4 ответов в теме

[Yorik]

Многие исследователи относят происхождение испанской корриды или тавромахии к эпохе крито-микенской цивилизации или к ещё более древним временам. Я же в своём очерке хочу дать лишь несколько фактов из истории испанской корриды.

Испанский историк Де Коссио, основываясь на анализе “Всеобщей хроники” Альфонса Мудрого, утверждает, что одна из первых королевских коррид состоялась ещё в 815 году в правление Альфонса II Целомудренного. Однако упомянутая “Хроника” была составлена лишь в середине XIII века, так что достоверность её сведений о начале IX века вызывает большие сомнения.
Стоит отметить, что в “Партидах”, кастильском своде законов, созданных в правление Альфонсо X, несколько статей посвящено корриде.

Хосе Мария де Коссио (1892-1977) — испанский историк, автор монументального труда о тавромахии.
Альфонсо II Целомудренный (765-842) — король Астурии с 791 г.
Альфонсо X Кастильский или Альфонсо X Мудрый (1221-1284) — король Кастилии и Леона с 1252 г.

Первое достоверное свидетельство о королевской корриде относится к 1135 году, которая состоялась во время празднеств по случаю коронации Альфонса VII Императора в городе Вареа (Логроньо).
Во время того же царствования были устроены корриды по случаю свадьбы Доньи Урраки Астурийской, дочери Альфонса VII и Доньи Гонтроды, с королем Гарсией VI Наваррским.
Сведения о ритуале этих королевских праздников до нас не дошли. Известно только, что с XIV века в них участвовали рыцари на конях.

Альфонсо VII Император (1105-1157) — король Галисии с 1111, король Леона с 1126 и король Кастилии с 1127. Прозвище “Император” получил после того, как в 1135 году провозгласил себя императором всей Испании.
Уррака Астурийская (1126-1189) — дочь Альфонсо VII от доньи Гонтроды; жена короля Наварры Гарсии IV (1110-1150, король с 1134) с 1144 года.

Так коррида стала развлечением высшего дворянского общества, а все испанские короли были страстными любителями этой забавы. Среди участников коррид мы находим имена самых почтенных испанских семейств, а иногда на борьбу с быками выходили и сами короли.
Так считается, что Карл V Габсбург лично сразил копьём несколько быков на празднике в Вальядолиде по случаю рождения его сына, будущего короля Филиппа II.
Стоит отметить, что придворный летописец более умерен в своих восхвалениях и отмечает лишь, что Карл V только ранил быка копьём, проезжая по арене вместе с другими придворными.

Карл V Габсбург (1500-1558) — король Кастилии и Арагона с 1516 по 1556 гг. под именем Карл I, и император Священной Римской империи (1519-1556). Отрёкся от престола 16.01.1556.
Филипп II (1527-1588) — король Испании с 1556 года и король Португалии с 1581 года.

Испанские священники довольно благосклонно относились к корриде и её участникам. Хотя Рим время от времени и осуждал это развлечение, но испанские священники сами с удовольствием посещали подобные мероприятия.
Этим грешили даже некоторые папы: так во время карнавала 1519 года на площади св. Петра в Риме состоялась грандиозная коррида, которую посетил сам папа Лев X. И хотя во время этого представления погибли три человека, никакого осуждения со стороны папы не последовало.

Только папа Пий V в булле от 1 ноября 1567 года запретил проведение коррид под страхом смерти и отлучения от церкви. Там говорилось:

"Есть ещё многие, которые в разных городах в тщетном хвастовстве силой и смелостью в публичных и частных представлениях сражаются с быками, что приводит к смертям и ранениям и представляет большую опасность для душ".

Сама коррида квалифицировалась в этой булле как

"тупое и кровавое зрелище, более демона достойное, чем человека".

Григорий VII в 1575 году несколько смягчил запреты своего предшественника. Он лишь запретил духовенству присутствовать на корриде хотя бы в дни религиозных праздников. Ну, и что? Король Филипп II немного подсуетился и добился отмены этого запрета, который и без того соблюдался не слишком строго.

Пий V, в миру Антонио Микеле Гислиери (1504-1572), папа римский с 1566 г.
Лев X, в миру Джованни Медичи (1475-1521), папа римский с 1513 г.
Григорий XIII, в миру Уго Бонкомпаньи (1502-1585), папа римский с 1572 г.

Нам трудно в это поверить, но мест, отведённых специально для проведения корриды вплоть до XVIII века просто не существовало. Обычно для проведения этого праздничного мероприятия выделялась главная площадь города (или иное удобное место), на которой перекрывались все входы и выходы и ставились трибуны для публики.

В Мадриде таким местом стала Плаза Майор, которую французский дипломат и путешественник Антуан де Брюнель (1622-1696) в 1655 году описывал так:

"На площади собирается весь бомонд Мадрида, располагаясь на балконах, украшенных разноцветной драпировкой. У каждого советника свой балкон, обитый бархатом и камчатым полотном его любимого цвета и украшенный гербом. Позолоченный балкон короля закрыт балдахином. Королева и инфанты сидят рядом с ним. Справа от королевского находится другой большой балкон, где размещаются придворные дамы".

Между столбов крытых галерей сооружались помосты, на которых размещалась публика попроще.
Брюнель писал, что

"хотя эти праздники были обычным делом — в Мадриде они проводились по три-четыре ежегодно, - нельзя было найти горожанина, который не хотел бы увидеть это зрелище всякий раз, как оно происходило, и если у него не было денег, он скорее заложил бы мебель, чем пропустил хоть одно представление".

Благодаря всё тому же Брюнелю, мы теперь знаем, как проходили корриды в 1655 году.
Праздник начинался с представления участников корриды, рыцарей, но в украшенных лентами шляпах, одетых в короткие чёрные плащи, и вооружённых шпагами и кинжалами. Во время представления участники корриды приветствовали короля или других устроителей корриды.
Каждого участника корриды сопровождала свита, состоявшая из оруженосцев и ливрейных лакеев; численность этой свиты должна была отражать социальный статус участника корриды.

Затем кто-то из альгвасилов, которые поддерживали порядок на площади во время праздника, давал сигнал выпускать быков и уходил в специальные проходы.

Теперь в действие вступали тореадоры, рыцари, сидевшие на специально обученных конях, которые не боялись разъярённых быков. Тореадор должен был всадить деревянное копьё с железным наконечником (rejon) в шею быка, но так, чтобы древко копья сломалось и другой конец остался в руках всадника. Так как копье было длиной в 8 ладоней (т.е. по разным оценкам от 80 см до 160 см), то рыцарь должен был подъехать к быку довольно близко, уклониться конём от удара бросившегося на него быка и в то же время наклониться так, чтобы самому нанести удар копьём.
Достижения каждого тореадора на корриде зависели от количества сломанных по правилам копий, но тореадор не обязан был убивать быка.

Если вдруг участник корриды терпел неудачу, - не сумел воткнуть копьё в шею быка, бык опрокинул лошадь тореадора или просто выбил его из седла, - то считалось, что бык “оскорбил” рыцаря. В этом случае тореадор был обязан отомстить за себя, убив этого быка ударом шпаги. Он мог сражаться с быком сидя на коне или пешим, но в этом случае никто не должен был ему помогать.
Месть за полученное “оскорбление”, считалась проявлением рыцарского характера корриды.

Мадам д'Онуа считала, что тем самым рыцари демонстрируют дамам собственное геройство, так как

"они рискуют обычно для того, чтобы им понравиться и показать, что нет такой опасности, которой они не могли бы подвергнуть себя, чтобы доставить дамам удовольствие".

Мари Катрин, мадам д'Онуа (d'Aulnoy), урождённая Ле Жюмель де Барневиль (1651-1705) — французская писательница.

Кроме случаев мести, рыцари не должны были убивать быков.
Когда животные были измотаны, звуки труб возвещали окончание корриды, и рыцари покидали арену боя.
Добивать быков должны были специальные служители, peons, которые до этого лишь утомляли быков работая плащами и втыкая в быков бандерильи.
Теперь же они специальными изогнутыми тесаками перебивали быкам коленные суставы, чтобы обездвижить их, но эта процедура зачастую превращалась в бойню.
Брюнель с отвращением описывает это зрелище:

"Как только несчастное животное начинает шататься или спотыкаться, оно тут же попадает под град ударов длинными шпагами и саблями. Испанцы называют это cuchilladas. Тут-то простой народ и может удовлетворить свою страсть к кровавым зрелищам. Те, у кого есть возможность прорваться на арену, просто перестанут себя уважать, если не окунут свой клинок в бычью кровь".

Однако недобитые быки часто совершали страшные прыжки или резкие движения, так что многие корриды не обходились без жертв: изредка со стороны рыцарей, но чаще гибли peons или любители, прорвавшиеся на поле боя. А чему удивляться, если количество быков на хорошей корриде зачастую превышало два десятка голов.

По поводу одной из коррид, проходивших на Плаза Майор, Луис де Кабрера в своём “Донесении” с удовлетворением писал:

"Быки были очень хорошие. Они убили пять или шесть человек и ещё многих ранили".

Граф Луис Херонимо де Кабрера (1589-1647) — вице-король Перу 1629-1639.

Проводились корриды и в небольших городах и даже в деревнях, но там для боя с быками обычно привлекались или профессиональные matadoros (убийцы быков), которых нанимали за деньги, или даже местные любители. Во всех этих случаях участники корриды сражались пешими, и именно такие бойцы вышли в корриде на первый план в последующее время.

[Yorik]

Коррида долго оставалась развлечением, в основном, высших сословий, в котором другие жители Испании были только зрителями. Такое положение вещей сохранялось до 1700 года, когда на испанский престол взошли Бурбоны.

Первый испанский король из династии Бурбонов, Филипп V, презирал испанцев с их варварскими забавами и не выносил вида корриды. Однако, сознавая шаткость своего положения, не пытался запретить этот обычай, чтобы не вызвать общенародного возмущения. Король лишь запретил участие в корридах конных рыцарей, что сделало участие в корридах высших сословий проблематичным и непрестижным.
Теперь вслед за монархом стала ослабевать любовь к корриде у придворных и высших аристократов.

Филипп V (1683-1746) стал королём Испании в 1700 году, а до этого был просто Филиппом, герцогом Анжуйским; основатель испанской линии Бурбонов.

Если любовь к корриде стала ослабевать в верхних слоях испанского общества, то в низах наблюдалась обратная картина, и это тревожило власти. В 1741 году министр Кампильо представил королю меморандум, в котором очень огорчался одним обстоятельством: ему сообщили, что в Сарагосе простолюдины готовы заложить последнюю рубашку, только бы попасть на бой быков.

Хосе де Кампильо-и-Коссио (1693-1744) - испанский писатель и государственный деятель в ранге министра.

Следующий король Испании, Фердинанд VI, вроде бы ничем не прославился в деле борьбы с корридой, а вот его брат, Карл III, организовал целую кампанию по борьбе с корридой и попытался повернуть общественное мнение на свою сторону, правда, не слишком удачно.
Сам Карл III корриду ненавидел, а участников корриды просто презирал и не допускал во дворец, поэтому не стоит удивляться тому, что в 1754 году был издан королевский указ о запрещении корриды. Этот указ был усилен в 1757 году введением дополнительных карательных мер к участникам и организаторам коррид.
Судя по тому, что указом от 1778 года запрещалось убивать быков во время корриды, действенность королевских указов была не слишком высока.
Да, не всё могут короли!

Фердинанд VI (17113-1759) - король Испании с 1746 г.
Карл III (1716-1788) — король Испании с 1759 года.

Однако с воцарением Карла IV коррида как бы возродилась заново, и отношение в высшем обществе к корриде стало меняться в лучшую сторону, а при Фердинанде VII и вовсе началось массовое развитие этого гонимого прежде искусства. Только теперь участниками коррид стали простые люди, хотя представители знати время от времени и прорывались на арену для боя быков. Об этом писал Мериме, да и В.П. Боткин упоминает в своих “Записках об Испании”, что весной 1845 года какой-то маркиз участвовал в одной из севильских коррид.

Карл IV (1748-1819) - король Испании в 1788-1808 гг.
Фердинанд VII (1784-1833) — король Испании в 1808 и в 1814-1833 гг.

Фердинанд VII был первым королём из испанской ветви Бурбонов, который был просто влюблён в это старинное национальное искусство. В 1830 году он даже основал в Севилье Королевскую школу тавромахии, в которой преподавали теорию этого искусства самые опытные специалисты; разумеется, без практических занятий обучение не имело бы никакого смысла.

Однако первые профессиональные тореадоры из простого народа появились в Испании как раз во время гонений на корриду в начале XVIII века.
Традиция называет первым профессиональным тореадором Франциско Ромеро (1700-1763), который начал выходить против быка пешим, а не на коне, и сражался с ним лицом к лицу.
Считается, что именно он ввёл обычай убивать быка на арене, что до него происходило лишь время от времени.

Франциско Ромеро также приписывают изобретение мулеты и применение эстока - модернизированной шпаги, чуть более короткой, чем обычная боевая шпага, и четырёхгранной. Впрочем, эсток вскоре был заменён специальной шпагой матадора.
Первый бой с мулетой и новой шпагой состоялся в 1726 году, а всего Франциско Ромеро выступал на арене около тридцати лет.

Франциско Ромеро стал основателем первой известной в Испании династии тореадоров.
У его сына, Хуана Ромеро, тореадора, было шесть сыновей, и четверо из них, Гаспар, Антонио, Хосе и Педро, тоже стали тореадорами, однако больше всех прославился именно Педро.

Старший сын, Гаспар Ромеро, погиб 16 сентября 1773 года в Саламанке, когда он выступал на арене в качестве бандерильеро вместе со своим отцом.
Антонио Ромеро, младший сын, получил смертельную рану от быка в Гранаде, где и умер 5 мая 1802 года.

О карьере Хосе Ромеро известно достаточно мало, но, во всяком случае, он был известным тореадором уже в конце XVIII века и умер своей смертью в возрасте 73 лет. Его карьера прервалась в 1818 году в Мадриде, когда во время корриды он получил случайную травму бандерильей. Рана оказалась настолько неудачной, что карьеру тореадора он продолжить уже не смог.

Педро Ромеро Мартинес (1754-1839) впервые вышел на арену уже в 1771 году в качестве помощника своего отца, уже через год он начал самостоятельные выступления в качестве юниора, а блистательно соперничать с лучшими тореадорами Педро стал в 1775 году. Встав в один ряд с лучшими тореадорами, Педро уже в 1776 году убил 285 быков.
Всего за свою продолжительную карьеру, завершившуюся в 1799 году, он убил 5558 быков и не получил ни одного серьёзного ранения.

В 1830 году Педро Ромеро по приглашению короля Фердинанда VII возглавил основанную тем в Севилье Королевскую Школу Тавромахии, а также стал в ней одним из главных преподавателей.
Своего последнего быка Педро Ромеро убил в начале 1831 года и посвятил его Изабелле, первому ребёнку Фердинанда VII.
Так как сыновей у Фердинанда VII не было, а возраст уже поджимал, то король отменил салический закон и провозгласил Изабеллу наследницей престола.

Изабелла II (1830-1904) — королева Испании в 1833-1864 гг.

Не забывал Педро Ромеро и свой родной город Ронду, где в 1785 году по его инициативе и в значительной степени на его средства была построена каменная арена для боя быков — Пласа де Торос. Он же принял участие и в первой корриде на новой арене.
В Севильской школе Педро продержался только два года, а с 1832 года он вернулся в Ронду, где возглавил основанную им же школу тавромахии.
Благодарные жители Ронды не забывают Педро Ромеро и почтили его память аж двумя памятниками, один из которых расположен возле арены.

Ровесником Педро Ромеро был другой известнейший тореадор, Пепе-Ильо, чьи слава и популярность были сравнимы со славой уроженца Ронды, но он оказался значительно менее удачливым на арене. За свою карьеру Пепе-Ильо получал 25 ударов быков, но 26-й прикончил его.
Произошло это, по рассказам, когда королева Мария Луиза захотела, чтобы в корриде, организованной по какому-то торжественному случаю, обязательно участвовал и знаменитый Пепе-Ильо. Убедить королеву в том, прославленный тореадор страдает от множества ран и уже удалился на заслуженный отдых, не удалось, так что пришлось Пепе-Ильо согласиться с требованием королевы и выйти на арену.

Хосе Дельгадо Герра (1754-1801) — знаменитый тореадор по прозвищу “Пепе-Ильо”; он погиб на арене в присутствии Карла IV и всей королевской семьи.
Мария Луиза Пармская (1751-1819) — жена короля Испании Карла IV и мать короля Фердинанда VII.

Он был далеко не в лучшей своей форме, а показания свидетелей расходятся в том, после какой ошибки тореадора “подлый бык” бык по кличке “Barbudo” (“Бородатый”) поразил Пепе-Ильо. Бык поднял тореадора на рога и долго носился с ним по арене, пока наконец служители не сумели отбить у него уже безжизненное тело.
Это произошло 11 марта 1801 года, и испанцы находят какое-то мистическое единство в этой смерти с гибелью российского императора Павла I, случившейся в тот же день.

Французский писатель Проспер Мериме (1803-1870) утверждал, что Пепе-Ильо иногда выходил на арену, “имея на ногах кандалы”, для увеличения своей славы. Позднее этот обычай перенял у него и Педро Ромеро, но широкого распространения среди тореадоров эта уловка не получила — их труд и так был достаточно опасным.
Как мы увидим несколько позже, Мериме немного ошибался в вопросе об использовании кандалов на арене, но простим ему эту погрешность — он ведь не был историком корриды, а всего лишь зрителем.

В 1796 году в Кадисе под именем Хосе Дельгадо вышла книга “La Tauromaquia”, написанная его другом Хосе де ла Тихера (Tixera) со слов тореадора.
В 1959 году эта книга была переиздана в Мадриде с гравюрами Пабло Пикассо.

Трагические истории происходили на арене не только с участием матадоров, но и других участников корриды; к сожалению, об этих случаях сохранилось гораздо меньше достоверных сведений.
В качестве примера приведу рассказ об эпическом сражении с быком известного пикадора Франсиско Севильи (1809-1841). На русском языке описание этого боя известно в изложении В.П. Боткина и Проспера Мериме, но все сходятся в том, что Боткин просто позаимствовал этот красочный рассказ у француза, который опубликовал его в своём письме из Испании от 25 октября 1830 года.

Описание этого поединка сделано большим мастером художественного слова, и я позволю себе привести его целиком, так как лучше Мериме я вряд ли смогу написать.
Итак:

"Недавно один пикадор по имени Франсиско Севилья был опрокинут после того, как лошади его распорол брюхо андалусский бык совершенно чудовищной силы и ловкости. Вместо того, чтобы поддаться на отвлекающие маневры чуло, бык устремился на человека, стал топтать его копытами и частыми ударами рогов бить его по ногам; заметив, однако, что они отлично защищены кожаными, подбитыми железом штанами, он повернулся и, наклонив голову, решил пронзить ему рогами грудь. Приподнявшись отчаянным усилием, Севилья ухватил одной рукой быка за ухо, запустил другую ему в ноздри и подсунул свою голову под морду разъярённого зверя. Напрасно бык его встряхивал, давил ногами, бил о землю; он ничего не мог поделать с такой хваткой. Мы с замиранием сердца следили за неравной борьбой. Это была, собственно, агония смельчака, и было как-то жалко, что она так затягивается; никто не мог ни крикнуть, ни вздохнуть, ни отвести глаз от этого ужасного зрелища, длившегося почти две минуты. В конце концов бык, побеждённый человеком в единоборстве, покинул его и погнался за чуло. Все ожидали, что Севилья будет на руках унесён с арены. Его подняли, но стоило ему подняться, и он сейчас же схватил плащ и стал подзывать быка, не думая ни об огромных сапогах, ни о громоздкой броне, защищавшей ноги. Плащ пришлось отнять у него насильно, а иначе он пошёл бы на верную смерть. Ему подводят лошадь: он вскакивает на неё и бешено атакует быка посредине цирка. Доблестные противники сшибаются с такой страшной силой, что лошадь и бык падают на колени. Если бы вы могли слышать крики виват!, видеть бурную радость и опьянение толпы при виде такой храбрости и такой удачи, вы позавидовали бы вместе со мной участи Севильи! Этот человек стал для Мадрида бессмертным".

[Yorik]

Проспер Мериме. Письма из Испании: фрагменты и комментарии

Для того, чтобы составить себе представление о корриде, совсем не обязательно читать произведения Бласко Ибаньеса (1867-1828) или Эрнеста Хемингуэя (1899-1961, NP по литературе 1954). Скорее даже наоборот, так как в произведениях этих авторов слишком много эмоций, драматургии и красочных описаний, а понять из этого суть предмета достаточно трудно.
Знаменитая "Кармен" Проспера Мериме (1803-1870) тоже мало нам поможет.
Если не брать во внимание специальную литературу, то лучше всего с этой задачей справился, по-моему, тот же Проспер Мериме в своих "Письмах из Испании", фрагменты из которых я и предлагаю вашему вниманию, уважаемые читатели. Основной текст был составлен автором в 1830 году и датирован 25 октября, но позднее он добавлял к этому сочинению некоторые комментарии.
Наш соотечественник, Василий Петрович Боткин (1811-1869), в своих "Письмах об Испании" в 1845 году тоже затронул тему корриды, но большая часть приводимых им материалов просто списана из работы Мериме. У него есть несколько интересных фрагментов, которые я решил включить в текст данной публикации в качестве комментариев или сопровождающего текста.

В качестве вступления я всё-таки дам слово Боткину:

"За четыре дни красные афиши извещают об имеющем быть corso de toros (бое быков); тут же подробно объявляется, сколько быков будут поодиночке выпущены в цирк, с означением, с какого каждый пастбища и кому принадлежит; затем следуют имена picadores (сражающихся на лошади с копьями) и matadores (убивающих быка шпагами), участвующих в бое".

Вот теперь пойдёт основной корпус текста из работы Мериме:

"Канун состязания представляет собою тоже праздник. Во избежание несчастий быков пригоняют в цирковые стойла (encierro) только ночью; накануне дня, назначенного для боя, они пасутся на пастбище вблизи Мадрида (el arroyo).
Организуются особые прогулки для того, чтобы посмотреть на быков, часто прибывающих сюда издалека. Целое скопище карет, всадников и пешеходов отправляется к арройо. Многие молодые люди одеваются в изящный костюм андалусского махо [щёголь из низших классов общества] и блещут великолепием и роскошью, не допускаемыми простотой наших привычных нарядов.
Прогулки эти, надо сказать, далеко не безопасны: быки находятся на свободе, проводникам не всегда бывает легко приводить их к послушанию, и любопытные должны сами оберегать себя от ударов.

Цирки (plazas) существуют почти во всех больших городах Испании. Самые здания отличаются очень простой, чтобы не сказать очень грубой, архитектурой. Обычно это большие дощатые бараки; амфитеатр города Ронды слывет диковинкой потому только, что он весь сделан из камня. Это самый красивый цирк в Испании...
Мадридский цирк вмещает около семи тысяч зрителей, свободно входящих и выходящих через многочисленные двери. Сидят здесь на деревянных или каменных скамьях [к 1840 году все скамьи были уже каменными, а вместимость арены возросла до 10 000 человек], но есть несколько лож со стульями. Только ложа Его Католического Величества отделана с некоторым изяществом.

Арена окружена крепким барьером высотой около пяти с половиной футов. На расстоянии двух футов от земли по обеим сторонам вокруг барьера идёт деревянный карниз: это своего рода подножка или подставка, помогающая преследуемому тореадору легко перепрыгивать через загородку. Узкий проход отделяет её от первого ряда скамей со зрителями, находящихся на той же высоте, что и барьер, и защищённых, помимо того, двойным рядом веревок, прикрепленных к прочным стойкам. Эта мера предосторожности введена недавно.
Однажды бык не только перепрыгнул через барьер (что, в общем, случается довольно часто), но и бросился затем на ступеньки, где убил и изувечил немалое число посетителей. Считается, что протянутая веревка в достаточной степени предохраняет от повторения подобных несчастий.

На арену выходят четыре двери. Одна из них ведет в бычье стойло (toril), другая на бойню, где сдирают кожу с убитых быков и разделывают их туши. Остальные двери обслуживают человеческих персонажей этой трагедии.
Незадолго до представления тореадоры собираются в комнате, прилегающей непосредственно к цирку. Тут же рядом помещаются конюшни. Чуть подальше расположен госпиталь. Лекарь и священник находятся всегда поблизости.

Комната, служащая фойе, украшена раскрашенной мадонной, перед которой горят свечи; невдалеке стоит стол с маленькой жаровней, где лежат горящие угли. Каждый входящий тореадор снимает сначала шляпу перед статуей, наспех бормочет молитву, затем достаёт из кармана сигару, зажигает её от жаровни и курит, беседуя с товарищами и завсегдатаями, являющимися сюда обсудить достоинства быков, которым предстоит бой.

Тем временем на внутреннем дворе всадники, сражающиеся верхом, готовятся к схватке, пробуя своих лошадей. Для этого они пускают их галопом прямо на стену и ударяют в неё длинной жердью, заменяющей пику; не отрываясь от точки опоры, они упражняют своих коней в уменье поворачиваться быстро и как можно ближе к стене. В скором времени вы увидите, что упражнения эти совсем не излишни. Лошади, употребляемые для этой цели, - бракованные клячи, скупаемые за бесценок. Прежде чем выпустить на арену, им (из опасения, что иначе их испугают крики толпы и вид быка) завязывают глаза и затыкают уши мокрой паклей.
Цирк представляет собой очень оживленную картину. Арена ещё задолго до боя наполнена народом, а скамьи и ложи сливаются в одну неясную массу голов. Места делятся на два разряда: на теневой стороне находятся самые дорогие и удобные, зато солнечная сторона всегда занята неустрашимыми "любителями". Женщин бывает меньше, чем мужчин, большинство из них относится к категории manolas (гризетки)...
Насколько я знаю, духовным лицам не запрещено присутствовать на этом зрелище, и тем не менее за всё время я видел только одного человека в сутане (в Севилье). Мне говорили, что многие из них ходят туда переодетыми.

По сигналу, даваемому президентом корриды, старший альгуасил и двое других, одетых наподобие Криспина [во всё чёрное], - все трое верхом, впереди небольшой группы всадников, - очищают от народа арену и узкий коридор, проходящий между ареной и скамьями. Когда альгуасилы и их свита удаляются, герольд вместе с судебным приставом и пешими альгуасилами выходит на середину площади и читает указ, воспрещающий бросать что-либо на арену, смущать сражающихся криками, жестами и т.д.

Тореро делятся на два основных класса: на пикадоров, сражающихся верхом с пикой в руке, и пеших чуло, которые дразнят быка, размахивая перед ним тканями ярких цветов. В категорию последних входят бандерильеры и матадоры; о них я ещё буду говорить.
Все одеты в андалусский костюм, почти такой же, как у Фигаро в "Севильском цирюльнике", но пикадоры вместо коротких панталон и шелковых чулок носят штаны из толстой кожи с подбивкой из дерева и железа, предохраняющей ноги и бедра от рогов быка. Спешившись, они движутся наподобие широко расставленных ножек циркуля, а когда лошадь их сбрасывает, то иначе как с помощью чуло подняться они не могут. Седла у них турецкого фасона, с железными стременами, похожими на наши сабо, целиком закрывающими ступню.

Для того, чтобы клячи их слушались, пикадоры пользуются шпорами, снабженными остриями длиною в два дюйма. Копьё у них большое, очень прочное; оканчивается оно чрезвычайно острым железным шипом, но так как потеху необходимо бывает затягивать, то на шип этот насаживается веревочный кружок, не позволяющий железу проникать в тело быка глубже, чем на дюйм.

Один из конных альгуасилов подхватывает шляпой ключ, бросаемый президентом боя. Ключ этот ничего не отмыкает, и тем не менее всадник отвозит его человеку, обязанному открывать стойло, и в ту же минуту пускается от него вскачь, преследуемый гиканьем толпы, кричащей, что бык на воле и гонится за ним. Шутка эта повторяется с каждым новым боем.

Тем временем пикадоры занимают свои места. Обычно на арену выезжают двое; внутри здания находятся ещё два-три пикадора, готовых заместить товарищей в случае таких несчастий, как смерть, переломы и т.д. Человек двенадцать пеших чуло размещены на площадке на расстоянии, удобном для того, чтобы помогать друг другу.
Бык, которого заранее раздразнивают в его каморке, вылетает как бешеный. Сплошь и рядом он одним махом достигает середины арены и круто останавливается, пораженный шумом и окружающим его зрелищем. На загривке у него бантик из лент, приколотый маленьким крючком, всаженным прямо в кожу. Цвет этих лент указывает, в каком стаде (vacada) выкормлен бык, но опытные завсегдатаи уже по одному виду животного сразу узнают, из какой оно области и к какой принадлежит породе.

Подбегают чуло, размахивая яркими плащами, и стараются подманить быка к одному из пикадоров. Если бык храбрый, он бросается на врага не колеблясь. Пикадор, держа лошадь в сборе, зажимает копьё под мышкой и становится как раз против быка; он выбирает момент, когда тот наклоняет голову, собираясь поразить противника рогами, и наносит ему удар копьём в загривок, но никак не в другое место; налегая на копьё всей тяжестью, он направляет в то же время лошадь влево и старается остановить быка с правой стороны.
Примечание.
Если же пикадор наносит удар в другое место быка, а не в загривок, то публика его не помилует. Мериме в 1840 году писал:

«Однажды я видел, как опрокинутого пикадора, которому грозила неминуемая гибель, выручил его товарищ, заставивший быка отступить ударом копья в нос. Обстоятельство, казалось бы, извинительное. И тем не менее я слышал возгласы старых завсегдатаев:

"Какой позор! Бить копьём в нос! Этого человека нужно убрать с арены"».]

Если все приемы выполнены умело, если пикадор силён и лошадь послушна, бык, увлечённый собственным натиском, проносится мимо, не задевая всадника. В таком случае чуло обязаны отвлечь внимание быка так, чтобы дать пикадору возможность отъехать подальше.
Но часто животное отлично соображает, кто его ранил: оно мгновенно поворачивается, настигает лошадь, вонзает ей в брюхо рога и опрокидывает её вместе с всадником.
К нему тотчас подбегают чуло: одни из них его поднимают, другие, размахивая плащами перед мордой быка, отвлекают, манят к себе животное, а потом удирают, бегом устремляясь к барьеру, который они перепрыгивают с поразительной ловкостью.
Испанские быки бегают так же быстро, как лошадь, и если чуло окажется далеко от барьера, то спастись ему бывает трудно. Вот почему всадники, чья жизнь постоянно зависит от ловкости чуло, так редко отваживаются выезжать на середину арены; когда они это делают, их считают необыкновенными смельчаками.

Как только пикадор становится на ноги, он тотчас же взбирается на коня, если только ему удается поднять его. Что за беда, если несчастное животное теряет потоки крови, если внутренности его волочатся по земле и опутывают ему ноги; пока лошадь в состоянии ходить, она обязана идти на быка! Если она околевает, пикадор покидает арену и сию же минуту снова появляется на новой лошади.

Я говорил уже, что удары копья наносят быку поверхностные раны и имеют целью только его раздразнить. Однако от того, что он сшибается с всадником и конём, от пыла, который он проявляет, а главное, от последствий резких остановок с оседанием на коленные связки бык очень скоро устает. Сплошь и рядом случается, что боль от ударов его обескураживает, и тогда он не решается бросаться на лошадь или, выражаясь языком тавромахии, отказывается входить.
Впрочем, если бык вообще силён, то к этому времени он убивает от четырех до пяти лошадей. Тогда пикадоры делают передышку, и даётся сигнал к всаживанию бандерилий.

Так называются палочки длиной около двух с половиной футов, обёрнутые вырезанной фестонами бумагой и заканчивающиеся зубчатым остриём, легко застревающим в ране. Чуло держат в каждой руке по одному дротику этого типа. Самым надёжным способом их употребления считается следующий: человек осторожно подступает к быку сзади и потом вдруг начинает поддразнивать его, громко ударяя одной бандерильей о другую. Бык в изумлении поворачивается и немедленно атакует врага. В ту минуту, когда животное его настигает и наклоняет голову для удара, чуло всаживает по бандерилье в обе стороны шеи, что бывает возможно только тогда, когда человек на мгновение оказывается перед самой мордой животного, почти что между рогами; чуло тотчас же отступает назад, пропускает быка и устремляется к барьеру, спасаясь в надежное место. Рассеянность, одно неуверенное, боязливое движение - и он погиб.
Впрочем, знатоки считают обязанности бандерильера почти безопасными. Если чуло, всаживая бандерилью, по неосторожности падает, он и не думает о том, чтобы подняться, а неподвижно лежит на месте падения. Бык почти никогда не ранит лежачего, и совсем, конечно, не из великодушия, а потому, что, бросаясь в атаку, он закрывает глаза и проносится над человеком, ничего не видя. Иной раз он, однако, останавливается, обнюхивает лежащего, желая удостовериться, действительно ли он мёртв, потом подается на несколько шагов назад и наклоняет голову с намерением взять его на рога, но в этих случаях быка окружают товарищи бандерильера и отвлекают его с таким усердием, что он бывает вынужден покинуть мнимого мертвеца.

Если бык обнаружил трусость, иначе говоря, если он не сумел выдержать четыре пики - это число считается обязательным, - зрители наподобие верховных судей присуждают его к особого рода пытке, являющейся сразу и наказанием и приёмом, пробуждающим в нём гнев. Со всех сторон раздаются крики:

"Fuego, fuego!" ("Огня, огня!")

И тогда пешим чуло вместо обычных орудий выдаются бандерильи, ручка которых обмотана пиротехническими патронами, а остриё снабжено куском зажжённого трута. Как только остриё проникает в кожу, трут соприкасается с фитилём ракет: они загораются, и пламя, бьющее в быка, обжигает и заставляет проделывать скачки и пируэты, чрезвычайно веселящие публику.
Примечание
В иные дни, а также в торжественных случаях древко бандерильи обматывают длинной шёлковой сеткой, в которой сидят маленькие живые птички. Когда остриё бандерильи погружается в шею быка, она перерезывает узел, скрепляющий сетку, и птицы вылетают наружу, причём предварительно долгое время трепыхаются у самых ушей животного. Он богато одет; он покрыт золотом и шёлком; в руках у него длинная шпага и пунцовый плащ, подвязанный к палке для того, чтобы им удобнее было оперировать: это называется мулета. Чуло подходит к ложе президента и с глубоким поклоном испрашивает у него позволения убить быка. Это простая формальность, которая обычно имеет место один раз за всё время боя. Само собою разумеется, президент отвечает утвердительным кивком головы. Тогда матадор кричит ему виват, делает пируэт, швыряет шляпу на землю и идет навстречу быку.

Бой быков, подобно дуэли, имеет свои законы; нарушение их в такой же мере позорно, как и предательское убийство противника. Так, например, матадор обязан поразить быка в то место, где загривок сходится со спиной (испанцы называют его крестом). Удар наносится сверху вниз, как при второй позиции, и ни в коем случае не снизу. Лучше тысячу раз умереть, чем ударить быка снизу, сбоку или с тылу. Шпага, употребляемая матадорами, длинная, плоская и обоюдоострая; эфес у неё очень короткий, и заканчивается он шариком, на который необходимо налегать ладонью. Обращение с этим оружием требует огромного навыка и исключительной ловкости.
Для того, чтобы хорошо убить быка, нужно до тонкостей знать его характер. От этого знания зависит не только слава, но и самая жизнь матадора. Легко понять, что характеры у быков бывают столь же разнообразны, как у людей, тем не менее они разделяются на две резко обозначенные категории: на "ясных" и "тёмных". Я выражаюсь сейчас языком цирка. "Ясные" откровенно бросаются в атаку, в то время как "тёмные" хитрят и стараются напасть на человека предательским образом. Эти последние бывают необыкновенно опасны".

В.П. Боткин несколько расширяет классификацию быков:

"Каждый бык имеет свой особенный характер, который необходимо узнать. Быки вообще разделяются на прямых, простых, ясных (francos, sencillos, claros), на раздражительных (de sentido) и хищных (abantos); на тех, которые легко поддаются обману мулеты, и на таких, которые, напротив, не упускают из виду движений человека.
Есть быки коварные (cobardes), которые наносят удары неожиданные, не подавая о них прежде ни малейшего вида. Кроме этого, бывают быки, которые хорошо видят вблизи и дурно вдали, и наоборот; наконец, такие, которые хорошо видят одним глазом и дурно другим, и проч.
Все эти особенности каждого быка должен всякий torero, а тем более матадор, изучить тут же на месте, в арене, потому что первое и необходимое условие бега, чтоб быки никогда прежде не были в цирке, даже для шутки, как это случается на деревенских праздниках с молодыми быками (novillos)... Такого рода опытный бык делается очень опасным".

Продолжает тему Мериме:

"Прежде чем отважиться на удар, матадор подставляет быку мулету, поддразнивает его и внимательно следит, бросается ли он на неё открыто и в ту же самую минуту, как её заметит, или же приближается медленно, стараясь выиграть расстояние и атаковать противника, когда тот, по его мнению, окажется настолько близко, что не сможет уклониться от удара. Очень часто приходится видеть, что бык грозно трясет головой, роет копытами землю, не проявляя желания наступать, а то даже медленно пятится назад, стараясь завлечь человека на середину арены, где ему уже невозможно спастись. Иные быки избегают атаки по прямой линии; они медленно, с усталым видом обходят человека, а затем, точно рассчитав пространство, летят на него, как стрела.

Человеку, хоть сколько-нибудь понимающему в тавромахии, бывает очень интересно наблюдать за тем, как сходятся бык и матадор; подобно двум искусным генералам, они, видимо, угадывают намерения друг друга и ежеминутно меняют тактику. Один поворот головы, косой взгляд, опущенное ухо раскрывают искушенному матадору замыслы врага. Вдруг нетерпеливый бык бросается на красную ткань, которой сознательно укутывает себя матадор. Сила животного такова, что ударом рогов он может свалить целую стену, а человек уклоняется от него легким наклоном корпуса, ускользает точно по волшебству, оставляя после себя одну легкую ткань, которую он поднимает над рогами быка, бросая вызов его неистовству.
Порывистость заставляет быка намного обгонять противника; в таких случаях он круто останавливается, оседая на ноги, и от резких и сильных движений животное так устает, что затягивание подобного рода манёвра уже само по себе представляет для него смертельную опасность. Вот почему прославленный маэстро Ромеро говорит, что хороший матадор должен уметь убить восемь быков семью ударами шпаги. Один из них околевает от утомления и бешенства.

Когда матадор после ряда манипуляций с мулетой находит, что он достаточно изучил врага, он готовится нанести ему последний удар. Крепко держась на ногах, он помещается как раз напротив и застывает на некотором расстоянии, поджидая быка. Правая рука его, вооруженная шпагой, согнута на высоте головы, в то время как левая вытянута вперед и держит почти волочащуюся по земле мулету, побуждая быка опустить голову. Только тогда матадор и наносит смертельный удар всей силой руки, увеличенной тяжестью тела и натиском самого быка.
Шпага, имеющая в длину три фута, часто уходит внутрь по самую рукоятку; если удар удачен, то человеку не о чем больше беспокоиться: бык сразу останавливается, кровь почти не течёт, голова его запрокидывается, ноги дрожат, и он живой тяжёлой грудой валится на землю.
В ту же минуту со скамей раздается оглушительное виват; все машут платками, махо швыряют свои шляпы на арену, а герой-победитель скромно посылает во все стороны воздушные поцелуи.

Говорят, что в прежнее время никогда не делалось больше одной эстакады, но всё на свете приходит в упадок, и в наши дни бык в редких случаях падает от первого удара. Если рана его производит впечатление смертельной, матадор воздерживается от новой атаки; с помощью чуло он заставляет быка делать круговые движения и поддразнивающими взмахами плаща доводит его до изнеможения. Когда бык падает, один из чуло приканчивает его ударом кинжала прямо в затылок; животное моментально издыхает.
Почти каждый бык выбирает себе в цирке особый пункт, к которому он постоянно возвращается. Это место носит название querencia [привязанность, пристрастие]. Обычно таким местом бывает дверь, через которую они выходят на арену.
Очень часто приходится видеть, что бык уносит в своём загривке роковую шпагу, эфес которой торчит у него из плеча, и медленным шагом пересекает арену, не обращая внимания ни на чуло, ни на плащи своих преследователей. Он думает только о том, где бы удобнее умереть. Отыскивая подходящее место, он опускается на колени, потом ложится, утыкается головой в землю и спокойно умирает, если только удар кинжала не ускоряет его конца.
Если бык не желает нападать, матадор сам устремляется на него и в тот самый момент, когда бык опускает голову, поражает его шпагой; если же бык не опускает голову или если он все время убегает, то приходится прибегнуть к одному весьма жестокому средству.
Человек, вооруженный длинной жердью, оканчивающейся серпообразным клинком (media luna), предательски перерезает ему коленные связки, и когда бык валится, его добивают ударом кинжала. Это единственный эпизод боя, вызывающий у всех отвращение. Это своего рода убийство. По счастью, случаи, когда приходится прибегать к подобным средствам, довольно редки.

Фанфары возвещают смерть быка. Немедленно трое запряжённых мулов крупной рысью въезжают в цирк; рога быка перевязывают веревкой, пропускают в середину крючок, и мулы галопом волочат его по земле. В две минуты трупы лошадей и быка исчезают с арены.

Каждая схватка длится около двадцати минут, а во время представления обычно убивают восемь быков. В том случае, когда оно оказывается посредственным, президент боя по желанию публики даёт согласие на одну-две добавочные схватки".

Коррида, которую посетил В.П. Боткин, закончилась весёлой схваткой:

"...выпущен был в цирк молодой бык (novillo) для забавы зрителей; толпы бросились в арену. На рогах у быка надеты были деревянные шары, обтянутые кожей, чтоб удары его не могли быть смертельны. Боже мой! Всякий наперерыв старался раздражить быка плащами, поясами, шляпой; сколько плащей разлетелось в куски, сколько в этой свалке истоптал бык народу! Несколько человек вынесены были без чувств. Но зато и сколько смеху, острот, радостного хохота..."

Мериме же заканчивает свой обзор на грустной ноте:

"Как видите, ремесло тореро довольно опасное. В Испании умирает два-три тореро в год. Очень немногие доживают до старости. Если они не умирают на арене, последствия ран заставляют их скоро отказываться от продолжения карьеры...
Не один высокий заработок побуждает тореро избирать эту опасную профессию. Рукоплескания и слава заставляют их пренебрегать смертью. Как приятно одерживать победы на глазах пяти или шести тысяч зрителей! Вот почему нередко можно наблюдать, что любители из хороших семейств делят опасность и славу с профессиональными тореро. Я видел в Севилье, как маркиз и граф выступали на публичной корриде в качестве пикадоров.

Надо сказать, что публика не выказывает по отношению к тореро никакого снисхождения. Малейшее проявление робости карается гиканьем и свистками. Самые грубые ругательства сыплются тогда отовсюду; иногда по настоянию публики - а это самое жестокое проявление ее возмущения - к тореро приближается альгуасил и, угрожая ему тюрьмой, требует немедленно выступить против быка".

Примечание-анекдот

Однажды знаменитый актёр Исидоро Майкес (1768-1820), возмущённый видом матадора, стоявшего в нерешительности перед одним из самых "тёмных" быков, ругательски ругал его.
Матадор ему ответил:

"Сеньор Майкес! Примите во внимание, что в нашем деле никогда не бывает надувательства, как у вас на сцене".

[Yorik]

К сожалению, Мериме оказался плохим пророком, и для Франсиско Севильи в Испании даже не нашлось приличного биографа. А жаль!
Впрочем, короткие заметки об отважном пикадоре нам оставил тот же Мериме, который вернулся к описанию своего героя в июле 1842 года.
Сначала Мериме написал:

"Какую грустную новость мне только что сообщили! Франсиско Севилья в прошлом году скончался. Он умер, и не в цирке, где ему подобало бы погибнуть, а от болезни печени. Он умер в Карабанчели, вблизи чудесных деревьев, которые я так люблю, и вдали от публики, ради которой он столько раз рисковал жизнью".

Затем Мериме написал, что видел Франсиско Севилью последний раз в Мадриде в 1840 году, “полным отваги и безрассудства”, и стал вспоминать знаменитого пикадора:

"Не менее двадцати раз я видел, как он, лёжа под лошадью, у которой было распорото брюхо, валился на землю; я видел, как он ломал копья, меряясь силами со страшными быками Гавиры.

“Если бы у Франсиско были рога”, -

говаривали в цирке, -

“ни один тореро не отважился бы с ним потягаться”.

Привычка к победам вдохновляла его на неслыханную смелость. Когда он выезжал на быка, он приходил в негодование от того, что животное не чувствует к нему страха.

“Ты меня, значит, не знаешь?” -

в бешенстве кричал пикадор. И, разумеется, он очень скоро показывал быкам, с кем они имели дело".

Один раз Мериме даже удалось немного пообщаться с этим отважным человеком:

"Однажды друзья доставили мне удовольствие отобедать в обществе Севильи; он ел и пил, как гомеровский герой, и оказался одним из самых весёлых сотрапезников, каких мне доводилось встречать. Андалусские схватки, жизнерадостный нрав, южный говор, яркая метафоричность речи - всё это приобретало необыкновенную прелесть у этого колосса, созданного природой, казалось, для того, чтобы сокрушать всё и вся".

О популярности Франсиско Севильи в Испании рассказывает другой случай, произошедший с ним, когда он ехал в дилижансе из Мадрида в Барселону на корриду, об участии в которой Севильи было объявлено за много дней.
Среди пассажиров дилижанса находилась и молодая дама, убегавшая из Мадрида от эпидемии холеры; с ней наш пикадор вёл галантные беседы до самого подъезда к санитарному кордону перед Барселоной.
Служители кордона довольно бесцеремонно объявили пассажирам дилижанса, что им придётся провести десять суток в карантине; исключение было сделано лишь для Франсиско Севильи, выступления которого страстно ждали жители Барселоны.
Пикадор резко отклонил такое предложение:

"Если этой даме и другим моим спутникам не дадут пропуска, то я не буду у вас колоть".

Санитарному кордону пришлось уступить, так как страх перед возможными беспорядками в городе, которые непременно возникли бы в случае отказа Севильи, оказался сильнее страха перед холерой.

Русский путешественник Василий Петрович Боткин (1811-1869) посетил Испанию в 1845 году.
Боткин писал, что

"в самый день моего приезда застал я здесь великолепный бег быков - corrida de toros (испанцы не называют боем, а бегом быков)".

Хозяин гостиницы, в которой остановился Боткин, встретил его словами:

"Как кстати вы приехали: сегодня день быков!"

[Dia de toros - так называется день, в который даётся бег].
Хозяин гостиницы продолжал:

"Надобно заранее взять место, после не достанешь. Ваша милость охотник (aficionado)?"

Боткин покачал головой:

"Никогда ещё не видал".

Хозяин гостиницы расцвёл:

"Прекрасно! Нигде в Испании нет таких бегов, как в Севилье. Сегодня шпагой будет Чикланеро, ученик славного Монтеса".

Франсиско Монтес Рейна (1804-1851) — знаменитый тореадор, был одним из первых учеников Школы Тавромахии в Севилье в 1831 году, а потому может считаться учеником самого Педро Ромеро.

О Чикланеро придётся рассказать немного подробнее.
Хосе Редондо-и-Домингес (1819-1853) — знаменитый тореадор по прозвищу “Эль Чикланеро” (из Чикланы), в те годы был первой шпагой Испании (la primera espada de España), ну, после Монтеса, разумеется.
Уже упоминавшийся ранее Де Коссио с восторгом пишет о мастерстве этого тореадора:

"Хосе Редондо (Эль Чикланеро) один из редких матадоров, заслуживавших в истории этого искусства название “совершенного”, если иметь в виду его доскональное знание приёмов боя. Он пускал в ход всё, чему научил его учитель из школы Чикланы, эклектической и общей, утончая её ещё больше и придавая ей больше театральности...
Если бы его ловкость и знания в последние годы сопровождались большим сопротивлением и силой, Хосе Редондо приобрел бы ещё большую славу, чем та, которую он уже имел, не превзойденная никаким тореро, кроме Монтеса".

Сам о себе Чикланеро говорил:

"В бое быков я круглый, как моя фамилия".

Редондо по-испански -- круглый.

Кстати, Теофиль Готье, который посетил Испанию на пару лет раньше Боткина, даёт сходное описание аналогичного дня в Мадриде:

"Понедельник, день быков, dia de toros, праздничный день: никто не работает, весь город в волнении. Те, которые ещё не купили билеты, идут быстрым шагом в направлении улицы Карретас, где находится бюро предварительной продажи билетов, надеясь найти какое-нибудь свободное место. Огромный амфитеатр полностью нумерован и разделён на скамьи: это постановление можно только хвалить, и надо было бы заимствовать этот обычай во французских театрах".

Пьер Жюль Теофиль Готье (1811-1872) — французский писатель.

В.П. Боткин в своей книге рассказывал и о других знаменитых тореадорах, например, об упомянутом выше Монтесе.
В то время в Испании, да и в других странах, пользовалась большой популярностью книга “Полная тавромахия, или Искусство биться с быками на арене пешим или на коне”, изданная в Мадриде в 1836 году под именем Монтеса.
На самом деле эту книгу написал, но по рассказам Монтеса, его друг и журналист Сантос Лопес Пелегрин (1801-1846), публиковавшийся под псевдонимом “Абенамар”.
Боткин рекомендовал всем, собирающимся посетить Испанию, обязательно ознакомиться с этой книгой.

Монтес в своей книге, в частности, рассказывает о том, какими качествами должен обладать профессиональный тореадор:

"El torero должен иметь от природы некоторые особенные качества, которые не очень часто встречаются соединёнными в человеке. Условия, необходимые для torero, суть: храбрость, лёгкость и совершенное знание своего дела. Два первые родятся с человеком - последнее приобретается.
Храбрость так необходима для torero, что без неё он никогда им не будет. Не должно простирать эту храбрость до безрассудной отваги или тем более трусливо уклоняться от ударов быка: в обоих случаях может постигнуть несчастие и даже смерть.
Если torero, чтобы показать свою храбрость, станет делать что-нибудь с быком, тогда как бык не находится в должном положении, - покажет одно только безрассудство, незнание и случайно разве избегнет от удара рогов.
Равным образом и тот, кто от робости упустит должную минуту представить быку капу (красную ткань) или не разочтёт подхода быка, - как ни будет он лёгок на ноги, но подвергнется опасности получить удар рогов, потому что нужно знание для избежания этого удара. Этого рода крайностей надобно особенно стараться избегать.
Под словом храбрость разумею я такую, которая поддерживает нас перед быком в той душевной ясности и спокойствии, как бы его вовсе не было перед нами, - я разумею то настоящее хладнокровие, которое дозволяет в минуту опасности с достоверностию размышлять о том, что должно делать с животным.
Тот, кто владеет такой храбростью, имеет самое важное качество torero и приобретёт легко все другие. Он будет играть с быками без малейшей опасности. Лёгкость также в высшей степени необходима тому, кто хочет заниматься этим искусством. Но лёгкость torero не в том, чтоб быть в беспрестанном движении, перебегать с места на место: это признаки дурного torero.
Лёгкость, о которой говорю я, состоит в том, чтоб бегать скоро, прямо, с величайшею быстротою останавливаться и оборачиваться, изменять направление. Torero должен уметь прыгать; но всего лучше узнается его лёгкость в движениях, в уклонениях от удара рогов на самом близком расстоянии.
Должно заметить касательно этого рода лёгкости, что владеющий ею torero, даже состарившись, может играть с быками, и между матадорами случались такие, которые, имея более 70 лет, но обладая быстротою движения, убивали быков с лёгкостию невероятною".

Обозревая эту книгу Монтеса, следует сказать, что в искусстве тавромахии должно быть всё рассчитано и предусмотрено: каждое положение и движение быка, привычки, свойственные каждой породе, законы движения членов быка и его мускулов, и т.п.

Один из близких друзей Монтеса рассказывал, что тот с юных лет посещал бойни быков, в которых проводил много времени, изучая анатомию этих животных. Много времени Монтес проводил и с пастухами, чтобы узнать привычки и характер быков различных пород.

Ему вторит и Де Коссио, рассказывая уже о жизни тореадора:

"В праздничные дни [Монтес] продолжал свои любимые занятия с быками на бойне, на пастбищах и в загонах; он так старался в операциях загона и перевоза скота, что его заботливо искали для привода отставших быков; он ухитрялся заставлять их повиноваться ему с помощью капы или одеяла".

Вот что значит — профессионал!

Монтес утверждал, что при знании движений быка, опасность для тореадора становится незначительной, ведь на закономерностях движений быков и основано всё искусство тавромахии. Но каждый torero должен знать, что иногда встречаются быки, которые не подходят под общие правила, и тогда его ждёт смерть, если он не обладает хладнокровием и находчивостью.

Современники рассказывали, что Монтес несколько раз сталкивался с быками, которые вместо мулеты бросались прямо на него, но никогда это не было для него неожиданностью, потому что все намерения быка он успевал прочитать по его глазам и манере движения. Иногда Монтес успевал поставить свою ногу между наклонённых рогов быка и перепрыгнуть через его голову. Зрители считали, что тореадор лишь демонстрирует свою ловкость, а на самом деле это была единственная возможность спасти свою жизнь.

Но даже великий Монтес иногда подвергался обструкции со стороны публики, а испанские зрители не прощают матадорам ошибок.
В начале сороковых годов Монтес как-то выступал в Малаге, где ему во время одного из боёв пришлось противостоять очень коварному (как говорят, тёмному) быку. Чтобы избежать смерти от непредсказуемого удара этого быка, матадор был вынужден убить его (повторю, спасая свою жизнь) неправильным ударом — его шпага попала в головной мозг быка и мгновенно убила его.
Но такой удар шпаги строго запрещён правилами тавромахии, и зрители стразу же начали ругать и освистывать Монтеса, выражая ему своё презрение.
Самое горячее участие публика проявляла к убитому быку; ей и дела не было до того, что Монтес единственно возможным путём спасал свою жизнь.

[Yorik]

Многие тореадоры не доживают до преклонных лет, и если не погибают на арене, то преждевременно уходят на тот свет от многочисленных ранений и связанных с ними ранений. Не избежал подобной участи и Монтес.
Он вышел на пенсию в 1848 году, в зените своей славы, но вскоре заскучал и попытался вернуться на арену. Однако перерыв не пошёл ему на пользу, и Монтес уже не смог добиться прежней славы у зрителей. Последнего своего быка он убил 21 июля 1850 года, а умер 4 апреля 1851 года в своём доме в Чиклане.

Знакомый вам, уважаемые читатели, по отдельному очерку французский писатель Проспер Мериме написал настоящий панегирик мастерству Монтеса:

"Всё истинное и вымышленное, что было разглашено славой о таких классических матадорах, как Пепе-Ильо и Пабло Ромеро, Монтес каждый понедельник демонстрирует на арене национального, как теперь выражаются, цирка.
В нём соединяется всё: отвага, изящество, хладнокровие и поразительная ловкость. Его присутствие воодушевляет весь цирк, увлекает и участников и зрителей. Плохих быков при нём не бывает, не бывает и трусливых чуло: каждый старается превзойти себя.
Профессионалы сомнительной храбрости превращаются в героев, когда ими руководит Монтес: все они отлично знают, что при нём никто ничем не рискует. Одного его движения достаточно, чтобы отвлечь в сторону разъярённого быка в ту самую минуту, когда тот собирается пронзить опрокинутого пикадора. Media luna ни разу ещё не появлялась на аренах, где подвизался Монтес. Все быки - и “ясные” и “тёмные” - для него одинаково хороши: он их околдовывает, преображает и убивает, как и когда он хочет. Это первый из всех виденных мною тореро, который умеет gallear el toro, то есть становиться спиной к рассвирепевшему животному, а затем пропускать его под рукой. Он снисходит только до лёгкого поворота головы, в то время, как бык на него бросается. Иной раз он перебрасывает плащ через плечо и, преследуемый быком по пятам, перебегает через арену; разъярённое животное гонится за ним и никак не может настигнуть, несмотря на то, что находится совсем близко от Монтеса и каждым ударом рогов задевает краешек его плаща. Уверенность, внушаемая Монтесом, так велика, что у зрителя пропадает всякое ощущение опасности, и он переживает одно только чувство восхищения.

Говорят, что Монтес питает очень мало симпатий к существующему режиму. Уверяют, что он был волонтером у роялистов и что он, в сущности... либерал. Хотя это и огорчает искренних патриотов, тем не менее и они не в силах устоять перед всеобщим восторгом. Я видел сам, как descalzos (санкюлоты) в неистовстве бросали ему свои шляпы и просили хотя бы одну минуту надеть их на голову: вот вам нравы шестнадцатого века...
Монтес производит впечатление человека благовоспитанного. Дом его поставлен на барскую ногу; он прекрасный семьянин; будущность его семьи обеспечена его талантом. Его светские манеры шокируют некоторых тореро, которые ему завидуют. Мне помнится, что он отказался обедать с нами в тот раз, когда мы пригласили Севилью.
Севилья с обычной откровенностью высказал нам своё мнение о Монтесе:

"Монтес никогда не был роялистом, он отличный товарищ, блестящий матадор, всегда заботится о пикадорах, но он..."

Это значит, что вне цирка он ходит во фраке, никогда не бывает в тавернах и что манеры у него чересчур изысканные".

Гойя и коррида

Заканчивая эти очерки о корриде, нельзя обойти вниманием творчество испанского художника Франсиско Гойи (1746-1828), среди обширного живописного наследия которого нашлось место и для портретов тореадоров, и для изображения самой корриды.

Как и любой нормальный испанец того времени Гойя часто ходил на бега быков. В то время испанцы часто делились на группировки (партии), обожавшие того или иного тореадора. Гойя в письме к своему старому другу Сапатеру признавался, что принадлежит к партии Педро Ромеро, в то время как Сапатер был почитателем Костильяреса, которого поддерживала большая часть высшей аристократии.

Мартин Сапатер-и-Клаверия (1747-1803) — купец и банкир, одноклассник и друг Гойи.

Гойя появился в Мадриде в 1775 году, и вскоре появляются его первые работы, посвящённые тавромахии. В 1779 году создано полотно “Молодые бычки для арены”, 1787 году - “Выбор быков для корриды”; тогда же Гойя начал серию из шести картин, посвящённых отдельным эпизодам боя быков на арене. Несомненно, что на творчестве художника сказалось и регулярное общение с тореадорами, с некоторыми из которых он был довольно близок.
Рисунки и картоны знаменитого художника в счёт пока не идут.

Сохранились созданные Гойей портреты тореадоров Педро Ромеро (две картины), Хуана Ромеро, Костельяреса и Мартинчо. С Педро Ромеро Гойя был лично знаком, так же как и с Мартинчо, но вряд ли он поддерживал дружеские отношения с Хуаном Ромеро, который одно время был любовником знаменитой герцогини Альбы.
Портрет Костельяреса многие исследователи склонны считать произведением какого-нибудь другого художника, а портрет Мартинчо находится в музее Осло, так что о его существовании многие искусствоведы до недавнего времени просто не знали.

Мария Каэтано да Сильва, 13-я герцогиня Альба (1762-1802).

В 1816 году Гойя издал серию из 33 офортов под названием “Тавромахия”, в которой кратко изобразил историю корриды с древности до своего времени. Примерно половина офортов этой серии посвящена истории корриды, а на остальных листах изображены тореадоры, которых Гойя видел и с многими из которых он был лично знаком. О некоторых из них я уже говорил выше, но это не помешает мне вернуться к ним ещё раз при рассмотрении листов серии “Тавромахия”.
К этой серии примыкают четыре (или даже семь) листов под условным названием “Бордосские быки”, а также значительное количество разрозненных листов на тему коррида.

В исторической части серии “Тавромахии” изображены и Карл V на коне (лист № 10), и знаменитый Эль Сид Кампеадор (1040-1099), убивающий быка (лист № 11), и другие легендарные и полулегендарные события из истории корриды. Стоит отметить, что на нескольких листах Гойя изобразил игры мавров с быками, но мы слишком мало знаем об этих обычаях.
Я не буду подробнее останавливаться на исторических сюжетах серии, а перейду сразу ко временам Гойи.

Сначала несколько слов об уже упоминавшихся знаменитостях.
На листе № 30 изображён Педро Ромеро, убивающий быка (“Педро Ромеро убивает стоящего быка”). На листе № 29 знаменитый Пепе-Ильо играет с быком без оружия (рекорте), а на листе № 33 изображена трагическая гибель этого тореадора на арене в Мадриде.

Целых четыре листа серии “Тавромахия” изображают необычайные подвиги на арене славного тореадора по прозвищу “Мартинчо”; это листы №№15, 16, 18 и 19. Однако среди искусствоведов существуют сильные и обоснованные подозрения, что на этих листах изображены два разных тореадора с одним и тем же прозвищем.
Старший “Мартинчо”, Антонио Эбассун (1708-1772), родился в провинции Сарагоса. Гойя мог видеть его выступления в Сарагосе, но не в Мадриде.
Другой тореадор, Антонио Мартин Барсаичеги (Barcaiztegui, 1740-1800) по прозвищу “Мартинчо”, был баском.

Про старшего Мартинчо рассказывали много историй и небылиц: говорили, что он может сражаться с быком, стоя на одном месте, и действительно, на листе № 18 Мартинчо сражается с быком на арене, сидя на стуле.
На листе № 19 Мартинчо встречает быка, стоя на столе с надетыми на ноги кандалами. Вероятно, он собирался опрокинуть стол под ноги быку, а сам мог оседлать быка верхом.
На листе № 15 Мартинчо ловко уворачивается от быка, всаживая в его шею бандерильи.
Но вот на листе № 16 Мартинчо всего лишь хватает быка за рога, но делает он это на арене в Мадриде; так что, скорее всего, это другой, второй, Мартинчо.
Как я уже говорил раньше, в музее Осло находится портрет Мартинчо, который Гойя написал, вероятно, по памяти, уже после смерти знаменитого тореадора. Считается, что Гойя подружился с Мартинчо, который давал художнику первые уроки тавромахии.

Ну, вот мы добрались и до Костельяреса, знаменитого тореадора XVIII века, которого можно увидеть на сохранившемся портрете, хотя авторство Гойи часто ставится под сомнение.
Хоакин Родригес (1743-1800) по прозвищу “Костильярес” родился в Севилье. Его отец Луис Родригес работал на местной бойне и был севильским матадором, и сын пошёл по стопам своего отца. Работа на бойне дала ему возможность хорошо изучить анатомию быков, что очень пригодилось Костильяресу в его профессиональной карьере. Он начинал свои выступления в группе бандерильеро, а индивидуальную карьеру продолжил в 1763 году, выступая сначала в Севилье. В 1767 Костильярес дебютирует в Мадриде, где с 1775 года начинается его соперничество с Педро Ромеро. Вскоре у каждого из них образуются свои группы поддержки, причём если Ромеро обожали простые люди, то Костильярес становится любимцем аристократов. Получив в 1790 году серьёзную травму, Костильярес прекращает регулярные выступления.
Костильяреса считают одним из основателей современной корриды; он первым ввёл обычай, согласно которому именно матадор подбирает себе команду (куадрилью) из бандерильеро и пикадоров и регулирует их действия на арене. Ортега-и-Гассет с удовлетворением писал, что такие куадрильи

"берут быка из загона и, исполнив предусмотренный, с каждым днём всё более определявшийся ритуал, возвращают его на скотный двор убитым “по правилам”".

Хосе Ортега-и-Гассет (1883-1955) — испанский философ.

Однако всё же вернёмся к листам серии “Тавромахия”.

Лист № 14 называется “Проворный студент де Фальсес, завернувшись в плащ, дразнит быка, искусно увертываясь от него”. Но этот “студент” на арене так закутал своё лицо, что сразу же возникают подозрения — он не хотел быть узнанным. А не изобразил ли Гойя на этом офорте выступление на арене одного из маркизов семейства де Фальсес?

Хуанито Апиньяни (лист № 20) - об этом тореадоре известно совсем немного; он начинал свою карьеру в качестве бандерильеро вместе с тремя другими братьями; период его выступлении относят к третьей четверти XVIII века.
Данный лист у Гойи называется “Прыжок с гаррочей Хуанито Апиньяни в выступлении на арене Мадрида”.
Гарроча — это деревянный заострённый шест, которым на арене дразнят быка.

Лист № 22 носит название “Отвага знаменитого Пайуэлера [Пахуэлера] на арене Сарагосы”, однако следует знать, что “Пахуэлера” - это женщина-тореадор по имени Николаса Эскамильо, родившаяся примерно в 1776 году (дата её смерти неизвестна). На арене она, естественно, выступала в мужской одежде, и её выступления всегда были успешными, она не знала неудач.

Мариано Себальос (?-1781) по прозвищу “Индеец” (“El Indio”) родился в Перу или в Аргентине. Это был темнокожий раб графа де Санта Ана де лас Торреса. О его карьере на арене известно совсем немного: первое его выступление в Мадриде упоминается в 1754 году.
Себальос принадлежал к категории матадоров, называемых “de monteurs”, то есть он мог легко остановить быка на арене с помощью аркана или просто схватив его за хвост.
В 1769 году хозяин дал ему вольную, но запретил выходить против быков пешим или на лошади. (Вот, сволочь!) При нарушении этого запрета Себальос снова становился бы рабом.
”Индейца” этот запрет не остановил: вначале он появлялся на арене, затем после ряда пируэтов умудрялся усесться на быка, и только после этого начиналась настоящая коррида. Иногда он даже появлялся на арене, сидя верхом на быке. Впрочем, завоевав всенародную популярность, Себальос стал игнорировать запрет своего бывшего хозяина.
Несколько лет Индеец выходил на арену в компании прославленных матадоров Пепе-Ильо и Костильяреса.
Считается, что Себальос погиб на арене в городе Тудела (Наварра) из-за своей ошибки в 1780 или 1781 году.
Гойя изобразил Себальоса на четырёх офортах серии “Бордосские быки” и на листах № 23 (“Мариано Себальос, по прозвищу Индеец, убивает быка с седла”) и № 24 (“Тот же Себальос, скача на другом быке, наносит удар пикой на арене Мадрида”) серии “Тавромахия”.

Фернандо дель Торо - известный пикадор, пик выступлений которого приходился на период 1760-1770 гг. Больше ничего о нём мне узнать не удалось.
Гойя изобразил его на листе № 24: “Знаменитый Фернандо дель Торо угрожает быку пикой”.

Лист № 28 - “Храбрый Рендон поражает быка копьём и убивает его одним ударом на арене Мадрида" - мне пришлось оставить совсем без комментариев, так как никакой информации о Рендоне я не нашёл.

Завершить эту серию очерков о корриде я хочу цитатой из работы Ортеги-и-Гассета “Гойя и народное”:

"За всю историю нашей нации мало что так захватывало её, приносило ей в те полвека, о которых идёт речь, столько счастья, как праздник боя быков. Богачи и неимущие, мужчины и женщины тратят добрую долю каждого дня, собираясь на корриду, находясь на корриде, обсуждая корриду и её героев. Коррида превратилась в настоящее наваждение. И нельзя забывать, что сам спектакль не более чем лицевая сторона, эффект сиюминутного присутствия, за которым открывается целый мир: от лугов, где пасутся боевые быки, до таверн и распивочных, где собираются тореро и болельщики".