7 ответов в теме

[Yorik]

Рыцари кочевых империй. Часть 1

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?
(Редьярд Киплинг «Баллада о Западе и Востоке»)

Мы познакомились с «рыцарями из «Шахнаме», то есть описанными великим Фирдоуси, и теми, кто затем им наследовал, и оказалось, что очень многое у западного рыцарства как раз и было заимствовано на Востоке. Но ведь была еще и далекая Азия, Азия диких степей и предгорий. Именно оттуда волна за волной накатывались на Европу нашествия различных племен. И так или иначе, но они своего добились – уничтожили существовавший там жизненный уклад, да так, что только лишь одна Византия – оазис цивилизации среди языческих и варварских государств и уцелела, поражая всех своей высочайшей культурой. Но было ли нечто такое, что роднило бы воинов кочевых империй с рыцарями Западной Европы и восточными воинами Передней Азии и Ирана? Ответить на этот вопрос не так-то и легко. Прежде всего потому, что для современников тех далеких событий – жителей государств с оседло-земледельческой культурой – мир степи всегда являлся «миром незнаемым».

Битва между монголами. «Джами ат-таварих» («Сборник летописей») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани. Первая четверть XIV века. Государственная библиотека, Берлин.

Так, например, немало повидавший в своей жизни бывший крестоносец Гильом Рубрук в сделанных им записках о своем путешествии к правителю Монгольской империи так и написал: «Когда мы вступили в среду этих варваров, мне... показалось, что я вступаю в другой мир». И действительно, жизнь степняков отличалась от того, что было привычно для горожан и земледельцев Запада.

Еще римский историк Аммиан Марцеллин писал о степняках: «Они... кочуют по разным местам, как будто вечные беглецы, с кибитками, в которых они проводят жизнь... Никто не может ответить на вопрос, где его родина: он зачат в одном месте, рожден далеко оттуда, вскормлен еще дальше. Кочуя по горам и лесам, они с колыбели приучаются переносить голод, холод и жажду». Картина нарисована яркая, однако не слишком правдоподобная, поскольку как раз в лесах-то кочевники и не кочевали. Нечего им было делать и слишком высоко в горах, а вот засушливые степи и знойные полупустыни, где земледелием заниматься невозможно, как раз и были главным местом их проживания. Кочевники (или номады) разводили здесь скот, питавшийся травой. Мясом и молоком домашних животных, в свою очередь, питались люди, ценившие скот как главный показатель своего благосостояния.

Торжественный прием хана и хатуни. Иллюстрация из «Сборника летописей» («Джами‘ ат-таварих») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани, первая четверть XIV в. (Государственная библиотека, Берлин)

Животным все время требовалась смена пастбищ, и скотоводы были просто вынуждены по несколько раз за год перемещаться из одного места в другое. В силу такого уклада жизни самым распространенным типом жилища у номадов стали различные варианты легкоразборных конструкций, покрытых шерстью или же кожей (юрта, палатка или шатер). По этой же причине вся их домашняя утварь была очень немногочисленной, а посуду делали из таких небьющихся материалов, как дерево и кожа). Одежда и обувь шились, как правило, из кожи, шерсти и меха – всех тех природных материалов, которые давала им сама жизнь.

Киргизская юрта близ озера Сон-Куль (Нарынская область, Киргизия).

Однако кочевые народы (например, те же гунны) умели обрабатывать металлы, изготавливать из них орудия труда и оружие, а также делать золотые и серебряные украшения. Они научились выращивать просо, хотя и в недостаточном количестве, и печь из него хлеб. Чего особенно не хватало кочевникам, так это тканей, сотканных из растительного волокна, которые они, как, впрочем, и многое другое, выменивали или же отнимали у своих оседлых соседей.

Естественно, что такая экономическая система была достаточно зависимой от природных условий, поскольку скот – не зерно, которое можно накапливать практически в неограниченных количествах. Засуха, снежный буран, эпидемия могли буквально за одну ночь лишить кочевника всех средств к существованию. С одной стороны, это было ужасно, с другой – только увеличивало сплоченность каждого такого рода-племени, потому что в случае подобной беды на помощь сородичу приходили все соплеменники, снабжавшие его одной-двумя головами скота. В свою очередь и от него ожидали того же. Поэтому среди кочевников каждый человек совершенно точно знал, к какому племени он принадлежит, и где располагаются места его родных кочевий: случись несчастье, придет старость или болезнь – сородичи всегда придут на помощь, найдут для него кров, помогут и пищей, и скотом.

Такая суровая жизнь требовала также сплочения всех членов кочевого сообщества под началом у самых опытных и авторитетных людей — вождей и старейшин. Именно они решали, где та или иная семья должна пасти свой скот, когда и куда на сочные пастбища перекочует все племя. В засушливые годы, когда пастбищ на всех не хватало, столкновения были неизбежными, и тогда все мужчины должны были вооружаться и, оставив хозяйство на женщин, отправляться в поход на соседей – таких же кочевников, нарушивших их пастбищные угодья.

Хан путешествует. Иллюстрация из «Сборника летописей» («Джами‘ ат-таварих») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани, первая четверть XIV в. (Государственная библиотека, Берлин)

Причины, толкнувшие кочевников на их разрушительные походы и массовое переселение, относятся к одним из самых труднообъяснимых в истории. По мнению одних ученых, они были вызваны климатическими изменениями. Другие считают, что виной всему «человеческий фактор» – то есть воинственная и жадная природа кочевых народов. Третьи усматривают их во влиянии космических факторов... Пожалуй, наиболее разумным можно считать следующее объяснение: «чистые» кочевники вполне могли обойтись и продуктами своего стада, но были при этом достаточно бедными. Между тем, номадам требовались изделия ремесленников, которые сами они произвести не могли, изысканные украшения для вождей, а также их жен и наложниц, дорогом оружии, шелке, изысканных винах и прочих продуктах, производимых земледельцами. Когда земледельческие соседи были достаточно сильными – кочевники с ними торговали, когда слабыми – садились на коней и отправлялись в набег. Нередко с оседлых народов взималась дань, либо их принуждали откупаться от нашествий ценой богатых «подарков», которые попадали в руки кочевой знати и укрепляли ее авторитет.

Монголы угоняют пленных. Иллюстрация из «Сборника летописей» («Джами‘ ат-таварих») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани, первая четверть XIV в. (Государственная библиотека, Берлин)

Рассматривая кочевые сообщества, подчас представлявшие собой самые настоящие «кочевые империи», нельзя не заметить, что «внеэкономическое принуждение» было обращено в них в основном против «чужих», т. е. основная часть богатств, собиравшихся с физически зависимых людей, добывалась вне степи.

Цельнодеревянный египетский лук 1492–1473 гг. до н.э. Длина 178 см. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

Вопреки распространенному суждению, номады не стремились к непосредственному завоеванию территорий земледельческих государств. Гораздо выгоднее было эксплуатировать соседей-земледельцев на расстоянии, поскольку если бы они поселились среди них, то для управления обществом аграриев кочевникам пришлось бы «слезть с коня», а этого им просто не хотелось. Вот почему и гунны, и тюрки, и уйгуры, и монголы старались прежде всего нанести своим оседлым соседям военное поражение, либо запугать их угрозой истребительной войны.

Обломок древнеегипетской стрелы с ушком для тетивы. Находка в Дель-эл-Бахри, 2000 г. до н.э. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

Под стать особенностям своего быта и характеру взаимоотношений с другими народами должно было быть и оружие кочевых племен. Простой, цельнодеревянный лук, пусть даже он и был очень мощным, для кочевника не годился: он был слишком большим, тяжелым и неудобным для стрельбы с коня. Зато небольшой, удобный для конника лук из одного только дерева нельзя было сделать достаточно мощным. Выход был найден в конструкции сложносоставного лука, который выделывался из таких материалов, как дерево, рог и сухожилия. Такой лук имел меньшие размеры и вес, и потому был более удобным оружием для всадника. Стрелять из таких луков можно было стрелами более легкими, чем те, которыми стреляли из цельнодеревянного европейского лука знаменитые английские лучники, и на значительно большее расстояние. Это же позволяло иметь при себе значительное количество стрел.

Турецкий лук 1719 г. Длина 64,8 см. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

Изготовление таких луков было настоящим искусством, требовавшим рук опытного мастера. Отдельные детали лука нужно было сначала вырезать из дерева и роговых пластинок, затем склеить, а вареными жилами обмотать места соединения. Готовый вчерне лук затем просушивали в течение... нескольких лет!

Сабля X-XIII в. Длина 122 см. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

Сырьем для клея являлись плавательные (воздушные) пузыри осетровых рыб. Их очищали от наружной пленки, разрезали и, набив соответствующими травами, сушили на солнце. Затем мастер измельчал их… жеванием, а получившееся «зелье» варил на огне, понемногу подливая воду. О прочности такого склеивания говорит хотя бы тот факт, что почти все обнаруженные археологами остатки склеенных им луков так и не расклеились от времени, хотя пролежали в земле по нескольку столетий!

Чтобы защитить луки от сырости, их оклеивали берестой или же обтягивали выделанной кожей, для чего применялся самый лучший клей, после чего их еще и покрывали лаком. Тетиву изготавливали из жил, которые для большей прочности оплетались еще и нитями из шелка. В процесс изготовления лука на всех его составных частях из рога протачивались канавки, которые в точности повторяли соответствующие выступы на деталях из дерева. Поэтому такой лук, будучи склеенным, получался исключительно прочным, да еще его и делали так, чтобы со спущенной тетивой он изгибался в обратную сторону. Вот почему при боевом натяжении степень изгиба лука была исключительно велика, а, следовательно, велика и дальность стрельбы, и его убойная сила, что в открытой степи имело решающее значение. Сами стрелы кочевые народы делали из стеблей камыша, тростника, бамбука, а самые дорогие были составными и склеивались каждая из четырех реек. При этом применялись такие сорта древесины, как орех, ясень, кедр, сосна и ива. Кроме стрел с прямым древком были и такие, что из-за своей формы назывались «ячменное зерно» или же несколько утолщавшиеся в сторону наконечника. Для поддержания равновесия в полете хвостовую часть древка стрелы оперяли двух- и трехсторонним оперением, которое делали из перьев крупных птиц. Чтобы стрела с тетивы не соскальзывала, на ней обязательно проделывалось «ушко», в которое входила тетива при натяжении лука. Наконечники могли быть разной формы, в зависимости от того, по какой цели делался выстрел: одни предназначались для поражения воинов в доспехах, другие – лошадей противника. Иногда наконечники стрел снабжались костяными либо бронзовыми «свистульками», которые, во-первых, издавали в полете пугающий звук, а во-вторых, защищали древко стрелы у наконечника от раскалывания при ударе о твердые предметы, например, о воинские доспехи.

Колчан и налуч из кожи XV - XVI вв. Монголия или Тибет. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

Древки стрел очень часто окрашивали, а также метили, чтобы знать – стрела какого воина или охотника оказалась «удачливее» других. Чаще всего брали красную краску, но применяли также черную и даже синюю, хотя скорее всего такие стрелы должны были чаще теряться, так как их было трудно заметить в тени.

Стрелам требовалась хорошая балансировка, а еще они должны были быть хорошо высушены и защищены от сырости. Вот почему и луки, и стрелы носились в специальных чехлах: налуч служил для лука, а колчан – для стрел. Колчаны изготавливались обычно из бересты и очень редко из дерева. Затем их обтягивали тонкой выделанной кожей и богато украшали покрытыми резьбой костяными накладками, углубления на которых заполнялись разноцветными пастами. Кроме берестяных, известны также колчаны из кожи, которые могли быть украшены и вышивкой, и тиснением. Колчаны из бересты обычно расширялись к основанию, чтобы не сминалось оперение стрел, которые в такие колчаны укладывались наконечниками вверх. Налуч и колчан конные воины носили пристегнутыми у седла: налуч – слева, колчан – справа. Носили их и у пояса, но вряд ли воины-кочевники злоупотребляли этим способом – ведь для того у них и был конь, чтобы избавить себя от лишнего груза. Впрочем, колчаны носили и на ремне за спиной. Тогда стрелы в них вставляли наконечниками вниз, а сам колчан одевался наискось, чтобы их было удобно доставать через плечо.

Колчан из дерева и кожи XIII – XIV вв. Длина 82,6 см. Монголия или Тибет. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

О боевой силе луков кочевых племен свидетельствуют многочисленные источники, а уже в наше время – проводившиеся испытания в природных условиях. На охоте бегущий олень был убит одной стрелой на расстоянии в 75 м. Таким способом было убито восемь оленей в течение одного дня. Два взрослых медведя были убиты на расстоянии в 60 и 40 м, причем первому стрела попала в грудь, а второму – прямо в сердце. В другом случае мишенью служил манекен, на который была надета кольчуга из булатной стали XVI века. Стрела имела стальной наконечник и была выпущена из лука с усилием натяжения 34 кг с расстояния в 75 м. И попав в него, она смогла пробить кольчугу, после чего углубилась в сам манекен на 20 см. Отмечалось, и не раз, что дальнобойность многих турецких луков превышала 500 шагов. Пробивная же сила их была такова, что и на самом большом расстоянии пущенные стрелы вонзались в дерево, а на 300 шагов могли пробить дубовую доску толщиной в 5 см!

Битва конных лучников. Иллюстрация из «Сборника летописей» («Джами‘ ат-таварих») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани, первая четверть XIV в. (Государственная библиотека, Берлин)

Увеличения дальности полета стрелы получали и стрельбой на скаку в направлении выстрела. В этом случае она возрастала на 30 – 40%. Если же стреляли еще и по ветру, то можно было ожидать, что стрела полетит значительно дальше. Поскольку при выстреле из столь мощного лука удар тетивы по руке был весьма болезненным, стрелок должен был носить специальное защитное приспособление: кольцо из меди, бронзы или серебра, нередко со щитком и выемкой для стрелы на большом пальце левой руки (бедняки – те довольствовались кольцами из кожи!) и манжету-напульсник из кожи (или деревянную либо костяную пластину) на левом запястье. При той технике натяжения тетивы, которую применяли монголы, кольцо надевали еще и на большой палец правой руки.

Кольцо лучника. Золото, нефрит. XVI – XVII вв. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

Искусству стрельбы номады обучались с самого раннего детства, так что ее приемы отрабатывались у них до автоматизма. Взрослый кочевник мог стрелять в цель, совершенно не задумываясь и почти не целясь, а, следовательно, и очень быстро. Поэтому он мог выпустить в минуту по 10 – 20 стрел!

Пластина для защиты от удара тетивой, сделанная из кости. XVI в. Дания. Длина 17,9 см. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

У многих кочевых народов было в обычае иметь при себе не один, а два лука – большого размера и малый. В частности, два лука, по сообщениям современников, имели монголы. При этом у каждого было по два-три колчана по 30 стрел в каждом. Отмечалось, что монгольские воины применяли обычно стрелы двух видов: легкие, с небольшими шиловидными наконечниками для стрельбы на большие расстояния, и тяжелые, обычно с плоскими широколезвийными наконечниками – использовавшиеся против противника без доспехов или же на близком расстоянии при стрельбе по лошадям. Железные наконечники в процессе изготовления всегда подвергались закалке: сначала их нагревали до красного каления, а затем опускали в соленую воду и тщательнейшим образом затачивали, что позволяло пробивать ими даже металлические доспехи.

[Yorik]

Рыцари кочевых империй. Часть 2

Из конца в конец по ущелью Джагей стая демонов пыли взвилась,
Вороной летел как юный олень, но кобыла как серна неслась.
Вороной закусил зубами мундштук, вороной дышал тяжелей,
Но кобыла играла легкой уздой, как красотка перчаткой своей.
(Редьярд Киплинг «Баллада о Западе и Востоке»)

Не менее острыми наконечники стрел были и у других народов Востока, например, у кыргызов. Китайцы в своих летописях отмечали, что железное оружие у кыргызов такой остроты, что может пробить даже шкуру у носорога! А вот защитное вооружение у кыргызов было достаточно примитивным. Кольчугу они не применяли, а довольствовались ламеллярными панцирями, которые дополняли оборонительными деталями из... дерева — наплечниками, наручами, поножами, которые у них сохранялись даже в IX—X веках.

Воины киргизы и каймаки – древнего тюркского племени каймак (кимак) VIII – XIX вв. Рис. Ангуса МакБрайда.

Впрочем, метательное оружие у многих народов Азии было эффективным не только из-за его остроты. Китайцам было известно племя илоу, обитавшее на территории современного Приморья, к северо-востоку от Великой китайской стены. Воины-илоу имели очень мощные луки, но использовали наконечники из хрупкого «черного камня», смазанные ядом, от которого «раненый тотчас умирает». Понятно, что металлические наконечники при таком способе ведения войны илоу просто не требовались. Достаточно было метко стрелять и ранить противника.

Боевая стрела. «Музей Природы и Человека» в Ханты-Мансийске.

Нет ничего удивительного, что такое смертоносное оружие, каким являлись лук и стрелы, номадами обожествлялось и было обязательным атрибутом многих божеств, которым они поклонялись. Известны божества, изображенные, как с одной стрелой, так и с колчаном, наполненным стрелами, которые символизировали молнии или же ассоциировались с оплодотворяющим землю дождем. Стрела, связанная с культом плодородия, до сих пор является неизменным атрибутом монгольских свадебных обрядов.

Охотничий наконечник стрелы из Западной Сибири. «Музей Природы и Человека» в Ханты-Мансийске.

До наших дней дожил старинный праздник народов Кавказа «кабахи», в старину проводившийся обычно на свадьбе либо поминках. В центре площадки вкапывался столб высотой 10 и более метров, на вершине которого укреплялись разные ценные предметы или другая цель. Всадник, вооруженный луком и стрелами, на полном скаку попадал в эту мишень и получал сбитый приз. Столь же популярным было соревнование «джамбы ат-май» в Средней Азии, причем ее народы слыли ловкими стрелками с незапамятных времен. Еще «отец истории» Геродот сообщал, что, начиная с пятилетнего возраста, детей там обучают только трем предметам: верховой езде, стрельбе из лука и правдивости.

Стрелы народов Западной Сибири. «Музей Природы и Человека» в Ханты-Мансийске.

Обилие скота (например, на надгробном камне одного из кыргызов написано, что умерший «разлучился со своими 6000 конями») дали номадам в руки и такое оружие, как аркан-лассо. Владели они им ничуть не хуже американских ковбоев, а значит, могли набросить его на любого всадника, незнакомого с этим простейшим приспособлением. Кистень — боевой бич с гирькой на конце длинного плетеного ремешка, прикрепленного к деревянной рукоятке, был также весьма распространен среди номадов. Доступное для каждого (нередко вместо металлической гирьки использовали даже крупную обточенную кость), это оружие было удобно и для скоротечной конной схватки, и чтобы отбиваться от волков, представлявших для скотоводов в степи немалую опасность.

Правитель принимает подношения. «Джами ат-таварих» («Сборник летописей») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани. Первая четверть XIV века. Государственная библиотека, Берлин.

Другой очень важной разновидностью оружия кочевников являлись небольшие топоры, опять-таки двойного предназначения. Тяжелые топоры, вроде европейских, для всадников были просто неудобны, а вот небольшие топорики с равным успехом можно было использовать и на войне, и в быту. Более специализированным оружием являлись клевцы для пробивания защитных доспехов, известные в Азии еще со второй половины I тысячелетия до нашей эры. Столь же древними на территории от Волги и до Великой китайской стены были и прямые мечи, имевшие в длину метр и более. Сабли среди раскопанных кочевнических курганов встречаются очень редко, что говорит о том, что они ценились — это, во-первых, а во-вторых, что долгое время их было очень мало, во всяком случае с VIII и по XI век. Известна была кочевым народам и булава. Чаще всего это был бронзовый шар, для большего веса залитый изнутри свинцом и имевший снаружи пирамидальные выступы, с отверстием посередине. Он надевался на деревянную рукоять, которая, судя по изображениям на миниатюрах, была достаточно длинной. В тех случаях, когда вместо шара наконечник булавы состоял из шести пластин (или «перьев»), расходившихся в стороны, ее называли шестопером, а вот если таких пластин было больше — перначом. Впрочем, многие простые воины, например, у монголов, имели самые обыкновенные дубины из дерева с утолщением в комлевой части.

Костяные пластинки доспехов саргатской культуры из могильника Язево-3. Рис. А.Шепса.

Помимо дерева, кости и рога огромную роль в жизни кочевых племен играла кожа. Из кожи выделывались одежда и обувь, посуда и конское снаряжение. Защитные доспехи очень часто также бывали из кожи. Кожа в качестве подбоя применялась даже тогда, когда сами доспехи выделывались из металла.

Уже в наше время английский экспериментатор Джон Коулз провел испытания кожаного щита, который вполне мог быть у кочевников. Дротик пробил его с трудом, а после пятнадцати сильных ударов мечом на его внешней поверхности появились только легкие порезы.

Турецкий или мамлюкский щит конца XV в., диаметр 46,7 см. Вес 1546 г. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

В XIX веке американские индейцы, кочевавшие по просторам Великих равнин, также делали себе щиты из кожи. Для этого сырую кожу бизона укладывали над ямой с раскаленными камнями и лили на них воду. Кожа при этом сморщивалась и уплотнялась, и становилась еще прочнее. Затем с кожи удаляли шерсть и вырезали круглую заготовку для будущего щита. Обычно это был круг не меньше полуметра в диаметре, на котором при помощи камней выравнивались все морщины и неровности. Затем его обтягивали более тонкой кожей, а пространство между покрышкой и щитом набивали шерстью бизона или антилопы, перьями ястреба и орла, что еще больше повышало его защитные качества. Такой толстый и тяжелый щит был надежной защитой от стрел. Умелый воин, держа его под углом, мог уберечь себя даже от пуль, рикошетировавших от его поверхности, хотя, конечно, это касалось только пуль, выпущенных из гладкоствольного огнестрельного оружия.

Кожаный щит с металлическими накладками и умбонами. Принадлежал монгольскому султану Акбару. Рядом сабля Аурангезеба. Музей в Бангалоре, Индия.

Вне всякого сомнения, что кочевники эпохи средневековья выделывали кожаные щиты не хуже индейцев и, имея вдоволь скота, могли позволить себе любые эксперименты в этой области. Сплести легкий щит из ивовых прутьев (заросли ивняка встречаются также и по берегам степных рек) и обтянуть его кожей особого труда для них не представляло. Защита для воина получалась достаточно надежной и в то же время не слишком обременительной. Помимо кожи большую роль в защитном снаряжении воинов-номадов играли пластинчатые брони из самых различных материалов. Уже древние народы, населявшие Центральную Азию и Сибирь, умели выделывать панцири из костяных или же роговых пластинок, связанных между собой ремешками из кожи. Пластинки нередко украшались орнаментом. Из более крупных пластинок удлиненно-треугольной формы делались конические шлемы. В последние века до нашей эры здесь уже появились и шлемы из железа.

Железные пластины из Западной Сибири. Рис. А.Шепса.

Такое распространение пластинчатых доспехов связано в первую очередь с тем, что именно на Востоке они как раз и появились, и широко применялись уже в древнем Шумере, Египте, у вавилонян и в Ассирии. Известны они были в Китае и Персии, куда совершали свои набеги кочевые народы с севера и юга. Скифы, например, в своих походах дошли до Египта и, следовательно, вполне могли перенять (и переняли!) все то, что так или иначе было удобно для боя.

Наконечники стрел селькупов. Рис. А.Шепса.

Конечно, условия, в которых этим народам приходилось кочевать, отличались друг от друга. Одно дело — районы монгольских степей, Причерноморья или же Приуралья у самой границы суровой тайги, и совсем другое — залитая солнцем Аравия с ее песками и пальмами в редких оазисах. Тем не менее, традиции оставались традициями, а мастерство передавалось из поколения в поколение, несмотря ни на что. Вот так и получилось, что военные технологии Древнего Востока и его цивилизаций вовсе не умерли, а постепенно распространились среди новых народов, которые даже не слышали друг о друге, но которых породнила сама кочевая жизнь. Отсюда и вся их воинственность, о которой у нас уже шла речь и очень похожее вооружение, неразрывным образом связанное с их средой обитания.

Рис. В. Королькова

[Yorik]

Рыцари кочевых империй. Часть 3

Кобыла уткнулась хозяину в грудь и тихо ласкалась к нему.
«Нас двое могучих, – Камал сказал, – но она верна одному…
Так пусть конокрада уносит дар, поводья мои с бирюзой,
И стремя мое в серебре, и седло, и чепрак узорчатый мой».
(Редьярд Киплинг «Баллада о Западе и Востоке»)

Здесь мы немного отвлечемся от собственно темы «рыцарей кочевых империй» и посмотрим к какому типу культуры они относились и что это для них означало. По месту жительства это, естественно, «жители степи», которые, как, впрочем, и «жители леса» имели дело только с землей. Земля – родные пастбища, горы, леса – для таких людей это все. Поэтому данный тип культуры и называется «континентальным». Ему противостоит тип культуры, получивший название «атлантического». «Атлантисты» живут по берегам морей. Это культура мореплавателей. И обе эти культуры противоположны круг другу. Для первой характерна ярко выраженная ксенофобия, потому как любой чужак – это потенциальный враг или агент врага. Отсюда стойкость с «своим трудностям», нетерпимость к проявлениям чужой культуры, но щедрость к проверенным временем друзьям. «Атлантистам» свойственна толерантность, без которой морские народы просто не могли бы высаживаться на чужих берегах и торговать с местными жителями. Но также и хитрость, и коварство – слабых ограбить, сильным… продать награбленное у их же слабых соседей. Финикийцы, греки, викинги – типичные представители «атлантической культуры». Кочевники степей и наши предки – славяне – представители культуры континентальной. При этом вектор развития этноса мог со временем меняться, как и его культура, хотя кое-что от прошлого остается всегда. Континенталисты-россияне стали отважными мореплавателями и быстро. Кочевники сельджуки и османы – стали оседлыми земледельцами-турками. Интересно, что японцы, хотя и живут на острове посреди океана, являясь потомками кочевников с Алтая, больше тяготеют к континентальной культуре. Любят верховую езду и стрельбу из лука. Но есть у них и женщины-ныряльщицы аму. А вот наши поморы – мореходы Северной Руси, веками плававшие за «зубом» на Грумант и золотом на Мангазею – «атлантисты», потому-то к ним и бежали спасаться разные там староверы и раскольники. Терпимость их была известна. Так что многие специфические особенности культуры кочевых народов станут нам более понятны, если мы посмотрим на них именно с точки зрения их принадлежности к континентальному типу культуры.

Монгольские всадники атакуют друг друга. «Джами ат-таварих» («Сборник летописей») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани. Первая четверть XIV века. Государственная библиотека, Берлин.

Это же, кстати, касается и многих их чисто рыцарских традиций. Разве, например, не прославлялась у кочевых народов такое достоинство настоящего воина, как щедрость – качество истинно рыцарское? Разве не воспевались сказителями подвиги восточных богатуров – по сути дела тех же Роландов и Ланселотов из западных королевств? Разве каганы, ханы, эмиры Востока не окружали себя своими приверженцами – той же дружиной, для которой война, грабежи и дань являлись главными источниками существования? Одни и те же дворы мы могли бы увидеть и у варварского короля на Западе, и у какого-нибудь кочевого кагана на Востоке, хотя различия в культуре быта, конечно же, не могли бы не броситься в глаза.

Битва между монголами и китайцами (1211). «Джами ат-таварих» («Сборник летописей») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани. Первая четверть XIV века. Национальная библиотека Франции.

В 630 году китайский посол Сюань Цзан, посетив ставку тюркского кагана, где он был на приеме с послами из Византии, Месопатамии, Средней Азии и Руси, оставил нам любопытное описание. По сути дела, это хрестоматийный образ двора правителя любого кочевого племени, особенно если он был достаточно богат и знатен.

Город, осажденный монголами. Миниатюра на странице «Джами ат-таварих» («Сборник летописей») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани 1306 года. Библиотека Эдинбургского университета.

«... Тюркский каган не сидит в тесных и пыльных городах. Его стан, огороженный мощным валом, расположен в труднопроходимой долине, защищенной кольцом гор, покрытых вечными ледниками. Сюда по горной тропе гуськом может пройти караван, снаряженный предприимчивыми купцами, но врагу не пробраться к стану тюркского кагана. В тесных горных ущельях армия противника будет уничтожена силами даже небольшой дружины.

Чингисхан. Картина неизвестного китайского художника династии Цинь. (Бруклинский музей)

В ставке кагана многолюдно. В центре, среди множества войлочных кибиток, стоит шелковый шатер, затканный цветами. Он «сияет и ослепляет глаза». У входа положены циновки. Сам каган восседает на раззолоченном и украшенном дорогими каменьями троне. Слуги держат над ним зонты, прикрывая от знойного солнца. Каган – воин, он только что вернулся с охоты. Охота для кагана – и развлечение, и военная тренировка. Он одет сейчас в просторный шелковый халат. Сняты кафтан, латы и вооружение, сброшены башлык и шлем. Голова открыта, лишь лоб обвязан шелковой лентой с ниспадающими сзади концами. Только доверенные люди в шелковой одежде стоят по обе стороны его трона, а сзади него – дружина телохранителей. Каган принимает гостей – купцов, послов, паломников. Они прошли через очистительный огонь костров для того, чтобы очиститься перед встречей с каганом. Каган предлагает гостям разделить с ним трапезу. Трапеза начинается с вина, затем подают мелко нарезанные вареную баранину и говядину. Почетных гостей властитель оделяет кусками курдюка или бараньей головой, гости рангом ниже получают грудинку или лопатку. Еду запивают вином из чаши, переходящей из рук в руки наиболее приближенных и уважаемых гостей. С каганом пьют китаец и уйгур, согдиец и византиец, если их дары и предложения пришлись кагану по душе. Трапеза сопровождается музыкой. Кругом «с юга на север и с запада на восток слышатся ее шумные аккорды», – говорит Сюань Цзан и далее продолжает, что «несмотря на ее шум, она очаровывала их уши, веселила их дух и сердце». Трапеза с гостями – дипломатический ритуал. Каган проявляет к гостям внимание и заботу. Последователь Будды найдет приготовленную для него скоромную пищу – рисовые лепешки, молочные сливки, сахар, медовые соты и виноград. Он может отказаться от вина и получить в чаше чистую воду из горной реки.

Правитель едет верхом на слоне. «Джами ат-таварих» («Сборник летописей») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани. Первая четверть XIV века. Государственная библиотека, Берлин.

Вокруг ставки кагана пасутся стада лошадей, овец, верблюдов. Повсюду разбросаны кибитки, где живут воины кагана. Их такое множество, говорит Сюань Цзан, что «глаз не может покрыть их до конца». И вся эта масса кочевников, покорная до поры до времени своему предводителю, по одному его слову седлает коней, чтобы с высоких предгорий Тянь-Шаня словно лавина ринуться вниз в широкие долины и степи.

Турецкий шлем начала XVII века. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

Остается сравнить вооружение кочевников и европейцев. Как и рыцари Запада, кочевники Востока в этот период также имели в основном прямые мечи, часто носили защитную одежду из кожи, либо нашитых на кожу металлических блях и пластинок. Что касается шлемов, то у номадов они были конической формы с наносником. Достаточно обратиться к известным изображениям на «ковре из Байё», где на 70-метровом полотне были вышиты картины завоевания Англии нормандским герцогом Вильгельмом, чтобы воочию убедиться в том, что даже в 1066 году вооружение западных и восточных воинов было очень похожим, хотя и различалось отсутствием луков у первых и его поголовным наличием у вторых. В сценах сражения на «ковре из Байё» лук можно увидеть у 29 воинов. Однако 23 из них изображены на кайме, вне основного поля, что явно показывает их второстепенную роль, несмотря на то, что многие рыцари на основном поле буквально утыканы стрелами. Там же можно увидеть четырех пеших воинов-нормандцев в защитном вооружении и с луками в руках и одного лучника-сакса, одетого совершенно «по-домашнему». Конный лучник изображен всего один. Он также не имеет доспехов и держится позади преследующих саксов нормандских рыцарей, у которых луков нет. Вряд ли это забывчивость вышивальщиц: все остальные детали вооружения показаны на ковре достаточно подробно и вышиты весьма тщательно.

Завоевание монголами Багдада в 1258 г. «Джами ат-таварих» («Сборник летописей») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани. Первая четверть XIV века. Государственная библиотека, Берлин.

Не то мы видим на миниатюрах Востока. Монгольские воины, например, все с луками, хотя и пользуются на изображениях ими далеко не всегда. Интересно, что деревянные палицы у пеших монголов выглядят точно так же, как и у конных нормандских рыцарей на «ковре из Байё». По-видимому, главное, чем они привлекали воинов той далекой эпохи, была их дешевизна... Получается, что на пространстве от берегов Тихого океана и до Британии воины-кавалеристы IV–VIII веков и даже вплоть до XI века имели в целом очень похожее защитное снаряжение, распространившееся благодаря походам кочевых племен еще в эпоху Древнего мира.

Турецкий шлем 1500 г. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

Сфероконические шлемы, кольчуги – все это было известно и на Западе, и на Востоке. На Востоке вдобавок применялись доспехи из полос твердой выделанной кожи, в Европе встречавшиеся редко. Тяжелые конские доспехи на Западе в это время и вовсе не употреблялись, зато они широко использовались в Китае и в Византии, а между этими двумя государствами – в армии Сасанидов и у враждовавших с ними кочевников. Удобные седла с высокими луками и стремена, изобретенные китайцами, которые были неважными наездниками, способствовали изменению и самой техники боя. Обладая такими седлами, конники не только стреляли с коня на скаку, но и могли наносить сильные удары копьем.

Турецкая сабля ХVII в. Длина 88,9 см (клинок). Вес 1928 г. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

В то же время благодаря стременам повысилась точность рубящего удара, что привело к тому, что тяжелый меч постепенно вытеснила более легкая сабля. Так что не только у великих империй, но и среди кочевых племен, населявших степные просторы Евразии в III–VI веках нашей эры, имелись свои «рыцари». Они практически не уступали по вооружению воинам Запада и точно также, как и «рыцари из «Шахнаме», широко использовали лук.

Монгольский царевич изучает Коран. «Джами ат-таварих» («Сборник летописей») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани. Первая четверть XIV века. Государственная библиотека, Берлин.

Автор: Вячеслав Шпаковский
https://topwar.ru/11...iy-chast-3.html

[Yorik]

Рыцари Востока

Когда мне в ворота стучится Чужак,
Вполне вероятно, что он мне не враг.
Но чуждые звуки его языка
Мешают мне к сердцу принять Чужака.
Быть может, и нету в глазах его лжи,
Но все же за ним я не чую души.

(«Чужак» Редьярд Киплинг)

Публикация серии материалов «Рыцари из «Шахнаме» (http://arkaim.co/top...hov/#entry35343) и «Рыцари кочевых империй» (см. выше) вызвали значительный интерес посетителей сайта. Но тема эта настолько обширна, что рассмотреть ее в деталях очень сложно. У нас есть интересная монография М.В. Горелика «Армии монголо-татар X—XIV вв. Воинское искусство, оружие, снаряжение. — Москва: Издательский дом «Техника-молодежи» и ООО «Восточный горизонт», 2002» и его же очень интересное издание на английском языке и с его иллюстрациями: Mikhael V. Gorelik. Warriors of Eurasia. From the VIII century BC to the XVII century AD. / Dr.Philip Greenough (Editor). — Colour Plates by the Author. — Yorkschire: Montvert Publikation, 1995, а также множество статей, рассматривающих те или иные вопросы восточных доспехов и оружия более детально. Интересно, что при жизни его работы многие критиковали, но… лучше него так никто ничего и не написал. Тем не менее, любая тема может быть рассмотрена с разных точек зрения. Для кого-то, например, рыцарь – это комплекс социальных обязательств и преференций, для кого-то – набор оружия и доспехов. В данной работе представляется интересным посмотреть на воинов Востока именно с этой стороны. Ну, а иллюстрациями к ней станут работы российских художников В. Королькова и А. Шепса и английских – Гэрри и Сэма Эмблетонов, а также фотографии из фондов Метролитен-музея в Нью-Йорке.

Книга М.В. Горелика

В прошлом любое переселение народов однозначно означало войну, тем более если мигранты вели ее еще и за веру. Сейчас трудно сказать, почему огузо-туркменские тюркоязычные племена покинули Среднюю Азию и двинулись на юго-запад, но это произошло и имело во всех отношениях большие последствия. По имени своего предводителя Тогрул-бека Сельджука, принявшего ислам в 960 году, новых переселенцев стали называть сельджуками. В 1040—1050 годах они подчинили себе весь Иран и свергли правившую там династию Бундов, а халиф багдадский пожаловал Тогрул-беку титул султана. После этого на территории Малой Азии и Палестины сельджуки образовали множество феодальных государств, во главе которых стояла их знать, и местные арабы ей подчинялись.

В битве при Манцикерте сельджукский султан Алп-Арслан разгромил византийского императора Романа IV Диогена. После этого распространившиеся в Европе слухи о притеснении христиан со стороны турок-сельджуков как раз и стали одной из причин первого крестового похода. Само название «Турция» впервые употреблено в западных хрониках в 1190 году применительно к территории, захваченной тюрками в Малой Азии.

Прошло довольно много времени, но старая дорога отнюдь не забылась. В начале XIII века с кочевий в туркменских степях снялось и двинулось на Запад туркменское племя кайы во главе с вождем Эртогрулом. В Малой Азии он получил от сельджукского султана Ала ад-Дина Кай-Кубада небольшой удел на самой границе с византийскими владения, который после смерти Эртогрула унаследовал его сын Осман. Ала ад-Дин Кай-Кубад III утвердил за ним земельное владение его отца и даже пожаловал знаки княжеского достоинства: саблю, знамя, барабан и бунчук — лошадиный хвост на богато украшенном древке. В 1282 году Осман объявил свое государство самостоятельным и, ведя непрерывные войны, стал называться султаном Османом I Завоевателем.

Его сын, Орхан, с 12-летнего возраста, участвовавший в походах отца, продолжил завоевания, а главное — укрепил военную силу османов. Им были созданы оплачиваемые из казны пехотные (ян) и конные (мю-селлем) подразделения. Воины, входившие в них, в мирное время кормились с земли, за которую они не платили налогов. Позднее пожалование за службу ограничивалось только землей без выплаты жалования. Чтобы увеличить войско, по совету главного визиря Аллаэдди-на, с 1337 года в него начали зачислять всех пленных юношей-немусульман, принимавших при этом новую веру. Так было положено начало особому корпусу янычар (от тюрк., ены черы — «новое войско»). Первый янычарский отряд при Орхане насчитывал всего тысячу человек и служил личной гвардией султана. Потребность в пехоте у турецких султанов быстро росла, и с 1438 года христианских детей в янычары начали забирать принудительно в порядке «живого налога».

Рисунок В. Королькова из книги автора «Рыцари Востока» (М.: Поматур, 2002 г.) Обратите внимание на галеру на головном уборе. Удивительно, но так было. Правда, это не боевая, а парадная униформа!

Вооружение янычар состояло из копья, сабли и кинжала, а также лука со стрелами. Роль знамени выполнял котел для приготовления пищи — знак того, что они кормятся по милости султана. Некоторые воинские звания янычар также имели «кухонное» происхождение. Так, полковник назывался чобарджи, что значит «кашевар». От всех других воинов султана они отличались головным убором — высоким белым войлочным колпаком с висящим позади куска материи наподобие рукава халата. По преданию, именно рукавом осенял первых янычар святой дервиш шейх Бекташ. Еще одной особенностью янычар было то, что они не носили защитного вооружения, и все имели одинаковые кафтаны.

Излюбленный доспех конницы сипахи – зерцало. (Метрополитен-музей, Нью-Йорк)

Однако главную ударную силу турецкого войска составляли сипахи — тяжеловооруженные всадники, имевшие, как и европейские рыцари, земельные наделы. Владельцы крупных поместий назывались тимары, займу и хассы. Они должны были участвовать в походах султана во главе определенного количества вооруженных ими людей. Допускались в турецкие войска и наемники, а также воины из покоренных христианских земель.

Тюрбанный шлем XV века. Иран. Вес 1616 г. (Метрополитен-музей, Нью-Йорк)

В начале XIV века, по сообщениям европейских хронистов, турки, как и подобает вышедшим из степей кочевникам, имели простые ламеллярные панцири из кожи. Но очень скоро они позаимствовали у соседних народов лучшие образцы вооружения и начали широко использовать кольчужные панцири, шлемы, имевшие кольчужные маски, стальные налокотники и поножи.

Набедренники. Конец XV века. Турция. Вес 727 г. (Метрополитен-музей, Нью-Йорк)

В то время пока создавалась Османская империя, государственность Золотой Орды на север от турецких земель приходила в упадок, вызванный феодальной раздробленностью. Страшный удар Орде нанес правитель богатейшего города Средней Азии Самарканда Тамерлан— известный на Востоке по прозвищу Тимур Ленг («Железный хромец»). Этот жестокий, бесстрашный и талантливый военачальник мечтал сделать Самарканд столицей мира, и не задумываясь уничтожал любого, кто только осмеливался встать у него на пути. Войска Тимура захватили Иран, разграбили Дели, после чего на реке Терек в Закавказье разбили войска хана Золотой Орды Тохтамыша. Через южнорусские степи Тимур дошел до города Ельца и разорил его, но почему-то повернул обратно, чем избавил русские княжества от очередного жестокого разгрома.

Турецкая сабля килич XVIII века. Длина 90.2 см. (Метрополитен-музей, Нью-Йорк)

Самое интересное, что в это время, на рубеже XIV—XV веков, вооружение тяжеловооруженных всадников как на Востоке, так и на Западе в достаточной степени стандартизировалось и выглядело очень похожим! Всю очевидность этого сходства отметил кастильский посол Рюи Гонсалес де Клавихо, который исполнял свои обязанности при дворе Тамерлана. Так, посетив дворец самаркандского владыки, кастилец, с упоением расписывавший шатры и одеяния придворных, о доспехах сообщил только, что они очень похожи на испанские и представляют собой панцири из красного сукна с подбоем из металлических пластин... и все. Почему так?

Да потому, что это время было эпохой расцвета бригандины, которую надевали поверх кольчужного панциря, но... дальше пути ее развития в разных частях света разошлись. На Востоке пластинчатые панцири начали все активнее соединяться с кольчугой, что позволяло сочетать гибкость с защищенностью. На Западе же металлические пластины под тканью начали все больше увеличиваться, пока не слились в одну сплошную кирасу.

То же самое произошло и со шлемом, который у западных рыцарей теперь закрывал всю голову целиком. А вот на Востоке даже забрала имели форму лица. Все остальные отличия свелись к тому, что на Западе вошли в моду сложной формы, имевшие справа вырез для копья, небольшие щиты-тарчи, а у восточных воинов они были круглыми. Обе стороны в полевых сражениях применяли одинаковые большие прямоугольные щиты на подпорках, похожие на татэ японских асигару. Только вот те были просто из досок, а европейские павезы обтягивались кожей и вдобавок богато расписывались.

Шлем (топ) XVIII – XIX вв. Индия или Персия. Вес 1780.4 г. (Метрополитен-музей, Нью-Йорк)

Оказавшись между Востоком и Западом, русские воины вместе с круглыми восточными применяли и ставшие уже архаичными в Европе, обрезанные сверху щиты в виде капли и все те же павезы. В ближнем бою господствовал меч, хотя в Причерноморье саблей пользовались уже в XI веке, а в степях Поволжья — с XIII века.

Типично индийская сабля и меч.

Именно так и были вооружены силы противоборствующих сторон Востока и Запада, встретившиеся 12 августа 1399 года в кровопролитнейшей битве средневековья на реке Ворскле. С одной стороны, в ней участвовала русско-литовская армия князя Витовта, в составе которой также было около ста крестоносцев и четырехсот воинов из Польши, которые привезли также несколько пушек, а также их союзники — татары хана Тохтамыша. С другой — золотоордынские войска эмира Едигея. Вперед выдвинулась легкая конница, вооруженная луками. Строй русско-литовско-татарской армии прикрывали легкие бомбарды, стрелки из аркебуз и ряды арбалетчиков. Атакующих ордынцев встретил залп в упор, после чего в атаку друг на друга пошла тяжелая конница. Началась жестокая рукопашная схватка, в которой, по словам летописца, «отсекались длани и руки, резались тела, рубились головы; было видно, как на землю валились мертвые всадники и раненые насмерть. И крик, и шум, и звон мечей были таковы, что и грома Божьего не услышать».

Индийский кольчужно-пластинчатый доспех XVII в. Внизу булава индийского пилигрима – «железная рука».

Исход битвы решил удар резервных сил Едигея, которые до поры до времени были укрыты в овраге позади основной массы сражающихся. Разгром был полный, поскольку почти вся русско-литовская армия полегла на том поле боя или же во время бегства после сражения. Летописец с горестью повествовал, что в битве погибло семьдесят четыре князя, «а иных воевод и бояр великих, и христиан, и Литвы, и Руси, и ляхов, и немцев множество убито — кто может сосчитать?»

Индийские шестоперы отличались от европейский наличием сабельной рукояти и гарды.

Конечно, успех сражения во многом был связан с полководческим талантом эмира Едигея, который в 1408 году нанес еще одно поражение Руси и даже сумел разгромить войска самого Тимура. Однако главное — это то, что ворсклинская битва и на этот раз продемонстрировала высокие боевые качества традиционного степного лука, в связи с чем вопрос об очередном утолщении и совершенствовании доспехов встал на повестку дня со всей очевидностью. Кольчугу теперь начали повсеместно дополнять накладными или же вплетаемыми в нее металлическими пластинами, которые по восточной моде богато орнаментировались. Но так как восточным воинам, чтобы стрелять из лука с коня, требовалась большая подвижность, стальные пластины на их доспехах стали защищать только торс, а руки, как и раньше, прикрывались кольчужными рукавами.

[Yorik]

Когда со своим я имею дела,
Душа его часто отнюдь не бела.
Но если он лжет, я совсем не смущен:
Я тем же манером хитрю, что и он.
Мы купли-продажи свершаем, ворча,
Но все ж нам не нужно искать толмача!

(«Чужак» Редьярд Киплинг)

Походы турок против Византии и балканских государств также были вначале удачны. В 1389 году на Косовом поле были разбиты войска сербов. В 1396 году в битве под Никополем турецкие войска сумели разгромить объединенные войска венгров, валахов, болгар и западноевропейских рыцарей, насчитывавшие 60 000 человек. Однако дальнейшее продвижение турок в Европе было остановлено вторжением Тимура в Малую Азию, где в битве при Ангоре (Анкаре) 20 июля 1402 года турецкая армия султана Баязида I, по прозвищу «Молниеносный», была полностью разгромлена «Железным хромцом».

Арабский шлем 1734 г. Вес 442.3 г. (Метрополитен-музей, Нью-Йорк)

Как водится, битву начала легкая конница, после чего Тимур последовательными атаками тяжелой конницы расстроил ряды турецких войск и обошел их на флангах. Этому способствовали переход наемников-та-тар на сторону Тимура и измена анатолийских беев, хотя дружины сербов сохранили свою верность султану и продолжали отчаянно сопротивляться. Однако это сопротивление особой роли уже не сыграло, так как Тимур ввел в действие мощный резерв, который сумел оттеснить войска сербов и завершил окружение и разгром янычар, стоявших в центре турецкого боевого порядка. Сам Баязид попал в плен к Тимуру, пытаясь вырваться из окружения.

Интересно, что Баязид был кривой на один глаз. Он очень обиделся на Тимура, когда тот начал смеяться, увидев своего венценосного пленника. «Не смейся над моим несчастьем, Тимур, — сказал ему Баязид, — знай, что распределение удачи и неудачи зависят от Бога и что с тобой завтра может случиться то, что со мной случилось сегодня». — «Я и без тебя знаю, — отвечал победитель, — что Бог раздает короны. Я вовсе не смеюсь над твоим несчастьем, храни меня Бог, но когда я на тебя поглядел, мне пришла мысль, что для Бога все эти наши короны и скипетры недорого стоят, коли он раздает их таким людям, как мы с тобой, — кривому, как ты, да хромому, как я».

Исход битвы лишний раз продемонстрировал могущество тяжеловооруженной конницы, в особенности, когда она была подчинена строгой дисциплине. По счастью для турок, Тимур скоро умер, и их государство сумело не только оправиться от нанесенного ему поражения, но и приступить к новым территориальным захватам. Теперь главной целью турецкой экспансии являлся Константинополь — столица сильно уменьшившейся в размерах Византии.

Шлем-мисюрка XVII – XVIII век. Турция. Вес 1530 г. (Метрополитен-музей, Нью-Йорк)

Мысль о завоевании Константинополя постоянно не давала покоя султану Мехмеду II (1432—1481). Он, по сообщениям современников, даже по ночам призывал к себе людей, знакомых с укреплениями города и чертил с ними планы Константинополя и его окрестностей, чтобы наилучшим образом подготовиться к осаде.

К этому времени развитие огнестрельного оружия уже привело к появлению металлических пушек. Например, в Китае одна из литых бронзовых бомбард датировалась 1332 годом. В XIII—XIV веках огнестрельные орудия появляются у арабов и в странах Европы, но до середины XIV века их применяли очень редко. Впервые орудия в полевом бою участвовали в битве при Креси в 1346 году во Франции, где со стороны англичан использовались три примитивные бомбарды, перебивавшие ноги французским лошадям и стрелявшие каменными ядрами. В 1382 году пушки и тюфяки (от тюркск. тю-фенг — ружье) использовали жители Москвы при обороне от войск Тохтамыша, а в 1410 году — крестоносцы Тевтонского ордена в битве при Грюнвальде.

Диорама, посвященная взятию турками Константинополя в 1453 г. Вот из таких бомбард турки и обстреливали его стены. (Военный музей, Стамбул)

Мехмеду II нужно было взять хорошо укрепленный город, и потому для создания первоклассной по тому времени артиллерии султан не пожалел ни времени, ни денег. Помогал ему в этом искусный венгерский инженер по имени Урбан, отливший для осады Константинополя чудовищную пушку длиной около 12 м и весом 33 т. Каменное ядро, которым она заряжалась, весило свыше полутонны, а звук выстрела, по сообщениям современников, был слышен на расстоянии 50 км. Чтобы перевезти ее к городу, потребовалось 60 волов и 200 человек орудийной прислуги! Всего вокруг города было установлено 69 орудий, объединенных в 15 батарей, непрерывно стрелявших по городским укреплениям в течение первых двух недель осады и ночью, и днем.

И хотя долгое время пробить бреши в стенах турецким артиллеристам не удавалось, значение огнестрельного оружия турецкие султаны уяснили для себя очень хорошо.

После взятия Константинополя (1453) турецкие войска двинулись дальше в Европу, и вот тут-то роль хорошо обученной, дисциплинированной пехоты, без помощи которой европейских крепостей было не взять, стала еще заметнее. Естественным было и желание султанов вооружить ее самым эффективным оружием, каким в ту пору являлось огнестрельное, способное пробивать рыцарские доспехи и сокрушать любые укрепления.

По сравнению с западной артиллерия Оттоманской империи была более тяжелой и мощной, а гигантские орудия в их армии стали скорее правилом, нежели исключением. Турецкий порох по качеству также был лучше европейского и давал при выстреле белый дым, а не черный.

Автор у ядер из экспозиции музея в Казанском кремле.

После падения Константинополя султан Мехмед II создал специальный корпус из артиллеристов и артиллерийской прислуги, имевших помимо пушек еще и подрывные заряды для взятия крепостей и бомбы из бронзы, железа и... стекла! К этому же времени относится и появление стрелков, вооруженных карабинами (от турец. карабули — стрелок) — длинноствольными фитильными ружьями, которые, однако, в отличие от пушек были намного легче европейских. Уже в 1500 году азиатские народы (и турки в том числе) начинают применять арабский кремневый замок — весьма совершенное огниво с пластинчатой пружиной, ставшее основой и для разработки подобных механизмов на Западе. Длинноствольные фитильные и кремневые карабины в турецком войске в первую очередь получили янычары, в то время как вооружение турецкой конницы сипахи еще долгое время оставалось чисто рыцарским.

Таким образом, на Востоке случилось то же самое, что примерно в это же время имело место на Западе. Хорошо вооруженная пехота стала наносить поражения рыцарям, а те повсеместно принялись за совершенствование своих доспехов, рассчитывая на то, что они защитят их и от нового оружия пехоты. На этом пути оружейники и Европы, и Азии сумели к XVI веку добиться практически полной непроницаемости защитной брони. Но на Востоке доспехи стремились ко всему прочему еще и облегчить, поскольку здесь на вооружении тяжеловооруженной конницы продолжал оставаться прославленный восточный лук, из которого в доспехах европейского типа стрелять было невозможно.

При султане Сулеймане I Великолепном (1520— 1566), прозванном так за свое могущество и пышность двора, турецкая армия стала одной из сильнейших армий своего времени, в составе которой действовало войско (их называли «рабы двора») и провинциальное ополчение.

Вот как отправлялся на войну султан Сулейман I в 1543 году. Конвой султана состоял из 1000 стрелков-карабули, 500 минеров, 800 артиллеристов, 400 солдат обоза с их начальниками, помощниками и писарями. В свите султана следовали все главные придворные чины, включая 300 камергеров. Конных телохранителей было 6000 (по 3000 справа и слева). Вместе с султаном двигались визири вместе со своими чиновниками, посыльными и рабами, султанская охотничья служба (сокольничьи, псари, посыльные и т. д.). Под надзором главных конюших двигались лошади самых разных пород: арабские, персидские, курдские, анатолийские, греческие. Особу султана сопровождали 12 000 янычар с саблями, пиками и аркебузами. Перед султаном несли 7 бунчуков, 7 позолоченных бронзовых штандартов, а 100 трубачей и 100 барабанщиков наполняли воздух неистовым ревом и грохотом. Непосредственно позади султана шли 400 его личных телохранителей, одетых в роскошные костюмы, а после— 150 конных воинов, одетых не менее роскошно. И наконец, в конце этой процессии двигался султанский обоз: 900 вьючных лошадей, 2100 вьючных мулов, 5400 верблюдов, которые были нагружены припасами и снаряжением для бивуаков.

Прямой турецкий меч XVII в. Длина 84 см. Вес 548 г. Интересно, что в его ножнах находилось вместилище для дротика. Его можно было неожиданно извлечь и метнуть в противника.

Среди частей, находившихся на содержании правительства, особо выделялся янычарский корпус, которому придавались пушкари. Помимо янычарской пехоты султан имел и свою собственную конную гвардию, которая в походах охраняла особу султана, а в бою прикрывала фланги янычар. Потери среди янычар были довольно велики, но количество их постоянно увеличивалось (например, при султане Сулеймане их корпус насчитывал уже 12 000 человек) и пополнять их ряды приходилось всеми доступными способами. Поэтому и набеги союзников турецкого султана — крымских и казанских татар — на русские земли не прекращались, равно как и ответные походы московских государей против Золотой Орды, распавшейся на отдельные ханства. Ведь именно из районов Поволжья, а также Закавказья и Северной Африки поставлялась столь нужная для пополнения корпуса янычар «живая сила», в обмен на которую туда отправлялось турецкое оружие.

Воины Казанского ханства начала XV века: 1 – хан, 2 – дворцовый гвардеец конца XV века, 3 – всадник сибирского ханства, союзник казанцев, XV – XVI вв. (Рис. Гэрри и Сэма Эмблетонов)

Надо заметить, что воины этих ханств, прежде всего воины Казанского ханства, практически ни в чем не уступали турецкой коннице сипахи и в XV—XVI веках имели очень похожее вооружение. Главным видом холодного оружия в это время еще с XIII века являлась сабля, имевшая клинок длиной около 1 м с овальной выемкой — дол. Клинок заканчивался обоюдоострым расширением — елманью, увеличивавшей силу рубящего удара.

В отличие от более ранних образцов сабли XV—XVI веков часто имели большую ширину и кривизну клинка. Они позволяли наносить мощный рубящий удар, а также колоть. Сабли обычно носили в кожаных ножнах с металлическими оковками. Богатые воины могли позволить себе ножны с серебряными и золотыми накладками и навершиями, усыпанными драгоценными камнями. Вообще, сабли традиционно были оружием знати, знаком рыцарского достоинства восточного батыра. Их ношение и использование было наполнено особым смыслом. Например, батыр не должен был в случае ссоры обнажать клинок более чем на треть, так как после этого он мог вложить его обратно, только «отмыв» в крови обидчика. Потерять или отдать саблю означало потерять честь. Неудивительно, что сабли и их детали являются очень редкими находками археологов.

«Падение Казани 1552 г.»: 1 – спешенный «офицер», 2 – ногайский пехотинец, 3 – командир казанских союзников – воинов сибирских ханств. (Рис. Гэрри и Сэма Эмблетонов)

Универсальные боевые ножи были незаменимы в походе и быту, а в решающую минуту становились последней надеждой воина, так что совсем неслучайно на многих рисунках татары изображены именно с ножами.

Копья были весьма разнообразны по форме и области применения. Так, тяжеловооруженные всадники предпочитали копья с узкими, вытянутыми, часто четырехгранными наконечниками, насаженными на длинные (до 3—4 м) древки. Отряд всадников с такими копьями наперевес, с ходу, развернутым строем (лавой) врезался в ряды противника, стараясь пробить доспехи неприятельских воинов, свалить их с коней и, если удастся, обратить в бегство. Пехотинцы имели другие копья — с широкими лезвиями на 2—3-метровых древках. Они были незаменимы при действиях против конных воинов, а также при защите укреплений. Изредка применялись и метательные копья — джериды (по-русски — сулицы).

На вооружении татар состояли разнообразные виды боевых топоров, причем часть из них — широколезвийные топоры на длинных топорищах — несомненно оружие пехоты. Знатные воины использовали дорогие топорики с выступающим обухом и узким лезвием (чеканы). Некоторые из них были покрыты затейливым растительным орнаментом.

Оружие казанцев из музея на территории Казанского кремля.

Дополнительным вооружением восточного рыцаря здесь служили также булавы из железа и бронзы и боевые клевцы с узким клиновидным бойком. Они были незаменимы в ближнем бою и стремительных конных стычках, когда требовалось нанести сильный и неожиданный удар, способный пробить доспехи или оглушить противника. Украшенные золотом, серебром и драгоценными камнями, булавы служили также знаками воинской власти.

[Yorik]

Когда мне в ворота стучится Чужак,
Он зол или добр, не пойму я никак.
И много ли в сердце любви у него?
И много ли перца в крови у него?
И Бога, что дед заповедал ему,
Он чтит ли сегодня, никак не пойму.

(«Чужак» Редьярд Киплинг)

Лук и стрелы в XVI столетии продолжали оставаться самым распространенным оружием дистанционного боя. Хороший татарский лучник мог выпустить в минуту около 10 стрел, каждая из которых на расстоянии 200 м убивала лошадь наповал или пробивала кольчугу воина навылет. Особенно эффективным было использование луков большими маневренными массами всадников, буквально поливавших противника дождем стрел. Использовали их также при осаде и обороне городов.

Тяжеловооруженный всадник эпохи Тимуридов (1370-1506). (Музей исламского искусства, Порт Доха, Катар)

Булгарские воины XIV вв., когда Булгария находилась под властью монголов: 1 – представитель булгарской знати, 2 – угорский воин, 3 – золотоордынский воин по реконструкции М.В. Горелика.

Наиболее распространенным видом защитной одежды в XVI веке стали тягиляи — стеганые бумазейные халаты до колен, в подкладку которых вшивались кольчужные сетки или стальные бляхи, и кольчуги (кебе), собранные из десятков тысяч стальных колец (для XVI века характерны новые типы плетения и формы колец, высокий стоячий воротник, простеганный кожаными ремнями, большой запах ворота и вес более 10 кг). Одним из видов кольчуги, известной по находкам археологов, была байдана (от араб, бадан) — доспех, вроде кольчуги, но собранный из широких плоских шайб.

Турецкие юшманы (как и «пансыри») «с медяным подзором» были популярны и на Руси. Музей Топкапы в Стамбуле.

Наибольшие изменения коснулись в XVI веке и доспехов из стальных пластин (ярак). Традиционным доспехом казанцев был куяк — безрукавка из крупных стальных пластин, крепившихся заклепками к кожаной основе, часто с наплечниками, воротом и разрезным подолом. Наряду с куяком использовались юшман — доспех из кольчуги и вплетенными в нее на груди и спине большими пластинами, колонтарь — комбинированный доспех без рукавов в виде горизонтально расположенных крупных пластин, скрепленных кольцами, и бехтерец (от перс, бехтер — панцирь), состоявший из узких коротких стальных полос, располагавшихся вертикальными рядами на груди и спине. Все эти виды доспехов часто покрывались посеребренными изящными растительными узорами. Использовались также стальные наручи, защищавшие руки воина до локтя.

Индийский шлем XVI в. Вес 1278.6 г. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

Шлемы казанцев также были нескольких видов. Большинство воинов защищали голову простеганной бумажной или кожаной шапкой, усиленной сеткой из стальных колец или полос. Использовались и стальные шлемы. Наиболее популярными были мисюрки (из Мисра, то есть Египта) — стальные сферические шапочки с железными наушами и кольчужной сеткой, защищавшей лицо и горло воина, а также ерихонки — высокие конические шлемы с наушами, назатыльником и козырьком со стреловидным наносником. Тело воина защищал небольшой (около 50 см в диаметре) выпуклый круглый щит из кожи или тростника с железной бляхой в центре — типичный турецкий калкан.

Доспех (реконструкция) воина Казанского ханства XVI в. Музей Казанского кремля. Понятно, что такие доспехи были редкостью, как, собственно, и доспехи западноевропейских рыцарей, и принадлежали отнюдь не рядовым воинам. Но они были.

Разумеется, иметь полный набор защитного снаряжения, особенно металлические доспехи, могли только знатные рыцари-батыры. Судя по известиям русских летописей, «панцири и доспехи», «панцири и шлемы» постоянно отмечались как самое обычное оружие татарской аристократии. В набор знатного воина, как правило, входили сабля, булава или боевой топор-чекан, пика, лук со стрелами в дорогом саадаке и полный набор защитного снаряжения, включавший стальной шлем, один из видов панциря, щит и наручи. Лошади имели роскошные конские уборы из высоких седел-арчаков, драгоценной узды и чепраков. Казанский воин мог использовать чалдар — доспех из металлических блях, защищавший бока и грудь боевого коня.

Костюм знатного татарского вельможи. Музей истории Казани.

Численность тяжеловооруженной казанской конницы была невелика и вряд ли могла превышать 10—15 тысяч человек, а реально, скорее всего, была еще меньше. Но то, что ей в боевых действиях принадлежала решающая роль, не подлежит никакому сомнению. По описанию татарского войска, сделанного Иосафатом Барбаро, составлявшие его воины «...в высшей степени храбры и отважны, причем настолько, что некоторые из них, при особо выдающихся качествах именуются «гази багатер», что значит «безумный храбрец»... Среди них есть много таких, которые в случаях военных схваток не ценят жизни, не страшатся опасности, избивают врагов так, что даже робкие при этом воодушевляются и превращаются в храбрецов». У русских летописцев сложился уважительный образ храброго татарина, «в ратном деле очень свирепого и жестокого», не щадившего в бою ни своей, ни чужой жизни.

Для управления в бою и ориентировки войск татарам служили знамена. Главный флаг хана (туг, элем) был также символом достоинства государства и обычно имел вид прямоугольника, прикрепленного длинной стороной к древку. Цвет таких знамен был в XV—XVI веках голубым, зеленым или красным (или комбинацией этих цветов), с вышитыми на них сурами из Корана.

Эмиры и мурзы — командиры полков — имели большие треугольные или прямоугольные знамена (хо-рунга, еленге), а отдельные воины небольшие флажки (жалау) на шлемах и древках своих копий. Часто в виде знамени военачальники использовали шесты с конскими хвостами (туг), число которых указывало на ранг полководца.

Навершие (вверху) одного из таких знамен или туга. Музей Топкапы в Стамбуле.

Во время боя казанская легкая конница, так же, как и конница других народов Востока этого времени, галопом проносилась мимо рядов неприятеля и образовывала своеобразный хоровод, непрерывно обстреливая вражеские линии из луков. Когда обороняющиеся начинали отступать, на них с копьями наперевес неслись тяжеловооруженные всадники, наносившие главный удар.

Прекрасными лучниками были также и древние булгары, сумевшие даже нанести поражение монгольским войска Джебе и Субедея, возвращавшихся в родные степи после битвы на Калке. Считается, что их вооружение практически ничем не отличалось от вооружения воинов Руси. Рисунок, изображающий булгарских воинов XI – XII вв., сделан Гэрри и Сэмом Эмблетонами к книге автора «Armies of the Volga Bulgars and Khanate of Kazan 9th – 16th Centuries» (Osprey Publishing, 2013)/

В случае, если неприятель атаковал сам, стрелки быстро отступали, стремясь измотать и расстроить его ряды, чтобы потом быстро подставить его под разящий удар тяжелой конницы — как видим, все в лучших традициях конницы Чингисхана и Тамерлана.

Воины-ополченцы, участвовавшие в походах, в исключительных случаях имели универсальное и сравнительно недорогое вооружение: широкие копья, широколезвийные топоры, луки и стрелы, а также кожаные и бумазейные доспехи. Их роль была довольно значительна только при осаде укреплений, в полевом же сражении они практически не имели сколько-нибудь самостоятельного значения. Пехота казанцев формировалась из ополчений округов (даруг) и союзников-черемисов (марийцев и чувашей).

Характерные для воинов Востока образцы оружия из музея Топкапы в Стамбуле. Слева вверху позолоченная конская маска.

В XVI веке в Казанском ханстве довольно широко начало применяться и огнестрельное оружие. Мнение о том, что в Казани не умели им пользоваться, а со стен Казани во время ее штурма в 1552 г. стреляли русские артиллеристы, прикованные к пушкам, восходит к православным легендам того времени. Современные находки позволяют говорить о том, что пороховое оружие было известно в Булгаре и Казани еще с 70-х годов XIV века. К XVI веку относятся и несколько ружейных стволов типа пищалей. Часто встречаются в Казани и каменные ядра от пушек, а в русских и европейских источниках сохранились сведения о пушках, стреляющих со стен города: «и они (казанцы) тогда все на стену взбежали и бились из города, из пушек своих и из пищалей, и из луков стреляя». Судя по всему, в Казани применялся разнообразный набор огнестрельных орудий — от легких ручных и тяжелых станковых ружей до легких пушек-тюфяков, стрелявших картечью, тяжелых полевых и крепостных пушек. Их эффективно использовали как в полевом бою, так и при осаде городов, где применяли тяжелые стенобитные орудия типа мортир, которые вели навесной огонь. Есть сведения о существовании в цитадели Казани специального цейхгауза, где содержался порох и орудийный парк.

Казанская пехота XV – XVI вв.:1 – стрелок из ручного огнестрельного оружия, 2 – лучник-пехотинец, 3 – «панцирный пехотинец», конец XV в.

Показательна тактика обороны Казани. Не имея сил, равных превосходящим русским войскам, казанцы подпускали их под стены города, где пытались окружить и лишить подкреплений. Наиболее успешными операциями такого рода явились войны 1467—1469, 1506—1524 и 1530 годов, и только поход и осаду 1552 года Казанскому ханству отразить уже не удалось.

После разгрома Казанского и Астраханского ханств Московская держава вышла на исконные земли кочевых племен востока, и многие из предводителей больших и малых орд начали переходить под власть московского царя или же крымского хана, а кто и турецкого султана, считая его более надежным господином.

Что касается вооружения, то ногайские воины защитными доспехами пренебрегали, но зато наступательное оружие имели самое разнообразное. Саадак с луком и стрелами был у каждого воина. Столь же популярны были пики, боевые ножи, кистени. Более богатые и удачливые имели сабли. Именно богатые конные ногайские копейщики — дружинники-огланы своим вооружением и костюмом послужили примером для снаряжения легкой копьеносной кавалерии — уланов (чье название и восходит к татарскому слову оглан — «сын»).

Основная боевая сила северокавказских степей состояла из воинов многочисленных адыгских племен — кабардинцев, черкесов, убыхов, шапсугов, бжедугов и других. Военное сословие этих племен — уздени, составлявшие пши (дружины князей) — являлось в поход прекрасно вооруженным. Основная масса имела кольчуги, многие — шлемы и мисюрки, наручи и иногда небольшие круглые щиты из дерева или твердой кожи с железными оковками. Лук со стрелами и сабля были традиционным оружием адыгских воителей.

Турецкие луки из музея Топкапы в Стамбуле.

В начале XVII века в донские степи в результате почти столетнего движения на Запад вторглись калмыки под предводительством хана Аюки. Ногаи были стремительно разбиты, частью изгнаны (войдя в большом числе в состав казахов и башкир). Калмыки, расселившись от Дона до Лика, создали здесь ханство, подвассальное московским царям, верой и правдой служили им столетия. Победы калмыков были обусловлены не только храбростью, степенью военной организованности и дисциплины — калмыцкие воины имели широкий и богатый выбор оружия. У очень многих воинов были панцири — ламеллярные, куяки, кольчуги, надевавшиеся поверх стеганых курток.

[Yorik]

Твердил мне отец — и я верю отцу:
Конец соответствовать должен концу.
Да будет с единой лозы виноград!
Да будут все овощи с родственных гряд!
Живите ж так, дети, на грешной земле,
Покуда есть хлеб и вино на столе!

(«Чужак» Редьярд Киплинг)

Впрочем, на самих доспехах и вооружении турецких рыцарей все эти события, весьма удаленные от Османской империи, практически не сказались. Костяк турецкой конницы и в XVI, и в XVII веках продолжали составлять чебели (т. е. «панцирники»), вооруженные саблями, булавами, кончарами, легкими копьями. Сипахи и тимариоты (держатели земельных владений, пожалованных за несение воинской службы), как и раньше, выезжали на бой, будучи закованными в кольчуги и бахтерцы. Из наступательного оружия они все еще использовали лук и стрелы. Поверх кольчуг теперь все чаще надевали зерцало (доспех с цельноковаными пластинами на груди и на спине, отполированными до зеркального блеска), из-за чего его так и назвали в России. Турецкий шлем кулах постепенно трансформировался в русский шишак, который постепенно начали применять чуть ли не все народы Восточной Европы. Очень удобными оказались и металлические наручи елваны для правой руки, которые закрывали целиком все правое предплечье (левое и кисть защищались щитом). Кони бронировались очень долго и в таком виде использовались на войне даже в начале XVIII века. Последнее не удивительно, так как конские доспехи на Востоке, включая Турцию, всегда были значительно легче, чем на Западе. Сидевший на бронированном коне всадник, естественно, должен был иметь и защиту для собственных ног, поэтому панцирные сапоги из стальных пластин, соединенные кольчужным плетением, дополняли его вооружение. Применялись они и на Руси, где их называли бутурлыки.

Меч и сабля пророка Мухаммеда. Музей Топкапы, Стамбул.

Более легкие и отличавшиеся особой смелостью всадники дели (в переводе с турецкого «одержимые») обычно вербовались в Азии. Дели вооружались легче всего, однако и они носили пластинчато-кольчужные панцири юшманы, легкие шлемы-мисюрки, а также налокотники со щитами. Конница дели применяла уже не только холодное, но также и огнестрельное оружие и очень нравилась европейцам.

В Западной Европе чем не знатнее был властитель, тем больше у него был флаг, длиннее вымпел его рыцарского копья и... шлейф платья его дамы. В Османской империи мы видим практически все то же самое, и там точно также существовала четкая иерархия знамен и знаков различия. Символом военачальника был алем, прозванный в народе «кровавым знаменем», который имел вид расшитого полотнища ярко-красного цвета, длиной 4—5 м и шириной 3 м, сужавшегося книзу. Санджак — знамя наместника провинции — было несколько меньше по размеру и не так богато украшен. Байрак — знамя легкой конницы дели. Чаще всего оно было треугольным и делалось из красного или же желтого холста; буквы надписей были вырезаны из красного или белого войлока и нашиты на полотнище, как и рука мести Али, и меч Зульфикар.

Турецкие знаки…

Туг (или бунчук) назывался конский хвост, укрепленный на цилиндрическом, полом внутри и поэтому необычайно легком древке из мягкого дерева; древко украшалось восточными орнаментами. Верхний конец древка заканчивался чаще всего металлическим шаром, а иногда полумесяцем. Ниже крепился простой или заплетенный в косы конский хвост, окрашенный в синий, красный и черный цвета. На месте крепления хвоста древко было обтянуто тканью из конского и верблюжьего волоса. Волос также был выкрашен в различные цвета, иногда в виде очень красивого узора.

Сабли мамлюков XIV – XVI вв. Музей Топкапы, Стамбул.

Количество конских хвостов на бунчуке как раз и было признаком звания. Три конских хвоста имели паши в ранге визиря, два хвоста — наместники, один — имел санджакбег (т. е. губернатор санджака). Бунчуки носили силихдары (оруженосцы), которых в этом случае называли тугджи.

Сабли-килич из музея Топкапы в Стамбуле.

Клинки турецких сабель сначала были слабо изогнуты (XI век), зато потом приобрели кривизну, нередко чрезмерную. В XVI веке турецкая сабля имела гладкую рукоять без навершия, которое в XVII веке приобрело столь хорошо известную сегодня форму завитка раковины.

Кроме собственно турецких на Востоке большой популярностью пользовались сабли из Персии — более легкие и сильно изогнутые в последней трети клинка. Обычно они были уже турецких, но зато и короче. Видимо, тяжелые пластины на зерцалах и юшманах турецкой саблей было все равно не проколоть, но вот легкой персидской саблей можно было нанести противнику очень сильный секущий удар, который вполне мог достичь своей цели в поединке со слабо вооружённым всадником.

Ятаганы из музея Топкапы в Стамбуле.

В XVI веке в турецко-арабских землях распространяется ятаган — сравнительно короткий клинок, зачастую с обратным изгибом лезвия и без перекрестия, но зато с двумя характерными выступами («ушами») в задней части рукоятки. Слабоизогнутые клинки у турок назывались сейф, а сильноизогнутые — килич. Турки, как и другие восточные народы, очень ценили легкость копья, поэтому делали древки из бамбука или же просверливали их изнутри. Пожалование копья являлось знаком особой милости султана и расценивалось как драгоценный подарок. Знатные турки и арабы украшали копья золотыми шнурами и кистями и даже носили на копьях футляр, в котором мог помещаться миниатюрный Коран.

Конница египетских мамлюков 1300 – 1350 гг. Рис. Ангуса МакБрайда.

Врагов ненавидят и... чаще всего им же и подражают — вот психологический феномен, которого в ходе войн против турок не избежала и Западная Европа. Второй раз после крестовых походов она отдавала дань уважения более высокой военной организации своих восточных противников. Мода на все турецкое в конце XVI века дошла до того, что в Германии, например, в подражание турецкому обычаю стали красить хвосты лошадям в красный цвет и практически повсеместно заимствовали турецкие седла.

Меч (внизу), сабля (слева) и кончар (справа) султана Мехмеда Второго Завоевателя. Музей Топкапы, Стамбул.

Кстати, их особенностью помимо самого устройства было то, что они имели слева крепление для ножен меча-кончара, который таким образом относился не к вооружению всадника, а к снаряжению коня! Весьма необычными казались европейцам и турецкие стремена. Дело в том, что ни арабы, ни турки, как правило, шпор не носили, а использовали вместо них массивные широкие стремена, внутренними углами которых они нажимали на бока лошади.

Турецкие воины XVII в. На заднем плане татарский легкоконный всадник. Рис. Ангуса МакБрайда

Несмотря на передовые усовершенствования военного снаряжения, Османская империя приходила в упадок.

Турецкие кремневые ружья XVIII – XIX вв. Музей Топкапы, Стамбул.

Упадок феодально-земельных отношений и разорение крестьян точно так же, как и в Европе, привел к сокращению численности и падению боеспособности рыцарской конницы сипахи. В свою очередь, это вынуждало все больше увеличивать численность регулярных войск и особенно — янычарского корпуса. В 1595 году в реестрах янычар было записано 26 тысяч, спустя всего три года — 35 тысяч человек, а в первой половине XVII века их было уже 50 тысяч! Денег на выплату содержания такому огромному количеству солдат у правительства постоянно не хватало, и янычары обратились к побочным заработкам — ремеслу и торговле. Под любыми предлогами они старались избежать участия в походах, но очень решительно противодействовали любым попыткам властей хотя бы как-то ограничить их привилегированное положение. Только в 1617—1623 годах по причине янычарских бунтов на троне сменилось четыре султана.

Сабля султана Мехмеда Второго Завоевателя. Музей Топкапы, Стамбул.

Подобные события дали повод современникам писать об янычарах, что «они также опасны в мирное время, как слабы во время войны». Поражение турок под стенами Вены в 1683 году наглядно показало, что падение военного могущества Османской империи уже не могли остановить ни сипахийская латная конница, ни янычарский корпус* с огнестрельным оружием. Для этого требовалось нечто большее, а именно — отказ от старой системы хозяйства и переход к широкомасштабному рыночному производству. На Западе такой переход состоялся. Рыцари Запада, добившись максимальной тяжести и защищенности в вооружении, к XVII веку отказались от лат. А вот на Востоке, где сами доспехи были значительно легче, этот процесс растянулся на целые столетия! На этом пути Восток и Запад разошлись не только в области вооружения...

В 1958 году киностудия «Грузия-фильм» сняла художественный фильм «Мамлюк» о судьбе двух грузинских мальчиков, похищенных работорговцами и погибших в итоге в поединке друг с другом. Масштабные батальные сцены поставлены конечно «так себе» (хотя пушки после выстрелов откатываются!), но зато костюмы просто великолепны, шлемы обмотаны тканью, и даже бармицы на них из колечек! В роли мамлюка Махмуда Отар Коберидзе.

* История янычар закончилась в 1826 году, когда в ночь на 15 июня они взбунтовались в очередной раз, пытаясь протестовать против намерения султана Махмуда II создать новое постоянное войско. В ответ на призывы глашатаев — выступить в защиту веры и султана против бунтовщиков-янычар — выступило большинство жителей столицы. Муфтий (главный священник) объявил истребление янычар богоугодным делом, а смерть в сражении с ними — подвигом за веру. По казармам янычар ударили пушки, после чего верные султану войска и городские ополченцы начали истреблять восставших. Уцелевших в этой резне янычар тут же осудили, после чего все они были задушены, а их тела брошены в Мраморное море. Котлы янычар, наводившие ужас на христиан и благоговение на правоверных, всенародно запачкали грязью, знамена разорвали и затоптали в пыль. Были разрушены не только казармы, но даже мечеть янычар, кофейни, которые они обычно посещали. Были разбиты даже мраморные надгробья, принятые за янычарские из-за изображенной на них войлочной шапки, похожей на широкий рукав халата дервиша Бекташа. Султан даже запретил громко произносить само слово «янычар», настолько велика была его ненависть к этому бывшему «новому войску».

Автор: Вячеслав Шпаковский

[Yorik]

Партизанская война против Аксак Темира

Легенда «Последний из Сартаева рода» как образец партизанской войны татар против Аксак Темира

Почитав еще не законченную серию статей Александра Самсонова «Железный Хромец и его империя», решил и я внести свой вклад в эту тему. Начал копаться в разных библиотеках, искать материал на данному вопросу, и нашел интересный источник о временах войны Токтамыша с Тимуром. История его происхождения достаточно запутанная и не отвечает археографическим критериям. Также данный источник, кроме одного фиксированного русского машинописного текста, больше не известен. Машинописный оригинал этого рассказа, который назван «Последний из Сартаева рода», хранится в г. Уфе. Данный источник был также опубликован несколько раз, но впервые с комментариями и с текстологическим анализом было издано Ф.А. Надршиной в серии «Башкирское народное творчество». Уфимские издатели посчитали, что данный рассказ является произведением, занимающим промежуточное положение между фольклором и литературой. К сожалению, информатор-рассказчик археографом-собирателем не указан. Сообщается, что она переведена на русский язык в 1935 г. археологом-краеведом М.И. Касьяновым, но при этом сам оригинал не сохранился. (Касьянов М.И. Последний из Саратаева рода (историческое предание). УНЦ РАН. Ф.3; оп. 5; ед. хр. 97. 9 л.) А так как предание было написано в тридцатых годах на территории Башкирии, то, естественно, уфимские товарищи назвали ее «Башкирской легендой», хотя рассказчик был татарином, судя по языку, месту записи и месту событий. Это мы видим в тексте, где не все слова переведены на русский язык с татарского языка. В скобках я привел перевод с татарского на русский язык. В данной легенде описывается борьба одного татарского рода с захватчиками Аксак Темира.

Фрагмент источника

«Последний из Сартаева рода»

Моя голова горит, когда я вспоминаю все это! Но я заставлю свой язык рассказать вам все, что было. Слушайте все! Имя мое — Джалык. Я — сын Бурнака, сына Ташкая, из Сартаева рода. Моя тамга — хвост лисицы. И я был когда-то не последним яу (Здесь — воин, профессиональный походный воин). Айе (да). Меня называли прежде и аксакалом (старейшина рода, племени; старший уважаемый человек. Дословный перевод: «белобородый») и бием (глава рода, клана). И я когда-то жил хорошо. Кибитка моя стояла близ высокого холма Чиялы-Туб. Стада мои паслись под надзором одного главного кытучи (пастух), которого я поставил башлыком (руководителем, головой над остальными) над остальными. Он был из народа джунгар и мог хорошо видеть ночью, потому что не клал в шурпу (суп) соль. Он был взят мною в ясыр (плен). Он попробовал бежать — я поймал его. Я прибил его ухо к деревянной колоде, из которой поят лошадей. Я сделал его своим рабом. Бу яхши (Это хорошо)! Я был молодым и сильным. Я мог легко носить в руках двухлетнего жеребенка. Когда родился мой первый сын, мне было столько лет, сколько будет восемь раз по четыре и еще один год (33 года). Я имел трех жен. Они стлали для меня мягкий палac, когда я, опьянев от выпитого кумыса, ложился отдыхать. Я выезжал со своим соколом на охоту. Я пил кумыс. Я веселился. Aйe. Я жил. Когда Тура-Мянгу послал мне свою басму (печать), я отослал ее обратно. И еще прибавил к этому надломленную стрелу и мертвую мышь. Я смеялся над ним. Я сам имел свой пернач и тамгу (родовой знак, метка). Я сам ими мог распоряжаться, как мне было угодно. Я был и аксакалом и бием. Хха! Тура-Мянгу наелся грязи! Для того, чтобы отомстить, он собрал своих сарбазов и пошел на меня войной. Джумран (суслик)! Он остановился на правом берегу Ак-Су и приказал своим глупым сарбазам кричать: «Ур! ур!» Мои люди много смеялись и свистели им в ответ, прижимая к губам пальцы.

Потом:
Моя стрела скоро нашла горло Тура-Мянгу, и он утонул в реке. Так было. Вот как я жил, пока не пришел Темир со своими мурзами и атабеками. Тынлагыз барыгызда (слушайте все)! Я расскажу вам о своих детях. Их было двое. Это были два сына. Когда родился первый, я дал ему имя Кармасан. Второго же я назвал Чермасаном, в память брата моего отца. Их нет теперь. Они ушли от силы света. Но имена их огнем выжжены в моем сердце! Смерть есть чаша, из которой все живущее вынуждено пить! Иляги! Аларнын каберэ рахматын иля тутыр! (О Всевышний! Наполни их могилы своей милостью.)

Вероятное место происходивших событий, описываемых в легенде.

Я скажу:
Они нисколько не походили друг на друга, хотя и были дети одной матери, имя которой было Улькун. Старший был выше брата на полголовы и имел такие глаза, как хорошо созревшие ягоды карагата (смородины) после дождя. Он всегда смел и отважен, как раненый беркут. Я видел: барласы Темира убили под ним коня. Уже аркан мурзы Кутлубека готовился опуститься на его шею. Но он вскочил, он схватил Кутлубека, он прыгнул с ним вниз со скалы в воду. Его кистян (палица) разбивал одетые в железо головы атабеков точно спелые орехи. За всю жизнь он видел только шесть промахов своей стрелы. Он был джигит.

Еще — Чермасан.
Эй, агайлярым! (О, мои братцы!) Видели ли вы когда-нибудь молодую надречную осокорь? Она стоит прямо потому, что она стройная. Айе. И если ее качает ветром, она качается мягко. Она — всегда красивая. Шулай (так). Вот такой же был и мой Чермасан. Он услаждал мой слух своими песнями, он хорошо умел играть на курае. Он был и певцом и храбрым яу. И это было хорошо. Я любил его. Я любил их обоих. Они были мои дети, они были славные батыри, имена их остались навечно. Я, Худай! Ниспошли на них милость твою!

Слушайте:
Аксакал Кара-Абыз имел дочь, которая затмевала своей красотой даже летнюю луну. Ее волосы были много чернее, чем крыло кузгуна (ворона). Но цвет ее лица был не желтее, чем свежий курт из овечьего молока. И когда смотрела она, то жар светился в глазах ее. Хур-кызы! (Гурий!) Ее имя было — Айбикэ. Она не красила брови и ногти в черное и красное. Она была молода и красива.

И вот:
Я увидел ее; я сказал своему сыну Кармасану: «Улым (Сын мой)! Твой брат еще молод. А ты знаешь, что по ту сторону Ак-Су живет аксакал Кара-Абыз. У него есть кыз (Дочь) — Айбикэ. Рожденный женщиной ищет женщину, чтобы дать себе подобных!» Такие слова я сказал Кармасану. И он понял меня. Он не сказал «бельмэйм» (не знаю). Он не сказал также и «не хочу». Он был мне сын. И я послал Кара-Абызу три табуна овец и пол табуна кобылиц. Я дал жену Кармасану. И я устроил большой туй (свадьбу). Мои гости пили бал (мёд), пили кумыс. Они пели разные песни, пока не явился хабарчи (вестник). Я, Худай! Сабырлык бир! (О, Бог мой! Дай терпения!) Мысли мои путаются, как мокрые волосы в хвосте паршивого коня. Но я буду терпелив, я буду говорить до конца.

Итак:
Мы сидели, мы пили бал, мы пили кумыс, мы пировали. Все было хорошо. Настал вечер. Когда затихли песни, я слышал: где-то звонко доили кобылиц и трещали в траве зеленые чикыртя (кузнечики). Я встал. Я пошел. Все было спокойно, как нужно. Я взглянул на небо: там не было туч. В вышине сверкал Джиды-Юлдуз (семь звезд, созвездие Большой медведицы), который так походит на опрокинутый черпак для кумыса. Все звезды его горели точно дорогие асыл-таш (драгоценный камень), что так искусно вправляют в рукоятки клычей (меч) черкесские мастера. Айе, все было спокойно вокруг, но я чего-то ждал, чего-то боялся. И вот явился он: первый хабарчи. Я помню: под ним был усталый айгыр (конь, жеребец). С боков его бежала горько пахнувшая пена на землю. Вот что говорил хабарчи. Он сказал мне: — Тюра! Я еду из Баракова аймака, что лежит подле большого сырта (хребет) Джабык-Карагая (название хребта). Я принес весть. Абау (восклицание)! Хан Темир — да ослепнут его глаза! — идет сюда с полуденной стороны. Он ведет с собою много сарбазов (воин, боец (перс.)) и барласов (племя Темира). Айе. Их столько, сколько может быть дурных мух в сухое жаркое лето. И с ним его мурзы и атабеки. Они идут сюда через горы. Их зеленые байраки (знамена) уже видны по эту сторону Джаика (р. Яик). Вот какие вести услышал я от него. И я не сделал в своих глазах огонь, я не рассердился на этого бедного хабарчи. Я не приказал отрезать ему язык и повесить на шею за его худые вести. Йук?! (Нет?!) Я ввел его в свою кибитку, я накормил его. Он был моим гостем. Я поступил хорошо. Дырыст! Хабарчи принес не ложные вести. Так и было. Они пришли. Это случилось в ту пору, когда перестает куковать в урмане (в лесу) бессемейный кякук (кукушка). Эттляр (Собаки)! Они были тьма и двигались как тьма. Их было много. Мой раб-джунгар — да будет имя его вонючим! — убежал к ним, чтобы показать брод через Ак-Су. Тогда они взяли кожаные турсуки (кожаные мешки), они наполнили их воздухом, они привязали их к своим седлам по одному с каждого бока. Они перешли Ак-Су. Я увидел их скрипучие арбы впервые за ближним тюбяком, что находится вправо от Чиялы-Туб. Они были от меня на расстоянии трех полетов стрелы, но я видел их лица. Я понял: Они несли смерть и рабство. (Я знал): Их лошади и верблюды выпьют и загрязнят нашу воду, потопчут наши степи. Я ушел. Я молился святому Хусейн-Беку из земли Туркестан, но он не слышал меня. Я обратился к Кадыр-эль-Исламу, но он не явился, чтобы защитить наши кибитки. Мы были одни. Тогда я встал, тогда я воскликнул: «Улюм душманга» (Смерть врагу)!

Я увидел перед собой Кармасана и Чермасана. Они оба дышали горячо. Их глаза говорили: Алга (Вперед)! И мы пошли. Мы отправили далеко на полночь от места Чиялы-Туб наши кибитки и угнали стада. Мы кликнули всех мужчин, которые могли владеть буздыканом (татарская булава, имеющая шипы) и клычем. Мы составили алай (отряд). Нас собралось не так много, как барласов Темира, но каждый из нас был храбрым яу. Мин блям (Я знаю): В сердце каждого из нас тогда кипела отвага и ненависть. Мы шли защищать свои леса, защищать свои степи. Мы не хотели рабства. И когда явился к нам баскак Темира и потребовал от нас «землю и воду» — я не отпустил его обратно. Нет. Я приказал его вымазать медом и посадить в муравейник. Ха! Как он визжал тогда! Точно кучук (щенок), когда ударят его палкой! А как мы дрались! Я не раз ломал свой сунгю (копье) о крепкие щиты атабеков. Я нe раз заставлял их грызть землю и царапать ее ногтями. Остроту своей сабли я испробовал о головы и юзбаши (сотник) и темников и простых сарбазов. Сам Темир — да жалит его змея! — слышал свист моей стрелы. Ax-гай! Я знал, что такое решимость и верный удар с левого плеча! Я видел Кармасана: он голыми руками изорвал бехтерь (железный доспех) Тургут-бея, как будто бы это был ветхий кульмяк (рубашка) из верблюжьей шерсти. Айе. Его рука была тяжелее и крепче, чем копыто лося. Кулаки его сжимались только для того, чтобы душить. Он заставил умереть многих батырей Темира. Чермасан! Он был со мной, я видел: его сабля резво порхала среди вражеских клинков. Конь его часто вздымался на дыбы, чтобы кусать лицо врага… Мы дрались. Мы были все выносливы, мы были храбры, мы были яу. О нас пели песни. Но нас было мало и мы отступали. Нет! Нет! Мы не бежали! Я вам скажу: Когда рана в живот или грудь, это — смерть. Будь то конь или воин. Кармасан и Чермасан!! Зачем я буду говорить о том, что вы умерли! Знайте: я сделал людям о вас хорошую память. Ваши имена остались навечно! Там, за Ак-Су, текут две елги (Реки), которые извиваются, как серебряная надпись из Аль Корана над преддверием Газиевой мечети. У них тогда еще не было имен, мы их никак не называли. И вот я дал ваши имена, я похоронил вас там! Балаларым (Дети)! Да будет над вами милость пророка!

А потом:
Я ушел. Я отомстил за вас! Айе. Я не брал никого в ясыр (плен). Я только убивал. Стоны поверженного врага приятны воину. Мольбы о пощаде — веселят его сердце. Кто скажет, что это не так!? Но я заткнул свои уши перстами ненависти и в глазах своих носил только месть и огонь. Да, да! Я не брал никого в ясыр, я только убивал. Я вырывал всем глаза, я клал туда соль, я зарывал в землю. И это было хорошо. За это враги мои прозвали меня: «Юлбасар» (разбойник). Ай-гай! Как я мстил! Знайте все: это я с Тятигачем переплыл темной ночью Дим в весенний разлив и убил Улукая! Он лежал у костра, окруженный своими батырами. Но наши руки были достаточно крепки еще в то время, чтобы заставить их умереть. А их было в пять раз больше, чем нас. Нас же было только двое и ночь. Ха! Как нам было тогда весело! Мы убили их всех, мы обрезали им уши и бросили в горячую золу костра. Мы были победителями.

Татарский конный воин

Помню:
Я встретил Тугай-бея. Он ехал куда-то один, лишь в сопровождении молодого джуры (раба). Кагар (Проклятье)! Он осмелился еще кричать мне худые слова, ядовитые, как корень аксыргака (Чемерица). И я сделал то, что нужно было сделать. Я погнал своего коня. Я настиг его. Я отрезал ему голову! ... А потом, — белегыз, кышылярым! — я отослал эту голову самому Темиру, — да спалит его огонь! — которого за хромую ногу прозвали «Аксаком». Вот что я сделал. Я мстил. Враги мои страшились меня больше, чем уркуян (заяц-русак) карагуша (стервятник). Они поворачивали мне свою спину еще прежде, чем я успевал взмахнуть своим буздыханом. Уже при одном упоминании моего имени они начинали дрожать, как дрожат глупые маленькие жеребята, когда заслышат голос волка. Ха-ха! Они меня назвали: юлбасар! Куркаклар (Трусы)!? Поганая базы (подпол) вам могила! Судьба родившегося в год Барса подобна весеннему ветру, изменчивому как женщина, которая есть тепло и холод. Это так. Но я скажу: горькое и сладкое узнает только отведавший. Вот: дорога моей судьбы привела меня, наконец, уже к закату солнца, и мне ничего не нужно. Для меня все прошло. Я лишился своей кибитки, лишился своих стад, лишился всего. Теперь я бездомная собака, подбирающая обглоданные кости. Я — как барсук, потерявший свою нору. Я брожу теперь из коша в кош (Очаг) и греюсь подле чужого огня. Мне дают только одну баранью лопатку за чужим котлом. Я ношу также чужой халат и спать ложусь на чужой кииз (Войлок). Миным бер намэ да йук (У меня ничего нет)! Я — байгуш (сова). Где мои друзья, руки которых когда-то лежали в моих руках!? Их нет. Где батыр Сарым? Где Тятиагач? Где Хани-Углан? Они ушли. Их глаза уже давно протекли в землю. Я — один. Я — последний из Сартаева рода… Но знайте: Я был не последним яу! Меня прежде называли и аксакалом и бием! Айе. А теперь я стар. Я умру. Булсун шулай (Пусть будет так).

Принимая во внимание, что территория бассейнов рек Чермасан и Кармасан находится не так уж далеко от территории кондурчинского сражения Токтамыш-хана с Аксак Темиром в 1391 году, возможно, описываемые события происходили после указанной битвы между местными тюрко-татарскими племенами и карательными отрядами армии Темира, которые рассеялись с целью разведки и грабежа. По степи молва быстро катится, и о том, что захватчики рядом с Яиком, народ узнал быстро.

Таким образом, мы видим, что каждый человек, живший в то время в этих местах, считал своим долгом защитить свою землю, невзирая ни на что и не жалея своей жизни. И ни о какой долговременной оккупации не могло быть и речи. Победы Железному Хромцу давались тяжело.


Автор: Мэнгел Олыс
https://topwar.ru/93...sak-temira.html

P.S. Произведение создано на рубеже XIV—XV вв. Автором считается Джалык-Бий.Джалык-бий,предводитель рода сарт одного из башкирских племён. В 1391 возглавил борьбу башкир против Тимура. Согласно башкирскому хикаяту "Хунгы хартай", башкиры потерпели поражение в боях с войсками Тимура, род сарт был истреблён. Именами 2 погибших сыновей были названы реки Кармасан и Чермасан.
В 70-е годы ХХ века хикаят был переведён на современный башкирский язык учёным-фольклористом М. Сагитовым. На русском языке текст произведения записан краеведом М.И.Касьяновым. Оригинал текста не сохранился.Ученые предполагают, что произведение "Последний из Сартаева рода" изначально могло быть частью бывшего надгробного памятника. Философские размышления и афоризмы в тексте, касающиеся смысла и смерти напоминают эпитафические письмена...