14 ответов в теме

[Yorik]

Отъезд Тиберия из Рима и астрологи
Выбор тем для первых рассылок был несколько хаотичен и случаен. Мне кажется, что среди этих заметок должны быть некоторые островки стабильности. Для этого я выбрал труды древних авторов и, в качестве первого примера, начнем прогуливаться по страницам Тацита. Почему я выбрал Тацита? За красоту стиля, красоту языка, которую не смог убить даже перевод, за богатейший фактический материал. Кроме того, Тацита часто захлестывают эмоции, и сквозь завесу эпитетов можно увидеть противоречащие им (эпитетам) факты. Итак, начнем!
В 27 году н.э. император Тиберий (это мы теперь называем его императором, а он носил титул "принцепс", т.е. первый сенатор) выехал из Рима, чтобы до конца жизни в него уже не вернуться. А прожил он после этого еще почти 11 лет!
Среди историков нет единодушия по поводу причин его отъезда. Одни объясняли это происками его министров и приближенных; другие видели причину отъезда в плохих отношениях с матерью, неладах в семье и склоках о престолонаследии. Говорили о том, что он стеснялся своей внешности - Тиберию было тогда 68 лет, он был высок, худ, сутуловат и плешив, лицо в язвах и покрыто лечебными пластырями. Упоминали о его неладах с Сенатом: ему надоело выслушивать оскорбления в свой адрес (sic! а другие императоры за это казнили и вырезали целые семьи). Уехал, так уехал! Не так уж и важно, почему. Уехал, кстати, с очень небольшим количеством приближенных и челяди.
Дальше передаю слово Тациту, чтобы вы смогли хоть немного почувствовать его стиль.

"Знатоки астрологии утверждали, что Тиберий покинул Рим при таком положении небесных светил, которое исключало возможность возвращения. Это предсказание для многих явилось причиной гибели, так как, поверив в близкий конец Тиберия, они повсюду толковали об этом; ведь не могли же они предвидеть столь невероятную вещь, как то, что он одиннадцать лет проведет добровольным изгнанником вне пределов родного города. А дальнейшее показало, насколько тесно соседствуют наука и заблуждение и насколько истина окутана тьмою".

Любителям астрологии это лишний раз показывает, как осторожно надо относиться ко всяческим предсказаниям.
Кстати, Тиберий был далеко не самым плохим из римских императоров и в смысле жестокости, и в отношении требуемых почестей. Просто его не любили преемники, а историки, которые все жили уже после его смерти, писали то, что приятно их господам.
Если вам эта тема будет интересна, то можем вернуться к ней позже. Развеем одно из заблуждений, которых так много вокруг Тиберия. Часто пишут, что последние годы своей жизни он провел исключительно на острове Капри. Это неверно! Тиберий со своей немногочисленной свитой часто переезжал из одного своего поместья в другое, жил то вдали от Рима, то почти у стен города, а то и на Капри.
Там его и задушили, но это уже другая история.

[Yorik]

О погребении останков павших воинов
В 9-м году н.э. в правление императора Августа германскими племенами под командованием Арминия были разбиты и практически полностью истреблены три римских легиона, которыми командовал Вар (сражение в Тевтобургском лесу). Это было самым крупным поражением римских войск за всю историю Рима (к тому времени).Сохранилось предание, что Август был очень подавлен этим поражением и часто восклицал:

"Вар! Верни мои легионы!"

Но я сейчас не об этом.Через шесть лет после этого, уже при императоре Тиберии, римские войска под комадованием Германика Цезаря (он был сыном младшей Антонии, дочери триумвира Марка Антония от Октавии, сестры Августа - это, чтобы было понятно, о каком Германике идет речь: их в истории Рима было несколько) вошли в Германию.Когда римское войско подошло к Тевтобургскому лесу, где лежали непогребенные останки Вара и его легионов,

"тогда Цезаря (т.е. Германика) охватывает желание отдать последний долг воинам и полководцу; и все находившееся с ним войско было взволновано скорбью о родственниках и близких и мыслями о превратностях войн и судьбе человеческой."

Римляне приступили к поискам останков. Далее Тацит пишет:

"посреди поля белелись скелеты, где одинокие, где наваленные грудами, смотря по тому, бежали ли воины или оказывали сопротивление. Были здесь и обломки оружия, и конские кости, и человеческие черепа, пригвожденные к древесным стволам. В ближних лесах обнаружились жертвенники, у которых варвары принесли в жертву трибунов и центурионов первых центурий (т.е. самых заслуженных офицеров легиона - комментарий составителя)."

Римское войско торжественно захоронило найденные останки трех легионов,

" и хотя никто не мог распознать, прикрывает ли он землей кости чужих или своих, их всех хоронили как близких, как кровных родственников, с возросшей ненавистью к врагам, проникнутые и печалью, и гневом".

Прошу простить меня за слишком обширные цитаты из Тацита, но уж больно хорош слог у подлеца!Затем в трудной войне римляне поколотили германцев.
Мы германцев тоже поколотили, уже почти 55 лет назад. Но до сих пор на нашей земле лежат останки наших воинов!

[Yorik]

Об оскорблении величия

В ХХ веке в нашем государстве за непочтительные высказывания о руководителях государства можно было загреметь в места не столь отдаленные, а то и жизни лишиться. Посмотрим, как обстояли с этим дела в древнем Риме, особенно при Тиберии, которого молва обвиняет в неслыханных жестокостях (тот же Тацит).
Закон об оскорблении величия (а не величества, как его часто называют) был издан в правление диктатора Суллы примерно в 80 году до н.э. Этот закон был направлен против тех,

"кто причинял ущерб войску предательством, гражданскому единству - смутами и, наконец, величию римского народа - дурным управлением государством; осуждались дела, слова не влекли за собой наказания".

Нам бы в нашем государстве такой закон!
Впервые за слова, написанные и сказанные, стали преследовать в правление императора Августа.
Когда к Тиберию обратились с предложением ввести в действие закон об оскорблении величия, он ответил, что все законы должны неукоснительно соблюдаться. Вот деспот!
Посмотрим, как этот жестокий тиран применял закон об оскорблении величия.
Некоего Марцелла обвиняли в том, что в своем доме он поставил свою статую выше, чем статуи Цезарей, и что, отбив у одной статуи голову Августа, он заменил ее головой с лицом Тиберия.
Обычно молчаливый в сенате Тиберий был очень разгневан и сказал, что он выскажется по этому делу. Сенатор Гней Пизон на это полюбопытствовал:

"Когда же, Цезарь, намерен ты высказаться? Если первым, я буду знать, чему следовать; если последним, то опасаюсь, как бы, помимо желания, я не разошелся с тобой во мнении."

Раскаиваясь в своей горячности и смущенный словами Пизона, Тиберий позволил снять с подсудимого обвинение в оскорблении величия. Каков тиран!
К ответственности привлекли внучку сестры Августа - Аппулею Вариллу, которая, как утверждалось, издевалась в поносных словах над Августом, Тиберием и над его матерью. Кроме того, она обвинялась в прелюбодействе.
Оскорбление величия Тиберий потребовал выделить в особое дело. Он призвал покарать Аппулею, если она действительно непочтительно выражалась о божественном Августе. За сказанное в отношении его он не будет преследовать ее по суду.
На вопрос об оскорблении его матери Тиберий дал ответ только на следующем заседании сената: он попросил от имени матери не вменять кому-либо в вину слова, сказанные против нее. В конце концов, он вообще снял с Вариллы обвинение в оскорблении величия.
Какая неслыханная жестокость!
Кроме заседаний в сенате, Тиберий присутствовал и в обыкновенных судах.
Обычно, он скромно сидел в углу, чтобы не сгонять претора с курульного кресла. Каково! Представьте нашего Президента скромно сидящим в углу городского суда, хотя бы и Москвы!
В его присутствии было принято множество решений вопреки проискам и ходатайствам власть имущих. Так сенатор Аврелий Пий жаловался, что прокладка дороги и водопровода расшатали и привели в негодность его дом. Преторы казначейства ответили ему отказом. Тогда на помощь сенатору пришел Тиберий и оплатил Аврелию стоимость его дома. Тиберий желал, чтобы выплаты из казны производились по-честному. Эту добродетель он сохранил до конца жизни.
Так факты, приводимые Тацитом, противоречат его гневным эпитетам. И у нас постепенно складывается несколько другое мнение об императоре Тиберии, чем того хотел Тацит.
А какое мнение складывается у вас, уважаемые читатели?

[Yorik]

Вам эти дела, может быть, уже порядком надоели, но я хочу привести без комментариев еще одно дело, которое был вынужден разбирать Тиберий.
Сенатор Луций Пизон вызвал на суд некую Ургуланию, которая дружила с Августой, матерью Тиберия, и стояла как бы выше законов.
Ургулания, естественно, пренебрегла Пизоном, проигнорировала вызов в суд и отправилась в императорский дворец к Августе.
Пизон же, такая зануда, не отступался от своего иска, несмотря на то, что Августа повсюду жаловалась на преследования и унижения.
Тиберий был вынужден пойти навстречу пожеланиям матери и заявить, что он отправится к трибуналу претора, чтобы оказать поддержку Ургулании. Ну, не ругаться же с мамочкой из-за такого пустяка!
Он велел воинам следовать за ним в некотором отдалении (sic!) и вышел из дворца.
Далее началось самое интересное в этом деле. Тиберий с бесстрастным лицом затевал со встречными людьми всяческие безразличные разговоры, медлил в пути и тянул время, как только мог.
Пизон, тем временем, не отказывался от своих притязаний, Тиберия все не было, и Августе пришлось внести причитавшиеся с Ургулании деньги.
Тацит, который не слишком жаловал Тиберия, вынужден был написать:

"Так и закончилось это дело, из которого и Пизон вышел не посрамленным, и Цезарь (т.е. Тиберий - мой комментарий) с вящею для себя славою".

Далеко не всегда Тиберий был таким снисходительным, но этот случай показался мне довольно забавным.

[Yorik]

Немного о проституции в древнем Риме

Господа и дамы! Никаких аллюзий к современности! Просто любопытный факт.
Во времена Тиберия (ну что делать, до других правителей я еще не дошел!) сенат издал строжайшие законы против распутного поведения женщин. Было строжайше запрещено промышлять своим телом тем, чьи деды, отцы или мужья были римскими всадниками (о сенаторском сословии, надо полагать, законы были приняты раньше).
Поводом послужило то, что некая Вистилия, дочь претора, публично объявила эдилам, что занимается проституцией. Так она поступила в соответствии с древним законом, согласно которому достаточной карой для продажных женщин считалось их собственное признание в своем позоре.
У ее мужа потребовали объяснений, почему он не наказал свою жену согласно закону. В свое оправдание тот заявил, что положенные ему по закону на обдумывание 60 дней (!) еще не истекли.
После этого Вистилию сослали на отдаленный остров, а сенат принял указанные выше законы.
Против поспешных приговоров

Примерно в то же время было принято сенатское постановление о том, чтобы приговоры сената вступали в силу только через десять дней после вынесения приговора.
Поводом к этому послужило дело некоего всадника Клутория Приска. В свое время он написал стихи на смерть Германика и получил от Тиберия денежный подарок. Его обвиняли в том, что во время болезни Друза, сына Тиберия, он сочинил новые стихи, чтобы в случае его смерти огласить их и получить за это еще большее вознаграждение. Якобы Клуторий в присутствии множества лиц хвастался этим (вот, болван!).
Когда разнеслась весть об этом обвинении, почти все, кто присутствовал при этих словах Клутория, подтвердили справедливость обвинения. Консул потребовал для обвиняемого смертной казни.
Некоторые сенаторы пытались спасти ему жизнь, говоря, что он сделал это по глупости и из жадности, и что достаточным наказанием будет изгнание обвиняемого. Но большинство сенаторов не согласились с этими доводами.
Клуторий был сразу же отправлен в тюрьму и немедленно казнен.
Тиберий похвалил сенаторов за рвение в защите чести и достоинства принцепса и членов его семьи, но выразил сожаление о поспешности казни.
В результате этих событий и было принято указанное выше постановление сената. Однако сенат уже не мог в течение этих 10 дней изменить вынесенный приговор. Это мог сделать только принцепс, но Тиберий обычно не злоупотреблял своим правом отменять приговоры сената.
Действовал ли этот закон при других императорах, мне не известно.

[Yorik]

Дело Лепиды

Опять суд! - скажут иные читатели. Но что поделаешь, если о частной жизни древних мы больше всего можем узнать из описания судебных процессов. Мы хотим описания сражений! Но при Тиберии не было очень знаменитых сражений. Потерпите немного, дорогие читатели! Закончится принципат Тиберия, закончатся на некоторое время и судебные процессы. Будут и репрессии, и беззаконие, и войны... Но немного попозже. Давайте спокойно продолжим наши прогулки по Тациту.
Рассмотрим поподробнее еще один из судебных процессов во времена Тиберия, который поможет нам немного больше узнать об обычаях древних римлян.
Была в Риме знатная женщина Лепида, которая принадлежала к знатному роду Эмилиев. Она была к тому же внучкой Луция Суллы и Гнея Помпея, т.е. принадлежала к сливкам римского общества. К моменту начала дела она была в разводе с Публием Квиринием, успела выйти замуж за некоего Скавра и родила от него дочь. Прошло изрядное время после развода! А знаете ли вы, как проходил развод в Риме? Для расторжения брака без объявления причин нужно было взаимное согласие супругов, но часто для развода было достаточно желания и одного из них. При Августе был издан закон о нарушении супружеской верности, по которому о разводе надлежало объявить в присутствии 7 свидетелей, вручив супругу или супруге разводное письмо. Но я немного отвлекся от данного дела.
Итак, прошло уже довольно много времени после развода Лепиды и Публия Квириния, как поступил донос на Лепиду, будто она обманным образом утверждает, что от бездетного богача Квириния она родила ребенка. К этому добавились обвинения в прелюбодеяниях, отравлениях, а также в том, что она обращалась к халдеям, имея враждебные семье Тиберия замыслы. Хороший такой букетик обвинений. Квириний и после развода продолжал очернять Лепиду всякими инсинуациями, чем возбудил всеобщее к ней сострадание, как бы она ни была обесчещена и изобличена в преступлениях. Перестарался немного! Но может и было за что?
Тиберий всячески скрывал свое отношение к этому делу: сначала он просил не рассматривать дело об оскорблении величия, но затем склонил бывшего консула Марка Сервилия и других свидетелей, чтобы они сообщили о фактах, которые он, якобы не хотел затрагивать. Рабов Лепиды, содержавшихся в военной тюрьме, Тиберий велел передать консулам, но не допустил, чтобы их под пыткой допрашивали о том, что касалось его семьи. Нет, по другим обвинениям их, конечно же, пытали! Но не по делу об оскорблении величия.
На время публичных игр процесс рассмотрения этого дела был прерван, и Лепида появилась в театре в сопровождении знатных женщин. С горестными рыданиями она начала взывать к своим предкам и самому Помпею, чьи статуи стояли тут же. Она вызвала к себе такое сострадание, что присутствующие стали осыпать Квириния оскорблениями и угрозами: что же это такое творится, граждане, если в угоду бездетному старику темного происхождения преследуют и собираются расправиться с такой знатной женщиной! Дополнительное представление в театре устроила, но это ей мало помогло в дальнейшем.
После игр рабы под пытками показали, что она виновата в предъявленных ей обвинениях. Сенат потребовал лишить ее воды и огня. Это была старинная формулировка наказания. В переводе на современный язык это означало, что обвиняемый лишался гражданских прав, а его имущество подлежало конфискации. Часть сенаторов, однако, требовала более мягкого наказания. Из уважения к Скавру, у которого уже была дочь от Лепиды, было решено отказаться от конфискации ее имущества. Она была приговорена к изгнанию из Рима.
А что же Тиберий, спросите Вы? Только после вынесения приговора Тиберий высказался о том, что от рабов Лепиды он узнал об ее попытке отравить своего первого мужа. Что хотите, то и думайте о Тиберии.

[Yorik]

Война с Такфаринатом


Давненько мы с вами, дорогие читатели, не заглядывали на страницы нашего любимого автора. Но что тут поделаешь? Так много разных и интересных тем! Но вот пришла и его очередь. Во время нашей последней прогулки я обмолвился, что во время правления Тиберия Рим не вел сколько-нибудь значительных войн. Я, конечно же, имел в виду, что не было войн, получивших широкую известность. А значительные войны были, и сейчас мы рассмотрим одну из них.

В 17 году от Р.Х. в провинции Африка началась война с отрядами Такфарината. Родом из Нумидии, он служил во вспомогательных войсках, но дезертировал, собрал шайку из какого-то сброда и начал грабить местное население. Вскоре он начал по воинскому обычаю организовывать отряды конных и пеших воинов, ввел дисциплину, а вскоре стал вождем племени мусуламиев. Это было многочисленное племя, жившее около пустыни, и не знавшее городской жизни. Они легко взялись за оружие, а также вовлекли в войну соседних мавританцев, которых возглавлял Мазиппа. Их войско было разделено на две части: Такфаринат командовал отборными и вооруженными на римский лад отрядами, а легковооруженные отряды Мазиппы совершали внезапные налеты на населенные пункты, усеивая свой путь пожарами и трупами. Вскоре к ним примкнуло и многочисленное племя кинифиев.

Надо сказать, что в провинции Африка римляне никогда не держали крупных военных сил. Проконсул Африки Фурий Камилл смог двинуть против врагов единственный легион, который был в его распоряжении, и собрал все вспомогательные войска. Численность собранных войск была в несколько раз меньше, чем силы противостоящих племен, но полководец больше всего опасался, как бы неприятель не уклонился от сражения из страха перед римским оружием. Тогда пришлось бы гоняться за многочисленными мелкими отрядами, а это всегда раздражает армию и не доставляет спокойствия местному населению. Такфаринат не отказался от боя, и его войско было разбито. Правда, предводителям удалось скрыться от возмездия, но Тиберий превознес в сенате деяния Фурия Камилла, и сенаторы присудили ему триумфальные почести.

На следующий год, восстановив свои отряды, Такфаринат опять начал совершать набеги на деревни и уничтожать их, увозя большую добычу. Более того, его войскам удалось окружить и почти полностью уничтожить когорту римлян. Новый проконсул Африки, Луций Апроний, прибегнул к децимации, чтобы восстановить боевой дух войска. Эта суровая мера помогла, и отряд ветеранов числом около пятисот человек смог отогнать войско Такфарината от города Тала. Тогда они разделились на отдельные отряды и продолжали совершать набеги на населенные пункты. Утомленное и не слишком многочисленное римское войско не справлялось с набегами. Но по мере роста захваченной добычи варвары должны были осесть в укрепленном лагере вблизи моря. Сын проконсула, Апроний Цезиан, подошел к этому лагерю с выделенным ему отцом войском, сразился с врагами и изгнал их в пустыню.

Но Такфаринату вскоре удалось снова собрать значительное войско. Он настолько возомнил о себе и своей неуязвимости, что отправил к Тиберию послов, требуя для своего войска земель для поселения, иначе он объявит Риму беспощадную войну. Тиберий воспринял как сильнейшее оскорбление себе и всему римскому народу, что дезертир и разбойник счел себя воюющей стороной. Ведь даже Спартаку, разбившему большие консульские армии, не удалось добиться открытия мирных переговоров.

Тиберий дал указание, обещать варварам безнаказанность при условии, что они сложат оружие, но обязательно захватить живьем их вождя. Множество варваров попались на эту уловку. Римская же армия разделилась на несколько колонн и стала прочесывать всю провинцию так, что варвары везде натыкались на римлян. Боевые действия не прекращались и с наступлением зимы. В результате таких действий было истреблено множество варваров и захвачен в плен родной брат Такфарината. Но те, кто мог снова разжечь войну, остались недобитыми. Командующий римским войском Блез с разрешения Тиберия был провозглашен императором. Следует отметить, что в Риме существовала древняя традиция, когда войско, победоносно завершившее войну, провозглашало своего полководца императором. Одновременно могло быть несколько императоров, и они не имели никаких преимуществ, кроме почета в глазах сограждан. Но это разрешение, данное Тиберием Блезу, было последним в истории Рима.

Более того, Тиберий приказал вывести из Африки девятый легион, как будто там не оставалось врагов. Получилась занимательная ситуация. В Риме уже стояли статуи трех триумфаторов за победу над Такфаринатом, а тот вновь собирал армию для войны с Римом. К нему вновь примкнули мавританцы, а также племя гарамантов, которое и укрывало захваченную добычу. Такфаринат грамотно использовал факт отвода римских войск из провинции и распустил слух, что Рим со всех сторон теснят враги, и римляне скоро покинут провинцию. Он призывал всех рабов в свое войско. Такфаринату удалось собрать столь значительные силы, что он смог построить укрепленный лагерь и осадить город Тубуск.

Проконсул нового года, Публий Долабелла, собрал какие мог силы римлян и отогнал врагов, осаждавших город. Он учел опыт предыдущих кампаний и понял, что с одними тяжеловооруженными воинами ему не угнаться за быстрым соперником. Он вызвал царя Птолемея с его летучими отрядами и конницей и начал соединенными силами преследовать противника, разделив свое войско на несколько колонн.

Через некоторое время он получил донесение, что Такфаринат со своим войском расположился в труднодоступном месте Авзея, окруженном со всех сторон горами. Он был убежден в неприступности своей позиции и не принял никаких мер предосторожности. Римляне со всех сторон устремились к этой местности и блокировали ее. С наступлением рассвета римское войско под звуки труб со всех сторон накинулось на полусонного врага. Римляне, раздосадованные многолетним преследованием неприятеля, устроили грандиозную резню. Такфаринат был хорошо известен в лицо, и поступил приказ не упустить его на этот раз. Была перебита его охрана и захвачен в плен его сын. Видя все это, Такфаринат бросился на вражеские мечи, чтобы избежать плена. Так окончилась эта длительная война.

Истинному победителю Такфарината, Публию Долабелле, Тиберий не дал триумфальных почестей, чтобы угодить своему любимцу Сеяну, которому Блез, один из предыдущих триумфаторов, приходился родным дядей. Это еще больше возвысило Долабеллу в глазах общественного мнения, так как с меньшими силами он истребил огромное количество врагов, захватил видных пленников и умертвил их вождя.

Когда в сенате стало известно об участии царя Птолемея в этой войне, ему была присуждена старинная почетная награда: жезл из слоновой кости и расшитая тога. Кроме того, было постановлено называть его царем, союзником и другом.
Как говорится, кесарю - кесарево.

[Yorik]

Вы, дорогие читатели, уже наверно привыкли, что на страницах Тацита мы встречаем какие-то интриги, судебные процессы, войны и т.д. Но взгляд историка останавливался и на других, примечательных с его точки зрения, событиях. Рассмотрим два таких сообщения историка.


Катастрофа на стадионе

Нет, это не репортаж о событиях на стадионе в наши дни. Мы уже как-то привыкли к катастрофам на стадионах. Там подрались болельщики и кого-то зарезали; там рухнула трибуна стадиона. Нет, мы вернемся почти на две тысячи лет назад.

Я уже писал о том, что в правление Тиберия было очень сильно ограничено количество игр и представлений для народа. Различные нечистые на руку дельцы, которых в то время было не меньше, чем теперь, наживались на этом. Иногда такие предприятия оканчивались большой бедой.

В 27 г. от Р.Х., в консульство Марка Лициния и Луция Кальпурния, один богатый вольноотпущенник по имени Атилий решил построить в городе Фидена амфитеатр, чтобы давать в этом городе гладиаторские бои. На этом он надеялся нажить очень приличные деньги. Но собственных средств для возведения солидного сооружения у него не было. Поэтому он начал экономить на всем. Первым делом он купил дешевый участок и не провел никакого его обследования, чтобы выяснить, насколько надежен грунт и каков должен быть фундамент. Надо было экономить! Он же строил амфитеатр не для того, чтобы прославиться среди своих сограждан, а для наживы. Итак, на ненадежном грунте быт сооружен довольно слабый фундамент, да еще не из лучших материалов. Ну, как будто дело происходит в XX веке.

Деревянный амфитеатр, возведенный на этом фундаменте, был сколочен на скорую руку и особой прочностью тоже не отличался. Ведь надо было спешить, чтобы вернуть затраченные деньги и начать, наконец, зарабатывать. Наконец строительство было завершено и назначен день первых боев.

Соскучившаяся по таким мероприятиям публика, толпами стала стекаться в амфитеатр. Фидена город небольшой, но расположен не очень далеко от Рима, откуда также прибыло огромное количество зрителей. Ну, в общем, полный аншлаг, и даже более того. Амфитеатр был переполнен. И беда не заставила себя ждать. Во время представления огромное сооружение начало перекашивать. Испуганная публика начала метаться по трибунам, которые не выдержали такой нагрузки и начали рушиться. Часть рядов начала падать внутрь амфитеатра, увлекая с собой множество людей, а часть - наружу, погребая под собой и тех людей, кто не смог попасть на бои, а стоя вокруг амфитеатра, удовлетворялся информацией, которая просачивалась с трибун. Тотализатор существовал уже тогда. Паника охватила весь амфитеатр, который очень быстро весь и разрушился.

Историк так описывает картину бедствия:

"...те, кого смерть настигла при обвале здания, благодаря выпавшему им жребию избавились от мучений; еще большее сострадание вызывали те изувеченные, кого жизнь не покинула сразу: при дневном свете они видели своих жен и детей, с наступлением темноты узнавали их по рыданиям и жалобным воплям. Среди привлеченных сюда разнесшейся молвой тот оплакивал брата, тот - родственника, иные - родителей. И даже те, чьи друзья и близкие отлучились по делам из дому, также трепетали за них, и, пока не выяснилось, кого именно поразило это ужасное бедствие, неизвестность только увеличивала всеобщую тревогу".

Место катастрофы было оцеплено. Но когда начали разбирать развалины, к телам погибших устремились толпы людей, удержать которых не было никакой возможности. Близкие люди обнимали и целовали тела своих погибших родственников. Стояли стоны и плач. Нередко возникали недоразумения, особенно когда лицо покойника было обезображено до неузнаваемости, а одинаковое телосложение и возраст не позволяли однозначно идентифицировать покойника.

Следует отметить, что сразу же после катастрофы знать Фиден и других небольших близлежащих городов, проявила себя самым достойным образом. Двери домов были открыты для оказания врачебной помощи пострадавшим и снабжения их лечебными средствами, а также и питанием. Тацит пишет про город, который постигло такое несчастье, что

"...сколь ни был горестен его облик, как бы ожили обычаи предков, которые после кровопролитных битв поддерживали раненых своими щедротами и попечением".

После разбора завалов были подведены ужасные итоги этой катастрофы: погибло и было изувечено около пятидесяти тысяч человек.

Слушанием этого дела занимался сенат. Атилий, конечно же, был отправлен в изгнание. Но сенат этим не ограничился. Было вынесено специальное постановление, согласно которому человек, имеющий состояние меньше четырехсот тысяч сестерциев, не имеет права устраивать гладиаторские бои. Этим же постановлением запрещалось возводить амфитеатры без предварительного обследования надежности грунта.


Птица Феникс

Не удивляйтесь, дорогие читатели, да, именно о птице Феникс есть сообщение у нашего историка. Ведь вера в реальное существование этой птицы была очень широко распространена не только в древности, но и вплоть до нового времени. Это сейчас мы, такие образованные и умные, считаем эти сообщения сказкой... Кроме того, не будем придираться к некоторым неточностям Тацита в хронологии.

Итак, в 34 году от Р.Х., в консульство Павла Фабия и Луция Вителлия, после долгого круговорота веков птица Феникс возвратилась в Египет. Ученым из Египта и Греции была предоставлена обильная пища для размышлений о столь поразительном чуде. Все ученые сходятся в том, что это существо посвящено солнцу и отличается от других птиц головой и яркостью оперения. Прилет Феникса всегда сопровождается прилетом множества других птиц, которые дивятся их невиданному облику. В вопросе же о возрасте этой птицы мнения ученых разделились. Большинство ученых уверено в том, что эта птица живет пятьсот лет. Однако некоторые ученые возражали против этих утверждений. Они вычислили, что эта птица живет тысячу четыреста шестьдесят один год. В подтверждение своих расчетов они приводят сообщения о том, что эта птица ранее прилетала в город Гелиополь, в первый раз - при владычестве Сесосиса (Сесостриса), во второй - Амасиса (Яхмоса II) и в последний - Птолемея, царствовавшего третьим из македонян. Но так как Птолемея отделяет от Тиберия менее двухсот пятидесяти лет, то многие считали, что эта птица не настоящая, что она не из арабской земли, и предания древности на нее не распространяются.

Тут же Тацит сообщает все, что ему известно о птице Феникс. Когда истекают его (Феникса) года и он чувствует приближение смерти, он у себя на родине, в Аравии, строит гнездо и изливает в него детородную силу, от которой возникает птенец. Первая забота этого птенца, когда он достигнет зрелости, - это погребение останков своего отца. Но он не берется за это дело опрометчиво. Сначала он берет мирру (это душистая смола некоторых африканских и азиатских деревьев) весом равную весу отца и испытывает себя в дальних и продолжительных полетах.

"И когда станет способен справиться с таким грузом и с таким дальним путем, переносит тело отца на жертвенник солнца и предает его там сожжению".

Изложив все эти факты, историк далее отмечает:

"Все это недостоверно и приукрашено вымыслом, но не подлежит сомнению, что время от времени эту птицу видят в Египте".

[Yorik]

Давненько, дорогие читатели, не заглядывали мы в Тацита! Но все рассказанное раньше относилось ко времени принципата Тиберия. Я думаю, что он вам уже достаточно надоел. Поэтому мы дадим краткий обзор последнего года правления принцепса и немного подробнее остановимся на обстоятельствах его смерти.

Итак, мы оказываемся в 36 году от Р.Х. В этот год также произошло много любопытных событий. Римский всадник Вабулен Агриппа после выступления обвинителей прямо в курии принял яд, который он пронес под тогой. Умирающего человека подхватили ликторы и потащили в тюрьму, где его, уже мертвого, повесили. На римское общество это произвело тягостное впечатление. Бывшему консулу Гаю Гальбе было отказано в получении провинции. Он счел это знаком верховной немилости и добровольно ушел из жизни. Интересной представляется и окончание истории об Эмилии Лепиде, бывшей жене Друза, сына Германика. К сожалению, вся эта история содержалась в утраченной части труда Тацита. Известно лишь, что она изводила своего мужа различными обвинениями и оговорами и вела постыдный (так у автора!) образ жизни, который она продолжала вести и после смерти мужа, несмотря на опеку отца. Но вот поступил донос, что она находится в прелюбодейной (словечко-то какое!) связи с рабом. Это уже не лезло ни в какие рамки! Поняв, что оправдаться в таких обстоятельствах ей уже не удастся, она покончила жизнь самоубийством. Вот такие дела происходили в Риме.

А в мире что? Произошли волнения в Каппадокии, с которыми местные войска не могли справиться. Пришлось привлечь римские войска, которые успешно справились с бунтовщиками. Дается весьма обширный очерк событий в Парфии, где Тиридат (ставленник Рима) и Артабан боролись за власть.

В Риме же произошел большой пожар, в результате которого выгорел весь Авентинский холм и пострадала часть цирка, примыкавшая к холму. Последнее обстоятельство больше всего огорчило римлян. Но Тиберий, как это нехотя признает Тацит, проявил себя в полном великолепии. Он выплатил всем владельцам строений их полную стоимость. Правда, для этого и в те далекие времена надо было учредить комиссию из очень достойных людей, которая бы произвела оценку утерянного имущества. На эти цели было истрачено 100 000 000 сестерциев, а Тиберий и в последний год своей жизни получил одобрение у своих подданных, тем более, что для себя он строил очень мало и весьма скромно.

Посмотрим теперь на окружение Тиберия. Наибольшим влиянием располагал префект Макрон, который был приближен Тиберием в последние годы своей жизни, после расправы над Сеяном (Макрон расправился с Сеяном и его сторонниками). Раздумывая о передаче власти, Тиберий держал около себя и двух внуков: Тиберия Гемелла, сына Друза, который был ему ближе по крови, и Калигулу, сына Германика, который пользовался большой популярностью в народе, что время от времени вызывало у Тиберия неприязнь к нему. Кстати, о возрасте внуков. Подразумевается, что Калигула был очень молод в момент смерти Тиберия, а его двоюродный брат слишком юн. В фильме "Калигула" Гемелл выведен просто мальчиком. Но Калигуле в это время было уже 25 лет, что немало, а Гимеллу - 18, тоже не мальчик. Думал Тиберий и о кандидатуре Клавдия, брате Германика, который занимался научными трудами (писал историю и, говорят, неплохую), но вследствие своих физических недостатков считался в Риме слабоумным. Поэтому кандидатура Клавдия была скоро отставлена Тиберием, а мы, в свое время, поговорим о Клавдие подробнее и без предвзятости.

Тиберий так и не смог остановить ни на ком свой выбор, и предоставил все решать судьбе. Гимелл, судя по всему, был человеком не очень решительным и к власти не рвался. Клавдий был себе на уме. А Калигула жаждал власти, мастерски владел собой и в совершенстве постиг науку лицемерия. Он не протестовал ни единым словом или жестом, когда была осуждена его мать, когда погибли его братья. Он всюду следовал за Тиберием и старался вести такой же образ жизни, как Тиберий. Он старался подражать деду и внешним видом, и одеждой, и речами. Впоследствии оратор Пассиен сказал:

"Никогда не бывало ни лучшего раба, ни худшего господина".

Тацит пишет, что в последние годы жизни Тиберий очень увлекался различными предсказаниями и оракулами, а также предавался чрезмерному разврату. Мое мнение, что эти сказки выдуманы позднее, чтобы оправдать свою ненависть к Тиберию. Ведь наш автор пишет, что в молодости Тиберий был очень добродетелен, а потом только притворялся добродетельным. Но, судя по сообщаемым фактам, он очень здорово притворялся. Дог самой смерти. Но иногда Тиберий и сам выступал предсказателем. Так однажды он призвал к себе Сервия Гальбу, тогда еще консула, имел с ним продолжительную беседу, а в заключение сказал ему по-гречески:

"И ты, Гальба, отведаешь когда-нибудь власти".

Он подразумевал, что владычество его будет поздним и недолгим.

Так и было. Когда он однажды обнял младшего внука, Гимелла, то Калигула увидел это и нахмурился. Тиберий же будто бы прослезился и сказал ему:

"Ты убьешь его, а другой - тебя".

Однажды он беседовал с Калигулой, и тот стал надсмехаться над Суллой. Тогда Тиберий предсказал, что он будет обладать всеми пороками Суллы и ни одной из его добродетелей. Правда, следует иметь в виду, что историки могли выдумать все эти предсказания задним числом.

Макрон, который в это время достиг наивысшего своего могущества, всюду искал расположения Калигулы, но в последние месяцы жизни принцепса это проявлялось особенно ярко. Дошло до того, что когда умерла жена Калигулы, Клавдия, он уговорил свою жену Эннию притвориться безумно влюбленной в Калигулу, затащить того в постель и заручиться его обещанием последующей женитьбы на ней. Во, времена! И как при таком окружении Калигуле было не тронуться? Недаром он впоследствии хотел, чтобы у римского народа была всего одна шея... Похвальное желание.

Тиберий знал про все эти происки и интриги. Однажды он даже укоризненно упрекнул Макрона, что тот отворачивается от заходящего солнца, а устремляет свой взор на восток. Здоровье его постепенно слабело, ведь ему уже было 77 лет. Это в те-то времена. Он потешался над врачами, ел и пил, что хотел (но следует помнить, что Тиберий всю жизнь был очень скромен в своих потребностях в еде и питье - почти как простой солдат, а ведь всю свою молодость и часть зрелой жизни он был солдатом) и потешался над теми, кто уже в 30 лет без предписания врачей не мог решить, что ему полезно, а что вредно.

Но силы принцепса таяли с каждым днем. Он еще сохранял твердость духа, ясность и холодность в речах и взоре, иногда старался быть приветливым, но все видели, что он угасает. Только неясно было, сколько дней он еще протянет, а ведь от ответа на этот вопрос зависели жизни многих из окружения принцепса. В самом конце жизни Тиберий переехал в бывшее поместье Луция Лукулла у Мезенского мыса. Около него вертелась толпа врачей, но он не подпускал их к себе. Самым искусным из них был врач по имени Харикл. Он придумал, что ему надо уехать из поместья, и в знак почтения прикоснулся к руке Тиберия. Это ему было нужно, чтобы определить пульс принцепса. Но Тиберий разгадал его уловку, очень рассердился на Харикла и велел всем готовиться к большому пиру, чтобы продемонстрировать всем свои силы. Харикл тем временем уверенно донес Макрону, что жить Тиберию осталось не более двух дней. Да и Тиберий помог этому предсказанию, засидевшись на пире дольше обычного.

Об этом диагнозе Харикла вскоре стало всем известно. Начались многочисленные совещания, переговоры между группировками придворных, посылка многочисленных гонцов в Рим и к войскам.

Наконец в семнадцатый день апрельских календ (16 марта 37 года от Р.Х.) Тиберий перестал дышать. Все решили, что он умер. К собравшемуся народу вышел Калигула, чтобы объявить о взятии власти в свои руки и получить соответствующие поздравления. Вдруг кто-то сообщил, что Тиберий открыл глаза, к нему вернулся голос и он попросил еды и питья для восстановления сил. Помните самый страшный анекдот 1956 года?

"Сталин ожил!"

Тот же самый случай, но в натуре!

Все собравшиеся пришли в ужас и разбежались по углам, как тараканы при зажигании света. Все опять приняли скорбный вид, как будто бы ничего и не было. Только что бывший властелином Калигула впал в транс и ожидал для себя самой ужасной участи.
Ситуацию разрешил Макрон, единственный, кто не потерял в этой страшной ситуации присутствия духа. Он понял, что терять уже нечего и надо действовать быстро и решительно. Макрон приказал задушить Тиберия, набросив на него ворох одежды.
По другой же версии он лично задушил его подушкой. Нам не очень важно кто и как задушил Тиберия. Важно, что здесь не обошлось без Макрона, а к власти пришел Калигула! Вот уж, подарочек! Тиберий, в отличие от своих предшественников, Цезаря и Августа, после смерти обожествлен не был. Это говорит о большой любви внука к своему деду.

Даже ненавидящий его Тацит вынужден в конце признать, что жизнь Тиберия была безупречной, он пользовался заслуженной славой, но потом стал скрытен и коварен.
А где вы видели императоров с душой нараспашку?

[Yorik]

Падение Мессалины

Уважаемые читатели! Давно я что-то не возвращался к старым проектам. Но не считайте, что я про них забыл, или охладел к ним. Нет, просто хочется рассказать вам о чем-то новом, а тем так много... Давненько, например, мы не заглядывали в Тацита. Последний раз мы присутствовали при смерти Тиберия. Теперь, вроде бы мы должны были бы заглянуть во времена Калигулы, но в "Анналах" существует настолько большая лакуна (ну, не сохранился текст!), что, пропустив все правление Калигулы, мы попадаем в шестой год правления Клавдия.

Конечно, и император (современники называли его еще принцепс) Клавдий заслуживает отдельного очерка, и жизнь его жены Мессалины весьма интересна, но мы с вами читаем Тацита, а потому остановимся сегодня на последнем периоде жизни Мессалины. А отдельные очерки на упомянутые выше темы будут написаны, я надеюсь, позже.

Итак, идет 47 год от Р.Х. Принцепс Клавдий занимается государственными и научными делами и обращает мало внимания на распутное поведение своей жены Мессалины. Он делает вид, что не знает о ее многочисленных любовниках и оргиях, которые она с ними устраивает. Клавдий очень любит свою жену и находится под ее сильным влиянием. Едва до Клавдия доходят какие-нибудь слухи о ее проделках, как Мессалина наедине развеивает все его подозрения.

Но вот Мессалина воспылала страстью к одному из красивейших молодых людей Рима Гаю Силию, избранному консулом на следующий год, причем до такой степени, что буквально потеряла голову. Этот роман имел пагубные последствия как для нее, так впоследствии и для Клавдия и для всего Рима. Отвлекаясь в сторону, скажу, что сын Клавдия Британник стал пользоваться в Риме меньшей популярностью, чем Луций Домиций, позднее усыновленный Клавдием под именем Нерон. Понимаете? Этот Луций Домиций был последним потомком мужского пола славного Германика, а его мать Агриппина пользовалась сочувствием в римском обществе из-за преследований, которым ее подвергала Мессалина. Мессалине бы прочувствовать этот момент, да и покончить с Агриппиной и ее сыном, но она очень сильно увлеклась. Очень сильно...

Мессалина заставила Гая Силия развестись со своей женой Юнией Силаной, чтобы одной владеть этим молодым человеком. Силий понимал, что такой роман может быть очень опасным, но отвергнуть Мессалину было еще опаснее. Прецеденты уже были, и он не стал рисковать. Кроме того, перед ним открывались теперь большие возможности. А Мессалина и не думала скрывать своего нового любовника. Наоборот, она в сопровождении многочисленных друзей и слуг открыто посещала его дом, часто сопровождала его в передвижениях по городу, давала ему деньги, даровала знаки отличия и почести. Дошло до того, что у дома Силия можно было увидеть рабов принцепса, а в доме Силия - утварь из дворца принцепса. Можно было подумать, что верховная власть уже перешла в руки Силия.

А Клавдий оставался в полном неведении относительно своих семейных дел. Ну, не удивительно ли это для Рима, в котором доносчиков всегда хватало? Или Мессалину боялись больше? А Мессалина еще наслаждалась своим последним романом, но ей хотелось новизны ощущений, новых наслаждений. Тем временем Силий, чувствуя, что их положение может стать опасным, стал убеждать Мессалину заключить законный брак и устранить Клавдия. Ведь они не могут ждать, пока он умрет от старости, а у них много сообщников, которые тоже страшатся гнева Клавдия. Ведь с устранением Клавдия Мессалина сохранит прежнее могущество, к которому добавится и безопасность.

Мессалина вначале холодно отнеслась к предложению Силия, но вовсе не потому, что она так уж любила своего мужа, а опасаясь поведения своего любовника после захвата власти. Но мысль о новом браке при живом еще муже очень ей понравилась своей необычной наглостью. И вот, дождавшись отъезда Клавдия в Остию для совершения там жертвоприношений и по каким-то еще делам, они торжественно совершили все свадебные обряды. Я подчеркиваю, все! То есть были свидетели подписания брачного договора, торжественно был оглашен обряд бракосочетания, были и свадебное покрывало, и жертвы перед алтарями богов, и свадебный пир, и брачная ночь. При живом муже!
Как пишет Тацит:

"Двор принцепса охватила тревога".

И было отчего! Ведь пока любовниками Мессалины были актеры, гладиаторы и не очень знатные люди, могущественным царедворцам ничего не угрожало. А теперь ее любовником стал знатный молодой человек, к тому же избранный консулом на следующий год! Многие подозревали, что у него есть далеко идущие планы. Их-то они и опасались. С другой стороны все помнили о многочисленных казнях, совершенных Клавдием по настоянию Мессалины, и о том, что ей всегда удавалось вернуть расположение Клавдия. Но страх за свою шкуру оказался сильнее, и придворные начали действовать. А пребывание Клавдия в Остии что-то затягивалось!

Некто Нарцисс склонил двух любимых наложниц Клавдия к тому, чтобы они донесли принцепсу обо всем случившемся, соблазнив их тем, что с падением Мессалины их влияние возрастет. Одна из наложниц, Кальпурния, оставшись наедине с Клавдием, сказала ему, что Мессалина вышла замуж за Силия. Затем она позвала вторую наложницу, Клеопатру, и спросила, что той известно об этом. Та все подтвердила. Послали за Нарциссом. Тот на коленях умолял Клавдия простить его за молчание. Он, мол, и теперь не обвиняет Мессалину в прелюбодеянии, и не требует, чтобы Силий вернул Клавдию дворец, рабов и различную семейную утварь (эк, завернул, заслушаешься!), а хочет лишь одного, чтобы тот вернул принцепсу жену и разорвал брачный договор с нею. Нарцисс далее спросил:

"Или тебе неизвестно, что ты получил развод? Ведь бракосочетание Силия произошло на глазах народа, сената и войска, и, если ты не станешь немедленно действовать, супруг Мессалины завладеет Римом".

Другие придворные подтвердили Клавдию достоверность полученных сведений и советовали ему отправиться к преторианцам и заручиться их поддержкой, а уж потом думать о мести. Клавдий же впал в полную растерянность и все спрашивал окружающих, располагает ли он еще верховной властью и частное ли еще лицо Силий.

А Мессалина со своим новым мужем устроила во дворце представление, изображавшее сбор винограда. Виноград выжимали в давильнях, а женщины, голые или одетые только в звериные шкуры, изображали вакханок, исступленно прыгали, плясали и как бы приносили жертвы. Силий, увитый плющем, и Мессалина с распущенными волосами и тирсом в руке, оба в котурнах, раскачивались в такт хору, распевавшему непристойные песни. Говорят, что один из участников пира по имени Веттий Валент залез на высокое дерево, а когда его спросили, что же он видит, ответил, что со стороны Остии идет сильная гроза. Была ли там гроза или нет, но его слова стали вещими.

В Рим отовсюду стали поступать известия, что Клавдию обо всем стало известно, и что, пылая жаждой мщения, он возвращается в Рим. Начинается легкая паника. Мессалина удаляется в сады Лукулла в северной части города, Силий отправляется на форум, якобы для отправления государственных обязанностей, а остальные участники их безобразий разбегаются в разные стороны. Но в Рим уже прибыли центурионы, быстро переловили всех участников описываемых событий и заковали их в цепи.

Мессалине пришлось действовать быстро и по старым рецептам, так как времени для обдумывания поступков у нее уже не было. Она распорядилась, чтобы ее дети, Октавия и Британник, встречали отца у ворот города, уговорила старейшую весталку, Вабидию, побеседовать с Клавдием в ее защиту, а сама заторопилась навстречу Клавдию, чтобы наедине добиться прощения. Эту процедуру она уже проделывала раньше и неоднократно, и всегда с большим успехом, но на этот раз ее враги оказались сильнее и организованнее. Итак, Мессалина, с тремя приближенными, а остальные все покинули ее, пешком прошла через весь город, а там села на телегу для вывоза мусора, так как другого транспорта добыть ей не удалось, а граждане отнеслись к ее беде безо всякого сочувствия.

Окружение Клавдия также опасалось надвигающихся событий, так как не было уверено в надежности префекта преторианцев Геты. Тогда Нарцисс убедил Клавдия на один единственный день передать командование над войсками ему. Кроме того, он занял в повозке место рядом с Клавдием, так как опасался, что его приближенные Луций Вителлий и Цецина Ларг изменят настроение принцепса. Всю дорогу Вителлий твердил:

"Какая дерзость! Какое преступление!"

Ларг вторил ему, но попытки Нарцисса выяснить, что они имели в виду успеха не имели. Клавдий молчал. Наконец появилась Мессалина. Она стала умолять Клавдия, чтобы он выслушал мать его детей, но тут встал Нарцисс и стал громким голосом говорить Клавдию про Силия, про свадьбу, а затем вручил ему список всех ее любовников. Мессалине не удалось вставить ни словечка.
У городских ворот их должны были встречать Октавия и Британник, но Нарцисс предусмотрел это и распорядился их удалить. Но он не мог помешать Вабидии (все-таки старшая весталка) предстать перед Клавдием. Вабидия потребовала, чтобы Клавдий не обрек на гибель Мессалину, не выслушав ее объяснений. Нарцисс ответил ей, что принцепс непременно выслушает жену, пока же достопочтенная и благочестивая дева пусть возвращается к исполнению своих обязанностей.

Поразительная картина: Клавдий молчит, Вителлий и Ларг делают вид, что им ничего не известно, и в такой критический момент все подчиняются вольноотпущеннику. Нарцисс доставил принцепса в дом Силия и показал ему все добро, награбленное наглым любовником его жены из дворца принцепса и домов его родственников. Затем он привез Клавдия в лагерь преторианцев, где он и Клавдий сказали воинам несколько слов. Когорты стали на сторону Клавдия и потребовали назвать имена виновных и наказать их. Знатные виновные были уже доставлены сюда. Надо отдать должное их мужеству. Силий, например, не стал оправдываться или добиваться отсрочки выполнения приговора; наоборот, он просил ускорить свою смерть. Другие знатные молодые люди проявили не меньшую твердость. Кроме Силия, Клавдий велел казнить начальника охраны Мессалины Тития Прокула, одного из ее любовников Веттия Валента (недаром он увидел надвигающуюся грозу), соучастников оргий Помпея Урбина и Савфея Трога, префекта пожарной стражи Декрия Кальпурния, начальника имперской гладиаторской школы Сульпиция Руфа, сенатора Юнка Вергилиана, актера Мнестора и всадника Травла Монтана. Количество казненных рабов и вольноотпущенников неизвестно.

Мессалина меж тем пыталась спасти свою жизнь. Она посылала Клавдию слезные мольбы, то питая надежду на спасение, то впадая в бешенство. Еще немного, и она обрушила бы гнев Клавдия на головы победителей, но Нарцисс ее опередил. Вечером, сидя на пиру, Клавдий неплохо выпил и закусил и пришел в хорошее расположение духа. Он велел Нарциссу передать Мессалине, чтобы та на следующий день явилась к Клавдию и представила свои оправдания. Нарцисс понял, что гнев Клавдия остывает и надо действовать немедленно, иначе эта ночь станет последней в его жизни.

Нарцисс быстро покинул пир, нашел военного трибуна и нескольких центурионов и велел им умертвить Мессалину, якобы по приказу принцепса. В качестве подтверждения своих слов он представил дворцового вольноотпущенника Эвода, которому велел быть и свидетелем умерщвления Мессалины. Тем временем в садах Лукулла мать Мессалины Лепида уговаривала свою дочь не дожидаться палача и добровольно и благородно уйти из жизни. Но благородства в Мессалине давно уже не было. Но тут распахнулись двери и перед женщинами предстали безмолвный трибун, центурионы, и осыпающий женщин площадной бранью Эвон. Мессалина схватила кинжал и сделала вид, что хочет себя заколоть, но не смогла этого сделать, тогда трибун вынул меч и заколол ее. Тело Мессалины отдали для погребения ее матери.

Пировавшему Клавдию доложили о смерти его жены, но он никак не отреагировал на это сообщение и продолжал выпивать как ни в чем ни бывало. Он даже не поинтересовался, как и от чего она умерла. И в следующие дни он не выражал никаких чувств: ни гнева, ни радости, ни печали, ни ненависти. Сенат постановил убрать имя Мессалины изо всех общественных мест и частных домов. Нарцисс получил очень скромное вознаграждение - квесторские знаки отличия. Тацит завершает эту историю следующими словами:

"Да, его [Нарцисса] побуждения были честными, но привели к наихудшим последствиям".

Но это уже совсем другая история.

[Yorik]

Женитьба императора Клавдия на Агриппине

После гибели Мессалины вокруг принцепса разгорелась борьба за освободившееся место в его супружеской постели. Все знали, что Клавдий не может долго без женщины, и что он обычно попадает под власть своей супруги. Не было недостатка в женщинах, предъявлявших свои прелести и добродетели, и в мужчинах, хлопотавших за своих ставленниц. Довольно скоро выяснилось, что основных претендентов всего три: Лоллия Паулина - дочь бывшего консула Марка Лоллия, дочь славного Германика Агриппина и Элия Петина из рода Туберонов, которая уже была женой Клавдия. Этих кандидаток проталкивали в брачную постель принцепса уже известные нам участники заговора против Мессалины Нарцисс, Паллант и Калликст.

Нарцисс поддерживал кандидатуру Элии Петины, ссылаясь на то, что она уже была женой принцепса, и у них есть общая дочь Антония. Если она вернется в дом принцепса, то там мало что измениться, а она, как мачеха, не будет питать никакой неприязни к детям Клавдия Британнику и Октавии, ибо они довольно близки по крови ее собственным детям. Каллист возражал, что Петина унижена длительным разводом, поэтому, войдя в дом принцепса, она возгордится. Гораздо лучше принцепсу жениться на Лоллии, у которой еще не было детей, и которая поэтому будет хорошо относиться к пасынку и падчерице. Паллант же поставил на более сильную карту: он упирал на то, что Агриппина приведет с собой в дом принцепса внука славного Германика, который был знатным отпрыском семейств Юлиев и Клавдиев. Для принцепса будет вполне достойным принять в своем доме такого знатного молодого человека, а Агриппина еще молода, но уже доказала, что может рожать детей.

Все бы ничего, но ведь Агриппина была племянницей Клавдия, в Риме такие браки были запрещены. Но Агриппина на правах близкой родственницы стала частенько бывать в доме своего дяди и обольстила его в довольно короткий срок. Еще не будучи женой принцепса, она уже пользовалась в его доме властью жены, а то и более. Она сразу же стала вынашивать далеко идущие замыслы в пользу своего сына Домиция (будущего императора Нерона). Очень ей хотелось женить его на дочери Клавдия Октавии, но последняя уже была обручена Луцием Силаном с благословения самого принцепса. Клавдий даровал ему триумфальные отличия, устроил от его имени гладиаторские игры и устроил его выборы на должность претора. То есть он имел на него виды.

Но такие мелочи не могли остановить Агриппину. Она быстро нашла себе союзника в лице цензора Вителлия. У них оказались и общие интересы, а, кроме того, Вителлий одним из первых понял, кто теперь в Риме будет главным. Сестра Силана Юния Кальвина некоторое время тому назад была невесткой Вителлия, и отношения у них не очень сложились. Поэтому Вителлий теперь с подачи Агриппины распустил сплетню о том, что Силан находится в кровосмесительной связи со своей сестрой, и постарался довести эти слухи до ушей Клавдия. Убедить же принцепса в правдивости этих слухов не составило для Агриппины никакого труда.

Силан ничего еще не подозревал, а Вителлий уже подготовил указ, об его исключении из сенаторского сословия, хотя список сенаторов на ближайшее пятилетие был только недавно опубликован. Вслед за этим Клавдий объявляет ему о том, что брак Силана с Октавией невозможен. В довершение унижения его отстранили от должности претора всего за один день до истечения срока его полномочий.

В 49 году от Р.Х. Клавдий и Агриппина уже жили как муж и жена, но свадебные церемонии они еще не решались торжественно справить, так как такой кровосмесительный брак мог бы навлечь беды на все государство. Но Вителлий уже поставил на Агриппину и не собирался отступать. Он заручился согласием Клавдия, что тот подчинится требованиям народа и сената, и отправился в курию, где и произнес пламенную речь, начало которой было таким:

"Неся на себе тягчайшее бремя попечения обо всем мире, принцепс испытывает нужду в поддержке, дабы избавленный от забот о семье он мог всецело отдаться служению общему благу. Но есть ли более высоконравственная отрада для по-цензорски непреклонной к себе души, для того, кто никогда не предавался роскоши и наслаждениям, но с ранней юности неуклонно повиновался законам, чем взять жену, с которой он мог бы делиться своими самыми сокровенными мыслями, кому доверил бы малых детей?"

После того, как сенат благосклонно выслушал такое вступление, было уже не очень трудно подвести сенаторов к мысли о том, что лучшей супруги для принцепса, чем Агриппина, просто не существует. Прославляя добродетели и скромность Клавдия и Агриппины, Вителлий даже пнул Божественного Августа, который отнял Ливию Друзиллу у законного мужа. Да, продолжал Вителлий, брак дяди и племянницы дело у нас еще небывалое, но ведь совсем недавно в Риме были неведомы браки на двоюродных сестрах, а теперь это дело обычное. Да и у других народов этот обычай встречается, так что обычай закрепляется, когда отвечает потребностям государства.

Почти все уже поняли, в чем дело и что от них требуется. Сенаторы бросились вон из курии и собрали большую толпу народа, которая обратилась к принцепсу с такой же просьбой.
Клавдий вышел на форум и попросил сенаторов вынести постановление, по которому разрешались бы браки между дядями и племянницами. Однако примеру принцепса последовал один только всадник Алледий Север, который очень уж хотел угодить Агриппине.

В день свадьбы Клавдия Силан покончил жизнь самоубийством, а его сестра Кальвина была изгнана из Италии. Власть же в Риме оказалась в твердых руках женщины, знавшей, чего она хочет. На людях и в быту она придерживалась старинных римских традиций, но только непомерная страсть к золоту выдавала ее. Впрочем, она объясняла ее желанием накопить средства для непредвиденных нужд государства.

Впрочем, она добилась возвращения из корсиканской ссылки Луция Аннея Сенеки, доставила ему должность претора, а также определила его в наставники к своему сыну Домицию. Она рассчитывала, что Сенека будет благодарен ей за возвращение и другие благодеяния, а к Клавдию он сохранит неприязненное отношение, так как по навету Мессалины он в 41 году от Р.Х. отправил его в ссылку.

Кроме того, была проведена ловкая интрига, благодаря которой сенат просил Клавдия просватать Октавию и Домиция, что выглядело вполне уместным с государственной точки зрения, и отвечало всем далеко идущим устремлениям Агриппины. Таким образом, Домиций стал женихом дочери принцепса и его будущим зятем, то есть уравнялся в своих правах с родным сыном Клавдия Британником. На Домиция ставили все, кто был причастен к умерщвлению Мессалины и боялся, что Британник будет мстить за смерть своей матери.

[Yorik]

Смерть императора Клавдия

Не знаю, как вы, уважаемые читатели, а я соскучился по Тациту, а потому и предлагаю вашему вниманию изложение еще одного фрагмента из его "Анналов". Вернемся к императору Клавдию и посмотрим, чем обернулась для него четвертая женитьба.

Агриппина вышла замуж за Клавдия для того, чтобы проложить путь к власти для своего сына Домиция в обход родного сына Клавдия - Британника. Она многого добилась для достижения своей цели, но властная женщина стремилась к своей цели потому, что рассчитывала править сама при молодом и неопытном сыне. Усыновленный Клавдием Домиций принял имя Нерон, под которым и вошел в историю. Он был на три года старше Британника и потому раньше начал появляться на публике и проявлять себя. Агриппина добилась для Нерона и консульских полномочий, и звания предводителя молодежи. Его часто представляли войскам и народу, выпячивая его истинные или выдуманные дарования. Словом, создавался образ идеального будущего правителя. Это было сделать тем более легко, что римский народ не привык к наследственной власти.

Однако Агриппина опасалась, что у Клавдия откроются глаза на то, что его родного сына пытаются отстранить от власти. Тем более что в Риме многие считали Британника естественным и законным наследником Клавдия. В 54 году от Р.Х. на одном из пиров Агриппину смертельно напугали слова изрядно захмелевшего императора о том, что такая уж у него судьба: выносить беспутство своих жен, а потом карать их. Ведь про похождения Агриппины при дворе не знал разве что только Клавдий, но ведь и он мог узнать. И Агриппина решила действовать.

Первым делом она решила избавиться от своей двоюродной тетки Лепиды, которая была примерно одного с ней возраста и положения. Лепида была внучатой племянницей Августа, а также сестрой предыдущего мужа Агриппины. Обе женщины были богаты и распутны, и обе боролись за влияние на молодого Нерона. Агриппина решила устранить соперницу и нанесла ей сокрушительный удар. Лепиду обвинили в том, что она пыталась посредством колдовских чар извести жену принцепса, то есть Агриппину, а также содержала в Калабрии толпы буйных рабов, чем нарушала мир и покой в Италии.

В защиту Лепиды выступил только один из могущественных царедворцев - Нарцисс, но его заступничество не спасло обвиняемую: Лепида была приговорена к смерти. Нарцисс давно подозревал Агриппину в злонамеренных умыслах против Клавдия и его семейства. В узком кругу своих друзей Нарцисс говорил, что он будет убит в любом случае, независимо от того, кто придет к власти: Британник или Нерон. Британник будет мстить убийцам своей матери, а Нерон устранит всех сторонников Британника. Но если наследником будет объявлен Британник, то это устранит опасность для самого императора, и он, Нарцисс, сочтет для себя большим позором, если будет бездеятельно наблюдать козни Агриппины, которые могут оказаться столь губительными для императора и всей его семьи. Скорей бы Британник достиг более зрелого возраста и покарал врагов отца!

Но желаниям Нарцисса не суждено было сбыться. Вскоре он тяжело заболел и отправился на лечение в Синуессу. Тогда Агриппина решилась действовать, раз уж подвернулся такой удобный случай. Тем более что при дворе были слуги, на которых она могла положиться. То, что Клавдия следовало именно отравить, не вызывало у Агриппины никаких сомнений. Но вот, какой вид яда ей следует применить? Если яд будет очень быстрого действия, то ее преступление могут быстро раскрыть, и тогда все ее планы рухнут. Если же яд будет медленного действия и убивать исподволь, то Клавдий может догадаться, что его отравили, и на пороге смерти объявить наследником Британника.

Сложное положение! Ведь Агриппине нужен был яд, от которого бы умирали постепенно, но разум к отравленному больше не возвращался. Наконец Агриппина отыскала некую Локусту, которую недавно осудили за отравления, но услугами которой ранее пользовались многие известные личности. Локуста разработала соответствующий яд, который был добавлен в особо изысканное грибное блюдо. Дал отраву Клавдию евнух Галот, в обязанности которого входило приносить и опробовать предназначенные для Клавдия кушанья.

То, что Клавдий отравлен, присутствующие поняли не сразу. Во-первых, сказало свое действие опьянение; во-вторых, здесь проявилась беспечность Клавдия, который и не представлял, что его могут устранить; в-третьих, приступ поноса принес Клавдию видимое облегчение. Агриппина была поражена страхом и опасалась наихудшего для себя варианта развития событий. Большинство присутствующих на пиру смотрели на нее с явным подозрением и неодобрением. Ей пришлось обратиться за помощью к врачу Ксенофонту, с которым у нее уже была достигнута предварительная договоренность о необходимых мерах для ускорения смерти Клавдия. И вот на глазах у всех присутствующих Ксенофонт вводит в горло Клавдию перо, якобы для того, чтобы вызвать приступ рвоты, а это перо было смазано быстродействующим ядом. Клавдий отмучился!

Но его смерть еще некоторое время скрывалась от окружающих. Агриппине и ее сторонникам требовалось некоторое время для того, чтобы принять необходимые для закрепления за Нероном верховной власти меры. Все происходило так, как будто Клавдий еще жив: созывались сенаторы, жрецы и консулы молились об исцелении принцепса. А мертвого Клавдия в это время обкладывали припарками и покрывалами для создания видимости его жизнедеятельности.

Агриппина уже вошла в свою роль и играла ее прекрасно. Как бы убитая горем, она ласкала и утешала Британника, называла его подобием своего отца (сомнительный комплимент по меркам того времени, так как в Риме к больным и увечным относились с насмешкой), но не позволяла ему выйти из своих покоев. Он оказался как бы под домашним арестом. Били также блокированы и сестры Британника, Антония и Октавия. У всех дверей была выставлена стража, а Агриппина время от времени объявляла всем, что Клавдию становится лучше. Она всеми силами старалась протянуть время. Кроме того, халдеи указали ей благоприятный час для того, чтобы объявить Нерона верховным правителем.

И вот этот час настал! В полдень, в третий день до октябрьских календ широко распахнулись все двери дворца. К войскам, охранявшим дворец, выходит Нерон в сопровождении известного полководца Афрания Бурра. Нерона встречают приветственными криками (все было хорошо подготовлено!) и поднимают его на носилках. Многие воины колебались и искали Британника, но к возмущению никто не призывал, и эти солдаты тоже покорились неизбежности.

Когда Нерона принесли в лагерь преторианцев, он произнес там соответствующую речь и пообещал солдатам столь же щедрые денежные подарки, как в свое время и Клавдий. Войска дружно провозгласили Нерона императором, затем последовали соответствующие сенатские указы, и все было в полном порядке. Ни в Риме, ни в провинциях никаких беспорядков не последовало. Клавдию были возданы божественные почести и устроены такие же торжественные похороны, как и Августу. Однако завещание Клавдия оглашено не было.

Едва Нерон вступил на престол, как Агриппина приступила к расправам с неугодными ей людьми, даже не ставя в известность об этом своего сына-императора. Первым делом она расправилась с проконсулом провинции Азия Юнием Силаном. Его виной было то, что он не был замешан ни в каких преступлениях и был правнуком Божественного Августа. Его убили прямо посреди пира всадник Публий Целер и вольноотпущенник Гелий, которые управляли имуществом принцепса в провинции Азия. Следующей жертвой Агриппины стал Нарцисс, которого бросили в тюрьму, где он и умер через несколько дней от истощения и жестокого обращения тюремщиков.

Агриппина была готова немедленно истребить множество людей, но этому положили предел воспитатели и наставники юного императора Афраний Бурр и Анней Сенека, которые действовали дружно и согласованно, что очень редко встречается при дворах. Они старались предоставить принцепсу разумные развлечения, чтобы уберечь его от опасных соблазнов.

Паллант же своей надменностью и жестокостью навлек на себя недовольство Нерона, который не мог спустить бывшему рабу такой заносчивости, но пока до времени скрывал свои чувства.

Клавдию были определены цензорские похороны с последующим обожествлением, а Агриппина была назначена жрицей Клавдия, и сенат предоставил ей двух ликторов. В день похорон Клавдия похвальное слово покойному произнес сам принцепс. Он начал с древности рода Клавдиев и перечислил все консульства и триумфы членов рода. Нерон говорил с подъемом, и его внимательно слушали. Затем он говорил о научных занятиях Клавдия, а тот, как известно, написал несколько значительных исторических трудов, которые, к сожалению, не сохранились, и о том, что в правление Клавдия государство не претерпело от иноземцев никаких неприятностей, а наоборот, даже расширило свои пределы. И эта часть речи принцепса была выслушана с сочувствием. Но когда Нерон стал говорить о мудрости и предусмотрительности Клавдия, в толпе стал раздаваться смех, но принцепс сделал вид, что ничего не заметил.

Речь Нерона была написана и отделана Сенекой, поэтому старики в толпе отмечали, что Нерон стал первым правителем, который нуждался в чужом красноречии. Ведь Юлий Цезарь был превосходным оратором и соперничал с лучшими ораторами своей эпохи. Август говорил легко и свободно. Тиберий взвешивал каждое свое слово и вкладывал в свои краткие речи очень богатое содержание, если только специально не хотел делать двусмысленных заявлений. Даже безумный Калигула обладал известной силой своей речи. И у покойного Клавдия были очень выразительные и отработанные выступления. У Нерона же была масса других задатков, но искусство оратора было ему не дано.

[Yorik]

Убийство Британника и Агриппины.




   Став принцепсом, Нерон первое время проявлял щедрость в государственных расходах и милость к обвиняемым. Оправдывались даже люди, которые обвинялись в высказываниях или намерениях против Нерона или в привязанности к Британнику.
   Агриппина же стала слишком высокомерной и позволяла себе вмешиваться в государственные дела без ведома Нерона. Принцепса это стало раздражать, тем более что ставленник Агриппины Паллант своей наглостью и заносчивостью успел навлечь на себя неприязнь Нерона. Внешне пока все оставалось без перемен, и Нерон воздавал Агриппине материнские почести. Но той хотелось все большего, и однажды чуть не произошел скандал. Когда Нерон принимал армянских послов, Агриппина появилась в помещении и захотела сесть на возвышении рядом с Нероном. Все оцепенели, пораженные такой выходкой, но Сенека пришел на помощь принцепсу и посоветовал тому выйти навстречу подходившей к возвышению матери. Так благодаря находчивости Сенеки под видом сыновней почтительности удалось избежать бесчестия для Нерона.
   Меж тем наставники Нерона, Бурр и Сенека, делали все для того, чтобы молодой принцепс вышел из-под влияния матери, да и сам Нерон уже стал стремиться к этому из-за высокомерных выходок своей матери и ее ставленников. Нерон приблизил к себе двух молодых людей, Марка Отона и Клавдия Сенециона, и в тоже время безумно влюбился в вольноотпущенницу Акте.
   Агриппина сначала ничего не знала о страсти сына, а Бурр, Сенека и другие приближенные Нерона ничего не имели против Акте. Ведь всем было известно, что Нерон питал непреодолимую неприязнь к своей жене Октавии, и было решено не препятствовать принцепсу в его новой привязанности, так как иначе Нерон мог влюбиться в какую-нибудь знатную женщину, родственники которой захотели бы вмешаться в высокую политику. А кому это было нужно?
   В этой ситуации Агриппина, когда узнала об увлечении своего сына, совершила первую крупную ошибку. Вместо того чтобы внешне смириться и начать плести интригу по компрометации Акте, что ей бы, несомненно, удалось, при ее-то опыте, она набросилась на Нерона с различными упреками. Нет бы, подождать, а она все время упрекала сына в том, что ее новая невестка (как будто Октавии уже не было в живых!) вчерашняя рабыня и тому подобные глупости. Эта выходка Агриппины привела к тому, что Нерон окончательно вышел из-под влияния матери и полностью доверился Бурру и Сенеке.
   Чтобы прикрыть увлечение принцепса, один из друзей Сенеки, Анней Серен, изобразил влюбленность в Акте и предоставил свой дом для свиданий возлюбленных, а также подносил ей от своего имени подарки, которые ей делал Нерон. Все внешние приличия были полностью соблюдены. Тут Агриппина поняла, какую ошибку она совершила, но было уже поздно. Агриппина же стала окружать сына лаской, стала предлагать ему свой дом для любовных свиданий и утех и призналась сыну в том, что была с ним слишком суровой. Она предоставила в распоряжение сына все свое состояние, которое лишь немногим уступало состоянию принцепса, но все эти перемены не обманули Нерона, да и его друзья и советники предостерегали его от козней этой опасной женщины.
   Примерно в это же время Нерон осмотрел дворцовые сокровища, отобрал среди них лучшие женские украшения и одежды и отослал в подарок своей матери, хотя именно сейчас она у него ничего и не просила. Агриппина же на это заявила, что сын не приумножил ее нарядов и украшений, ибо отнял у нее все остальное, а это лишь малая доля из того, чем он владеет благодаря ее стараниям. Эти слова не прошли мимо ушей Нерона, разумеется, в сильно приукрашенном виде.
   Нерон пришел в сильную ярость и решил для начала устранить министра финансов Палланта, правда, пообещав ему неприкосновенность. Это взбесило Агриппину, так как помимо устранения ее ставленника она еще потеряла контроль над финансовыми потоками. И она совершила вторую крупную ошибку: в присутствии принцепса и его приближенных она сделала заявление, суть которого сводилась к тому, что родной сын Клавдия Британник уже достаточно вырос для того, чтобы унаследовать отцовскую власть. Агриппина стала вспоминать обо всех совершенных ею злодеяниях и заявила, что не видит препятствий к тому, чтобы люди узнали всю правду обо всех бедствиях этой несчастной семьи: об ее кровосмесительном браке, об отравлении ею Клавдия, об интригах по отстранению Британника, и т.д. Она поносила Нерона и взывала к обожествленному Клавдию, верховной жрицей которого она стала.
   Эта выходка матери сильно встревожила Нерона. Устранить мать он был еще не готов, но дни Британника были уже сочтены. Нерон не решился обвинить брата в каком-либо преступлении или открыто приказать убить его. Было решено прибегнуть к яду, и для этого обратились к трибуну преторианской когорты Юлию Поллиону, под началом которого содержалась знаменитая отравительница Локуста. О том, чтобы среди приближенных Британника не было верных ему людей, позаботились уже заранее, так что дать ему яд оказалось очень просто, но... яд вызвал лишь понос у Британника. Нерон рассвирепел и стал угрожать Поллиону, а также требовать казни Локусты. Новый яд сварили в клетушке рядом со спальным покоем Нерона.
   Было известно, что во время обеда Британнику прислуживает отдельный раб, который должен был отведывать подаваемые ему напитки и кушанья. Чтобы обойти это препятствие поступили следующим образом: Британнику через раба передали безвредное питье, которое юноша отверг как слишком горячее. Тогда питье разбавили холодной водой, содержащей отраву, и передали юноше. Отведав этот напиток, Британник моментально скончался. Часть людей стала разбегаться, а более понятливые стали ждать сигнала от Нерона. Тот же заявил, что это дело привычное, и Британник часто страдает приступами падучей. Все сделали вид, что поверили, только Агриппина поняла, что она лишилась последней опоры, да Октавия молча перенесла очередную утрату.
   Застолье продолжалось, но в ту же ночь под проливным дождем тело Британника было предано сожжению. Похороны проходили очень скромно, но на Марсовом поле. Кое-кто возмущался, но многие римляне считали, что верховная власть неделима и отнеслись снисходительно к этому проступку Нерона. Нерон же в специальном указе пояснил, что в похоронах Британника руководствовался древними обычаями, которые требовали скрывать от людских глаз похороны преждевременно умерших и не затягивать таких похорон длинными речами и пышными обрядами. Это всех удовлетворило, тем более что Нерон щедро одарил всех своих видных сторонников и приближенных.
   Агриппина в гневе развила кипучую деятельность: она всячески обласкивала Октавию, устраивала частые совещания со своими друзьями и сторонниками, а также везде, где могла и как могла, собирала деньги. Она встречалась с трибунами, центурионами и представителями старой аристократии. Все это выглядело как поиск сторонников и вождей для ее партии. Такая деятельность не могла пройти мимо глаз Нерона, и он принял свои меры: от Агриппины была удалена охрана, а сама она была удалена из дворца и поселена в отдельном доме.
   Сам Нерон появлялся в этом доме в сопровождении толпы центурионов и высокопоставленных чиновников, но в другое время Агриппину уже почти никто не посещал, кроме нескольких женщин, да и те, возможно, посещали опальную мать принцепса из ненависти. Одной из них была Юния Силана, брак которой с Секстием Африканом расстроила в свое время Агриппина. Теперь Юния решила, что настало время для ответного удара. И удар был нанесен мастерски! Она не стала обвинять Агриппину в скорби по Британнику или разглашении тайн Октавии, как большинство обвинителей того времени. Клиенты Юнии, Итурий и Кальвизий, заявили, что Агриппина задумала выйти замуж за Рубеллия Плавта, который был в такой же степени родства с Августом, как и Нерон, вовлечь его в государственный переворот и, таким образом, захватить верховную власть над Римом.
   Через нескольких посредников этот донос достиг ушей Нерона во время ночного пиршества. Нерон решил немедленно умертвить мать и Плавта, а также отстранить Бурра от командования преторианцами. Ведь его в свое время выдвинула Агриппина! Однако благодаря заступничеству Сенеки Бурр остался на своем посту. Вдвоем с Сенекой они немного успокоили Нерона и удержали его от поспешных и необдуманных шагов. Бурр пообещал утром же явиться к Агриппине, и если подтвердится ее виновность, он лично казнит ее, но любому человеку, тем более матери принцепса, должна быть предоставлена возможность для оправдания, тем более что информация поступила из враждебного лагеря.
   Утром Бурр, Сенека и несколько других друзей Нерона отправились к Агриппине и объявили ей о выдвинутых против нее обвинениях. Агриппина гневно отвела все обвинения и потребовала свидания с сыном. В разговоре с Нероном Агриппина ни в чем его не упрекала, а также не упоминала о том, что она сделала для возвышения своего сына. Возможно, что именно это ей и помогло. В длинном разговоре ей удалось добиться благосклонности своего сына и наказания своих обвинителей. Юния Силана была изгнана, клиенты и вольноотпущенники, принимавшие участие в этой интриге были наказаны, а о Плавте на время забыли. Кроме того, ряд друзей Агриппины был назначен на высокие должности. Гроза пронеслась.

[Yorik]

Несколько позже произошло событие, которое оказало значительное влияние на дальнейший ход истории Рима. Одна очень знатная и очень красивая римлянка по имени Сабина Поппея не отличалась высокой нравственностью и выбирала себе мужей или любовников только из соображений личной выгоды. В описываемое время она была замужем за всадником Руфрием Криспином и родила ему сына. Однажды она встретилась с Отоном и, зная, что он входит в число ближайших друзей Нерона, вскружила ему голову. Они стали любовниками, потом Отон легко добился для нее развода и сам женился на ней.
   Как оказалось, у каждого из них были свои причины желать этого брака. Отон хотел подложить свою новую жену Нерону и тем самым еще крепче привязать его к себе, а Поппея хотела попасть в постель к Нерону с целью привязать его к себе. Как показали последующие события, расчет Поппеи оказался более точным. И вот при каждой встрече с принцепсом Отон стал превозносить красоту и прелести своей жены. Часто, вставая из-за стола, он говорил, что ему достались знатность и красота, то есть то, о чем мечтает каждый человек, но достается только счастливым. Слова Отона упали на благодатную почву, и вскоре Поппея получила доступ ко двору. Здесь она притворилась, что покорена красотой и талантами Нерона, и очень быстро окрутила его. Однако через некоторое время она стала держать себя с Нероном властно и надменно, а если он задерживал ее у себя более двух ночей, то говорила ему, что не желает расторгнуть из-за него брак с Отоном, с человеком, с которым никто не может сравниться. Отон - вот кто прирожденный правитель, а Нерон, опутанный наложницей-рабыней (она имела в виду Акте), копошится в грязи и окружен низостью.
   Ее игра полностью удалась. Ослепленный страстью Нерон прощал ей все слова, за которые любой из его друзей был бы казнен, и вот Отон проиграл свою партию. Он стал лишаться привычного для себя круга общения, права бывать у принцепса, а вскоре Нерон и вовсе удалил его из Рима, назначив правителем провинции Лузитания. Там Отон и пробыл вплоть до начала междоусобных войн после убийства Нерона. В Лузитании Отон показал себя честным и умеренным правителем, заставив забыть о своей разнузданной юности. Но мы оставим его в Лузитании и вернемся в Рим.
   А там Поппея продолжала свою игру, все более распаляя Нерона различными упреками. Она понимала, что при жизни Агриппины ей не удастся развести Нерона и Октавию, поэтому все стрелы ее укоров были направлены против Агриппины. В свою очередь все ближайшее окружение Нерона также желало сокрушения могущества его матери. Сенека подослал к Нерону Акте с сообщением о том, что в войсках поговаривают о кровосмесительной связи между Нероном и Анриппиной, и что войска не потерпят над собой власти нечестивого принцепса. Это была очень серьезная угроза, и Нерон сначала стал избегать встреч с матерью наедине, а затем и вовсе удалил ее от себя.
   Нерон решил, что мать тяготит его, где бы она ни находилась, и решил избавиться от нее. Но как? Воспользоваться ядом за столом у принцепса было бы опасно, так как все еще помнили смерть Британника за столом у Нерона. В доме Агриппины отравить ее не представлялось возможным, так как она сама неплохо разбиралась в ядах, а ее домочадцы были ей верны. С сожалением от яда отказались. Использование оружия указывало бы на насильственную смерть, а, кроме того, Нерон не доверял простым исполнителям.
   Наконец один из воспитателей Нерона, вольноотпущенник по имени Аникет, который в настоящее время был префектом мизенского флота, предложил свой хитроумный замысел. В годы отрочества Нерона он был ненавидим Агриппиной, сам ненавидел ее, но чудом уцелел. Этот Аникет сказал, что может устроить на корабле такое приспособление, которое развалит в море корабль на части, и Агриппина утонет. А море всегда чревато случайностями, и кто посмеет обвинить в ее смерти принцепса? План был одобрен, и Нерон пригласил на праздник Больших Квинкваторов в честь Минервы свою мать в Байи, распустив слух о том, что он хочет с ней примириться. Нерон лично встретил мать, прибывшую из Анция, и поселил ее на вилле Бавлы на морской излучине между Мизенским мысом и Байским озером. Около виллы стоял на якоре роскошный корабль, переданный в личное пользование Агриппины. Но кто-то ее предупредил о готовящемся покушении, и на ужин к Нерону она прибыла на носилках. Подавив раздражение, Нерон принялся всячески обхаживать свою мать, поместив ее за столом выше себя. Пир затянулся далеко за полночь, и Нерону ласковым обращением удалось усыпить подозрения Агриппины и отправить ее домой на подготовленном корабле.
   Однако ночь оказалась звездной, а море зеркально тихим. На корабль вместе с Агриппиной взошли только двое ее приближенных: Креперей Галл и Ацеррония. Едва корабль отошел недалеко от берега, был подан условный сигнал, и утяжеленная свинцом кровля каюты Агриппины обрушилась. Крепрей был убит на месте, но Агриппину и Ацерронию защитили высокие стенки ложа, которые вынесли удар тяжести, правда Агриппина получила при этом незначительную рану. Распадения корабля на части по каким-то причинам не произошло, и план стал трещать по всем швам. Так как не все моряки были посвящены в план покушения, то не удалось перевернуть лодку (сработал инстинкт самосохранения), и обе женщины сумели соскользнуть в воду. Тут Ацеррония перепугалась и стала кричать, что она Агриппина, чтобы ее спасли в первую очередь. Это ее и сгубило: моряки забили Ацерронию насмерть баграми и веслами. Увидев судьбу своей подруги, Агриппина все поняла и тихо поплыла к берегу, а встреченная рыбацкая лодка доставила ее на виллу.
   Что было делать Агриппине? Она решила сделать вид, что ничего не подозревает, и послала Нерону с вольноотпущенником Агерином письмо, в котором сообщала, что по милости богов она спаслась от неминуемой гибели и просит отложить визит сына, так как в настоящее время она нуждается только в длительном отдыхе.
   Получив сообщение о спасении своей матери, Нерон перепугался до смерти и решил, что мать будет ему мстить, обратившись к сенату и народу. Надо было ее опередить, и Нерон приказал разбудить Бурра и Сенеку и велел им явиться к нему. Двое последних, скорее всего, не были посвящены в этот преступный замысел, но помогать своему принцепсу их обязывал не только долг, но и инстинкт самосохранения. Бурр доложил, что в таком деле на преторианцев нельзя положиться, так как у них может не подняться рука на дочь славного Германика, и предложил Аникету закончить свое деяние. Аникет согласился, а Нерон велел ему взять с собой людей готовых на все.
   Тем временем прибыл с письмом от Агриппины Агерин. Пока он передавал Нерону свое поручение, ему подбросили под ноги меч, схватили, заковали в оковы и обвинили в покушении на жизнь принцепса по наущению Агриппины. Это было сделано с той целью, чтобы можно было превратить убийство Агриппины в ее самоубийство после неудачного покушения на жизнь сына.
   Тем временем по побережью разнеслась весть о чудесном спасении Агриппины, и около ее виллы собралась большая толпа с факелами, которая хотела поздравить ее со спасением. Прибывший воинский отряд рассеял эту толпу, Аникет расставил вокруг виллы вооруженную стражу, взломал ворота виллы и направился в спальные покои Агриппины. Около ее покоев находилось всего несколько человек, а с Агриппиной была всего одна рабыня. Агриппина чувствовала все большую тревогу, так как не получала никаких известий от сына, да и Агерин все не возвращался. Вот рабыня направилась к выходу из спальных покоев и Агриппина промолвила:

"И ты меня покидаешь!"

   Тут она увидела Аникета в сопровождении триерарха Геркулея и флотского центуриона Обарита. Агриппина сказала им, что если сын прислал спросить о ее здоровье, то пусть передадут, что она уже поправилась, а если они пришли, чтобы совершить злодеяние, то она не верит, чтобы ее сын мог отдать приказ об умерщвлении матери. Меж тем вошедшие окружили ложе Агриппины, и триерарх первым ударил ее какой-то палкой по голове. Затем центурион достал свой меч, а Агриппина подставила ему свой живот со словами:

"Поражай чрево!"

   Агриппине нанесли множество ударов, прежде чем она умерла. Не известно, видел ли Нерон тело убитой матери, зато известно, что процедура похорон, проведенных в спешке той же ночью, была очень скромной, и при жизни Нерона над могилой Агриппины не было могильного холма, а место ее погребения не было огорожено. Лишь после смерти Нерона ее домочадцы возвели на месте погребения Агриппины скромное надгробие.
   Официальная версия гласила, что Агриппина послала Агерина для убийства принцепса, но после неудачной попытки, мучимая укорами совести, она покончила жизнь самоубийством. По наущению Бурра утром к Нерону явилась толпа центурионов и трибунов, чтобы поздравить его со счастливым избавлением от смерти. Затем посыпались поздравления от сената, римской знати, провинций и т.д. и т.п. День, когда было предотвращено злодейское покушение, постановили отмечать ежегодными играми, в курии решили установить золотые статуи Минервы и принцепса, а день рождения Агриппины был включен в список несчастливых дней.

[Yorik]

Восстание Боудикки

   Не следует считать, уважаемые читатели, что в правление императора Нерона основные события происходили только в самом Риме. Кое-что интересное происходило и в провинциях. Например, война в Армении или восстание в Британии. Вот о последнем событии я немного и расскажу.
   Идет 61 год от Р.Х. Провинция Британия сравнительно недавно была покорена и усмирена императором Клавдием, а военачальники Нерона никаких наступательных операций на острове не проводили. Провинцией управлял в тот время Светоний Паулин, которого снедала жгучая зависть к воинским успехам полководца Корбулона в Армении. Чтобы добыть себе воинскую славу, он решил захватить остров Мону (ныне о. Англси), который был густо заселен и служил пристанищем для перебежчиков и прочих асоциальных элементов. Так как остров Мона был отделен от остальной Британии мелководным проливом, то Паулин приказал построить для переправы множество мелководных кораблей, на которых и была перевезена пехота. Всадники же перебрались на остров по мелководным отмелям, а местами и им приходилось плыть рядом со своими конями.
   На берегу римлян уже ожидало вражеское войско, в рядах которого было и множество женщин, так как все британцы решили дорого продать свою свободу. Некоторые из женщин носились среди войска как фурии, с распущенными волосами и горящими факелами в руках. Возле бойцов находились и друиды, которые молились своим богам, насылали проклятия на римлян и приводили свое войско в исступленное состояние. Зрелище это произвело на римлян очень сильное впечатление, так что они не решились сразу же атаковать врагов. Но все же под настояниями своих командиров римляне перешли в нападение, разбили смешанное войско аборигенов, часть врагов уничтожили, а остальных рассеяли по острову.
   После этого Паулин занялся размещением на острове гарнизонов и другими полезными вещами, вроде вырубки священных дубовых рощ. В это время поступает сообщение о том, что буквально вся провинция Британия охвачена сильным возмущением. А дело было вот в чем. Недавно умер царь племени иценов Прасутаг, имевший огромное богатство, который в своем завещании объявил своими наследниками императора и двоих своих дочерей. Так он надеялся сохранить часть своего богатства и оградить свое племя от бесчинств и насилий римских чиновников.
   На деле же все вышло совсем не так, как рассчитывал царь. После его смерти богатства царя стали расхищать рабы и вольноотпущенники прокуратора, а территорию племени иценов стали грабить центурионы. Словом, римляне вели себя не как в своей провинции, а как будто они находились на вражеской территории, только что захваченной силой оружия. Вначале была высечена плетьми жена Прасутага Боудикка и обесчещены его дочери. Затем у всех видных иценов стали изымать их наследственное имущество (можно было подумать, что Прасутаг завещала римлянам всю область своего племени), и даже с родственниками царя стали обращаться как с простыми рабами.
   Возмущенные такими насилиями, и опасаясь еще худшего, ицены взялись за оружие и привлекли к восстанию племя тринобантов, а также всех тех, кто еще не был сломлен и порабощен римским владычеством. Особую ненависть питали восставшие к римским ветеранам, поселившимся на острове, которые вели себя крайне жестоко с местными жителями. Так в колонии Камулодун ветераны буквально выбрасывали тринобантов из их жилищ, сгоняли с полей и считали их своими пленниками или рабами. Римские солдаты потворствовали такому поведению ветеранов, ибо, во-первых, вели схожий с ними образ жизни, а, во-вторых, надеялись, что и им будет позволено то же.
   Между тем сама колония была практически никак не укреплена. Ведь римские военачальники больше думали о наживе и своих удовольствиях, чем о безопасности войска. Камулодун не был даже обнесен валом и рвом, и самым укрепленным местом колонии был местный храм Виктории. Паулин в это время был далеко, и местные жители решили обратиться за помощью к прокуратору Кату Дециану, который в свою очередь проявил беспечность. Для охраны колонии он прислал всего около двухсот плохо вооруженных человек, да и в самом Камулодуне стоял немногочисленный отряд. Вот таковы были силы римлян в этом беспокойном месте.
   А в Британии тем временем было множество различных знамений, которые истолковывались местными жрецами как благоприятные для британцев и сулящие скорую гибель римлянам. В скором времени восставшие окружили беспечную колонию, напали на нее, разграбили и сожгли все, кроме храма, который после двухдневной осады также был взят и разрушен. Легат Девятого легиона, узнав о восстании, двинул свое войско на помощь Камулодуну, но британцы встретили легион неожиданной атакой, рассеяли его и перебили всю пехоту. Давно уже римляне не терпели таких жестоких поражений! Цериалу с конницей удалось укрыться в укрепленном лагере, а прокуратор Кат, устрашенный таким разгромом римского войска, бежал в Галлию.
   Получив известия о разрушении Камулодуна и гибели Девятого легиона, Паулин с войском пробился к Лондинию. Здесь он смог оценить малочисленность оставшихся войск и слабые укрепления города. Учитывая печальный опыт Цериала, Паулин решил не ввязываться в сражение с сомнительным исходом и, несмотря на горячие просьбы горожан о помощи, покинул Лондиний. С собой он взял только тех жителей, которые пожелали участвовать в боевых действиях против британцев. Оставшиеся жители Лондиния вскоре были полностью истреблены британцами. Такая же судьба постигла и город Веруламий. Но крепости и укрепленные города с сильными гарнизонами восставшие обходили стороной. Так как британцы не знали ни рабства, ни взятия в плен, то в захваченных ими городах и поселениях погибло около семидесяти тысяч римских граждан и их союзников.
   Паулин тем временем собирал силы римлян и немало преуспел в этом. Вскоре в его распоряжении оказались весь Четырнадцатый легион и вексилларии Двадцатого легиона. Кто же такие были вексилларии? Переводчики и комментаторы Тацита обходят данный момент. Дело в том, что в последние десятилетия республики и при первых императорах так назывались отряды смешанного состава и вооружения, создаваемые для выполнения специальных заданий. Нечто вроде древнеримского спецназа. А к концу правления Флавиев так уже называли конные отряды в составе легионов. Что же подразумевалось под вексиллариями в эпоху Нерона, историки пока еще так и не решили.
   Паулин также присоединил к своему войску подразделения вспомогательных войск, расположенных неподалеку. Так что в его распоряжении вскоре оказалось около десяти тысяч человек. Теперь Паулин уже не опасался встретиться с восставшими в открытом сражении, хотя объединенные силы британцев в несколько раз превышали его собственные силы. Он был уверен в боеспособности собранных сил, а недавнее поражение римлян начисто выбило из них легкомысленное отношение к врагу. Место для сражения Паулин выбрал тоже очень осмотрительно. Перед позициями римлян располагалась теснина, переходящая в равнину, замыкавшаяся густым лесом. Перед сражением римляне провели глубокую разведку и убедились в том, что никаких засад и дополнительных сил у врагов в районе сражения нет.
   А британцы из-за своей многочисленности были совершенно уверены в своей победе. Они были так уверены в своей победе, что разместили своих жен на телегах, которые стояли по краям поля. Эти телеги сыграли свою роковую роль в ходе сражения. Но пока Боудикка с дочерьми на колеснице объезжала отряды восставших британцев. Она призывала восставших к борьбе за свою свободу и к мести римлянам за причиненные ими злодеяния. Боги покровительствуют справедливому мщению, говорила Боудикка, и британцы в этой битве должны победить или пасть, а иначе им придется прозябать в рабстве.
   Паулин тоже обратился к своим войскам с речью, в которой призывал римлян соблюдать боевую дисциплину, держать строй и не гоняться за минутной добычей. В этом случае враги будут разбиты, и все достанется римлянам. После этого он дал сигнал к началу сражения. В центре позиции римских войск находились пешие легионеры, державшие сомкнутый строй. С флангов к ним примыкали вспомогательные войска, а по краям разместились отряды конницы. Пехота выпустила в подступивших врагов свои дротики и обрушилась на них сомкнутым строем. Столь же сильны оказались и удары вспомогательных войск и конницы. Британцы были смяты и начали отступать, но организованному отходу мешали расставленные повсюду телеги. В рядах восставших началась паника, и вскоре они обратились в бегство.
   Римляне методично преследовали врагов и истребляли их. Они не щадили ни женщин, ни стариков, ни, даже, их лошадей. Всего в этот день по данным римских историков было уничтожено около восьмидесяти тысяч британцев. Римляне же потеряли около четырехсот человек убитыми и немногим более ранеными. Увидев поражение британцев, Боудикка отравилась.
   Вскоре прибыли подкрепления из Германии, римляне прошлись огнем и мечом по территориям подозрительных или враждебных племен, и в Британии наступило состояние не мира, но примирения. Победитель британцев Паулин за свои победы над британцами не получил никаких наград или поощрений. Интригующие римские чиновники и командиры доносили в Рим, что все свои победы Светоний Паулин одержал благодаря невероятному везению, а вот его поражения (совсем даже незначительные) объяснялись полной неспособностью Паулина к верховному командованию. Вскоре после одного не очень удачного столкновения с британцами, в ходе которого римляне потеряли на берегу несколько кораблей, Паулин был смещен со своей должности, так как это событие было признано продолжением войны с восставшими.