2 ответов в теме

[Yorik]

Великий князь

Императора Петра III российские и советские историки обычно изображали жестоким пьяницей и слабоумным идиотом, который был совершенно неспособен управлять государством. Поэтому устранение подобного правителя было благом для государства, хотя убивать, конечно же, плохо. Вполне естественно, что убийцы Петра III старались всячески очернить свергнутого императора и представить его в невыгодном свете.
Только с конца XX века стал намечаться поворот к тому, чтобы дать правдивый портрет Петра III и его краткого царствования.
Я не собираюсь писать историю жизни и смерти Петра Фёдоровича, а приведу лишь отдельные фрагменты из его жизни, которые, возможно, позволят вам составить более правильный портрет Петра III.

В конце 1739 года обер-егермейстер Пётр фон Бредаль-младший (1720-1802) прибыл в Петербург с сообщением о смерти герцога Карла Фридриха Голштейн-Готторпского (1700-1739). При дворе его приняли очень холодно, так как императрица Анна Иоанновна сделала всё возможное для отстранения от престола потомков Петра I.
Любезно Бредаля приняла лишь Великая княгиня Елизавета Петровна, которой он подарил портрет и миниатюру с изображением её племянника, молодого герцога Карла Петера Ульриха (1728-1762), позднее ставшего в России Петром Фёдоровичем.

В декабре 1741 года, сразу же после своего восшествия на престол, Елизавета Петровна отправила в Киль эмиссаров, чтобы тайно вывезти молодого герцога в Петербург. Она опасалась происков и противодействия со стороны Вены, Берлина и Копенгагена, которые имели на Карла Петера Ульриха свои виды.
В Петербург герцог прибыл в январе 1742 года при большом стечении народа: всем хотелось поглядеть на внука Петра Великого. Императрица была рада видеть своего племянника и отслужила в придворной церкви благодарственный молебен по случаю его благополучного прибытия.

Якоб Штелин (Яков Яковлевич, 1709-1785), в то время профессор и заведующий художественного департамента Академии, так описал прибывшего юношу:

«С малолетства слабого сложения, прибыл в Петербург ко двору очень бледный, слабый и нежного сложения. Его белорусые волосы причёсаны на итальянский манер... Довольно остроумен, в особенности в спорах. Любит музыку, живопись, фейерверк и пр.»

Не только Штелин, приближенный к Петру Фёдоровичу, но и негативно настроенные к нему А.Т. Болотов и австрийский посол Мерси д'Аржанто отмечали его доброту и доверчивость, а также работоспособность и неутомимость. Это мы припомним, когда Пётр Фёдорович взойдёт на трон.
Андрей Тимофеевич Болотов (1738-1833) — русский писатель и учёный.
Граф Флоримон де Мерси д'Аржанто (1727-1794) — австрийский посланник в Петербурге.

Очень быстро Пётр Фёдорович проявил такие черты своего характера, как враждебность к этикету и всяческой утончённости. Он частенько нарушал правила придворного этикета или открыто высмеивал их. Иногда это случалось совсем не к месту, и подобные выходки, в большинстве случаев совершенно невинные, шокировали большинство придворных и настраивали их против будущего императора.

Приведу ещё несколько заметок Штелина о чертах характера и о личности Великого князя:

«От природы судит довольно хорошо, но привязанность к чувственным удовольствиям более расстраивала, чем развивала, его суждения, и потому он не любит глубокие рассуждения».
«Memoria. Отличная до крайних мелочей. Охотно читал описания путешествий и военные книги. Как только выходил каталог новых книг, он его прочитывал и отмечал для себя множество книг, которые составили порядочную библиотеку.
Выписал из Киля библиотеку своего покойного родителя и купил за тысячу рублей инженерную и военную библиотеку Меллинга».
«Moralis. Не был ханжой, но и не любил никаких шуток над Верой и словом Божьим. Был несколько невнимателен при внешнем богослужении, часто позабывал при этом обыкновенные поклоны и кресты, и разговаривал с окружающими его фрейлинами и другими лицами».

Как видим, Петра Фёдоровича нельзя назвать, ни слабоумным, ни просто глупцом. Другое дело, что такие черты его характера как доброта, доверчивость и нерешительность и довели его до гибели.
Замечу, что свои заметки о Петре III Штелин писал в годы царствования Екатерины II, а опубликованы они были только в 1866 году, чеоез сто лет после написания.

А.Т. Болотов, как и императрица Елизавета Петровна, не выносил табачного дыма и сильным неодобрением отзывался об этой страсти Великого князя.
Однажды, выпив пивка, Пётр Фёдорович с приятелями затеял шумную возню: часть присутствующих стала прыгать на одной ноге, а другие старались коленом ударить прыгающего по заднице, и при этом все весело кричали.

Императрице очень не нравились подобные шалости. Она пожаловалась канцлеру, графу Бестужеву, на поведение Великого князя, который поручил Штелину от имени Императрицы сделать Петру Фёдоровичу серьёзные наставления.
Подобные нравоучения происходили обычно по понедельникам и обычно касались его проступков в церкви или при Дворе.
Пётр Фёдорович на подобные замечания, сделанные Штелином, обычно не обижался, так как тот был его первым наставником в России и часто давал своему подопечному советы, как лучше угодить Императрице.
Алексей Петрович Бестужев-Рюмин (1693-1766) — канцлер Российской Империи 1744-1758 гг.

[Yorik]

Обучение и женитьба Великого князя

Когда Пётр Фёдорович приехал в Петербург, Елизавета Петровна была поражена очень плохим образованием, которое получил к тому времени этот юноша. Императрица доверила воспитание Великого князя Якобу Штелину со словами:

"Я вижу, что Ваше Высочество должны ещё многому научиться, и господин Штелин будет так приятно учить вас, что его учение покажется для вас забавою".

Штелин приложил немало усилий, чтобы, учитывая сложный характер Великого князя, сделать из него образованного человека. Ведь вначале Штелин обнаружил, что кроме увлечения строевой службой и слабого владения французским языком, Пётр Фёдорович практически ничего не знает и ничего не умеет.
Однако Штелин заметил, что у юноши прекрасная и цепкая память, острый интерес ко многим областям знания и пристрастие ко всем отраслям военных занятий. Основываясь на этих особенностях своего ученика, Штелин и построил свой учебный процесс.

Планы всех занятий составлялись с использованием пособий, картин, карт и описаний, имеющих отношение к военному делу. Так географии Петра Фёдоровича учили с помощью карт Российской Империи и описаниями всех крепостей государства от Балтийского моря до границы с Китаем. К этим занятиям прилагались подробные планы всех крепостей, и с этого времени у Великого князя возникла любовь ко всяческим планам и к архитектуре, особенно военной. Часто Пётр Фёдорович с увлечением занимался изготовлением подробных макетов некоторых крепостей.

Для изучения всемирной географии Штелин применил хитрый метод: он два-три раза в неделю читал со своим воспитанником иностранные газеты, и они старались отыскать на глобусе те страны, о которых упоминалось в газетах.
Обучение русской истории Штелин проводил с использованием коллекции медалей и монет, давая подробные объяснения для каждого экспоната.

Кроме того, Штелин часто гулял с Петром Фёдоровичем по улицам и паркам (садам) столицы и её окрестностей. Во время этих прогулок Штелин рассказывал своему подопечному о встреченных ими растениях и деревьях, животных и птицах, и обращал его внимание на их использование или применение.
Штелин также обращал внимание Великого князя на особенности в устройстве различных дворцов и других строений, закрепляя его интерес к архитектуре.

Весь процесс обучения Великого князя и его результаты Штелин фиксировал в специальном журнале, который сохранился до наших дней. Этот журнал Штелин использовал и в тех случаях, когда его ученик начинал лениться: он утверждал, что Императрица внимательно следит по этому журналу за успехами Великого князя, а поэтому её не следует расстраивать.

В ранней редакции своих воспоминаний, написанных задолго до её восшествия на престол, принцесса Екатерина Алексеевна, будущая Екатерина II, написала о первом свидании с Великим князем:

"Тогда я впервые увидела великого князя, который был действительно красив, любезен и хорошо воспитан. Про одиннадцатилетнего мальчика рассказывали прямо-таки чудеса".

Екатерина II, став Императрицей, неоднократно перерабатывала свои записки, и вот как эта же сцена выглядит в её окончательной редакции:

"Тут я услыхала, как собравшиеся родственники толковали между собою, что молодой герцог наклонен к пьянству, что приближенные не дают ему напиваться за столом".

Так она писала про одиннадцатилетнего мальчика. Комментарии излишни.

Пётр Фёдорович перешёл в православие в ноябре 1742 года, а в конце августа 1745 года женился на Екатерине Алексеевне. Свадьба была очень пышной, подарки молодым — поистине царскими (например, Ораниенбаум), но супружеская жизнь у молодых как-то не сложилась, то есть Пётр Фёдорович не мог исполнять свои супружеские обязанности; диагноз - фимоз.
Вначале по чисто физиологическим причинам, но когда через пару лет Петру Фёдоровичу было сделано обрезание крайней плоти, он смог приступить к исполнению супружеских обязанностей.
Екатерина к этому времени уже оценила прелесть левака, но первое время уступала мужу, так как от рождения наследника престола напрямую зависела её судьба. Первые две беременности были неудачными, но в 1754 году Великая княгиня родила наследника Павла, и после этого их супружеские отношения прекратились.

В 1757 году, когда Екатерина была беременна дочерью Анной, Пётр Фёдорович в присутствии шталмейстера Льва Александровича Нарышкина (1733-1799) и других высокопоставленных свидетелей задумчиво произнёс:

"Бог знает, откуда моя жена беременеет. Я не знаю наверное, мой ли это ребенок и должен ли я признавать его своим?"

И об этом вспоминала сама Екатерина II, так что можно представить себе, что говорили о связях Великой княгини остальные придворные. Однако Екатерина перепугалась и последующие беременности старалась скрывать от Петра Фёдоровича, что было не слишком трудно, так как близких отношений между ними уже не было, и виделись они не слишком часто.

[Yorik]

Женщины в его жизни

После рождения Павла Петровича супруги стали жить практически раздельно, слабо соблюдая видимость семейной жизни. О многочисленных любовниках Екатерины я здесь говорить не буду, но стоит отметить любвеобильность Великого князя, а потом и Императора.
Кстати, Пётр Фёдорович признавал Павла своим сыном, да они и внешне похожи, так что легенда об отцовстве Сергея Васильевича Салтыкова (1726-?) является лишь дворцовой сплетней, хотя Салтыков действительно был одним из первых любовников Великой княгини.

В 1754 году среди фрейлин Екатерины Алексеевны появилась пятнадцатилетняя Елизавета Романовна Воронцова (1739-1792), которая вскоре стала любовницей Великого князя, и на долгие годы — дамой его сердца.
Почти все современники отмечали ужасную внешность Елизаветы Романовны, хотя сохранившиеся портреты не позволяют сделать подобный вывод. Правда до нас дошли портреты уже зрелой, довольно миловидной и немного полноватой замужней дамы, а юношеские портреты “Романовны”, как её называл Пётр Фёдорович, если они и существовали, до нас не дошли.

Екатерина II в своих мемуарах, правда написанных значительно позже, так описывала свою новую фрейлину, которая была

"очень некрасивым, крайне нечистоплотным ребёнком с оливковым цветом кожи, а после перенесённой оспы, стала ещё некрасивее, потому что черты её совершенно обезобразились, и всё лицо покрылось не оспинами, а рубцами".

Ну, а какого описания следует ждать от женщины, убившей своего мужа? Если муж, по её рассказам, был уродом, то его любовница должна быть, по крайней мере, крокодилом.

В описании Елизаветы Романовны, которое сделал Фавье в 1761 году, она выглядит уже значительно лучше:

"У Воронцовой две сестры красавицы [Мария Романовна(1737-1765) и Екатерина Романовна (1743-1810)], но он предпочел её, безобразие которой невыразимо и не искупается ни хорошим сложением, ни белизной кожи. Даже Великая княгиня и та весьма довольна этой [дружбою], к упрочению которой сама немало содействовала, так как не придает ей никакого значения. Девица эта, впрочем, не лишена ума, и при случае, конечно, сумела бы воспользоваться своим положением, если б на то представлялась хоть малейшая возможность".

То есть, и кожа у неё, оказывается была белой, и фигура — хорошей, а на лицо у каждого свой вкус.

Елизавета Романовна была не единственной любовницей Великого князя, который оказался достаточно влюбчивым человеком, но все его остальные связи были достаточно кратковременными и не слишком волновали представителей высшего света.
Чтобы не возвращаться позднее к этой теме, я перечислю некоторых из многочисленных и кратковременных увлечений Великого князя, а затем и Императора, приписываемых ему молвой.

Среди его любовниц были: красавица Наталья Владимировна Долгорукова (в замужестве Салтыкова, 1736-1812), Екатерина Николаевна Чоглокова (в замужестве Рославлева, 1746-1794), Елизавета Ивановна (София-Елизавета Левенштерн, 1723 -1783), падчерица Александра Ивановича Глебова (1722-1790), у которого своих детей не было; она, по словам Бретейля была “довольно хорошенькой, хотя горбатой”.

Часто рассказывают и о довольно бурном, хотя и кратковременном, романе Петра III с княгиней Еленой Степановной Куракиной (в девичестве Апраксина, 1735-1768), которой приписывали многочисленные любовные связи. По словам Рюльера, это была

"одна из отличных придворных щеголих, темноволосая и белолицая, живая и остроумная красавица".

В то же время, писал Рюльер,

"княгиня Kypaкина была так известна, что можно всякий раз, завязав глаза, принять в любовники того, который был у неё".

Клод Карломан Рюльер (1735-1791) в 1760-62 гг. был секретарём французского посольства в Петербурге.

В этой связи хочу привести анекдот, рассказанный князем Михаилом Михайловичем Щербатовым (1733-1790):

"Княгиня Елена Степановна Куракина была привождена к нему [Петру III] на ночь Львом Александровичем Нарышкиным, и... бесстыдство её было таково, что, когда по ночевании он её отвозил домой поутру рано и хотел, для сохранения чести её, и более чтобы не учинилось известно сие графине Елизавете Романовне, закрывши гардины ехать, она, напротив того, открывая гардины, хотела всем показать, что она с государем ночь провела".

Приписывали Петру Фёдоровичу и короткий роман с принцессой Гедвигой Елизаветой Бирон (1727-1797), ставшей в замужестве Екатериной Ивановной Черкасовой; по этой причине её иногда неправильно называют Екатериной Бирон. Это была довольно сутулая, почти горбатая, и очень некрасивая женщина, но зато — единственная дочь герцога Бирона.

Несмотря на все эти романы, Пётр Фёдорович всегда возвращался к своей “Романовне”, и держал её возле себя. Фавье объяснял привязанность Петра Фёдоровича к своей любовнице следующим образом:

"Эта девица сумела так подделаться под вкус Великого князя и его образ жизни, что общество её стало для сего последнего необходимым".

Да и характером Елизавета Романовна была схожа с Петром Фёдоровичем: добрая и прямодушная, остроумная и непосредственная.

Сразу в монографиях нескольких авторов (А.С. Мыльников, А.Н. Сахаров, Н.Ю. Болотина) я встретил пассаж о реакции “Романовны” на похождения Петра Фёдоровича. Приведу его дословно, хотя источника информации авторы не называют, да и я пока его не обнаружил:

«Увлечения императора приводили к бурным проявлениям ревности основной фаворитки, которая не стеснялась множества свидетелей и даже законной супруги Петра III. По рассказам иностранных дипломатов, во время одного из обедов

«девица Воронцова… совершенно забыла все подобающее Государю почтение, даже до того, что осмелилась назвать его гадким мужиком и ещё другими словами, повторить которые не позволяет приличие»,

а вскоре

«произошла ещё более горячая сцена, причем оскорбления, оказанные той и другой стороной, редко можно слышать на наших рынках».