1
Однако уже летом 1820 года Пушкин прислал в Петербург для напечатания следующую эпиграмму:
"В жизни мрачной и презренной
Был он долго погружён,
Долго все концы вселенной
Осквернял развратом он.
Но, исправясь понемногу,
Он загладил свой позор,
И теперь он, - слава Богу -
Только что картежный вор".
Пушкинисты до сих пор не могут прийти к единому мнению относительно того, что явилось причиной столь враждебного отношения Пушкина к Ф.И. Толстому. Мне придётся изложить наиболее распространённую версию этих событий.
Когда Пушкин познакомился с Толстым, а может и ещё раньше, он услышал множество различных историй о всевозможных подвигах, дуэлях и похождениях "Американца", в том числе и о его нечестной карточной игре. Вначале Пушкин относился с недоверием к рассказам о шулерских проделках своего нового знакомого, но однажды он оказался за одним столом с графом Толстым и проиграл ему приличную сумму денег, заметив во время игры, что граф передёргивает.
Толстой поинтересовался, когда Пушкин отдаст ему карточный долг, на что поэт с улыбкой ответил:
"Ну, что вы, граф, нельзя же платить такие долги!"
Толстой невинно поинтересовался:"Почему?"
Пушкин спокойно ответил:"Вы же играете наверняка!"
Теперь рассмеялся Фёдор Иванович:"Только дураки играют на счастье, а я не хочу зависеть от случайностей и потому исправляю ошибки фортуны".
Якобы этот эпизод и послужил причиной возникновения враждебных отношений между Пушкиным и Толстым. Возможно, но как тогда отнестись к многочисленным свидетельствам о том, что перед пушкинской ссылкой они расстались добрыми приятелями, да и сам Пушкин писал о том же в письме к Вяземскому.
Пушкинисты считают, что по всем канонам Толстой должен был немедленно вызвать Пушкина на дуэль, однако, зная, что поэт близко знаком с Вяземским, Жуковским, Карамзиным и другими известными лицами, не захотел убивать на дуэли уже популярного, но ещё слишком молодого поэта. Ведь в таком случае он наверняка лишился бы расположения большинства своих друзей, а славы никакой он бы от этого не получил, разве что подобие геростратовской.
Возможно, впрочем, что Толстой был в тот вечер в хорошем настроении и просто пожалел молодого и талантливого поэта, обидчивого, вспыльчивого, но не имевшего значительного дуэльного опыта. Ведь сам Фёдор Иванович впервые дрался на дуэли ещё в 1799 году, а Пушкин в тот год только на свет появился. Так что если Толстой и затаил обиду на Пушкина в тот вечер, то он этого никак внешне не проявил.
Весной 1820 года стало известно, что Пушкина под видом служебного перемещения отправляют в ссылку на юг России, а вскоре по Москве стал гулять слух о том, что за крамольные стихи поэта высекли в тайной канцелярии. Правда, самой тайной канцелярии уже давно не существовало, а вместо неё был отдельный корпус внутренней стражи, но это никого не волновало.
Примечательно, что такой слух возник в Москве, а не в столице, и на этом основании считают, что его сочинил граф Толстой из-за давней обиды на Пушкина. Как будто у Пушкина врагов и иных недоброжелателей в Москве не было. Такое поведение не очень-то и характерно для Фёдора Ивановича, он скорее сразу же вызвал бы поэта на дуэль. Да никто достоверно и не связывал возникновение такого слуха с "Американцем".
Существует версия о том, что сам граф Толстой в письме к князю А.А. Шаховскому, с которым он вместе служил в Преображенском полку, вроде бы написал что-то обидное про Пушкина, а уже Шаховский показывал то письмо своим знакомым. Так, мол, сплетня и разошлась по Москве. Но Шаховский в те годы жил в Петербурге! Такое письмо, если оно существовало, до нас не дошло, да и никто из современников на него не ссылался.
Пушкин, естественно, узнал об этой сплетне уже на юге, а вскоре и появилась его вышеприведённая эпиграмма на Ф.И. Толстого. Толстой, вроде бы в ответ на ту эпиграмму, сочинил свой ответ поэту:
"Сатиры нравственной язвительное жало
С пасквильной клеветой не сходствует нимало.
В восторге подлых чувств ты, Чушкин, то забыл,
Презренным чту тебя, ничтожным сколько чтил.
Примером ты рази, а не стихом пороки,
И вспомни, милый друг, что у тебя есть щёки".
Опять же, вроде бы, Толстой отправил эту эпиграмму в редакцию "Сына Отечества", но там её не напечатали, хотя издателем журнала и был Н.И. Греч, приятель "Американца". Неизвестно также, дошла ли эти эпиграмма до Пушкина. Однако Пушкин был не такой человек, чтобы оставлять нанесённые ему обиды, реальные или вымышленные, без внимания, так что он не мог удовлетвориться только одной эпиграммой.
П.А. Вяземский так пишет об этих чертах характера Пушкина:
"Пушкин в жизни ежедневной, в сношениях житейских был непомерно добросердечен и простосердечен, но при некоторых обстоятельствах бывал он злопамятен не только в отношении к недоброжелателям, но и к посторонним и даже приятелям своим. Он, так сказать, строго держал в памяти своей бухгалтерскую книгу, в которую вносил царапины, нанесённые ему с умыслом, а материально записывал имена своих должников на лоскутках бумаги, которые я сам видел у него. Это его тешило. Рано или поздно, иногда совершенно случайно, взыскивал он долг и взыскивал с лихвою. В сочинениях его найдёшь много следов и свидетельств подобных взысканий. Царапины, нанесённые ему с умыслом или без умысла, не скоро заживали у него".
По слухам. Пушкин хотел немедленно отправиться в Москву и вызвать Толстого на дуэль, но поэта сумели тогда отговорить от подобного намерения. Тем не менее, обида крепко засела в голове Александра Сергеевича, и вскоре он в послании к Чаадаеву разразился следующими строками по адресу "Американца":
"Что нужды было мне в торжественном суде
Холопа знатного, невежды при звезде
Или философа, который в прежни лета
Развратом изумил четыре части света,
Но, просветив себя, загладил свой позор:
Отвыкнул от вина и стал картёжный вор?"
В таком виде цензура стихи не пропустила – был вычеркнут второй стих. Чтобы восстановить связность текста, издатель "Сына Отечества" Греч заменил в третьем стихе слово "или" на "глупца", и в таком виде стихотворение увидело свет в 1821 году.
Пушкин, увидев свой текст искажённым, с возмущением написал Гречу:
"Зачем глупец? Стихи относятся к американцу Толстому, который вовсе не глупец, но лишняя брань не беда".
В том же стихотворном послании к Чаадаеву Пушкин задел ещё несколько человек, поэтому в письме к Вяземскому поэт извиняется за свои выпады против профессора Каченовского, которые он сделал
"вовсе не из ненависти к нему, но чтобы поставить с ним на одном ряду Толстого, которого презирать мудрёнее".
