Примерно в 1504 году Рабле оказался в монастырской школе в Бомете, где подружился с некоторыми молодыми людьми, которые сыграли позднее значимую роль в его судьбе - это были братья дю Белле и молодой аристократ д'Эстиссак.
Жоффруа д'Эстиссак (Geoffroy de Madaillan d'Estissac, 1482/1485-1542) - епископ Майеза (Maillezais) с 1518.
Жан дю Белле (1492—1560) — французский дипломат; епископ Байонны 1526, епископ Парижа 1532, кардинал 1535. Брат дипломата Гийома дю Белле, двоюродный брат знаменитого поэта Жоашена дю Белле.
Гийом дю Белле, сеньор де Ланже (1491—1543) — французский военный деятель и дипломат.
Жоашен дю Белле (1522-1560) - поэт, член группы “Плеяда”.
Этот Жоффруа д'Этиссак в 1518 году стал епископом Майеза (часто пишут Мальеза), а его дворец располагался недалеко от францисканского монастыря в Фонтене-ле-Конт. Подобному назначению молодой епископ был обязан влиянию и связям своего богатого аристократического семейства, в том числе и своего отца. Он оказался довольно необычным и свободомыслящим человеком для столь высокопоставленного прелата (масло масляное, но что делать?).
Молодой и богатый аристократ так обустроил свою жизнь в епископском дворце, что там почти ничего не напоминало о его духовном сане. Здесь собиралось большое количество молодых учёных, называемых гуманистами, которые свободно высказывали довольно смелые и остроумные мысли и создавали во дворце атмосферу непринуждённого веселья.
Рабле, который к этому времени перебрался в близлежащий францисканский монастырь, довольно быстро стал своим в этом кружке, где он мог не скрывать ни своих увлечений различными науками, ни своих мыслей.
Оказалось, что брат Франсуа был не только очень остроумным собеседником, но уже обладал довольно обширными знаниями в разных науках, а благодаря своей любознательности он постоянно учился чему-то новому.
У майезского епископа часто бывали известные юристы Жан Бриссон, королевский адвокат, и его родственники: Артюс Кайе — заместитель наместника провинции, его зять Андре Тирако (1488-1562) — тогда судья в Фонтене-ле-Конт, а позднее советник парижского парламента, и Эмери Бушар, который был королевским адвокатом и председателем суда в Сенте, а позднее стал советником и докладчиком короля Франции. Возможно, что именно под их влиянием Рабле начал изучать право и стал известен в качестве неплохого законоведа.
Новые друзья были очарованы братом Франсуа и в своих письмах часто отзывались о нём, как о “знатоке латинского и греческого языков”, “самым учёным из братьев-францисканцев” и, вообще, уже называли Рабле “человеком, сведущим во всех науках”.
Российские и советские исследователи творчества Рабле любят упоминать о его переписке со знаменитым учёным Гийомом Бюде, но на самом деле регулярным корреспондентом Бюде был Пьер Лами, старший товарищ Франсуа Рабле по монастырю. Лами уже давно увлекался древними языками, немало в них преуспел и переписывался со знаменитым учёным. Бюде был королевским секретарём, но свои должностные обязанности он совмещал с учёными занятиями. Бюде в то время, пожалуй, являлся лучшим во Франции специалистом по латыни и греческому, давно прославился своими комментариями к “Пандектам”, но с удовольствием начал переписываться с учёным францисканцем.
Он присылал Лами письма, написанные частично по-латыни, частично по-гречески, и регулярно делал, подобные нижеприведённой, приписки к своим посланиям:
"...передайте от меня тысячу приветов милому и учёному Рабле — устно, если он с Вами, или письменно, если он в отсутствии".
Рабле и сам очень хотел получить письмо от Бюде, Лами обещал ему в этом деле поспособствовать, но что-то не получалось, дело затягивалось. Тогда брат Франсуа послал Гийому Бюде нечто вроде шутливого доноса на брата Пьера, который, мол, слишком кичится своим мнимым влиянием и положением в учёном мире.
Бюде с удовольствием ответил “милому Рабле” шутливым письмом, написанном в стиле комментариев к “Пандектам”.
Гийом Бюде (1468-1540) - французский филолог, основатель Коллеж де Франс и библиотеки в Фонтенбло.
О том, что Франсуа Рабле быстро и прочно вписался в местный кружок учёных-гуманистов, свидетельствует история вокруг трактата, написанного и изданного Андре Тирако ещё в 1513 году.
Дело было в том, что судья Тирако ещё в 1512 году женился на Мари Кайе, одиннадцатилетней дочери своего шефа Артюса Кайе. Так как его жена была ещё слишком юна, то Тирако придумал способ для образования Мари в духе образцовой жены по меркам того времени. Он довольно быстро состряпал трактат “De legibus connubialibus” (“О брачных законах”), в который он напихал множество выдержек из творений древних авторов.
Суть трактата Тирако сводилась к тому, что женщина — существо низшее по сравнению с мужчиной, и её долг — повиноваться мужу, а его — повелевать.
Ходили слухи, что к написанию своего трактата и анализу источников Тирако активно привлекал молодых учёных энтузиастов из францисканского монастыря.
Хотя данный труд Тирако при жизни автора переиздавался ещё три раза, он вызвал в обществе неоднозначную реакцию. В конце концов, Эмери Бушар, который был близким другом Андре Тирако, решил опровергнуть основные положения трактата Тирако. Он создал труд “О природе женщин”, который был написан, естественно, на латыни, но Бушар решил щегольнуть своей учёностью и заглавие своего трактата дал по-гречески. Этот трактат, изданный около 1520 года, в противоположность труду Тирако, был настоящей апологией прекрасному полу.
В учёный спор двух друзей оказались вовлечены и другие члены фонтенейского кружка. Тирако обратился к Рабле с просьбой разъяснить, кто их них прав в своих научных трудах. Ведь Бушар в своей книге указал, что женщины избрали его своим адвокатом для защиты от автора трактата “De legibus connubialibus”. Данный тезис Бушара вызвал удивление Тирако: как это женщины догадались взять себе адвоката на процессе из-за книги. Ведь женщины явно не могли прочитать эту книгу, так как она написана по-латыни, а следовательно, как они смогли узнать, что книга написана против них?
Франсуа Рабле был другом и Тирако, и Бушара, но, тем не менее, он с блеском вышел из трудного положения, не обидев никого из своих друзей.
Рабле предположил:
"С Эмери, этого mulierarius [волокиты, бабника], вполне могло статься, что, сидя где-нибудь за столом или у камелька, он перевёл им по-своему те места, где о прекрасном поле говорится без особого уважения. Он хотел вас очернить, дабы самому возвыситься в их глазах".
Такой вердикт Рабле удовлетворил обоих учёных — и Тирако, и Бушара, - и между ними сохранились самые дружеские отношения.В том же 1520 году, уже после упомянутого выше вердикта Рабле, Пьер Лами гостил у председателя сентского суда Эмери Бушара и оттуда написал - на латинском языке, разумеется, - письмо судье Тирако:
"Меня раздирают противоречивые чувства: с одной стороны, если ради Эмери я вынужден буду здесь задержаться, то меня загрызёт тоска по Вас и по нашему дорогому Рабле, самому просвещенному из братьев-францисканцев; с другой стороны, вернуться к Вам, что я, к великой своей радости, сделать не замедлю, это значит лишиться удовольствия быть с Эмери. Однако я нахожу огромное утешение в том, что, наслаждаясь обществом одного из Вас, я наслаждаюсь обществом и другого, — так похожи Вы друг на друга характером и учёностью, — и что присутствие Рабле, столь ревностного в исполнении обязанностей дружбы, мы тоже будем постоянно ощущать благодаря его письмам, как латинским, которые он пишет свободно, так и греческим, которые он начал писать совсем недавно... Не стану долго распространяться на эту тему, так как скоро мы возобновим на досуге наши сборища в лавровой роще и наши прогулки в садике".
Отметим, что по мнению учёного Лами наш герой ещё только делал первые шаги в изучении греческого языка. Отношения между всеми членами кружка оставались, как видим, вполне дружескими.Эта история имела продолжение: в 1524 году последовало второе издание труда Андре Тирако “De legibus connubialibus”, к которому Рабле сочинил по-гречески хвалебную эпиграмму. Тирако поместил эти стихи на титульном листе своей книги, а вас я могу ознакомить с прозаическим переводом данной эпиграммы:
"Увидев эту книгу в Элизиуме, мужчины и женщины хором воскликнут:
“Если бы те законы, при помощи которых наш знаменитый Андре научил галлов хранить супружескую верность и уважать святость семейного очага, установил Платон, — был ли бы тогда на земле кто-нибудь выше Платона?”"
В своих похвалах Рабле немного перестарался, но это было вполне в духе того времени. Следует всё-таки сказать пару слов и о самом труде Тирако. Ведь это был всего лишь плохо отредактированный набор цитат и отрывков из произведений древних авторов, и подобный труд Рабле поставил выше сочинений Платона!