27 ответов в теме

[Yorik]

Волнение и забывчивость

В начале двадцатых годов одна знакомая спросила Ахматову:

"Вы волнуетесь, когда читаете стихи на эстраде?"

Анна Андреевна немного призадумалась:

"Как вам сказать? Мне бывает очень неприятно (именно неприятное состояние) до того, как я вышла на эстраду. А когда я уже начала читать – мне совершенно безразлично".

Знакомая продолжала интересоваться:

"У вас бывает, что вы забываете стихи на эстраде?"

На этот вопрос Ахматова ответила совершенно не задумываясь:

"Всегда бывает - я всегда забываю".

Я не умею кланяться

В другой раз, говоря о своих выступлениях на эстраде, Ахматова была гораздо многословнее:

"Я не умею кланяться публике. За что кланяться? За то, что публика выслушала? За то, что аплодировала? Нет, кланяться совершенно не нужно. Нельзя кланяться. Есть такой артист Мозжухин, - у него целая система как кланяться. Он поворачивается в одну сторону, улыбается, потом в другую... И с той стороны, куда он поворачивается, хлопают громче... Что это такое? Что это за вымаливание? Как ему не стыдно!"

[Иван Ильич Мозжухин (1889-1939).]


Мечта отца

Молодая, но уже известная балерина Лидочка Иванова однажды сказала Ахматовой, что так сгибаться, как это делает Ахматова, у них в Мариинском театре никто не умеет.
[Ахматова могла изгибаться колесом, касаясь ногами головы. Сохранились такие фотографии.]
Лукницкий комплиментарно добавил, что из Ахматовой вышла бы чудесная балерина, если бы она не захотела стать чудесным поэтом.
На эти льстивые слова Ахматова ответила, что мечтой отца было отдать её в балет.
[Лидия Александровна Иванова (1903-1924).
Павел Николаевич Лукницкий (1902-1973).]


Хлопоты Чуковского

Как-то Корней Чуковский высказался по поводу

"полной и исключительной неспособности к историко-литературной работе"

Анны Ахматовой, одновременно признавая её выдающееся поэтическое мастерство.
Узнав о таком отзыве Чуковского, Ахматова только улыбнулась и рассказала следующую историю.
В первой половине двадцатых годов ей поручили редактировать произведения Некрасова для какого-то народного издания. Ахматова не слишком торопилась начинать эту работу, а Чуковский узнал об этом, перепугался, что у него отобрали нечто, принадлежащее только ему [ну, как же, Некрасов!], и начал бегать по инстанциям, чтобы эту работу передали ему. Эту работу ему и передали.
Свой рассказ Ахматова закончила иронической ремаркой:

"Из этой работы ничего не вышло, кроме того, что Чуковский получил за неё деньги".

Теософия

Ахматова всегда очень неодобрительно отзывалась как о теософии, так и обо всех её адептах. Исключение она делала только для поэтессы и Маргариты Тумповской, но увлечение последней теософией не одобряла и не оправдывала.
Ахматова совершенно справедливо считала, что эта компания, как она говорила, “через теософию”, старается всячески оправдать Макса Волошина и Лилю Дмитриеву в мистификации с Черубиной де Габриак:

"Они сами оправдываются, конечно, в первую очередь, в истории с дуэлью".

[Маргарита Марьяновна Тумповская (1891-1942).]


Альбер Камю

В начале 60-х годов Ахматова прочитала по-французски повесть Камю “Падение” и сказала, что её не устраивает прочитанное – это плохо переваренный Кафка, и добавила:

"Нельзя добро изучать теоретически, нужно постараться его делать на самом деле, чтобы увидеть, как это трудно".

Про его же роман “Чума” Ахматова сказала, что начало прекрасно, а дальше всё хуже и хуже. В общем, и этот роман Камю её не устраивает.
[Альбер Камю (1913-1960), NP по литературе 1957).]


Латынь и Пастернак

Однажды после чтения стихов Борис Пастернак спросил Анну Ахматову, может ли она полностью прочитать по латыни название своего же сборника "Аnno Domini МСМХХI".
Ахматова ответила, что в своё время она могла это сделать, но сейчас – не уверена.
Тогда Пастернак начал вспоминать многосложные латинские числительные, а потом довольно уверенно полностью произнёс всё заглавие сборника Ахматовой.


Фрейд и детство

Ахматова довольно отрицательно относилась к учению Зигмунда Фрейда, и одна из причин этого заключалась в том, что для неё детство воспринималось совсем не так, как его изображал психоанализ.
Для Ахматовой детство совсем не замкнуто домом и семьёй, наоборот, по её мнению, в детстве мир начинался за калиткой, там, где-то вовне.


Вячеслав Иванов

Во второй половине пятидесятых годов Ахматова стала вовсю поносить Вячеслава Иванова. При произнесении гневных филиппик её не останавливало даже собственное нездоровье, и она громко обличала Иванова:

"Мистификатор! Крупный шарлатан, как в восемнадцатом веке — как те, что говорили, будто жили во времена Христа, как Калиостро".

Но этого было мало, и Ахматова продолжала:

"Он делал так — уводил к себе, просил читать, вытирал слёзы, хвалил, оттуда выводил ко всем — и там ругал. Был предатель".

О философских трудах Иванова Ахматова отзывалась сухо:

"Философию его я не читаю — по серости".

[Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949).]


Дом старухи-процентщицы

В Петербурге до сих пор показывают дом, в котором якобы проживала старуха-процентщица из романа Достоевского “Преступление и наказание”, но на самом деле этого дома давно уже нет. Ахматова рассказывала о том, что в своё время она видела этот дом:

"Его мне показал Томашевский. Человек [Достоевский] был там на лестнице и всё придумал, как может быть на такой лестнице. Лестница глухая, поэтому красильщики не слышали. Когда я поехала туда второй раз, дом уже снесли".

[Борис Викторович Томашевский (1890-1957).]


Работа у Горького

В начале двадцатых годов Ахматова очень нуждалась и даже работала на огороде у Рыковых, но денег всё равно не хватало. Её уговорили пойти к Горькому и попросить работы у него. Ахматова пошла к Горькому прямо после работы у Рыковых как была, в сарафане, босая.
С работой у Горького ничего не вышло. Маститый писатель буднично произнёс:

"Вы босая, а, говорят, туберкулёзная".

Вместо работы Горький предложил Ахматовой переводить прокламации с русского языка на итальянский.

С другой стороны, в пятидесятые годы Анна Андреевна с возмущением говорила о том, что сейчас принято ругать Горького, а скольким он тогда, в двадцатые годы, помог:

"Многие бы без него умерли с голода".

[Yorik]

О романе с Блоком

После смерти Александра Блока стали распространяться слухи о том, что у него был роман с Ахматовой. Анна Андреевна не стала опровергать подобные сплетни, а просто сказала:

"Блок был таким милым, таким хорошим, что я не в обиде, если считают, что у него был со мной роман!"

Сжечь!

Ахматова иногда шутила, что

"дурные книги можно сжигать".

А, может быть, и не шутила?


Эстетика и фотография

В январе 1926 года Н.Н. Пунин сфотографировал Анну Андреевну на ковре в её акробатической позе – когда она ногами касается головы, - но Ахматова на этом снимке была совершенно обнажённой. Считается, что получилась очень эстетичная фотография, но стоит отметить, что её брак с В.К. Шилейко в то время ещё не был официально расторгнут.
Николай Николаевич Пунин (1888-1953), третий муж А.А. Ахматовой в 1923-1938 гг. Он считается её гражданским мужем, так как их брак так и не был официально зарегистрирован.
Вольдемар (Владимир) Казимирович Шилейко (1891-1930), второй муж Ахматовой с 1918 по 1922 гг. Официально их брак был расторгнут 8 июня 1926 года.


Искренность Вяч. Иванова

Когда при Ахматовой кто-то начал говорить о том, что Вячеслав Иванов (1866-1949) искренне сказал то-то и то, Анна Андреевна быстро прервала говорившего:

"Он никогда искренним не был..."

Резолюция Городецкого

В марте 1914 года в Цехе Поэтов произошёл бунт. Ахматова с Мандельштамом сочинили следующее заявление:

"Просим закрыть Цех. Мы больше так существовать не можем и все умрём".

Ахматова подделала подписи всех членов Цеха и в таком виде они подали это заявление одному из синдиков Цеха Поэтов, Сергею Городецкому (1884-1967), который поставил свою резолюцию:

"Всех повесить, а Ахматову заточить в Царское Село на Малую, 63".

По этому адресу проживали Гумилёв и Ахматова.


Нелепо

Однажды зимой Ахматова сидела в холодной комнате вместе с Лукницким. Видно было, что Ахматова плохо себя чувствует, и Лукницкий так и спросил:

"Что с вами? Как вы себя чувствуете?"

Глаза Ахматовой сканировали письменный стол Лукницкого, она увидела там томик недавно умершего поэта Бориса Нелепо (1903-1923) и ответила:

"Нелепо".

Потом, указав пальцем на книжку, шутливо добавила:

"Дайте мне Нелепо".

Павел Николаевич Лукницкий (1902-1973).


“Гнусная лавочка”

В сентябре 1920 года Ахматова очень резко отзывалась о Пушкинском доме, называя его “гнусным заведением” и “лавочкой”. Гнев Ахматовой был вызван тем, что без её разрешения на выставке в Пушкинском доме был представлен её автограф – стихотворение с посвящением В.К. Шилейко.


Часы

28 февраля 1926 года Лукницкий записывает в своём дневнике, что у Ахматовой нет, и никогда не было, часов. Она всегда определяла время интуитивно.


Кольридж

Однажды Ахматова сказала о творчестве английского поэта Сэмюэла Кольриджа (1772-1834):

"Понимаю, что его Байрон и Шелли могли ненавидеть. Его любят люди, которые теперь стали ходить в кинематограф, от сытости - любители бифштекса".

Чужие стихи - мерзость!

В середине 20-х годов Ахматова в очередной раз съездила в Москву. По возвращении в Ленинград её спросили, читала ли она где-нибудь там свои стихи. Ахматова ответила отрицательно. А на вопрос, читали ли ей свои стихи, она резко заявила:

"Я бы такой мерзости не допустила!"

Возможно, она так пошутила.


Английский язык

Однажды Ахматова сказала своему мужу В.К. Шилейко, что вполне была бы удовлетворена, если бы знала английский язык настолько хорошо, как итальянский, который она выучила самостоятельно, чтобы читать Данте в подлиннике.
Шилейко на это пафосно ответил:

"Да если б собаку учили столько, сколько учили тебя, она давно была бы директором цирка!"

Письма Гумилёва

Выходя замуж за Н.С. Гумилёва, Ахматова по просьбе поэта возвратила ему все его письма. После расстрела Гумилёва Ахматову упрекнули за этот поступок, но она возразила, что просьба Николая Степановича была ей понятна, и что ему было тяжело:

"Ведь человек же он, а не только литератор!"

Вино

Покупая как-то продукты в магазине, Ахматова ответила на незаданный вопрос о том, почему она не купила вино:

"Пить не буду вина, хочу воду пить. Я не всегда могу пить вино. Иногда даже запаха слышать не могу".

О Белинском

Ахматова говорила, что не выносит Виссариона Белинского, так как он скучен, необразован и обладал грубыми вкусами. Она также считала, что Белинский сыграл отрицательную роль в истории русской литературы.
Виссарион Григорьевич Белинский (1811-1848).

[Yorik]

Николай Гумилёв глазами Анны Ахматовой

Читая приведённые ниже воспоминания и мнения Анны Андреевны о своём бывшем муже, следует иметь в виду, как минимум, два важных обстоятельства: во-первых, в любых воспоминаниях всегда есть неточности; во-вторых, Павел Николаевич Лукницкий (1900-1973), который записывал высказывания Ахматовой в начале двадцатых годов XX века, делал это уже дома после возвращения от А.А., и это тоже могло стать причиной некоторых ошибок.
Старый Ворчун (Виталий Киселёв)


“Юдифь”

Ахматова вспоминала, что зимой 1913 года Гумилёв почти совсем не писал стихотворений:

"Я только одно стихотворение помню за это время – “Юдифь”... Он много занимался переводами... Готье и др."

В другой раз, занимаясь разбором черновика “Юдифи”, Ахматова сказала:

"Интересно, заметьте: у Николая Степановича Юдифь - девушка. Ведь на самом деле она была вдовой. Для Николая Степановича - все девушки. Женщин для него не существует. Стоило ли бы писать о женщине!"

“Деревья”

По поводу гумилёвского стихотворения “Деревья” Ахматова вспоминала:

"В Царском Селе против окна комнаты, в которой мы жили, росло дерево; оно бросало тень и не пропускало солнца. Кто-то предложил срубить дерево. Николай Степанович:

“Нет, я никому не позволю срубить дерево. Как это можно рубить деревья?”"

Знакомство с Маяковским

Маяковский очень хотел познакомиться с Гумилёвым, и их знакомство состоялось в 1912 году. Этому событию предшествовала забавная история.
Когда Николаю Степановичу передали, что молодой поэт Маяковский хочет с ним познакомиться, Гумилёв ответил, что он ничего против такого знакомства не имеет,

"но только, если Маяковский не говорил дурно о Пушкине".

Вскоре выяснилось, что Маяковский пока ещё ничего плохого о Пушкине не говорил, и знакомство двух поэтов состоялось.


На благотворительном вечере

Летом 1915 года Ахматова вместе с Гумилёвым посетила благотворительный вечер, который устроил Фёдор Кузьмич Сологуб (Тетерников, 1863-1927) в пользу ссыльных большевиков. Билеты на вечер стоили по 100 рублей.
Собрались “все богачи” Петербурга, и в одном из первых рядов сидел банкир Дмитрий Леонович Рубинштейн (1876-1937), связи которого с большевиками прослеживаются и после 1917 года. Такие вечера Сологуб устраивал ежегодно.
Ахматова читала свои стихи на этом вечере, а Гумилёв не стал, так как он был в военной форме, и ему было неудобно выступать.


Рождение Лёвушки

Известный учёный Лев Николаевич Гумилёв родился 1 (14) октября 1912 года.
Гумилёвы тогда жили в Царском Селе. Ночью Анна Андреевна почувствовала толчки, потом поняла, что скоро придётся рожать, и разбудила мужа:

"Кажется, надо ехать в Петербург".

С вокзала в родильный дом Гумилёвы пошли пешком, так как Николай Степанович растерялся и забыл, что можно взять извозчика или доехать на трамвае. В 10 часов утра они уже были в родильном доме на Васильевском острове.
Вечером Николай Степанович пропал, и отсутствовал всю ночь.
На следующий день с утра Анна Андреевна получила множество поздравлений с рождением первенца, и кто-то заложил Гумилёва, как бы случайно рассказав, что тот не ночевал дома.
Позже пришёл Николай Степанович, поздравил жену и представил “свидетеля” своего пребывания дома. Был немедленно разоблачён и очень смущён.


Гумилёвская экзотика

оставляла Анну Андреевну, в лучшем случае, равнодушной. Ведь Ахматова буквально ненавидела всякую южную и восточную экзотику, поэтому, когда Гумилёв возвращался из дальних странствий и начинал описывать свои путешествия, Анна Андреевна уходила в другую комнату:

"Скажи, когда кончишь рассказывать".

Любить Россию...

Николай Степанович однажды обратился к Ахматовой со словами:

"Ты научила меня любить Россию и верить в Бога".

[Я не нашёл, где и когда он это сделал.] Когда Лукницкий напомнил Ахматовой об этом, она задумчиво ответила:

"Не знаю, я ли... Научился, во всяком случае, потому что раньше этого не было. Революция – глубоко чужда ему, даже чистые идеи. Уехал за границу".

[Формула “Любить Россию и верить в Бога” родилась, когда император Александр III ответил на вопрос своего сына, будущего Николая II, как быть хорошим императором.]


Сон и Козьма Прутков

Ахматова вспоминала:

"За ужином на одном из собраний Цеха в 12-13 году я, разговаривая с соседями, сказала:

“Какой сон я видела недавно - замечательный!”.

Николай Степанович издали, очень почтительно, вежливо, сказал:

“Чувствуя к Вам безграничное уважение...”

и т. д."

Лукницкий в своих записях отметил, что это цитата из Козьмы Пруткова.
Вероятно, память подвела Анну Андреевну, а Лукницкий поленился проверить точность цитаты. У Пруткова в пьесе “Опрометчивый турка, или: Приятно ли быть внуком?” текст гласит:

"Питая к вам с некоторых пор должное уважение, я вас прошу... именем всех наших гостей... об этом сне умолчать".

Февраль 1917 г.

К Февральской революции Гумилёв отнёсся совершенно равнодушно. 26 или 28 февраля он позвонил Ахматовой и сказал:

"Здесь цепи, пройти нельзя, а потому я сейчас поеду в Окуловку..."

К этому воспоминанию Ахматова добавила:

"Он очень об этом спокойно сказал - безразлично... Всё-таки он в политике очень мало понимал..."

Предназначения

Все люди, окружавшие Гумилёва, были, по словам Ахматовой, им к чему-нибудь предназначены:

"Например, О[сип] Мандельштам должен был написать поэтику, А.С. Сверчкова – детские сказки (она их писала и так, но Николай Степанович ещё утверждал её в этом)".

Ахматову Гумилёв назначил писать прозу, просил и убеждал её. Кончилось дело тем, что

"однажды Николай Степанович нашел тетрадку с обрывком прозы [написанной А.А.] и прочёл этот отрывок; он сказал:

“Я никогда больше тебя не буду просить прозу писать...”"

Александра Степановна Сверчкова (1869-1952) – сводная сестра Гумилёва по отцу, Степану Яковлевичу Гумилёву (1836-1910), от его первого брака.


Позднее окружение Гумилёва

Ахматова очень неодобрительно относилась к большинству людей, окружавших Гумилёва в последние годы его жизни – Георгию Иванову, Оцупу и др. – и считала, что Н.С. сам плодил нечисть вокруг себя. Она с возмущением говорила Лукницкому:

"И такими людьми Н.С. был окружён! Конечно, он не видел всего этого. Он видел их такими, какими они старались казаться ему. Представляете себе такого Оцупа, который в соседней комнате выпрашивает у буфетчика взятку за знакомство с Гумилевым, а потом входит к Н.С. и заводит с ним “классические разговоры” о Расине, о Рабле...
И Н.С. об Оцупе: “Да, он в Расине разбирается!”..."

Георгий Владимирович Иванов (1894-1958) – русский поэт. Николай Авдеевич Оцуп (1894-1958) – русский поэт и переводчик.


Мелочи

Николай Степанович говорил:

"В поезде так легко писать, что я даже не люблю делать это".

У Ахматовой в маленьком ящичке вместе с другими предметами хранилась новгородская иконка – единственный сохранившийся у неё подарок от Николая Степановича Гумилёва.

[Yorik]

Блок

Ахматова рассказывала, что Осип Мандельштам не любил Блока за “парфюмерную красивость”.

Сама же Ахматова считала, что в блоковских стихах о России нет смирения, а смирение есть только в православии. Она говорила:

"Даже странно – сейчас все стали это забывать".

Ирония Ахматовой

В январе 1959 года Вяч. Вс. Иванов приехал из Москвы к Ахматовой и стал подробно рассказывать ей о своих несчастьях. Он тщательно излагал историю своих бедствий: увольнения из университета и из редакции журнала “Вопросы языкознания” из-за его отказа участвовать в травле Пастернака. Ахматова внимательно выслушала Иванова и с ироничной интонацией прокомментировала его рассказ:

"Да, я, представьте, всё это слышала уже от Холодовича. Он у меня был недавно, рассказывал о вас и употреблял те же выражения: спасти, кибернетика".

Реплика Ахматовой отрезвила Иванова, и он позднее вспоминал:

"В самом деле, ей ли, видевшей расстрелы и аресты стольких близких, принимать близко к сердцу то, что меня уволили из университета (всего лишь) и из журнала “Вопросы языкознания”. Это её ироническое замечание было мне полезней всех тех соболезнований, которые я тогда слышал от пол-Москвы".

[Александр Алексеевич Холодович (1906-1977) – русский лингвист и востоковед.]


Шток

По рассказам знакомых, драматург Исидор Владимирович Шток (1908-1980) при общении с Ахматовой называл её в лицо “старухой” и рассказывал ей только смешные истории, а Анне Андреевне это нравилось.


О лести

Хотя Ахматову всегда интересовали мнения других людей о себе и своих стихах, что о ней говорят и пишут, она тонко чувствовала неискренность в похвалах. Однажды она получила весьма льстивое письмо от молодой дамы из известной литературной семьи, дала его прочитать собеседнику и как бы поинтересовалась его мнением:

"Правда, что-то не то? Как будто ко мне заползла змея".

О старом Петербурге

Ахматова часто любила вспоминать о старом Петербурге, который, по её словам, она помнила ещё “с девяностых годов”, то есть, чуть ли не со вермён Достоевского:

"Десять лет не составляют разницы. Тогда было много вывесок – на Троицкой (теперь Рубинштейна) — каретников. Все дома в вывесках. Потом устроили комсомольский субботник, архитектура города обнаружилась: хорошая архитектура, наличники, кариатиды; но что-то ушло, стало мертвей. Достоевский его видел ещё в вывесках".

Иосиф Бродский

В последние годы своей жизни Ахматова особенно выделяла Иосифа Бродского и внимательно следила за его творческим развитием. Бродский с друзьями летом часто, чуть ли не каждый день, приезжал к Ахматовой в её Будку в Комарово, но однажды пропал на несколько дней. Когда он появился, Ахматова спросила, что с ним случилось, и он ответил, что ему не с чем было к ней приехать. Ахматова его поняла: ведь он каждый раз приезжал к ней или с новым стихотворением, или с новой пластинкой какого-нибудь старого композитора, с которым хотел ознакомить и Анну Андреевну.


De Profundis

Как-то в начале 1964 года Вяч. Вс. Иванов зашёл к Ахматовой и увидел у неё новые стихи недавно арестованного Иосифа Бродского. Судя по дате, стихи были написаны в тюрьме несколько дней назад. Это была известная “Инструкция залючённому”:

"В одиночке при ходьбе плечо следует менять на повороте..."

Иванова поразила скорость распространения замечательных стихов, особенно учитывая условия их создания.


Долой Гутенберга!

Отмечая всеобщее увлечение стихами и поэтами в начале 60-х годов, Ахматова считала, что стихи сейчас читают именно потому, что их не печатают. Действительно, тогда не издавали ни Мандельштама, ни Цветаеву, ни Гумилёва – список получится слишком длинный из тех, кого не печатали или печатали очень мало. Поэтому стихи “нелегальных поэтов” переписывались от руки, а Ахматова горько шутила:

"Мы живём под лозунгом: “Долой Гутенберга!”"

Есенин

Ахматова так и не признала Есенина хорошим поэтом, и у неё существовал целый набор отрицательных суждений о его творчестве. Когда ей возражали, что у Есенина есть значительные удачи, и приводили соответствующие примеры, она спокойно отвечала:

"Да, вот мне так обычно говорят. Я начинаю читать и опять наталкиваюсь на очень плохие стихи".

Андрей Белый

Однажды в разговоре об Андрее Белом затронули его последнюю книгу “Мастерство Гоголя”, и Ахматова убеждённо заявила:

"Книга гениальная!"

Менее чем через месяц Ахматова в разговоре с Вяч.Вс. Ивановым оценивала Андрея Белого иначе:

"Роман “Петербург” для нас, петербуржцев, так не похож на Петербург. Человек был лукавый и непрямой; как о нем писал Бердяев: он исчезал, и нужно было ждать потоков ругани. Символисты все были странные, кроме Блока. Книга о Гоголе — чушь и прозрения. Со мной он не разговаривал — для него все делились на посвящённых и непосвящённых, штейнерианцев и нештейнерианцев: я не могла бы даже притвориться тогда. А Николай Степанович [Гумилёв] много читал по этой линии, они разговаривали".

[Yorik]

Бальмонт

Анна Андреевна таким вспоминала Бальмонта:

"Маленький, с рыжими волосами, очень длинными и растрёпанными".

На каком-то литературном приёме он сидел однажды рядом с Ахматовой и импровизировал стихи в своём обычном стиле. Потом Бальмонт

"заложил ножку за ножку и, когда танцевали, сказал:

“Зачем мне, такому нежному, на это смотреть?”"

Продолжая разговор о Бальмонте, Ахматова добавила:

"На нервной почве он сказал в 1905 году, что Николай II – дурак; его отправили в Париж. Без него был его юбилей".

[Константин Дмитриевич Бальмонт (1867-1942).]


Мужчины и женщины

Ахматова часто повторяла, что жёны все и всегда ужасны, и одну спутницу известного поэта охарактеризовала так:

"С виду божественное видение, а ведёт себя как сатана".

Мужчинам тоже могло достаться от Анны Андреевны, если они нарушали правила приличия. Когда один знакомый перестал здороваться с бывшей любовницей, она выразилась в своей манере:

"Ну, это уже – выйти из графика!"

Круговорот людей

Последние годы своей жизни Ахматова постоянно проводила в кругу множества каких-то людей: знакомых, друзей, поклонников и поклонниц её творчества, иностранных исследователей её поэзии и пр. Борис Пастернак назвал этот водоворот людей вокруг Анны Андреевны - “ахматовкой”.


Издано в США

Незадолго до смерти Ахматова увидела первый том собрания своих сочинений, изданный в США. Её и забавляли, и возмущали многочисленные грубые ошибки в текстах стихов, а одно из опубликованных и вовсе ей не принадлежало; автором того стихотворения оказался Александр Прокофьев (1900-1971).


Предупреждение

После чтения своих стихов Ахматова могла иногда предупредить мнение своих слушателей, напомнив слова Маяковского:

"Говорите о моих стихах всё, что хотите; только не говорите, что предпоследнее лучше последнего".

Издано в Италии

Однажды в гости к Ахматовой пришёл молодй поэт Виктор Кривулин, учившийся тогда на филологическом факультете Ленинградского Университета.
[Тогда в городе был всего один университет. Ах, нет, был ещё университет марксизма-ленинизма!]
Ахматова сообщила Кривулину, что её стихи издали в Италии на двух языках, и показала хорошо изданную книгу со словами:

"Ну, вы посмотрите, вы итальянский знаете".

Кривулин тогда знал итальянский язык, в основном, чисто теоретически, но книгу полистал и увидел, что стихи переведены даже в рифму.
Ахматова же, услышав реакцию Кривулина, продолжала наседать на молодого поэта:

"Да, да, интересно! Как, вам нравится?"

Кривулин в растерянности отвечает:

"Не знаю".

Тогда Ахматова великодушно отступает:

"А я не читала итальянского текста, я читала только русский".

Так как Ахматова владела итальянским языком, по крайней мере – умела читать, Кривулин удивился:

"А почему?"

Ответ Ахматовой просто шокировал Кривулина:

"Всё равно плохо перевели. Зачем расстраиваться, зачем? У меня больное сердце".

Только позднее до Кривулина дошла скрытая ирония Ахматовских реплик.
[Виктор Борисович Кривулин (1944-2001.]


Учите языки!

В другой раз к Ахматовой пришли Евгений Рейн и Дмитрий Бобышев, два молодых поэта из ближайшего окружения поэтессы.
В ходе беседы Ахматова поинтересовалась:

"Как у вас дела с иностранными языками?"

Рейн замялся:

"Английский кое-как".

Ахматова начала строго выговаривать:

"Читать нужно, по крайней мере, на двух-трёх, хорошо бы ещё по-итальянски".

Бобышев с Рейном удивляются:

"Но как же этого добиться?"

Ахматова пожала плечами:

"Просто взять книгу и начать читать. Вот уж дело совсем несложное".

[Евгений Борисович Рейн (р. 1935).
Дмитрий Васильевич Бобышев (р. 1936).]


Эстрадники

Ахматова достаточно прохладно относилась к модным тогда поэтам, вроде Е. Евтушенко, А. Вознесенского и Р. Рождественского. Она иногда сравнивала их с Игорем Северяниным, замечая:

"Игорь Северянин был тоже талантливым эстрадником".

Это – моё личное дело

Однажды известная актриса Нина Антоновна Ольшевская (1908-1991) поинтересовалась у Ахматовой:

"Кого вы больше всех цените из поэтов вашего окружения в пору акмеизма?"

Ахматова коротко ответила:

"Гумилёва".

Такой ответ очень удивил Ольшевскую:

"А не Мандельштама?"

Ахматова усмехнулась:

"Ну, это, видно, моё личное особенное дело – любить Гумилёва".

[Yorik]

Копелев об Ахматовой

В мае 1962 года Надежда Яковлевна Мандельштам (1899-1980) привела Льва Копелева в квартиру Ардовых на Ордынке, чтобы познакомить его с Анной Ахматовой. Вот его первые впечатления:

"Большой дом на Ордынке... Грязная лестница. Маленькая комната в квартире Ардовых. Ахматова - в лиловом халате. Большая. Величественная. Однако полнота рыхлая, нездоровая. Бледно-смуглая кожа иссечена морщинками, обвисла на шее. Четко прорисованный тонкогубый рот почти без зубов. От этого голос, мягко рокочущий, низкий, иногда не мог преодолеть шепелявость...
Но она была прекрасна. Именно прекрасна. Подумать “старуха” было бы дико.
Рядом с ней - медлительной, медленно взглядывавшей, медленно говорившей, - сидела Фаина Раневская. Она острила, зычно рассказывала что-то веселое, называла Анну Андреевну “рэбе”, и показалась шумной, громоздкой старухой.
Анна Андреевна и Раневская - на тахте. Мы с Надеждой Яковлевной - на стульях, почти вплотную напротив. Никто больше уже не мог бы войти. Некуда".

Лев Зиновьевич Копелев (1912-1997) – критик и литературовед, диссидент.


Пасквиль в “Октябре”

Примерно в те же дни, 20 мая 1962 года, познакомилась с Ахматовой и Раиса Орлова, но её привела туда Лидия Корнеевна Чуковская (1907-1996) по делу.
Ахматова дружила с известным литературоведом Эммой Григорьевной Герштейн (1903-2002), а в журнале “Октябрь” напечатали пасквильный разбор её статьи “Вокруг гибели Пушкина”, - вступились, значит, за солнце русской поэзии.
Раиса Орлова была тогда секретарем секции критики в Союзе писателей СССР, и её попросили заступиться за грубо оскорблённую Герштейн.
Орлова вспоминает:

"Я внимательно выслушала всё, что сказала Ахматова, записала, обещала сделать всё, что в моих силах. Глаза поднять боялась".

Ахматова же закончила эту тему с ноткой сомнения:

"Невежество дремучее этот “Октябрь”, этот пасквилянт. Надо протестовать. Но плохо, что Бонди в чём-то несогласен с Эммой. И не промолчит. Всегда-то мы меж собой не согласны".

Раиса Давыдовна Орлова-Копелева (1918-1989) – писательница и критик, правозащитница, жена Льва Копелева.
Сергей Михайлович Бонди (1891-1983) – известный советский литературовед, пушкинист.


Соперницы

Закончив разговоры о делах, женщины разговорились:

"Лидия Корнеевна рассказала, что мой муж [Лев Копелев] недавно побывал у Ахматовой, влюбился, а я пришла посмотреть на соперницу.
Ахматова, даже не улыбнувшись, величаво заметила:

“Понимаю, мы, женщины, всегда так поступаем”".

Наконец, вычеркнули!

В день посещения Орловой Ахматова против обыкновения своих стихов не читала, а только сказала:

"Меня вычеркнули из программы".

Орлова не сразу поняла, и Анна Андреевна пояснила:

"Да ведь меня, грешную, поносили во всех школах и институтах от Либавы до Владивостока шестнадцать лет. Сын Нины Антоновны [Ольшевской], хозяйки этого дома, недавно напился, поцеловал мне руку и говорит:

“Какое счастье, что вас больше не будут прорабатывать в школах”".

Нина Антоновна Ольшевская (1908-1991) – актриса и режиссёр, близкая подруга А.А. Ахматовой, жена В.Е. Ардова и, кстати, мать известного актёра Алексея Баталова.
Виктор Ефимович Ардов (1900-1976) - писатель.


Отличие поэзии

Раиса Орлова своими словами передавала размышления Ахматовой о том, чем отличается поэзия от музыки и живописи:

"Немногим дано сочинять или воспроизводить музыку, немногие способны творить красками на холсте; к обыденной жизни эти занятия не имеют отношения. А поэзия создаётся из слов, которыми все люди пользуются ежедневно, из слов, доступных всем, - “пойдем пить чай”".

Знакомство с Солженицыным

Осенью 1962 года Ахматова познакомилась с Александром Солженицыным. Анна Андреевна прочитала ещё раньше рукопись его повести “Один день Ивана Денисыча” и всем знакомым говорила:

"Это должны прочесть двести миллионов человек".

Анна Андреевна так рассказывала о первом визите Солженицына:

"Вошёл викинг. И что вовсе неожиданно, и молод, и хорош собой. Поразительные глаза. Я ему говорю:

"Я хочу, чтобы вашу повесть прочитали двести миллионов человек".

Кажется, он с этим согласился.
Я ему сказала:

"Вы выдержали такие испытания, но на вас обрушится слава. Это тоже очень трудно. Готовы ли вы к этому?"

Он отвечал, что готов. Дай Бог, чтобы так..."

Солженицын о поэтах

Через несколько дней после встречи с Ахматовой Солженицын пришёл к Льву Копелеву и спросил:

"Кого ты считаешь самым крупным из современных русских поэтов?"

Копелев ответил:

"Особенно мне дороги Ахматова, Цветаева, Пастернак; из других поколений - Твардовский, Самойлов... Одного-единственного выделить не могу".

Солженицын в ответ восторженно высказался:

"А мне только Ахматова. Она одна - великая. У Пастернака есть хорошие стихи; из последних, евангельских... А вообще он - искусственный. Что ты думаешь о Мандельштаме? Его некоторые очень хвалят. Не потому ли, что он погиб в лагере?"

Копелев возразил:

"Нет, не потому. Он - великий поэт".

Солженицын настаивал:

"А, по-моему, Мандельштам не русская поэзия, а скорее - переводная, иностранная..."

Копелев привёл “убойный” довод:

"Ахматова считает Мандельштама величайшим поэтом своего поколения".

Солженицын же стоял на своём:

"Не знаю, не знаю. Я убежден, что она самая великая..."

Отзыв Ахматовой

При случае Солженицын передал Ахматовой пачку своих стихотворений, и Анна Андреевна так рассказывала об их второй (и последней) встрече:

"Возможно, я субъективна. Но для меня это не поэзия. Не хотелось его огорчать, и я только сказала:

"По-моему, ваша сила в прозе. Вы пишете замечательную прозу. Не надо отвлекаться".

Он, разумеется, понял, и, кажется, обиделся".

Солженицын о “Реквиеме”

Солженицын рассказал об этой встрече Льву Копелеву, но это был взгляд с другой стороны. Ахматова тогда прочитала ему свой “Реквием”, и Солженицын вспоминал:

"Я всё выслушал. Очень внимательно. Некоторые стихи просил прочесть ещё раз. Стихи, конечно, хорошие. Красивые. Звучные. Но ведь страдал народ, десятки миллионов, а тут - стихи об одном частном случае, об одной матери и сыне... Я ей сказал, что долг русского поэта - писать о страданиях России, возвыситься над личным горем и поведать о горе народном... Она задумалась. Может быть, это ей и не понравилось - привыкла к лести, к восторгам. Но она - великий поэт. И тема величайшая. Это обязывает".

Копелев пытался возражать Солженицыну, но тот только разозлился. Больше к этой теме они не возвращались, и Солженицын с Ахматовой тоже больше не встречался.

[Yorik]

Визит в Ташкенте (второй вариант)

Во время войны драматурги Эрдман и Вольпин были причислены к ансамблю НКВД и носили соответствующую форму. Когда они оказались в Ташкенте, то решили навестить проживавшую там в эвакуации Ахматову. И вот что увидели люди, жившие в соседних домах: к дому, в котором проживала Ахматова, направляются два человека, одетые в форму сотрудников НКВД, и входят внутрь помещения. Естественно, все предположили, что они пришли арестовать известную поэтессу.
Однако через непродолжительное время чекисты быстро покинули этот дом, а потом вернулись с бутылками и разной снедью.
Тогда все поняли, что в этот день ареста, скорее всего, не будет.

Николай Робертович Эрдман (1900-1970) — советский драматург и сценарист.
Михаил Давыдович Вольпин (1902-1988) - советский драматург и сценарист.


Два пути

Однажды Ахматова своеобразно проанализировала отличие своих произведений от творений Бориса Пастернака:

"Он вначале писал очень сложно, а теперь пишет абсолютно просто. А я — наоборот..."

Не паси народы

Однажды за столом зашёл разговор о том, что многие из великих русских писателей на вершине славы начинают переходить от литературы к проповедничеству. Ахматова внесла свою лепту в общую беседу:

"По-моему, это только у русских. Коля Гумилёв называл это "пасти народы". Он говорил:

"Аня, отрави меня собственной рукой, если я начну пасти народы".

Афоризм сына

Осенью 1912 года у Анны Ахматовой и Николая Гумилёва родился сын Лёвушка, будущий знаменитый учёный.
В 1915 году, когда Гумилёв был на фронте, в гости к Ахматовой пришли два Георгия: Адамович и Иванов, которые захотели увидеть её сына.
По приказу хозяйки дома нянечка привела нарядно одетого ребёнка, который неприязненно оглядел гостей и спросил:

"Где живёте, дураки?"

Георгий Викторович Адамович (1892-1972) — русский поэт и литературный критик.
Георгий Владимирович Иванов (1894-1958) — русский поэт и прозаик.


Демьян Бедный

Однажды обласканный советской властью и лично товарищем Сталиным поэт Демьян Бедный с пафосом сказал Анне Ахматовой:

"Я бы считал вас первым поэтом, если бы не считал им себя".

Демьян Бедный (Ефим Алексеевич Придворов, 1883-1945) — советский поэт и публицист.


Раневская и Будда

Однажды в Ташкенте в гости к Ахматовой зашла Фаина Раневская. Ахматова лежала и читала, и Раневская спросила:

"Что вы читаете?"

Ахматова ответила:

"Биографию Будды".

Раневская поинтересовалась:

"А у Будды была интересная биография?"

Фаина Григорьевна Рпаневская (Фанни Гиршевна Фельдман, 1896-1984) — советская актриса.


Начало автобиографии

Ахматова вспоминала ещё один забавный момент из жизни Раневской:

"Настоящая фамилия Раневской была, если не ошибаюсь, Фельдман, и была она из семьи весьма и весьма состоятельной. Помню, она говорила:

"Меня попросили написать автобиографию. Я начала так:

"Я — дочь небогатого нефтепромышленника…"

Константин Симонов

Константин Симонов был в СССР одним из литературных начальников, так что его отношения с Ахматовой складывались соответственно. Ахматова вспоминала:

"Когда он пришел ко мне первый раз, то от застенчивости снял на лестнице орден. А когда через несколько лет пришел опять, он уже ничего не снимал..."

Вместо лягушки

Однажды в гости к Ардовым пришёл Борис Пастернак, и Ахматова впервые прочитала своё стихотворение, посвящённое ему:

"Он сам себя сравнивший с конским глазом..."

Н.А. Ольшевская вспоминала:

"Он стал хвалить стихи. И потом они оба стали разговаривать о чём-то. О чём, я не могла понять даже отдалённо. Как будто не по-русски говорили. Потом Пастернак ушёл. И я спросила:

"Анна Андреевна, о чём вы говорили?"

Она засмеялась и сказала:

"Как? Разве вы не поняли? Он просил, чтобы из моего стихотворения о нём я выбросила слово "лягушка"..."

Речь идёт о стихе "Чтоб не спугнуть лягушки чуткий сон".
Ахматова в дальнейшем заменила "лягушку" на "пространство".
Нина Антоновна Ольшевская (1908-1991) — театральная актриса.


Невольная поддержка

В августе 1946 года Ахматова шла по одной из ленинградских улиц и на противоположной стороне увидела Михаила Зощенко, который бросился через дорогу к ней. Он схватил Ахматову за руку и нервно начал говорить:

"Что же теперь делать? Как же теперь быть? Неужели терпеть? Неужели это терпеть?"

Ахматова ещё ничего не знала и с улыбкой ответила:

"Конечно, терпеть".

Тогда Зощенко стал её горячо благодарить:

"Вы даже не представляете себе, как вы меня поддержали".

Зощенко попрощался, и они разошлись.
О пресловутом постановлении ЦК КПСС Ахматова узнала только спустя несколько часов после описанной встречи.


Оценка модерна

Известный искусствовед А.Г. Габричевский говорил про Ахматову:

"Я её боюсь".

Она говорила о нём то же самое.

Однажды Ахматова была в гостях у Габричевских, и туда забрёл некий случайный гость, который стал расхваливать выставку картин Рериха. Ахматова и Габричевский молча выслушали речь гостя и ничего не ответили ему.
Когда гость ушёл, Ахматова спросила:

"Александр Георгиевич, неужели вам нравится Рерих? По-моему, это немецкий модерн".

Габричевский лишь немного поправил её:

"Финский".

Александр Георгиевич Габричевский (1891-1968) — советский историк и искусствовед.
Николай Константинович Рерих (1874-1947) — русский художник, философ, писатель и археолог.

[Yorik]

Промах Ольшевской

Однажды, когда Ахматова гостила в Москве у Ардовых, а это бывало довольно часто, она поехала навестить Эмму Герштейн, довольно долго пробыла у подруги и, наконец, вернулась на Ордынку. Когда Ольшевская услышала, что Ахматова уже в прихожей, она громко заговорила с ней прямо из комнаты:

"Ну, наконец-то. А то вам звонил Николай Иванович Харджиев, и я ему сказала, куда вы поехали. А он говорит:

"Ну вот, опять она у этой проклятой Эмки".

Тут из прихожей раздался голос Ахматовой:

"А Эммочка со мной..."

Смущённая Ольшевская кинулась в прихожую:

"Эмма Григорьевна, дорогая..."

Эмма Григорьевна Герштейн (1903-2002) — литературовед.
Николай Иванович Харджиев (1903-1996) — писатель, историк современного искусства, коллекционер.


Удивление современным бытом

Ахматова прожила в гражданском браке с Пуниным пятнадцать лет, с 1922 по 1937 годы, но фактически их брак прекратился несколько раньше. Ахматовой пришлось жить в одной квартире с самим Пуниным, с его первой женой, Анной Евгеньевной Аренс (1888-1942), и их дочерью Ириной (1921-2003), которая вышла замуж ещё школьницей; муж Иры тоже проживал в этой квартире.
Однажды она в коридоре увидела, как Ира с мужем, взявшись за руки, идут вместе принимать ванну. Ахматова недоумённо обратилась к подруге, оказавшейся рядом:

"Я себе представить не могу, чтобы мы с Колей Гумилёвым вошли вместе в ванную комнату".

Николай Николаевич Пунин (1888-1953) — историк искусства и критик.


Ахматова и алкоголь

Иосиф Бродский однажды вспоминал об отношении Ахматовой к алкоголю в её зрелые годы:

"Анна Андреевна пила совершенно замечательно... Я помню зиму, которую я провёл в Комарове. Каждый вечер она отряжала то ли меня, то ли кого-нибудь ещё за бутылкой водки. Конечно, были в её окружении люди, которые этого не переносили. Например, Лидия Корнеевна Чуковская. При первых признаках её появления водка пряталась и на лицах воцарялось партикулярное выражение. Вечер продолжался чрезвычайно приличным и интеллигентным образом".

Лидия Корнеевна Чуковская (1907-1996) — писательница, критик и мемуаристка.


Разные взгляды

За долгие годы дружбы Чуковская так и не смогла привить Ахматовой любовь к своим кумирам, Герцену, Тургеневу и др., хотя и очень старалась.
Их взгляды расходились также в отношении алкоголя, о чём я уже говорил, и в отношении к Корнею Чуковскому.
Лидия Корнеевна не просто любила своего отца, она искренне восхищалась им, и Ахматова считала, что это вполне нормально.
Сама же Ахматова относилась к К.И. Чуковскому довольно сдержанно, хотя и признавала его литературный талант. Ахматова не могла простить Чуковскому его статью “Две России”, опубликованную в сентябре 1919 года. В этой статье Чуковский писал, что поэзия Маяковского олицетворяет собой обновлённую страну, а стихи Ахматовой — старую.


Отношение к внешности

Когда Корней Иванович выделил родному племяннику Жене комнату в квартире на улице Горького, Лидия Ивановна сразу же невзлюбила этого родственника и начала наезжать на него. Вскоре в конфликт оказались вовлечены и многие знакомые Чуковской, в том числе и Ахматова, и не все знакомые Чуковской разделяли её взгляды.
Однажды Ильина стала гневно выступать в защиту Лидии Корнеевны и начала свою речь несколько неудачно:

"Женя, со своим отвратительным лицом..."

Ахматова повелительным жестом прервала речь приятельницы и резко сказала:

"Я слышать не могу, когда кого-нибудь ругают за некрасивую внешность!"

Евгений Борисович Чуковский (1937-1997) — кинооператор, родной племянник Корнея Чуковского.
Наталья Иосифовна Ильина (1914-1994) — писательница и критик.


Прозвища

Анна Андреевна любила давать своим знакомым различные прозвища для употребления в узком домашнем кругу, причём часто обладатели подобных прозвищ о них и не догадывались. Так худенькая и малорослая М.И. Алигер получила прозвище “Алигерица”, а корпулентная и вальяжная Л.К. Чуковская - “Лидесса”.
Ильина получила своё прозвище почти случайно. Однажды в беседе Е.И. Рогожина забыла имя Ильиной:

"Эта, ну, как её? Из Шанхая... Штабс-капитан Рыбников".

Все присутствующие знали и любили одноимённый рассказ Куприна, так что реплика Рогожиной имела большой успех, а к Ильиной прочно прилипло прозвище “Штабс”.

Маргарита Иосифовна Алигер (1915-1992) — поэтесса и журналистка.
Екатерина Ивановна Рогожина (?) - актриса Малого театра.
Лев Вениаминович Никулин (Олькеницкий, 1891-1967) — советский писатель и драматург.


Оценка Ильиной

Примерно через год после смерти Ахматовой М.С. Петровых рассказывала:

"Наташа [Ильина] принесла мне свои воспоминания об Ахматовой, но она сама не понимает, что написала. Ведь она не подозревает о том, что Анна Андреевна считала её осведомительницей. Там есть такой эпизод: в тот день, когда разразился скандал с “Доктором Живаго”, утром, едва прочтя газеты, Ильина помчалась к Ахматовой спросить, что она по этому поводу думает... Разумеется, Анна Андреевна не могла воспринимать этот визит иначе, как исполнение служебного долга. И тем не менее она сказала:

"Поэт всегда прав".

То есть Ахматова не побоялась передать такое на Лубянку".

Мария Сергеевна Петровых (1908-1979) - поэтесса и переводчица.


Еще об Ильиной

Ахматова часто удивлялась тому, что Ильина не знала многих элементарных вещей. “Штабс” никогда не слышала о гравюрахх Дюрера, которого даже называла “Дурер”.
Однажды Ахматова с усмешкой рассказывала:

"“Штабс” стала мне жаловаться на неоправданную строгость профессоров в Литературном институте. Дескать, ей несправедливо поставили тройку по истории литературы только за то, что она в своем ответе сделала незначительную ошибку: назвала “Пиковую даму” — одной из “Повестей Белкина”".

Хм, нашла кому жаловаться! Ведь Ахматова была страстной поклонницей и большим знатоком Пушкина, так что подобная жалоба Ильиной не нашла у неё никакого отклика.

Альбрехт Дюрер (1471-1528) — немецкий живописец и график.


Поэма Алигер

Однажды Маргарита Алигер пришла в гости к Ахматовой и с глазу на глаз стала читать ей свою новую поэму о покойном муже. Анна Андреевна выслушала всю поэму и сказала:

"В этой поэме тот недостаток, что посвящена она и толкуете вы об убитом муже, а думаете о другом человеке и любите сейчас этого другого".

Поражённая проницательностью Ахматовой, Алигер была вынуждена признать её правоту.

Константин Дмитриевич Макаров-Ракитин (1912—1941) — композитор, первый официальный муж М.И. Алигер.


Выпивший Никулин вспоминает...

Однажды во время дружеского застолья Лев Никулин подвыпил и пустился в воспоминания о дореволюционном Петербурге. Но из обитателей прежней столицы за столом оказалась только Ахматова, и Никулин стал обращаться именно к ней:

"Ах, какие там были заведения! Например, на Гороховой у мадам Жерар. Всего пять рублей, а какие девочки! Анна Андреевна, вы помните?"

Ахматова с трудом не расхохоталась:

"Лев Вениаминович! Ну, откуда я могу это помнить?"