшего муллу забили лагерной плетью, и забили насмерть".

Павел Николаевич Милюков (1859-1943) - политик, историк, публицист; лидер кадетской партии; редактор газеты “Последние новости” 1921-1940.
Александр Михайлович Кулишер (1890-1942) - профессор, юрист, правовед, публицист.
Александр Абрамович Поляков (1879-1973) - журналист и редактор.


Пародия

Вот пародия на В.М. Молотова, опубликованная в “Последних новостях”:

"Лобик из Ломброзо,
Галстучек-кашне,
Морда водовоза,
А на ней пенсне".

Вячеслав Михайлович Молотов (Скрябин, 1890-1986) - революционер; партийный и государственный деятель СССР; многолетний министр иностранных дел.


Осоргин

М.А. Осоргин был блестящим беллетристом и пользовался успехом у читателей. Как писал Дон-Аминадо,

"этот изящный, светловолосый и темноглазый человек отравлен был не только никотином, коего поглощал неимоверное количество, но ещё и какой-то удивительной помесью неповиновения, раскольничества, особого мнения и безначалия.
И не только потому, что он мыслил по-своему, а потому, чтобы, не дай Бог, не мыслить так, как мыслят другие.
В этом была раз навсегда усвоенная поза, ставшая второй натурой".

Соотечественники то подыгрывали Осоргину, то подшучивали над ним.
Однажды на балу писателей, когда одетый с иголочки Осоргин находился в окружении нескольких дам, к нему подошёл А.А. Яблоновский и добродушно проворчал:

"Ну какой же вы анархист, Михаил Андреевич? Вы, просто-напросто, уездный предводитель дворянства. Вам бы с супругой губернатора мазурку танцевать, а не Кропоткина по ночам мусолить!"

Осоргин на шутку не обиделся и достойно оценил её.

Михаил Андреевич Осоргин (1878-1942) - настоящая фамилия Ильин; писатель, журналист, эссеист, мемуарист; член партии эсэров 1904-1911; масон.
Александр Александрович Яблоновский (1870-1934) - писатель, редактор; председатель Совета Союза русских писателей и журналистов стран русского рассеяния 1928.
Пётр Алексеевич Кропоткин (1842-1921) - революционер-анархист, географ, геоморфолог.


Тэффи

Дон-Аминадо с любовью и улыбкой вспоминал Тэффи и её труды:

"Писать она терпеть не могла, за перо бралась с таким видом, словно её на каторжные работы ссылали, но писала много, усердно, и всё, что она написала, было почти всегда блестяще...
И смешным могло ей искренно казаться всё, без исключения.
Её “Городок” — это настоящая летопись, по которой можно безошибочно восстановить беженскую эпопею".

[bezeda]

Yorik (13 Апрель 2021 - 07:53) писал:

Пушкин, Гоголь и другие писатели глазами цензора А.В. Никитенко. Часть IV

30 марта 1837 года

Сегодня держал крепкий бой с председателем цензурного комитета, князем Дондуковым-Корсаковым, за сочинения Пушкина, цензором которых я назначен. Государь велел, чтобы они были изданы под наблюдением министра. Последний растолковал это так, что и все доселе уже напечатанные сочинения поэта надо опять строго рассматривать. Из этого следует, что не должно жалеть наших красных чернил.
Вся Россия знает наизусть сочинения Пушкина, которые выдержали несколько изданий и все напечатаны с Высочайшего соизволения. Не значит ли это обратить особенное внимание публики на те места, которые будут выпущены: она вознегодует и тем усерднее станет твердить их наизусть.
Я в комитете говорил целую речь против этой меры и сильно оспаривал князя, который всё ссылался на высочайшее повеление, истолкованное министром. Само собой разумеется, что официальная победа не за мной осталась. Но я как честный человек должен был подать мой голос в защиту здравого смысла.
Из товарищей моих только Куторга время от времени поддерживал меня двумя-тремя фразами. Мне в помощь для цензирования Пушкина дали Крылова, одно имя которого страшно для литературы: он ничего не знает, кроме запрещения.
Забавно было, когда Куторга сослался на общественное мнение, которое, конечно, осудит всякое искажение Пушкина; князь возразил, что правительство не должно смотреть на общественное мнение, но идти твёрдо к своей цели.
Я заметил:

"Да, если эта цель стоит пожертвования общественным мнением. Но что выиграет правительство, искажая в Пушкине то, что наизусть знает вся Россия? Да и вообще, не худо бы иногда уважать общественное мнение - хоть изредка. Россия существует не для одного дня, и возбуждая в умах негодование без всякой надобности, мы готовим для неё неутешительную будущность".

После того мы расстались с князем, впрочем, довольно хорошо. Пожимая мне руку, он сказал:

"Понимаю вас. Вы как литератор, как профессор, конечно, имеете поводы желать, чтобы из сочинений Пушкина ничто не было исключено".

Вот это значит попасть пальцем прямо в брюхо, как говорит пословица.


31 марта 1837 года

В.А. Жуковский мне объявил приятную новость: Государь велел напечатать уже изданные сочинения Пушкина без всяких изменений. Это сделано по ходатайству Жуковского.
Как это взбесит кое-кого. Мне жаль князя, который добрый и хороший человек: министр Уваров употребляет его как орудие. Ему должно быть теперь очень неприятно.


7 ноября 1837 года

Вчера было открытие типографии, учреждённой Воейковым и К. К обеду было приглашено человек семьдесят. Тут были все наши “знаменитости”, начиная с В.П. Бурнашева и до генерала А.И. Михайловского-Данилевского. И до сих пор ещё гремят в ушах моих дикие хоры жуковских певчих, неистовые крики грубого веселья; пестреют в глазах несчётные огни от ламп, бутылки с шампанским и лица, чересчур оживленные вином.
Я предложил соседям тост в память Гутенберга.

"Не надо, не надо, - заревели они, - а в память Ивана Фёдорова!"

На обеде присутствовал квартальный, но не в качестве гостя, а в качестве блюстителя порядка. Он ходил вокруг стола и всё замечал.
Кукольник был не в своем виде и непомерно дурачился; барон Розен каждому доказывал, что его драма “Иоанн III” лучшая изо всех его произведений. Полевой и Воейков сидели смирно.

   - Беседа сбивается на оргию, - заметил я Полевому.
   - Что же, - не совсем твёрдо отвечал он, - ничего, прекрасно, восхитительно!

Я не возражал. Изо всех лиц, здесь собранных, я с удовольствием встретился с В.А. Каратыгиным, которого давно не видал. Он не был пьян и очень умно говорил о своём искусстве.
В результате у меня пропали галоши, и мне обменили шубу.


28 декабря 1838 года

Владиславлев мне рассказывал про Полевого. Дубельт позвал его к себе для передачи Высочайше пожалованного перстня за пьесу “Ботик Петра I”.
Дубельт заметил:

"Вот вы теперь стоите на хорошей дороге: это гораздо лучше, чем попусту либеральничать".

Полевой с низким поклоном ответил:

"Ваше превосходительство, я написал ещё одну пьесу, в которой ещё больше верноподданнических чувств. Надеюсь, вы ею тоже будете довольны".

28 февраля 1840 года

Опять был у Василия Андреевича. Застал его больным. Разговор о литературе. Он прочел мою характеристику Батюшкова и очень хвалил её.
Он сказал:

"Вы успели сжато и метко выразить в ней всю суть поэзии Батюшкова".

Потом Жуковский жаловался на “Отечественные записки”, которые превозносят его до небес, но так неловко, что это уже становится нелестным.
Он прибавил:

"Странно, что меня многие считают поэтом уныния, между тем как я очень склонен к весёлости, шутливости и даже карикатуре".

Ещё много говорил о торговом направлении нашей литературы и прибавил в заключение:

"Слава Богу, я никогда не был литератором по профессии, а писал только потому, что писалось!"

7 мая 1840 года

Вечер, или, лучше сказать, ночь, у Струговщикова. Играл на фортепиано знаменитый Дрейшок.
После ужина Глинка пел отрывки из своей новой оперы “Руслан и Людмила”. Что за очарование! Глинка истинный поэт и художник.
Кукольник распоряжался питьём, не кладя охулки на свою собственную жажду. Он с удивительной ловкостью и быстротой осушал бокалы шампанского. Но ему не уступал в этом и Глинка, которого необходимо одушевлять и затем поддерживать в нём одушевление шампанским. Зато, говорят, он не пьет никакого другого вина.


8 августа 1840 года

У меня обедал Брюллов, знаменитый творец “Последнего дня Помпеи”. Собралось ещё человека два-три и несколько дам из Смольного монастыря. Мы хорошо провели время за обедом под открытым небом в моём крохотном садике, под берёзками, рядом с кустами крыжовника.
Брюллов кроме таланта одарён также умом. Он не отличается гибкостью и особенной прелестью обращения, однако не лишён живости и приятности. Он лет пятнадцать прожил в Европе и теперь не особенно доволен, кажется, своим пребыванием в России.
Это, пожалуй, и немудрено. У нас не очень-то умеют чтить талант. Вот хоть бы и сегодня. Мы гуляли в Беклешовом саду. Один мне знакомый действительный статский советник отзывает меня в сторону и говорит:

"Это Брюллов с вами? Рад, что вижу его, я ещё никогда не видал его. Замечательный, замечательный человек! А скажите, пожалуйста, ведь он, верно, пьяница: они все таковы, эти артисты и художники!"

Вот какое сложилось у нас мнение о “замечательных людях”.
Брюллов уехал поздно вечером. За обедом он любовался моей женой. Он говорил:

"Чудесная голова, так и просится под кисть художника. Покончу с “Осадой Пскова” и стану просить вашу супругу посидеть для портрета".

20 ноября 1840 года

У меня был Кольцов, некогда добрый, умный, простодушный Кольцов, автор прекрасных по своей простоте и задушевности стихотворений.
К несчастию, он сблизился с редактором [Краевским] и главным сотрудником [Белинским] “Отечественных записок": они его развратили. Бедный Кольцов начал бредить субъектами и объектами и путаться в отвлеченностях гегелевской философии. Он до того зарапортовался у меня, что мне стало больно и грустно за него. Неучёный и неопытный, без оружия против школьных мудрствований своих “покровителей”, он, пройдя сквозь их руки, утратил своё драгоценнейшее богатство: простое, искреннее чувство и здравый смысл.
Владимир Строев, который также был у меня, даже заподозрил его в нетрезвости и осведомился, часто ли он бывает таким? А скромный молчаливый Бенедиктов только пожимал плечами.


9 мая 1841 года

Обедал сегодня с Брюлловым (Карлом) в прескверном трактире на Васильевском острову, у какой-то мадам Юргенс [на 3-ей линии]. Брюллов изрядно уписывал щи и говядину, которые, по-моему, скорей способны были отбить всякую охоту обедать.
Тем не менее, мы отлично провели время. Брюллов был занимателен, остёр и любезен. Он слывет человеком безнравственным - не знаю, справедливо или нет, но в разговоре его не замечаю ни малейшего цинизма. Вот хоть бы сегодня он говорил не только умно и тонко, но и вполне прилично, с уважением к добрым людям и к честным понятиям.


22 октября 1844 года

Обедал у Мартынова, Саввы Михайловича. Он дружен с И.А. Крыловым и между прочим рассказал мне о нём следующее.
Крылову нынешним летом вздумалось купить себе дом где-то у Тучкова моста, на Петербургской стороне. Но, осмотрев его хорошенько, он увидел, что дом плох и потребует больших переделок, а, следовательно, и непосильных затрат. Крылов оставил своё намерение. Несколько дней спустя к нему является богатый купец (имени не знаю) и говорит:

"Я слышал, батюшка Иван Андреич, что вы хотите купить такой-то дом?"

Крылов отвечает:

"Нет, я уже раздумал".
"Отчего же?"
"Где мне возиться с ним? Требуется много поправок, да и денег не хватает".
"А дом-то чрезвычайно выгоден. Позвольте мне, батюшка, устроить вам это дело. В издержках сочтёмся".
"Да с какой же радости вы станете это делать для меня? Я вас совсем не знаю".
"Что вы меня не знаете - это не диво. А удивительно было бы, если б кто из русских не знал Крылова. Позвольте ж одному из них оказать вам небольшую услугу".

Крылов должен был согласиться, и вот дом отстраивается. Купец усердно всем распоряжается, доставляет превосходный материал; работы под его надзором идут успешно, а цены за всё он показывает половинные, - одним словом, Иван Андреевич будет иметь дом, отлично отстроенный, без малейших хлопот, за ничтожную в сравнении с выгодами сумму.
Такая черта уважения к таланту в простом русском человеке меня приятно поразила. Вот что значит народный писатель!

Впрочем, это не единственный случай с Крыловым. Однажды к нему же явились два купца из Казани:

"Мы, батюшка Иван Андреич, торгуем чаем. Мы наравне со всеми казанцами вас любим и уважаем. Позвольте же нам ежегодно снабжать вас лучшим чаем".

И действительно, Крылов каждый год получает от них превосходного чая такое количество, что его вполне достаточно для наполнения пространного брюха гениального баснописца.
Прекрасно! Дай Бог, чтобы подвиги ума ценились у нас не литературной кликой, а самим народом.



7 мая 1845 года

Кукольник в каждом номере своей “Иллюстрации” помещает шараду в виде какой-нибудь картинки и, отдавая её в цензуру, прилагает к ней и разгадку, которая печатается в следующем номере.
Но вот в последнем выпуске “Иллюстрации” разгадка дошла до меня уже по выходе в свет картинки. Она заключается в словах: “Усердие без денег одно и лачуги не построит”. Это, очевидно, пародия на известные слова, данные в девиз графу Клейнмихелю за постройку Зимнего дворца: “Усердие всё превозмогает”.
Пришлось не пропустить разгадки, и я лично объяснил Кукольнику, почему. Несмотря на это, в пятом номере “Иллюстрации” разгадка напечатана. Кукольник извиняется тем, что он положился на типографию, а последняя виновата в небрежности.
Расплачиваться за то, однако, придётся мне. В городе уже толкуют об этом. Очкин даже откуда-то слышал, что Клейнмихель послал несчастную фразу Государю. Комитет обратился ко мне с запросом; я объяснил, как дело было.


12 октября 1846 года

Уваров получил графское достоинство, от чего пришел в неописанный восторг.

Третьего дня я познакомился с Герценом. Он был у меня. Замечательный человек. Вчера обедали мы вместе у Леграна. Были ещё литераторы, между прочим граф Соллогуб.
Ума было много, но он в заключение потонул в шампанском.


11 января 1847 года

Толки о стихотворении графини Ростопчиной [Насильный брак] не умолкают. Петербург рад в своей апатичной жизни, что поймал какую-нибудь новость, живую мысль, которая может занять его на несколько дней.
Государь был очень недоволен и велел было запретить Булгарину издавать “Пчелу”. Но его защитил граф Орлов, объяснив, что Булгарин не понял смысла стихов.
Говорят, что на это замечание графа последовал ответ:

"Если он [Булгарин] не виноват как поляк, то виноват как дурак!"

Однако этим и кончилось.
Но Ростопчину велено вызвать в Петербург. Цензора успокоились.


24 февраля 1852 года

Сегодня получено известие о смерти Гоголя. Я был в зале Дворянского собрания на розыгрыше лотереи в пользу “Общества посещения бедных”; встретился там с И.И. Панаевым, и он первый сообщил мне эту в высшей степени печальную новость.
Затем И.С. Тургенев, получивший письма из Москвы, рассказал мне некоторые подробности. Они довольно странны.
Гоголь был очень встревожен смертью жены Хомякова. Недели за три до собственной кончины он однажды ночью проснулся, велел слуге затопить печь и сжёг все свои бумаги. На другой день он рассказывал знакомым, что лукавый внушил ему сначала сжечь некоторые бумаги, а потом так его подзадорил, что он сжёг все. Спустя несколько дней он захворал.
Доктор прописал ему лекарство, но он отверг все пособия медицины, говоря, что надо беспрекословно повиноваться воле Господней, которой, очевидно, угодно, чтобы он, Гоголь, теперь кончил жизнь свою. Он не послушался даже Филарета, который его решимость не принимать лекарств называл грехом, самоубийством.
Очевидно, Гоголь находился под влиянием мистического расстройства духа, внушившего ему несколько лет тому назад его “Письма”, наделавшие столько шуму.
Как бы то ни было, а вот ещё одна горестная утрата, понесённая нашей умственной жизнью, - и утрата великая! Гоголь много пробудил в нашем обществе идей о самом себе. Он, несомненно, был одною из сильных опор партии движения, света и мысли - партии послепетровской Руси. Уничтожение его бумаг прилагает к скорби новую скорбь.


Указатель имён

Константин Николаевич Батюшков (1787-1855) — русский поэт.
Виссарион Григорьевич Белинский (1811-1848) – русский литературный критик.
Владимир Григорьевич Бенедиктов (1807-1873) – русский поэт и переводчик.
Карл Павлович Брюллов (1799-1852) – знаменитый русский художник.
Владимир Петрович Бурнашёв (1810-1888) – русский писатель.
Лев Владиславлев (?) – товарищ Никитенко по Университету.
Александр Фёдорович Воейков (1778-1839) – русский поэт и издатель.
Александр Иванович Герцен (1812-1870) – русский писатель и философ; зачем декабристы его разбудили?
Михаил Иванович Глинка (1804-1857) – русский композитор.
Князь Михаил Александрович Дондуков-Корсаков (1794-1869) — вице-президент Академии наук, цензор.
Александр Дрейшок (1818-1869) – чешский пианист и композитор.
Леонтий Васильевич Дубельт (1792-1862) – начальник штаба корпуса жандармов в 1835-1856 гг.
Василий Андреевич Каратыгин (1802-1853) — русский актёр.
Граф Пётр Андреевич Клейнмихель (1793-1869) – русский государственный деятель.
Алексей Васильевич Кольцов (1809-1842) – русский поэт.
Андрей Александрович Краевский (1810-1889) – русский издатель и журналист.
Александр Лукич Крылов (1798-1853) — цензор, профессор СПб Университета.
Иван Андреевич Крылов (1769-1844) — русский баснописец.
Нестор Васильевич Кукольник (1809-1868) — русский драматург, поэт и прозаик.
Михаил Семёнович Куторга (1809-1886) — русский историк-эллинист.
Савва Михайлович Мартынов (1780-1864) – пензенский помещик, профессиональный карточный игрок, дядя убийцы Лермонтова.
Генерал-лейтенант Александр Иванович Михайловский-Данилевский (1789-1848) – русский военный писатель.
Граф Алексей Фёдорович Орлов (1787-1862) – шеф жандармов в 1845-1856 гг.
Амплий Николаевич Очкин (1791-1865) – цензор, писатель и переводчик.
Иван Иванович Панаев (1812-1862) – русский писатель и журналист.
Николай Алексеевич Полевой (1796-1846) — русский писатель и литературный критик.
Барон Георгий (Егор) Фёдорович Розен (1800-1860) — русский поэт и литературный критик.
Графиня Евдокия Петровна Ростопчина (1811-1858) – русская поэтесса.
Владимир Александрович Соллогуб (1813-1882) — русский писатель, драматург и переводчик.
Владимир Михайлович Строев (1812-1862) – русский писатель, историк и журналист.
Александр Николаевич Струговщиков (1808-1878) – русский поэт и переводчик.
Иван Сергеевич Тургенев (1818-1883) – русский писатель.
Граф Сергей Семёнович Уваров (1786-1855) - министр народного просвещения 1833-1849; президент Императорской Академии наук 1818-1852.
Филарет (Василий Михайлович Дроздов, 1782-1867) – митрополит Московский и Коломенский.
Алексей Степанович Хомяков (1804-1860) – русский поэт и философ.
Екатерина Михайловна Хомякова (Языкова, 1817-1852) — жена А.С. Хомякова и родная сестра поэта Н.М. Языкова.

может не совсем в тему. я про Александра Сергеевича в Кишиневе. у нас в районе Долины Роз есть дача Щусева, того самого. место, даже сейчас, довольно глухое, а во времена, когда Поэт пребывал здесь, от города было километра 4-5, причем по глухому ущелью. среди местных дворян это было традиционное место дуэлей. так вот, только в Кишиневе Пушкин четыре раза участвовал там в поединках с ребятами, на чьих жен он положил глаз. тот еще ловелас был)))