13 ответов в теме

[Yorik]

Прошу прощения у уважаемых читателей, но в подборке материалов о замечательном американском писателе Уильяме Фолкнере нет никакой системы или хронологии. Материалы понадерганы понемногу из различных источников, так что получился настоящий винегрет.

Друзья, родственники и знакомые Уильяма Фолкнера называли его Биллом. Я позволю себе в этих заметках называть его также. В детстве и в подростковом возрасте Фолкнера обычно звали Мемми, но до такой фамильярности, мы с вами, уважаемые читатели, конечно же, не опустимся.

В свое время почтовое ведомство США, приглашая к себе на службу новых сотрудников, выпустило плакат, в котором использовалось имя Фолкнера. Они, наверно, забыли, что Фолкнер, когда был почтмейстером в Оксфорде, получил выговор за плохую работу и был уволен. Не самый удачный пример для новичков.

Когда Фолкнер служил почтмейстером, он заявлял, что не желает быть на побегушках у всякого сукина сына, которой наскреб два цента на марку.
В 1987 году в США вышла марка с портретом Фолкнера, после чего его мог облизать каждый, заплативший, правда, уже 25 центов. Инфляция.

Остановлюсь чуть подробнее на карьере Билла на почте. Осенью 1920 года при университете в Оксфорде было открыто почтовое отделение специально для профессоров и студентов. Билл был студентом, а его отец являлся секретарем университета и управляющим его делами, так что он помог Биллу получить место почтмейстера. Билл не перетруждал себя работой, а если увлекался интересной книгой, то посетителям приходилось ждать, когда он подойдет к окошку.
Не стоит удивляться, что на Билла посыпались жалобы, так что в должности почтмейстера он продержался недолго.
Один из профессоров пожаловался на то, что он, профессор, должен извлекать свою корреспонденцию из мусорного ящика, стоящего у заднего крыльца почты. Профессор утверждал, что Билл не утруждал себя разбором почты, а просто вытряхивал мешок с корреспонденцией на помойку.
Какой-то студент пожаловался, что Билл так редко разбирает почту, что каждый раз, когда он открывал свой ящик, то ему приходилось сдувать толстый слой пыли.
Были и другие обвинения, так что оргвыводы не заставили себя долго ждать.

Герой одного из романов Фолкнера Квентин Компсон долгое время пользовался большой популярностью среди американской молодежи. В 1965 году почитатели писателя повесили на мосту Андерсон через реку Чарльз в Гарвардском университете медную табличку следующего содержания:

"Квентин Компсон III. 10 июля 1910 года. Утонул в аромате жимолости".

Такая табличка висит там и сейчас, но это уже другой экземпляр.

В 1921 году сотрудники студенческой газеты "Миссисипиэн" обратились к Фолкнеру с просьбой помочь им поднять интерес публики к их изданию. Тогда Билл основал компанию "Синяя птица" для страхования студентов от провала на экзаменах по любому предмету. Размер страховки устанавливался в зависимости от характера каждого профессора. При сдаче экзамена очень строгому профессору английского языка страховой взнос равнялся 90 центам за доллар. На экзаменах у судьи Хэмингуэя, покровителя местных спортсменов и, вообще, очень снисходительного человека, страховой взнос составлял 10 центов для обычного студента и 5 центов для спортсменов. Не стоит и говорить, что все спортсмены сдавали экзамен только у судьи Хэмингуэя.
Успех у компании был, по местным масштабам, огромный. Все студенческие газеты жаждали перенять у "Миссисипиэн" опыт страховки от провала на экзаменах, но через две недели администрация университета запретило компанию "Синяя птица", а заодно чуть не прикрыла и "Миссисипиэн".

Фолкнер любил с помощью своих родственников и друзей пускать в оборот всяческие небылицы о себе. Так ему очень нравилась история о том, что будто бы во время первой мировой войны его самолет был сбит над Францией и с тех пор у него в голове стальная пластина.

Сосед писателя Джон Б. Каллен, с которым он часто вместе охотился, так писал о нем:

"Когда Фолкнер надевает старую, потрепанную одежду, роет ямы на дороге, или бродит по улице с безучастным взглядом, он использует тот же психологический прием, что и Диоген, который средь бела дня ходил по улице с зажженным фонарем, делая вид, что ищет честного человека. Это был один из величайших рекламных трюков в истории. Фолкнер знает, когда промолчать, а когда дать интервью или написать письмо редактору на острую тему. Его мнение никогда не совпадает с общепринятым. Он индивидуалист, свой собственный рекламный агент и гений".

Директор издательства "Рендом хаус" Роберт Н. Линскотт приводит в своих воспоминаниях две истории о Фолкнере:

"Когда мы с Биллом гуляли по Пятой авеню и глазели на витрины, к нам подбежала какая-то женщина с криком:

"Ах, я вас узнала! Вы - Уильям Фолкнер. Вы совсем такой же, как на фотографиях".

На что Билли ответил холодно, но вежливо:

"Мадам, вы ошибаетесь, я не Уильям Фолкнер, хотя мне и раньше говорили, что я на него похож".

"Фолкнер испытывал глубокое отвращение к популярности. Когда после вручения ежегодной премии книготорговцев Фолкнера обступила толпа людей, желавших пожать ему руку, он подозвал Линскотта, и они вместе ретировались в гардероб. Там он положил только что полученный наградный знак на барьер. Девушка за барьером закричала:

"О, вы получили награду! Значит, вы и есть мистер Фолкнер!"

Билл ответил:

"Нет, мэм, никакой я не мистер Фолкнер. Просто я увидал эту штуковину на столе и прихватил ее с собой".

Девушка воскликнула:

"Какой ужас! Я немедленно вызову охрану".

Тогда мы с Биллом выскочили в боковую дверь и сели в такси".

После успеха романа "Святилище" Фолкнер получил несколько предложений из Голливуда. Одна из студий решила сыграть на его южном рыцарстве, а в качестве приманки использовала актрису Таллулу Бандхед. Мисс Бандхед в письме выразила свое восхищение книгами Фолкнера и пригласила его в Голливуд, попросив написать сценарий специально для нее. Фолкнер ответил:

"Что ж, я был бы рад помочь девушке-южанке подняться на вершину, но Вы слишком хорошенькая и славная, чтобы играть в фильме по моему сценарию. Нет, нет, я не хочу Вас погубить!"

В последние годы своей жизни Фолкнер много работал для Голливуда. Так как он был уже очень известным писателем, то его работа над сценариями не требовала постоянного присутствия в Калифорнии.
Чаще всего Фолкнер работал у Говарда Хоукса, который предлагал ему писать сценарии по собственным рассказам, купленным студией. Хоукс обговаривал с Фолкнером все детали и условия работы, и только окончив работу над сценарием тот прилетал в Голливуд.
Условия оплаты тоже стали другими. Раньше заключался договор на определенное количество недель с фиксированной оплатой за каждую неделю. Теперь же Фолкнеру стали платить аккордно за всю работу, выполненную в оговоренный срок. В контракте также предусматривались премиальные выплаты за досрочную сдачу сценария. Каждый сэкономленный день оплачивался значительно дороже обычного.
Фолкнер всегда умудрялся получать такие премии.

[Yorik]

На одном литературном приеме, куда удалось заманить Фолкнера, появился один очень известный издатель. Их представили друг другу, и издатель начал восхищаться творчеством Фолкнера. Он сказал, что у него есть собрание всех книг Фолкнера, что он захватил многие из них с собой и почел бы за честь получить автографы автора. Фолкнер безучастно слушал издателя, попыхивал своей трубкой, а потом резко ответил:

"Я подписываю книги только своим друзьям".

Когда советская балетная труппа гастролировала в США и выступала в Оксфорде, одна из прима-балерин попросила устроить ей встречу с Фолкнером. Когда писателю передали просьбу балерины, он ответил:

"Дате знать даме, что я сожалею. Я уже принял приглашение поохотиться на енота".

Представитель журнала "Ньюсуик" как-то спросил Фолкнера, почему он в 1962 году отклонил приглашение президента Кеннеди отобедать в белом доме вместе с пятьюдесятью другими американскими лауреатами Нобелевской премии. Фолкнер на это ответил:

"Я слишком стар, чтобы ехать в такую даль обедать с незнакомцами".

По другой версии он заявил, что сто миль слишком большое расстояние для того, чтобы присутствовать на трапезе.
В любом случае, ответ Первой леди (тогда это была Жаклин Кеннеди) пришлось писать жене Фолкнера Эстель.

Одна из странностей Фолкнера состояла в том, что он позволял людям считать себя алкоголиком, а свое творчество - продуктом винных паров и пьяного умопомрачения. Когда его родственница Салли Марри Уильямс спросила его:

"Билл, ты пьешь, когда пишешь?" -

то получила ответ:

"Не всегда".

Джон Фолкнер в своей книге "Мой брат Билл" вспоминает:

"Он пил меньше, чем принято думать. Он никогда не пытался это скрыть, хотя пил чаще всего дома. Какие бы слухи не распускали о его пьянстве, он их никогда не опровергал. Просто не обращал на них внимания".

После смерти писателя Гамильтон Бассо сказал:

"Фолкнер пил. Мы уже слышали об этом множество историй и скоро услышим немало новых. Я хотел бы только заметить, что столь многочисленные произведения, отличающиеся бесконечным разнообразием и сложностью, никогда не смог бы написать горький пьяница..."

Завоевав мировую известность и деньги, Фолкнер любил повторять, что он лишь простой Фермер. Вот лишь несколько подобных его высказываний из различных интервью и выступлений.

"Я не писатель, я всего лишь фермер, который любит рассказывать всякие байки".
"Я не писатель в обычном смысле этого слова. Жизнь моя сложилась еще до того, как я стал писать. Я деревенский житель. Моя жизнь - ферма, лошади, зерно и корма".
"Сочинять книги - мое хобби... все равно, что собирать марки".

В это можно было бы поверить, если бы не свидетельство того же Линскотта. Когда Фолкнер был у него в Беркшире, он увидел в библиотеке полку со своими книгами, провел по ней пальцами и промолвил:

"Неплохо оставить после себя такой памятник".

На одном приеме Фолкнер заявил, что чувствует себя здесь пугливой дворнягой, выглядывающей из-под телеги.

Фолкнер объяснял, что он всегда отказывается читать чужие рукописи из опасения запомнить что-либо из прочитанного и использовать этот материал в своих книгах. Ведь тогда его обвинят в плагиате. Да и какой смысл писателю читать чужую рукопись? Свои вещи следует показывать человеку, который их может купить, а вовсе не собрату по перу.

Фолкнер наставлял брата Джона:

"Рассказ либо продается, либо не продается. Написал рассказ - посылай его. Примут - хорошо. Не примут, забудь о нем и пиши другой. Никогда ничего не переписывай. Переделывать рассказ - только попусту тратить талант и время. Истрать их лучше на новый".

Интересно, следовал ли сам Уильям своим советам?

Фолкнер считал, что критики в большинстве своем - неудачники, которые пробовали писать, но безуспешно, и поэтому они отыгрываются на всех тез, кто стал писателем. Поэтому он утверждал, что никогда не читает критические обзоры или письма, в которых критикуют его произведения.

Фолкнер утверждал, что издатель всегда возвращает автору рукопись на доработку, просто чтобы показать, что он понимает в книгах больше, чем писатель.

Фолкнер, южанин, утверждал, что в Нью-Йорке никто не умеет говорить по-английски.

[Yorik]

Уильям в свое время договорился со своим братом Джоном, тоже писателем, что они никогда не станут вмешиваться в работу друг друга, и никогда не будут говорить о ней с посторонними. В своей книге "Мой брат Билл" Джон простодушно пишет:

"Мы оба выполнили наш договор. И хотя мне не раз предлагали повышенные гонорары за критические статьи о книгах Билла, я всегда отказывался о нем писать. Уверен, что и Биллу делали подобные предложения, и он их тоже отверг".

Интересно, кто мог делать Биллу такие предложения? И кто больше выиграл от такой сделки?

Джон писал о брате:

"Не могу припомнить, чтобы Билл обращался за помощью к кому бы то ни было и в каких бы то ни было обстоятельствах. Он всегда полагался только на самого себя".

Однажды Фолкнер согласился принять студента, который писал о нем свою дипломную работу. Убедившись, что студент относится к делу серьезно, Уильям даже сделал несколько замечаний о его работе. Студент пожаловался писателю, что книгу, о которой он пишет, он смог достать только в самом дешевом двадцатипятицентовом издании. Фолкнер без всякой рисовки заметил:

"Вот это и есть ее настоящая цена. Больше она не стоит".

Однажды Фолкнер вышел на своей яхте покататься по большому водохранилищу, образованному большой земляной плотиной на реке Талахатчи, в пятидесяти милях от Оксфорда. Он отошел на яхте уже на милю от берега, когда ветер совершенно стих. Проходившие мимо катера предлагали Фолкнеру отбуксировать его яхту к берегу, но Уильям твердо отказывался. Уговоры друзей тоже ни к чему не привели, и Билла оставили в покое. Ночью подул легкий ветерок, и Билл пошел к берегу. Вернулся домой он только на рассвете. Переволновавшаяся жена писателя Эстель после этого случая настояла на том, чтобы Билл установил на яхте двигатель. Фолкнер согласился на это, чтобы успокоить свою жену, но так никогда и не воспользовался этим двигателем.

Когда репортеры пришли к Фолкнеру, чтобы сообщить ему о том, что он получил Нобелевскую премию по литературе и взять у него интервью, он во дворе за домом пилил дрова для камина. В первых сообщениях Фолкнера назвали пятидесятидвухлетним фермером, и это ему очень понравилось. Фолкнер никогда по-настоящему не занимался сельским хозяйством, но он владел участком земли и считал себя человеком, кровно связанным с землей.

В первом своем заявлении в качестве нобелевского лауреата Фолкнер поблагодарил репортеров за то, что они взяли на себя труд приехать и сообщить ему о том, что он теперь лауреат. Вот и все.

На следующий день Фолкнер заявил, что он не поедет в Швецию для получения премии. В Госдепартаменте забеспокоились, но Билл стоял на своем. Он заявлял, что как только написанная им книга появляется на прилавках магазинов, она становится достоянием любого человека, который в состоянии ее купить. А вот он, Билл, после выхода книги в свет по-прежнему остается частным лицом и принадлежит лишь себе. Он также сказал, что, если кому-нибудь заблагорассудилось присудить его книгам премию, отлично, пусть присуждают, однако никому не дано права решать, ехать ли ему, Биллу, за границу за этой премией или не ехать.

Возможно, это был лишь ловкий рекламный трюк, но, следует признать, что он великолепно удался, и внимание широкой публики в течение долгого времени было приковано к фигуре Фолкнера. В результате он только выиграл. Мало того, что к нему был прикован интерес публики. Были переизданы все его книги, а издатели лихорадочно охотились за всеми упущенными ранее произведениями Фолкнера. Книжный рынок был буквально затоплен его произведениями.

Только старому приятелю Билла, полковнику Ивенсу, удалось как-то уговорить Билла поехать в Швецию вместе со своей дочерью Джил.

Интерес к его персоне во всем мире был огромным. Помимо многочисленных фотографий писателя в различных газетах и журналах, и многочисленных статей о нем и его творчестве, на него обрушился настоящий град различных наград, медалей и дипломов. Иностранные правительства награждали его своими орденами, а Франция сделала его кавалером ордена Почетного легиона. Билл очень гордился этой ленточкой на лацкане своего пиджака.

[Yorik]

Биллу пришлось теперь много поездить со своими выступлениями не только по всем штатам, но и за границей. Он побывал во Франции, Италии, Греции, а также во многих странах Латинской Америки.

Фолкнера часто упрекали в том, что он недостаточно пользуется знаками препинания. Однажды он заявил на это, что в конце следующей своей книги оставит специальную страницу, заполненную знаками препинания. И пусть всякий, кому не хватает их в тексте, возьмет точки и запятые с последней страницы и расставит их по своему усмотрению.

Один из профессоров английской литературы написал целую диссертацию, посвященную происхождению фамилии Сноупс (это фамилия героев многих книг Фолкнера). Ученый никогда не встречал ее прежде, и его заинтересовало звучание этого слова. Другие ученые тоже ломали голову над происхождением странной фамилии. Фолкнер унес собой разгадку, но всегда утверждал, что фамилия Сноупс - одна из самых счастливых его находок.

В жизни Фолкнера был целый период, когда он активно выступал в защиту интеграции негров в общественную жизнь США. Он даже выступал на стороне обвинения в процессе об убийстве юной негритянки двумя белыми юношами.
Когда Фолкнер выступил в защиту прав негров, на него обрушился поток брани и угроз. Но Фолкнер не реагировал на это. Он ведь не брал трубки и не распечатывал конверты писем.

Да, Фолкнер почти никогда не распечатывал пришедшие на его имя письма. Он делал исключение только для писем от известных ему адресатов, или если ожидал найти в конверте денежный перевод. Поэтому после его смерти в его кабинете нашли огромную груду нераспечатанных писем и бандеролей с рукописями, которые ему присылали на отзыв.

Фолкнер часто говорил, что в английском языке слишком мало слов. В своих книгах он употреблял большинство из них (некоторые даже утверждают, что все). Часто встречались слова, которые казались придуманными самим писателем, но потом их всегда удавалось найти в словаре.

Фильм по роману Фолкнера "Осквернитель праха" (детектив, между прочим) снимался в Оксфорде, где жил писатель. Фолкнер не принимал никакого участия в съемках и заявил, что все это его не касается. Пусть студия, которая снимает фильм, делает все, что ей заблагорассудится. Он лишь несколько раз появлялся на съемках, чтобы понаблюдать за происходящим, и ему сразу же приносили стул.
Представители студии уже хорошо знали, что Фолкнер не выносит, когда его тревожат. Поэтому лишь несколько представителей студии нанесли ему краткий визит, но никто не был назойливым.

Однажды во время интервью Фолкнер в шутку сказал, что он потомок негритянки и крокодила. Репортер процитировал эти слова в газете. С тех пор Фолкнер перестал обращать внимание на то, что о нем пишут и говорят.

Деньги появились у Фолкнера после написания романа "Святилище", имевшего шумный успех, и последующей экранизации книги. Тогда он стал покупать все, что ему хотелось. Однажды он купил скаковую лошадь по кличке Большой Джон. Хозяин продал лошадь очень дешево, потому что она была очень тугоуздой. Ее было невозможно ни остановить, ни заставить повернуть в сторону. Но хозяин умолчал об этих свойствах лошади.
Фолкнер купил себе роскошный костюм для верховой езды и английское седло со стременами. В своем великолепном одеянии он впервые сел на Большого Джона. Фолкнер тронул повод, и Большой Джон, как стоял головой к дороге, так и помчался. Все попытки заставить его изменить направление движения оказались тщетными. Только проскакав семнадцать миль, жеребец выбился из сил, и Фолкнеру удалось повернуть его обратно.

[Yorik]

До десятого класса Фолкнер учился хорошо, но потом просто перестал посещать школу. Родителям это не понравилось, но они и не пытались вернуть Билла за парту, понимая, что силком его не заставишь. Зато он занимался самообразованием под руководством молодого адвоката Фила Стоуна, который снабжал его огромным количеством различных книг. Там были и античные авторы, и Шекспир, а также лучшие произведения классической литературы Англии, Франции и Германии.
Кроме того, Билл начал самостоятельно изучать французский язык, которым овладел уже позже, в университете.

В 1916 году Биллу исполнилось 19 лет, и по просьбе отца его дед устроил на работу в свой банк. У Билла появился свой регулярный доход, и он превратился в настоящего щеголя. Ведь он тогда ухаживал за своей любимой девушкой Эстель. [Она таки потом стала его женой, но уже после развода с первым мужем.]
Эстель ходила на танцы в университете, и Билл стал бывать там. Он даже купил себе фрак, хотя все студенты ограничивались тем, что брали фрак напрокат. Все, но только не Билл. За это он получил прозвище "Граф-не-в-счет".

Тогда же он завел счет в магазине готового платья Ф.Э. Хейла в Мемфисе, где и покупал одежду до самой своей смерти.

Но весной 1918 года Эстель обручилась с другим, и Билл уехал из Оксфорда в Нью-Хейвен. Там он работал в книжном магазине, а потом поступил добровольцем в Британские ВВС.
Билл всегда любил самолеты, и хотел сначала записаться в Американский корпус связи, куда и входили тогда американские летные части. Но его не взяли, так как он не проучился двух лет в колледже. Такие тогда были строгости в США.
Тогда Билл обратился к англичанам, чтобы пройти обучение в отделении Королевских ВВС. Там его тоже не приняли из-за маленького роста. Тогда Билл разозлился и сказал, что ему все равно, где летать, и раз он не нужен здесь, то, может быть, немцы не откажутся от его услуг. Офицер попросил Билла немного подождать, вышел, а, вернувшись, сказал Биллу, что его берут.

Обучение проходило в Торонто, но война закончилась, прежде чем Билл окончил летную школу. Однако британское правительство дало возможность Биллу и его товарищам завершить курс обучения. Биллу было присвоено звание лейтенанта ВВС корпуса Его Величества. Приказ о производстве Билла, подписанный королем Георгом V, и окантованный в рамку, висел над камином в доме его родителей.

В школе курсанты сами стирали свои шинели. Они надевали их на себя, потом лезли под душ и скребли друг друга щетками с мылом. Фолкнер писал, что отмывались шинели отлично, но сохли потом очень долго, недели две, а то и три.

Один сержант очень сильно отравлял курсантам жизнь. Бывают такие... Однажды ночью курсанты тихо проникли в ту комнату, где спал сержант, завернули его в одеяло и бросили в озеро.

Фолкнер вернулся домой в декабре 1918 года. Он слегка хромал и так объяснял причину своей травмы. Офицеры его курса отмечали свое производство в офицеры. Ну, сами понимаете... Билл взлетел, пролетелся немного. А при посадке врезался в крышу своего ангара. Хвост его самолета остался торчать снаружи, но самого Билла товарищи вытащили из кабины, забравшись к нему на стремянке.

Билл всюду ходил в английской форме лейтенанта ВВС, прихрамывал, а все встречные демобилизованные солдаты отдавали ему честь. Ведь они думали, что он воевал и был ранен в Европе. Американских же офицеров, просидевших всю войну в США, эти солдаты приветствовать отказывались [отличали по форме].

В университете Билл занимался лишь теми предметами, которые его интересовали. Изучал он там и французский язык, причем успешно. Ведь путешествуя через пару лет по Европе, Билл некоторое время прожил в Париже и даже сотрудничал в одной французской газете.

В университете Билл проучился два или три семестра, но бросил он его не совсем по своей воле. Дело в том, что губернатор штата Миссисипи Ли Рассел запретил по всему штату все студенческие союзы. Когда он был студентом, его не принимали ни в один студенческий союз. Став губернатором, Рассел решил отомстить. Большинство студенческих союзов штата было распущено, но союз САЕ, куда входили Билл и его брат Джек, продолжал тайно собираться. Один студент заложил членов союза САЕ, сделав подробный донос об их последнем заседании. Ректор университета сказал, что он простит тех студентов, кто подтвердит показания доноса, а иначе он исключит из университета всю эту группу.
Члены союза посовещались и приняли следующее решение. Два члена союза учились на медицинском факультете. И до выпуска им оставалось всего две недели. В случае исключения им пришлось бы начинать учебу с самого начала. Остальные же студенты могли легко перевестись в другие учебные заведения страны. Поэтому союз решил, что медики подтвердят донос, а остальные члены союза покинут университет.
Так Билл вместе со своим братом Джеком покинул университет.

[Yorik]

Когда Фолкнер еще не был таким известным писателем, он писал множество рассказов и рассылал их по различным журналам. Рукописи никому не известного писателя чаще всего возвращались. Чтобы не посылать рукопись в один и тот же журнал дважды, он прикрепил к дверце своего шкафа разлинованный листок.
В одной графе были написаны названия рассказов. В другой - названия журналов, в которые Билл посылал свои рассказы. В двойной графе стояли даты отправки рукописи и возвращения рассказа. К моменту выхода романа "Святилище" листок был заполнен почти до конца. У Фолкнера было уже написано около шестидесяти рассказов, и тут журнал "Пост" присылает Фолкнеру письмо. Редакция журнала выражала сожаление, что отвергала его рассказы и сообщала, что если Фолкнер любезно согласится прислать их опять, то журнал напечатает их на видных местах и заплатит по тысяче долларов за каждый.
Фолкнер послал в редакцию журнала "Пост" шестьдесят рассказов.

Незадолго до получения Фолкнером Нобелевской премии ученый совет Оксфорда (США) решил присудить ему степень почетного доктора университета, но это предложение провалилось.
Когда же Фолкнер стал нобелевским лауреатом, люди, прокатившие его кандидатуру в первый раз, сами стали предлагать присудить ему степень, но тут уже возмутились их противники и заявили, что теперь уже слишком поздно.

Билл был не единственным писателем в семье Фолкнеров. Я уже упоминал его брата Джона, который написал книгу о своем известном брате (другие его произведения известны широкому кругу читателей гораздо меньше).
Довольно известным писателем был и их прадед, Старый полковник. В 1851 году он опубликовал свою первую книгу стихов. Затем он написал несколько прозаических произведений, и его роман "Белая роза Мемфиса" пользовался в свое время большим успехом, а одна из пьес Старого полковника некоторое время шла на Бродвее.

После ухода из университета Билл одно время частенько посещал вечеринки, которые устраивались в окрестных деревушках. Обычно эти вечеринки устраивались тогда, когда у кого-нибудь в деревне скапливался слишком большой запас самогона, а владелец не мог ни выпить его сам, ни продать. Тогда он звал на помощь соседей, виски наливали в лохань, которую ставили на давку у стены, рядом ставились жестяные кружки, и каждый мог черпать, сколько хотел. В честь такого случая обычно устраивались танцы.
Билл там обычно ничего не делал. Он не танцевал, не участвовал в драках, а просто сидел недалеко от выпивки и, улыбаясь, наблюдал за происходящим. Никто не видел, чтобы он черпал из лохани слишком часто. Позднее Билл описал в своих рассказах то, что он видел и слышал во время таких вечеринок. Многие из посетителей узнали себя и друг друга, вернее, им так показалось, в персонажах этих рассказов.

Фолкнер утверждал, что любой рассказ должен строиться на конфликте, с обязательными завязкой и развязкой. Он говорил, что больше всего публика любит читать о том, как двое мужчин стремятся переспать с одной и той же женщиной.

В заключение рассказа об Уильяме Фолкнере приведу только одну из историй времен детства, когда довольно ярко проявился дух, свойственный еще Тому Сойеру. Но тот был литературным героем...
Когда Биллу приходилось таскать корзины с углем для печи, во дворе Фолкнеров всегда появлялся его приятель Фриц МакЭлрой. Фриц таскал корзины с углем, а Билл ходил за ним следом и не переставая что-то говорил. Оказалось, что он рассказывал ему какие-то занимательные истории, большую часть из которых Билл сочинял сам, но всегда останавливался на самом интересном месте, чтобы Фриц из любопытства пришел и не следующий день.
Том Сойер и Шехерезада в одном флаконе!

[Yorik]

Когда Фолкнер не хотел отвечать на какой-либо вопрос о литературе, он обычно говорил:

"Я ведь в общем-то фермер, а не литератор".

В апреле 1950 года Американская Академия искусств и литературы наградила Фолкнера медалью Уильяма Дина Хоуэллса (1837-1920) [президент этой Академии с 1907 по 1920 гг.], которая присуждается раз в пять лет за выдающиеся заслуги в области американской прозы.
Поэт и критик Марк Ван Дорен (1894-1972) написал Фолкнеру письмо об этой награде, которую ему должны были вручить на торжественном заседании в Академии 25 мая 1950 года; там награждаемому предоставлялись две минуты для ответного слова.
Фолкнер в благодарственном письме ответил в типичной для себя манере:

"Мне бы очень хотелось приехать, но, к сожалению, теперь я не могу даже сказать "Нет". В это время года я фермер, а у миссисипского фермера, пока он не продаст урожай, нет ни времени, ни денег, чтобы путешествовать. К тому же, увы, я не представляю, о чём можно было бы говорить целых две минуты".

В результате медаль Фолкнеру переслали.

На встрече в Вирджинском университете 15 мая 1957 года Фолкнер вспомнил ирландского политика Джона Керрана (1750-1817):

"Двести лет назад ирландский политический деятель Джон Керран сказал:

"Господь даровал людям свободу только при условии их постоянной бдительности, и, если они забудут об этом условии, их уделом, карой за содеянное, будет рабство... враг нашей свободы теперь изменил своё обличье. Он теперь не угрожает нам из-за рубежа... Враг рядится ныне не в военные доспехи, а в одежды, которые сам же приучил нас именовать прогрессом и цивилизацией, материальным комфортом, с которым у нас никогда так хорошо не обстояли дела, как теперь. Его артиллерия – презренная звонкая монета, которая подорвала наше стремление к независимости, ибо лишила нас той общей шкалы, которой мы пользовались для измерения степени нашей независимости".

Написав роман "Солдатская награда", Фолкнер передал его рукопись Шервуду Андерсону (1876-1941) для ознакомления. Через несколько дней миссис Андерсон сказала Фолкнеру:

"Шервуд говорит, что предлагает сделку. Если ему не надо будет читать роман, он попросит Ливерайта [а Хорас Ливерайт был в то время его издателем] опубликовать роман".

Фолкнер ответил:

"Идёт", -

и Ливерайт издал книгу.

Генри Нэш Смит (1906-1986) так описал свои впечатления от посещения Фолкнера:

"Как и многие другие писатели, Фолкнер не склонен разговаривать о своих книгах. Но он воспитан вполне в духе Миссисипи, чтобы вежливо отвечать на вопросы... Он пишет авторучкой. Почерк очень красив, но почти неразборчив. Для правки сверху и сбоку оставлены широкие поля. Закончив книгу, Фолкнер перепечатывает её сам".

Когда Фолкнера спросили о влиянии метода Джеймса Джойса (1882-1941) на его творчество, он ответил:

"Я никогда не читал "Улисса"... Конечно, я слышал о Джойсе. Мне кто-то рассказывал о том, что он делал, и, возможно, услышанное повлияло на меня. Тем не менее, когда я начал писать "Шум и ярость", я совсем не собирался написать такую книгу, какой она в конце концов вышла. Она просто росла со дня на день, и только тогда, когда я её закончил, я осознал, что в ней – история девочки, убежавшей из дому с мужчиной из бродячего театра".

В сентябре 1955 года в Париже издательство "Галлимар" устроило приём в честь Фолкнера, на котором произошла его встреча с Альбером Камю (1913-1960). Устроители приёма ожидали, что между писателями завяжется оживлённая беседа, и пригласили в качестве переводчика известную актрису и журналистку Синтию Гренье. Но переводить оказалось нечего, так как Фолкнер выдавливал из себя лишь односложные слова.
Биограф Фолкнера Джозеф Блотнер так описал сложившуюся ситуацию:

"Совершенно очевидно, что Фолкнер высоко ценил Камю, но в этот момент находился в том психологическом состоянии, которое сам сравнивал с состоянием загнанного на дерево зверя. Замкнувшийся в себе Фолкнер всего лишь пожал руку французскому писателю. Камю, который сам временами был человек очень робкий, отошёл подавленный".

Тем не менее через год, в сентябре 1956 года, во Франции была поставлена инсценировка Камю по роману Фолкнера "Реквием по монахине".

Когда в 1957 году Камю была присуждена Нобелевская премия по литературе, Фолкнер послал ему телеграмму:

"Приветствую душу, которая непрестанно ищет и вопрошает".

[Yorik]

В данном выпуске приведены, в основном, ответы Фокнера на вопросы, которые ему завались в различных интервью. Очень часто вид вопроса следует из ответа писателя, и тогда я его не привожу.


Срок написания книги

Вопрос:

"За какой срок вы пишете одну книгу?"

Фолкнер:

"По-разному. Я написал "Когда я умирала" за шесть недель. "Шум и ярость" - за шесть месяцев. "Авессалом! Авессалом!" - за три года".

На самом деле роман "Авессалом! Авессалом!" был написан Фолкнером с 30.03.1935 по 31.01.1936, однако первые наброски к роману датируются 1926 г.


Стихи и проза

"В 21 год я думал, что пишу очень хорошие стихи, и продолжал их писать в 22 года, но в 23 я оставил поэзию, выяснив, что самый подходящий для меня род литературы – это художественная проза.
Но моя проза на самом деле – поэзия".

Война и сознание

"Ваш кругозор не становится шире от того, что вы видели. На ваше сознание воздействует война. Есть люди, способные пережить всё и накопить из пережитого кое-какой ценный багаж. Основная же масса ничего хорошего на войне не приобретает. Война – слишком страшная цена за жизненный опыт. Единственная положительная сторона войны, насколько я знаю, заключается в том, что она позволяет мужчинам освобождаться от своих женщин без занесения за это в чёрные списки".

Величайшие романы XIX века

Вопрос:

"Какие романы были величайшими или лучшими в XIX веке?"

Фолкнер:

"Вероятно, русские – я помню больше имён русских писателей, чем любых других".

1947 год, университет Миссисипи

Вопрос:

"Кого бы вы назвали в числе пяти самых выдающихся современных писателей?"

Фолкнер:

"1. Томас Вулф. 2. Дос Пассос. 3. Хемингуэй. 4. Кэзер. 5. Стейнбек".

После этого ответа преподаватель, присутствовавший в аудитории, обратился к студенту, задавшему этот вопрос:

"Боюсь, что вы испытываете скромность мистера Фолкнера".

Тогда Фолкнер составил свой список в следующем виде:

"1. Томас Вулф – этот человек обладал великим мужеством и писал так, словно ему мало оставалось жить.
2. Уильям Фолкнер.
3. Дос Пассос.
4. Хемингуэй – он не наделён храбростью, никогда не спускался на тонкий лёд и никогда не употреблял слова, которые бы заставили читателя обратиться к словарю, чтобы проверить правильность их употребления.
5. Стейнбек – некогда я связывал с ним большие надежды. Теперь я не знаю".

Эти слова о Хемингуэе были вырваны журналистами из контекста и широко разошлись по стране. Фолкнеру ещё долго пришлось разъяснять публике, что он имел в виду, давая такую оценку известному писателю.


Возвращение к 1947 году

В 1955 году в интервью, данном Харви Брайту, Фолкнер вернулся к вопросу, заданному ему в 1947 году в университете Миссисипи:

"Думаю, что, если переделывать книгу, вероятно, я мог бы написать её лучше. [О романе "Притча".] Но мне всегда так кажется о любой из моих вещей, как кажется любому писателю. Законченному произведению никогда не сравниться с мечтой о совершенстве, заставляющей художника браться за перо.
Именно это я имел в виду, когда говорил, что Хемингуэй лишён храбрости... Я имел в виду эту мечту о совершенстве и те поражения, которые испытали лучшие современные писатели, пытаясь сравняться с мечтой".

Фолкнер продолжал:

"Меня попросили назвать пять лучших современных писателей в той последовательности, в какой я их оцениваю. Я перечислил Вулфа, Хемингуэя, Дос Пассоса, Колдуэлла и себя. Я назвал Вулфа первым, себя – вторым. Хемингуэя я поставил последним. Я сказал, что все мы - неудачники. Никому из нас не удалось сравняться с мечтой о совершенстве, и я оценил художников на основании великолепия их поражения в попытке достичь невозможного. Я убеждён, что Вулф больше всех стремился приблизиться к невозможному, что он пытался воплотить в литературе весь человеческий опыт. И я думаю, что после Вулфа больше всего усилий на это потратил я. А Хемингуэя я поставил последним, потому что он всегда остаётся в границах хорошо ему известного. Делает он это превосходно, но никогда не стремится к невозможному...
Я оценил этих писателей по тому, какое поражение они потерпели, пытаясь соперничать с мечтой о совершенстве. Это ничего общего не имеет с ценностью их творчества, его влиянием или качеством с точки зрения достигнутого ими совершенства. Я говорил лишь о великолепии поражения, о попытке совершить невозможное в пределах человеческого опыта".

"Я пишу о людях"

"Может быть, в книги и проникают разного рода символы и образы, я не знаю. Когда хороший плотник что-нибудь строит, он забивает гвозди туда, куда следует. Когда он заканчивает, из шляпок, может быть, и образуется причудливый узор, но он вовсе не для того прибивал гвозди.
Я – просто писатель.
Я пишу о Гражданской войне, потому что слышал рассказы о ней всю свою жизнь. Знаю места каждого сражения. Маленьким мальчиком я однажды видел генерала Лонгстрита. Я подошёл к нему и спросил:

"Генерал, что произошло с вами под Геттисбергом?"

Старик чуть не оторвал мне голову".

Трагедия человека

"Человек – наделён свободой и ответственностью, ужасающей ответственностью. Его трагедия заключается в невозможности – или, по крайней мере, в чрезвычайной сложности – установления подлинных контактов с другими людьми. Человек, однако, не переставая, вновь и вновь пытается выразить себя и установить эти контакты".

Влияние французов

"На меня повлияли Флобер и Бальзак; манера последнего коряво записывать всё подряд огрызком своего пера приводит меня в восторг. И, несомненно, Бергсон. Я также ощущаю крайнюю близость с Прустом. После того как я прочитал "В поисках утраченного времени", я сказал: "Вот это – то самое!" - и мне хотелось, чтобы я сам написал это произведение. Я знаю Мальро, потому что я прочитал его последние книги о психологии искусства. Однако я не знаю ни Сартра, ни Камю".

Писатель в США

"Писатель в Соединённых Штатах не является частью культуры страны. Он подобен собачке, которую все любят, но никто не принимает всерьёз".

Наставники

"Ежегодно я обычно перечитываю "Дон Кихота". Раз в четыре-пять лет – "Моби Дика". Перечитываю я также "Мадам Бовари" и "Братьев Карамазовых". К Ветхому завету я обращаюсь каждые десять пятнадцать лет. У меня есть полный Шекспир в одном томике, который я ношу с собой и почти постоянно понемногу читаю. Почти каждый год я перечитываю что-нибудь из Диккенса или Конрада... Я назвал тех, кого считаю своими наставниками и кто оказал на меня влияние".

"Нет" натуре

"На земле существует так много того, о чём можно, следовало бы рассказать, что нет, мне думается, никакой необходимости списывать персонажей с натуры".

Любимые поэты

Вопрос:

"Кто ваши любимые поэты?"

Фолкнер:

"Это англичане, и в первую очередь – большинство елизаветинцев. Мне нравятся и позднейшие поэты: с большим удовольствием я читаю Поупа, а также Милтона, но моими любимцами остаются Шекспир, Бомонт и Флетчер, Марло. Марло я, пожалуй, предпочитаю Шекспиру. Меня очень привлекает и Кэмпион, Томас Кэмпион.
Я немного знаком и с французской поэзией; поэзию же других стран я знаю совсем плохо. Из немцев – великих немцев – я, конечно, читал Гёте".

В дальнейшей беседе Фолкнер отметил, что ему ещё нравятся Джон Донн и Китс.


Указатель имён

Анри Бергсон (1859-1941).
Френсис Бомонт (1584-1616).
Томас Вулф (1900-1938).
Джон Донн (1572-1631).
Альбер Камю (1913-1960, NP по литературе 1957 г.).
Джон Китс (1795-1821).
Эрскин Колдуэлл (1903-1987).
Уилла Кэзер (1878-1947).
Томас Кэмпион (1567-1620).
Джеймс Лонгстрит (1821-1904), генерал.
Андре Мальро (1901-1976).
Кристофер Марло (1564-1593).
Джон Милтон (1608-1674).
Джон Дос Пассос (1896-1970).
Александр Поуп (1688-1744).
Жан-Поль Сартр (1905-1980, NP по литературе 1964 г.).
Джон Стейнбек (1902-1968, NP по литературе 1962 г.).
Джон Флетчер (1579-1625).
Эрнест Хемингуэй (1899-1961, NP по литературе 1954 г.).
Уильям Шекспир (1564-1616).

[Yorik]

Данный выпуск составляют ответы Фолкнера на вопросы различных корреспондентов, студентов и простых читателей. Часто я опускаю вопрос, так как он становится ясным из ответа, или извлекаю из рассуждений Фолкнера понравившуюся мне фразу.

"Если художник не в состоянии писать ни о чём, кроме своих друзей и знакомых, то это, на мой взгляд, свидетельствует о серьёзном творческом кризисе. На земле существует так много того, о чём можно, следовало бы рассказать, что нет, думается, никакой необходимости списывать персонажей с натуры".

"Могу сказать, что художнику лучше не думать о деньгах. Иначе в какой-то момент он проведёт черту между значимостью своего ремесла и его стоимостью и начнёт измерять достоинство своего труда исключительно в деньгах. А тем самым художник понижает требовательность к своему мастерству – и заслуживает тогда самого худшего".

"За стойкость не следует требовать награды, стойкость уже и есть награда".

"Любой писатель необыкновенно восприимчив и оттого беспринципен, поскольку заимствует из какого угодно источника. И этот процесс столь захватывает его, что он, вероятно, никогда не знает, что и у кого перенял".

"...мои герои сами выбирают себе имена. Я никогда не делаю этого за них. И неожиданно они сами сообщают мне, как их зовут. Обычно это происходит, когда я задумываю образ или вскоре после того. Если же персонаж сам себя не называет, то остаётся безымянным. Мне приходится писать о лицах, имени которых я так и не узнал. Они мне их не открыли".

Вопрос:

"Откуда произошло название вашей Йокнапатофы?"

Фолкнер:

"Это слово индейского происхождения – индейцев племени чикасо, которые были согнаны с земель моего штата. Йокнапатофа – значит "тихо течёт вода по равнине".
Для меня это приятный образ..."

"У меня никогда не было любимого автора, и я не совсем точно себе представляю, что значит иметь его. Рассказ или стихотворение гораздо более важны, чем их автор".

"Я считаю, что Марк Твен был первым подлинно американским писателем, и все мы – его наследники, продолжатели его дела. Писатели, считавшиеся американскими до Твена, в действительности не были таковыми; они опирались на европейскую литературную традицию, на европейскую культуру. И только с Твеном, с Уолтом Уитменом родилась подлинно американская литература".

Вопрос:

"Назовите пятерых наиболее значительных, по вашему мнению, американских писателей XIX века".

Фолкнер:

"Марк Твен, Герман Мелвилл, Теодор Драйзер. Двух других выделить трудно..."

Вопрос:

"Вы говорили о важности для писателя опыта, наблюдательности и воображения. Вы не включаете сюда вдохновения?"

Фолкнер:

"Не могу ничего сказать о вдохновении, потому что не знаю, что это такое. Слыхал о нём, но я с ним не знаком".

Вопрос:

"Какую книгу вы считаете величайшей книгой в истории американской литературы?"

Фолкнер:

"Наверное, это “Моби Дик”".

Вопрос:

"Почему вы приняли приглашение приехать в наш университет?"

[Университет штата Вирджиния.]
Фолкнер:

"...мне нравится Вирджиния и вирджинцы. Потому что вирджинцы – снобы, а я люблю снобов. Снобу приходится тратить столько времени на то, чтоб быть снобом, что у него просто не остаётся сил вмешиваться в чужие дела, поэтому здесь довольно приятно находиться".

"Любой негодяй, в конце концов, приходит к тому, что прельщается респектабельностью".

Вопрос:

"Ваше отношение к выпивке?"

Фолкнер:

"К выпивке я отношусь не как к хобби, а скорее как к естественной потребности организма. Естественной и здоровой потребности".

[Yorik]

Фолкнер о женщинах


Женский образ
Вопрос:

"Вы не находите, что создать женский образ труднее, чем мужской?"

Фолкнер:

"О женщинах писать гораздо интереснее, потому что женщины – удивительные существа; я плохо знаю их, да, интереснее писать о женщинах, чем о мужчинах, но и труднее..."

Идеальная женщина
Вопрос:

"Наверно, у вас есть образ идеальной женщины? Какова она?"

Фолкнер:

"Я не могу описать её по цвету волос или оттенку глаз, потому что тогда она исчезнет из моего воображения. Образ идеальной женщины в представлении мужчины ассоциируется со словом, с фразой, с изгибом руки. Оттого-то и описание самого прекрасного – если говорить о женщинах – обычно бывает недоговорённым. Помните, у Толстого только и сказано об Анне Карениной, что она была красива и могла видеть в темноте, как кошка. И больше никаких её описаний. У каждого человека своё собственное представление о красоте. Достаточно отметить жест, тень от ветки, и воображение само воссоздаёт целое дерево. Именно поэтому я не могу точно описать мой идеал женщины, хотя он у меня, безусловно, имеется".

О пожилых женщинах

"Думаю, самое благотворное воздействие на любого юношу могут оказать беседы именно с достойной пожилой женщиной – тётушкой или соседкой, - ибо они гораздо более здравомыслящие существа, чем мужчины. Они-то и сплачивают семьи, а на семьях держится нация..."

Японки и американки

"Я не вижу особых различий между японскими и американскими женщинами за одним исключением: в Японии женщины говорят по-английски, а в Америке – не знают никакого иного языка, кроме родного, да и то говорят на нём неважно...
У меня сложилось впечатление, что японские женщины отличаются вежливостью, но дело тут не в женщинах. Это присуще всем японцам, с которыми я встречался. Вместе с тем японки несколько женственней американок. То есть я хочу сказать, что они не так резки в своих движениях. И в этом смысле их манеры предпочтительнее".

О Кэдди из "Шума и ярости"
Вопрос:

"Мне кажется очень интересным образ Кэдди из "Шума и ярости", это самый привлекательный женский образ в книге, хотя суждения о ней других персонажей довольно резкие. Хотели ли вы, чтобы читатель чувствовал симпатию к Кэдди, и если да, почему вы представили её только с отрицательной стороны?"

Фолкнер:

"Кэдди – моя любимица, для меня она всегда останется прекрасной. Об этом я и написал книгу, используя все возможные средства, чтобы рассказать о Кэдди, нарисовать её портрет..."

Вопрос:

"В трёх частях романа "Шум и ярость" события пересказывают три брата Компсоны. Почему вы не дали высказаться и Кэдди Компсон, учитывая, что она играет столь существенную роль в повествовании?"

Фолкнер:

"Справедливый вопрос. В нём, если хотите, разгадка книги. Всё началось с образа девочки в запачканных штанишках: она лезет на дерево, чтобы заглянуть в окно гостиной, а братья стоят внизу и ждут, что она им скажет, - у них не хватило смелости забраться на дерево.
Сначала я попробовал изложить историю в том виде, как она представлялась одному из братьев, написал первую часть, чувствую – чего-то не хватает. Тогда я дал высказаться второму брату – опять на то. Я взял третьего брата, потому что Кэдди по-прежнему казалась мне такой трогательной и прекрасной, что не хотелось заставлять её всего лишь пересказывать события, я считал, если другие будут говорить о ней, книга наполнится живым чувством. И снова неудача. Тогда, уже в четвёртой части, я решил рассказать о случившемся от себя, и – снова ничего не вышло".

Вопрос:

"В приложении к роману сказано, что Кэдди попадает в железные объятия нацистов. Есть ли какая-нибудь надежда на то, что она вырвется от них?"

Фолкнер:

"По-моему, это было бы несправедливо по отношению к Кэдди. Пусть остаётся там, куда она попала. Если б Кэдди духовно возродилась, в этом было бы нечто шаблонное, противоречащее всему замыслу книги. Я сделал всё, что мог. Конечно, если б начать сначала и переписать роман, но – это невозможно".

Любимые героини и герои
К этим вопросам я отнесу и ответ Фолкнера о его любимых литературных героях, так как в его перечне много женщин:

"Как характер мне нравится Сара Гэмп: пьяница, оппортунистка. Жестокая и безжалостная женщина, в её характере мало хорошего, но, по крайней мере, это настоящий характер; миссис Гаррис, Фальстаф, принц Хел, Дон Кихот и, конечно, Санчо.
Я всегда восхищался характером леди Макбет.
Кто ещё? Основа, Офелия, Меркуцио и миссис Гэмп умели жить: не ожидали благ и не хныкали.
Ну, конечно, Гек Финн и Джим.
Том Сойер мне никогда особенно не нравился – по-моему, он ужасный резонёр..."

[Сара Гэмп и миссис Гаррис – действующие лица из романа Ч.Диккенса "Жизнь и приключения Мартина Чезлвита";
Основа – ткач из комедии Шекспира "Сон в летнюю ночь";
Фальстаф – пьяница, вор, хвастун и бабник из пьес Шекспира "Генрих IV" и "Виндзорские насмешницы";
Меркуцио – злополучный друг Ромео из "Ромео и Джульетта";
принц Хел – прозвище Генриха V в бытность его принцем Уэльским ("Генрих IV").]
Как вам нравится такой набор любимых литературных герое? По-моему, Фолкнер восхищался не героями, а тем мастерством, с которым авторы их изобразили.

[Yorik]

О труде писателя

"Я пишу о людях, не об идеях или символах".

Суждения писателя

"Писатель может судить только о том, насколько книга устраивает его самого, а в других отношениях его суждения ничего не стоят. Он заинтересованное лицо, порой он не хочет признавать, что написано плохо, или же настаивает на том, что посредственная вещь – превосходное произведение".

Лучшая книга
Вопрос:

"Какую из своих книг вы считаете самой лучшей?"

Фолкнер:

"Ту, с которой связано моё самое трагическое и самое блестящее поражение. Это “Шум и ярость” - книга, над которой я работал дольше всего, упорнее всего, которая заключала для меня самую страстную и трогательную мысль, и которая стала моим самым блестящим поражением. И вот эту книгу не то чтобы я считаю лучшей, поскольку “лучшая” - не то слово, эту книгу я люблю больше всех".

Стиль писателя

"Я вообще не забочусь о стиле. Мне кажется, когда у писателя много накопилось в душе, нет времени думать о стиле. Если, конечно, просто нравится писать, можно стать стилистом, но когда у писателя много накопилось в душе такого, о чём хотелось бы рассказать людям. Хватает времени и сил лишь на то, чтобы писать неуклюже, как писал, например, Бальзак".

Почерк Фолкнера

"...я пишу от руки, потому что не привык думать за машинкой. Мне нужно чувствовать в руке карандаш, видеть, как из-под кончика карандаша выходят слова, и если слово не то, я его просто стираю и пишу новое...
Мне надо всё сначала записать на бумагу. Только после этого я перепечатываю всё на машинке, но сначала мне нужно, чтобы текст был написан от руки, чтобы я чувствовал его..."

Далее Фолкнер сказал, что он пишет

"настолько быстро, что однажды мой почерк сравнили со следами гусеницы, которая окунулась в чернила и пошла ползать по бумаге. Если оставить текст до завтра, я сам не смогу его прочитать, так что приходится быстро перепечатывать то, что было написано тоже очень быстро".

Начало работы

"...я оттягиваю время, когда нужно сесть и писать, и всю предварительную работу произвожу в голове, а потом уже начинаю писать".

"Обычно я долго откладываю начало работы, но, если откладывать уже больше некуда, пишу где угодно, на чём угодно и чем угодно, только не на машинке. С машинкой я не в ладах".

О демоне, который заставляет писать

"Он как будто стоит сзади и всё время подталкивает меня, а у меня даже нет возможности оглянуться и посмотреть на него".

"Это как комар, который не даёт уснуть. Хочется сказать:

"Уходи ты, давай отдохнём, какой смысл в том, чтобы всё время писать и писать романы и рассказы?"

Но он не даёт уснуть. Нет, он не говорит:

"Пиши рассказ", -

он просто не оставляет тебя в покое. Он всё время шепчет на ухо:

"Если сейчас встанешь, то будет очень интересно; давай, вставай, попробуй".

"Демонов, как микробов, бесчисленное множество, они сами ходят и ищут, в кого бы вселиться, у кого есть чернильная страсть... это болезнь, и опасная болезнь".

Клептомания писателя

"Художником владеет не то чтобы клептомания, ... но скорее то же чувство, которое заставляет сороку или хомяка подбирать всё, что плохо лежит. Мне кажется, именно так писатель идёт по жизни, так воспринимает книги и собственный реальный жизненный опыт. Он ничего не пропускает, ... и когда нужно, писатель находит то, что он видел раньше, не помнит даже где, это для него и не важно. Главное в том, чтобы использовать материал достойно".

Два в одном
Вопрос:

"По какой причине роман “Когда я умирала” опубликован вместе с “Шумом и яростью”?"

Фолкнер:

"По очень важной причине. Вместе они как раз составили книгу такого объёма, за которую издатель мог назначить установленную цену".

“Свет в августе”
Вопрос:

"Происходит ли название “Свет в августе” от разговорного выражения, означающего “конец беременности”?"

Фолкнер:

"Нет, просто у меня на родине августовский свет обладает каким-то особым свойством, вот и весь смысл названия. Название, в общем-то, не имеет прямого отношения к сюжету книги".

О Хемингуэе

"Хемингуэй обладает прекрасным писательским даром, он в совершенстве знает, как выразить то, что хочет сказать".

"Это человек, который обладает цельностью, необходимой для того, чтобы быть писателем. Очень рано он освоил метод, который и позволял ему писать, и Хемингуэй ни на минуту не отклонялся от него, этот метод его устраивал, он с лёгкостью владел им. В будущем, он, возможно, станет писать ещё лучше.
Мне кажется, что его последняя книга – “Старик и море” – самая удачная именно потому, что он отыскал нечто, чего он прежде не находил, а именно – Бога. До этого времени его герои действовали в вакууме, у них не было прошлого, но неожиданно в “Старике и море” он нашёл Бога.
Есть там большая рыба – Бог создал большую рыбу, которую нужно поймать. Бог создал и старика, который должен поймать эту большую рыбу, Бог создал и акулу, которая должна съесть рыбу, и Бог любил их всех.
Если Хемингуэй не остановится на этом, он будет писать ещё лучше, на что может рассчитывать далеко не каждый писатель. Очень многие исписываются трагически рано, и потом вся их жизнь становится сплошным несчастьем. Это произошло с Фицджеральдом [1896-1940] и Шервудом Андерсоном [1876-1941]".

Самый ужасный день
Как бы предвидя самоубийство Хемингуэя, 15 мая 1957 года Фолкнер говорил студентам:

"Мне кажется, в жизни писателя настал бы самый ужасный день, когда бы ему показалось, что книга получилась. Потому что тогда ничего не оставалось бы делать, как покончить с собой".

[Yorik]

Учителя сочувствия

"Мне кажется, что от лошадей я научился сочувствию существам не таким смышлёным и проворным, как человек, научился жалеть малых мира сего".

Работа

"По темпераменту я бродяга и бездельник. Я не настолько люблю деньги, чтобы ради них работать. Глупо, что в жизни приходится так много работать. И, что самое печальное, работа – это единственное занятие, которым можно заниматься восемь часов подряд, изо дня в день. Невозможно есть, пить или любить восемь часов подряд, а вот работать - можно. И по этой причине человек делает себя и других людей такими несчастными".

Джойс

"К “Улиссу” Джойса следует относиться так же, как относится к Ветхому Завету безграмотный баптист-проповедник, - с верой".

Люди от 20 до 40

"Люди между двадцатью и сорока годами малопривлекательны. Ребёнок на многое способен. Но он многого и не понимает. Человек начинает многое понимать, когда уже мало что может сделать, - после сорока. Между двадцатью и сорока годами у человека крепнет воля, он становится опасным, но он ещё даже не приблизился к пониманию вещей. Под давлением среды и собственных влечений его стремление к деятельности может приобрести пагубные формы: человек становится сильным прежде, чем он становится нравственным. Страдания миру принесли люди в возрасте от двадцати до сорока... все эти Гитлеры и Наполеоны, то есть люди, имена которых стали символом человеческих мук и страданий, – все они были в возрасте между двадцатью и сорока годами".

Память о Конфедерации

Вопрос:

"Вы слушали в детстве рассказы ветеранов армии Конфедерации?"

Фолкнер:

"Да, когда мне было пять-семь лет, в 1904-1907 годах, я был уже большой мальчик и мог слушать и понимать. Но они мало рассказывали об этой войне, о войне говорили мои тётки, старые девы. Они так и не сдались.
Но я помню и стариков. В День памяти павших они надевали потрёпанную старую форму и вытаскивали старое знамя. Да, помню многих.
Но не сдались именно женщины. Моя тётка любила ходить в кино, в местном театре показывали фильм “Унесённые ветром”, она ходила смотреть, но как только на экране появлялся Шерман, она вставала и уходила. Она заплатила деньги, но не станет же она платить за то, чтобы сидеть и смотреть на Шермана".

Запахи

Вопрос:

"В “Сарторисе” и “Непокорённых” очень часто упоминаются разные запахи: запах мула, вербены. Игроки в теннис тоже издают сильный запах. Почему этот мотив так настойчиво повторяется в книгах?"

Фолкнер:

"Право, не знаю, возможно, потому, что у меня сильное обоняние, сильнее, чем слух. Здесь нет никакой серьёзной причины, никакого сознательного плана. Это просто один из элементов той среды, которую описывает художник. Та же слышишь обороты речи, чувствуешь разные запахи, просто, возможно, у меня сильнее развито обоняние, чем слух".

Охота

Вопрос:

"Что для вас значит охота?"

Фолкнер:

"Для меня охота – символ стремления к цели. Большая часть человеческой жизни состоит из стремления к какой-то цели. В том смысле, что единственная альтернатива жизни – неподвижность, а значит, смерть. Охота – символ преследования, которое составляет естественное состояние человека, пока человек жив; и я высказал это с помощью средств, которые были мне хорошо знакомы и казались драматичными...
нужно не только преследовать, но и догнать – и потом сжалиться и не уничтожить; поймать, потрогать и отпустить, потому что тогда можно будет завтра снова начать погоню. Если же уничтожить то, что поймал, всё пропадёт, погибнет".

Шервуд Андерсон

"В истории американской литературы его ещё пока не поставили на подобающее ему место. По моему мнению. Он отец всего нашего поколения: Эрнеста Хемингуэя, Эрскина Колдуэлла, Томаса Вулфа, Дос Пассоса. Ну, конечно, Марк Твен в этом смысле всем нам дедушка. Но Шервуд Андерсон, по моему мнению. Пока ещё не получил заслуженного признания".

Шекспир

"Шекспира лучше прочесть, чем смотреть, как играют Шекспира".

Указатель имён
Шервуд Андерсон (1876-1941).
Томас Вулф (1900-1938).
Джеймс Джойс (1882-1941).
Эрскин Колдуэлл (1903-1987).
Джон Дос Пассос (1896-1970).
Марк Твен (Сэмюэл Клеменс, 1835-1910).
Эрнест Хемингуэй (1899-1961, NP по литературе 1954).
Уильям Шерман (1820-1891).

[Yorik]

Герои произведений

На вопрос о мотивации поступков персонажей своих произведений Фолкнер ответил так:

"После того, как я создал своих героев, я просто хожу за ними и записываю всё, что они говорят и делают. Иногда я и сам не знаю, что с ними будет дальше".

Слушатель захотел уточнить:

"Но время от времени вы вкладываете в уста героя собственные мысли?"

Фолкнер:

"Ну, да, в тех случаях, когда этот тип согласен со мной".

Внешность и имена героев произведений

Вопрос:

"Вы представляете себе лица героев, когда пишете о них? У вас стоит перед глазами живой человек?"

Фолкнер:

"Да, я не всегда знаю его имя, но всегда ясно вижу лицо, фигуру, манеры; очень многие герои сами называют себя, но не все".

Вопрос:

"А откуда вы берёте имена?"

Фолкнер:

"Обычно они сами называют себя, или подсказывает ситуация. У меня ни разу не было случая, чтобы я занимался поисками имени:

"Как же мне назвать героя?"

Он говорит сам:

"Я вот такой-то и зовут меня так-то"...

Я стараюсь не использовать имена, которые я когда-либо слышал, потому что в противном случае через два дня придёт письмо:

"Сэр, я только что передал дело адвокату. Сколько денег и т.д."

И поэтому каждый писатель старательно избегает реальных имён и реальных эпизодов из своей жизни".

Любимый Дон Кихот

Вопрос:

"Вы говорили о “Дон Кихоте” как об одной из своих любимых книг. Но ведь это очень длинная книга".

Фолкнер:

"Не заметил... На это я как-то не обратил внимания".

Вопрос:

"Не могли бы вы сказать, мистер Фолкнер, какие именно качества Дон Кихота сделали его одним из ваших самых любимых героев?"

Фолкнер:

"Он неизменно вызывает у меня чувство восхищения, жалости и радости потому, что он – человек, прилагающий максимум усилий, чтобы этот дряхлеющий мир, в котором он вынужден жить, стал лучше. Его идеалы, по нашим фарисейским понятиям, представляются нелепыми. Однако я убеждён – они не нелепы. Его способ их практического осуществления трагичен и комичен. Читая время от времени одну-две страницы романа, я вновь начинаю видеть в Дон Кихоте себя самого, и мне хотелось бы думать, что я сам стал лучше благодаря “Дон Кихоту”".

“Старик и море”

"Мне кажется, его [Хэмингуэя] последняя книга, “Старик и море”, самая удачная именно потому, что он отыскал нечто, чего он прежде не находил, а именно – Бога. До этого времени его герои действовали в вакууме, у них не было прошлого, но неожиданно в “Старике и море” он нашёл Бога.
Есть там большая рыба – Бог создал большую рыбу, которую нужно поймать; Бог создал и Старика, который должен поймать эту большую рыбу; Бог создал и акулу, которая должна съесть рыбу. И Бог любил их всех.
Если Хемингуэй не остановится на этом, он будет писать ещё лучше, на что может рассчитывать далеко не каждый писатель".


“Уайнсбург, Огайо”

Вопрос:

"По-моему, лучший характер, созданный [Шервудом] Андерсоном, - это Джордж Уиллард. Не кажется ли вам, что напрасно после “Уайнсбурга” Андерсон уже не возвращался к этому образу?"

Фолкнер:

"Нет, Джордж Уиллард – живой человек. Я не вижу смысла в том, чтобы, замучив, довести его до смерти. Он – живой человек и, как вы сказали, лучший из созданных Андерсоном образов. Вот и хорошо".

“Над пропастью во ржи”

"Я не прочёл всех книг писателей теперешнего поколения: у меня пока не было на это времени, поэтому я буду говорить только о тех книгах, которые знаю.
Мне вспоминается “Над пропастью во ржи” Сэлинджера, эту книгу я считаю самой лучшей, возможно, потому, что она очень полно выражает то представление о юноше, который в будущем станет, должен стать умнее и тоньше многих, который любил людей и хотел стать частью человечества, приобщиться к человечности, который попытался соединиться с человеческим родом и – потерпел крах... Его трагедия заключается в том, что когда он сделал попытку соединиться с человеческим родом, то человечности там и не оказалось".

Джером Дэвид Сэлинджер (1919-2010) издал роман “Над пропастью во ржи” в 1951 году.


Альбер Камю

Вопрос:

"Лауреат Нобелевской премии этого года по литературе очень высокого о вас мнения. А каково ваше мнение о Камю как о писателе, если вы знакомы с ним?"

Фолкнер:

"Да, я прекрасно знаком с Камю и очень высокого мнения о нём. Он один из людей, которые делают то, что и я сам постоянно пытаюсь делать: требовать, искать в своей душе ответов. Вот по этой причине я считаю, что он лучший из ныне живущих французских писателей, лучше Сартра и других тоже. Мальро слишком увлёкся политикой, а Камю держится своих принципов, стремится прежде всего постичь душу. Изучить душу и нарисовать верную, волнующую картину человека, человеческой дилеммы".

Альбер Камю (1913-1960) получил Нобелевскую премию по литературе за 1957 год.


Почему я не хожу в кино?

Вопрос:

"Есть ли какая-то особенная причина, почему вы не ходите в кино?"

Фолкнер:

"Показывают в неудобное время. В это время суток я люблю немного выпить, поужинать, а потом посидеть, почитать, выкурить сигарету. Если бы фильмы показывали в другое время... Хотя, впрочем, не знаю, пожалуй, и в другое время суток я нашёл бы более интересное занятие. Если бы можно было фильм прочесть, а не слушать и смотреть. Шекспира лучше прочитать, чем смотреть, как играют Шекспира".

[Yorik]

Вопросы и ответы

Вопрос:

"Существуют разные мнения относительно влияния Вальтера Скотта на сознание южан во время Гражданской войны".

Фолкнер:

"Мне кажется, на Юге увлекались Вальтером Скоттом в те годы, когда у южан не хватало денег на покупку книг, а жизнь горной Шотландии Скотта чем-то напоминала жизнь американского Юга после Реконструкции: и там, и здесь был край, разрушенный и опустошенный людьми, которые говорили на языке этого края – что не так уж часто случается. Поэтому, если уж южане покупали книги, то покупали Скотта: хотелось за деньги получить что-то стоящее – побольше слов, что ли. Так или иначе, в каждой семье, которая считала себя мало-мальски грамотной, был Вальтер Скотт".

Вальтер Скотт (1771-1832).

Вопрос:

"Влияет ли на творчество писателей американского Юга тот факт, что их читают и издают в основном на Севере?"

Фолкнер:

"Безусловно. В сознании писателя с Юга всегда остаётся мысль о том, что издатель будет из северных штатов. Издатель, и в какой-то степени и читатели, - с Севера. Мне кажется, большинство писателей с Юга знают, что местным жителям в любом случае не понравится то, что они напишут. Писатели фактически не пишут для них: южане просто не читают книг. Они хорошие люди, но они просто не читают книг".

Вопрос:

"Считаете ли вы, что роман написать легче, чем рассказ?"

Фолкнер:

"Да, потому что в романе можно быть более небрежным, в роман можно вставить больше всякого вздора, и вам это простят. В рассказе, который по сути своей близок к стихотворению, каждое слово должно быть предельно точным. В романе можно быть небрежным, в рассказе – нельзя. Я имею в виду настоящие рассказы, такие, как писал Чехов".

Вопрос:

"Считаете ли вы, что американскому писателю следует иметь другую работу помимо литературного творчества?"

Фолкнер:

"Да, считаю. Я думаю, писатель должен иметь другую работу, иначе он начнёт рассматривать своё творчество с точки зрения возможных размеров гонорара. А ведь каждому нравится время от времени, помимо хлеба насущного, иметь немного лишних денег на табак, виски и развлечения. И потому лучше иметь работу. Чтобы писатель мог оставаться вольным художником, не превращая творчество в средство добывания хлеба насущного".

Из интервью с профессором Видой Маркович

Профессор Белградского университета Вида Маркович брала у Фолкнера интервью 6 мая 1962. Фолкнер отвечал на её вопросы коротко и с сильным южным акцентом. Привожу несколько фрагментов из их беседы.
Маркович:

"Вы любите [штат] Вирджинию, не правда ли?"

Фолкнер:

"Я люблю охоту на лис".

Маркович:

"Вы любите животных?"

Фолкнер:

"Я люблю лошадей и собак".

Маркович:

"Вы любите их больше, чем людей?"

Фолкнер:

"Я люблю умных животных. Лошади, а также собаки, умны. Но не столь умны, как крысы".

Маркович:

"Откуда вы черпаете образы и сюжеты для своих романов? Быть может, из историй, которые слышали в детстве?"

Фолкнер:

"Я не могу разговаривать о моих книгах. Я не помню их. Я помню людей и пишу о людях. Они – живые. Книг не помню. Как только я заканчиваю их, они не принадлежат мне более. Я никогда не возвращаюсь к ним и не читаю. Другие читают мои книги. Как только я их написал, мне более нечего с ними делать".

Особенно упорно профессор Маркович наседала на Фолкнера по вопросу о его любимых писателях и книгах. Фолкнер изворачивался, как мог.
Маркович:

"Вы любите читать? Кто ваши любимые писатели?"

Фолкнер:

"Для меня не существует любимых писателей, у меня есть любимые книги".

Маркович:

"Вам нравится Джеймс Джойс, его “Портрет художника” или “Улисс”?"

Фолкнер:

"Один раз я прочитал “Улисса”.

Маркович:

"Как он вам понравился?"

Фолкнер:

"Книга интересная, но мне, вероятно, она не понравилась, так как я к ней не вернулся. К книгам, которые любишь, обязательно возвращаешься".

Маркович:

"Какие книги вам нравятся?"

Фолкнер:

"Каждый год я читаю “Дон Кихота”, Библию, немного из Диккенса, “Братьев Карамазовых”, Чехова..."

Маркович:

"“Братьев Карамазовых”? Вам нравится Достоевский?"

Фолкнер:

"Я ничего не знаю о Достоевском. Я люблю “Братьев Карамазовых”. Разве не превосходен Авраам – этот старый плут? Я люблю его".

Фолкнер и Дон Кихот

В 1962 году Фолкнера спросили:

"Не могли бы вы сказать нам, мистер Фолкнер, какие именно качества Дон Кихота сделали его одним из ваших самых любимых героев?"

Фолкнер:

"Он неизменно вызывает у меня чувства восхищения, жалости и радости потому, что он – человек, прилагающий максимум усилий, чтобы этот дряхлеющий мир, в котором он вынужден жить, стал лучше. Его идеалы. По нашим фарисейским понятиям, представляются нелепыми. Однако я убеждён – они не нелепы. Его способ их практического осуществления трагичен и комичен. Читая время от времени одну-две страницы романа, я вновь начинаю видеть в Дон Кихоте себя самого, и мне хотелось бы думать, что я сам стал лучше благодаря “Дон Кихоту”".

О Швейцарии

В 1925 году Уильям Фолкнер писал своей двоюродной бабушке Алабаме Лерой Фолкнер (1874-1968) из Парижа:

"Швейцария мне не понравилась. Швейцария – это большой загородный клуб, члены которого в основном американцы. Я испытываю омерзение при виде своих соотечественников в Европе. Вообрази, что в твой дом вошёл незнакомец. Плюнул на пол и швырнул тебе доллар. Именно так они себя и ведут. Я не виню местных жителей за то, что они позволяют американцам платить за эту привилегию".

Краткая автобиография Фолкнера

В апреле 1930 года в журнале “Forum” была опубликована автобиография Фолкнера. Я считаю, что это один из прекраснейших образцов того, как Фолкнер дурачил своих читателей и журналистов, поэтому привожу её целиком.

"Родился мужчиной, до рождения братьев – единственный ребёнок в семье, в штате Миссисипи.
Проучившись пять лет, бросил школу в седьмом классе.
Получил работу у дедушки в банке и познал целебные свойства его спиртных напитков. Дедушка решил, что это проделки швейцара. Сурово обошёлся со швейцаром.
Началась война. Понравилась британская военная форма. Получил назначение в канадские военно-воздушные силы, стал пилотом. Разбился. Обошлось британскому правительству в 2000 фунтов. Продолжал летать. Разбился. Обошлось британскому правительству в 2000 фунтов. Бросил летать. Обошлось британскому правительству в 84 доллара 30 центов. Король сказал: "Молодец".
Вернулся в Миссисипи. Семейство нашло работу: почтмейстер. Ушёл в отставку по обоюдному согласию двух инспекторов; обвинён в том, что выбрасывал входящую почту в мусорный бак. Куда девалась исходящая почта, осталось неустановленным. Инспекторы в недоумении. Получил 700 долларов.
Уехал в Европу. Встретил человека по имени Шервуд Андерсон. Сказал: "А что, если попробовать писать романы?" Сказано – сделано. “Солдатская награда” – сделано. “Москиты” – сделано. “Шум и ярость” – сделано. “Сокровище” выйдет в следующем году.
Сейчас снова летаю. Возраст – 32 года. Управляю и владею собственной пишущей машинкой".

О женитьбе

В сентябре 1945 года Фолкнер отвечает Малколму Каули (1898-1989) на предложение издать том его произведений, и затрагивает Хемингуэя:

"Я напишу Хемингуэю. Бедняга, надо же было жениться три раза, чтобы понять, что в женитьбе нет ничего хорошего, и единственный способ обрести покой (если уж свалял дурака и женился) – так это, оставаясь с первой женой, держаться от неё подальше в надежде когда-нибудь её пережить. По крайней мере, тогда убережёшься от повторной женитьбы, а это обязательно произойдёт, если развестись. Судя по всему, мужчину можно отучить принимать наркотики, пить, играть в карты, кусать ногти. Ковырять в носу, но не от женитьбы".

Извинения Фолкнера

23 февраля 1948 года Фолкнер был избран членом Американской академии искусств и литературы, и президент этой Академии скульптор Пол Мэншип (1885-1966) отправил ему телеграмму с просьбой дать согласие на своё избрание. Так как Фолкнер не ответил на эту телеграмму, то в конце декабря помощник президента Академии снова попросил его подтвердить своё согласие на избрание.
Уильям Фолкнер ответил президенту Академии в своей насмешливой манере:

"Уважаемый сэр! Вероятно, Ваше письмо затерялось где-то в доме, поскольку я не получал его. 23 ноября я был в охотничьем лагере. Телеграммам здесь не придают особого значения, их передают по телефону с городской почты, и если звонят и никого нет дома, то этим всё и заканчивается, если только на улице случайно не встретишь телеграфиста и он не вспомнит о том, что была, мол, телеграмма две или три недели назад, получили?
В противном случае я обязательно поблагодарил бы Вас, и потому пользуюсь сейчас случаем, чтобы выразить признательность за оказанную мне честь.
С уважением
Уильям Фолкнер".

Недоразумение с Хемингуэем

В 1952 году журналист Харви Брайт (Harvey Breit, 1909-1968) попросил Фолкнера написать рецензию на повесть Хемингуэя “Старик и море”. Фолкнер выполнил его просьбу, а также добавил несколько строк о самом Хемингуэе:

"Несколько лет назад, не помню по какому случаю, Хемингуэй сказал, что писатели, подобно врачам, адвокатам и волкам, должны держаться вместе.
Я думаю, что это замечание скорее остроумно, нежели точно и верно, во всяком случае, к Хемингуэю оно не относится. Писатели, которым волей-неволей приходится держаться вместе, ибо иначе они погибнут, напоминают волков, которые только в стае - волки, а разгони их, и каждый станет собакой. Потому что тот, кто написал “Мужчины без женщин”, “И восходит солнце”, “Прощай, оружие!”, “По ком звонит колокол”, африканские вещи и почти всё остальное тоже, не нуждается в защите стаи".

Брайт передал письмо Фолкнера Хемингуэю и сказал, что собирается использовать его в своей статье о Хемингуэе.
К его удивлению, Хемингуэй пришёл в бешенство после прочтения письма, так как решил, что Фолкнер называет его “собакой”.


Фолкнер и “писательство”

Фолкнер говорил:

"...“писательство” само по себе – не очень приятное занятие, я имею в виду механику творчества: выражать всё словами на бумаге – не очень приятное занятие. Я могу назвать множество дел, которыми я бы занялся с большим удовольствием, но я не вижу причин для такой перемены".