Нет ответов

[Yorik]

В Древней Греции услуги секс-работниц и сопровождавших пиры музыканток и танцовщиц были вполне доступны среднему афинянину, а сама секс-работа от других ремесел ничем принципиально не отличалась. Что нам сегодня известно об этом? Рассказывает Рустам Галанин.

Мы начинаем новый цикл материалов, посвященный античной проституции, которую для удобства изучения целесообразно разделить на три вида сообразно с тремя разновидностями оказываемых услуг:

дешевый и общедоступный публичный секс, ассоциируемый с фигурой порнэ (πόρνη);
более утонченные, затратные и сложные отношения, связанные с гетерами (ἑτaίρa); и, наконец,
мужская проституция (ἑτaίρησις), к услугам которой обращались женщины и адепты однополых отношений.
Сегодня мы поговорим о первой разновидности рынка интимных услуг в античной Греции.

Общие положения

Первое, что следует сделать перед тем, как обращаться к тематике проституции в Античности, это прояснить моральный статус не только этой профессии, но вообще любой разновидности труда, и в этом отношении важно понять одну простую вещь: для афинян было важно не то, что ты делаешь, но при каких условиях ты осуществляешь свой труд, а именно — если это рабский или наемный труд за плату и он полностью зависим от другого, то он презирался обществом; если это свободный труд, то есть над тобой нет никаких начальников или хозяев и ты осуществляешь деятельность сам и от своего имени, работая исключительно на себя, то к такому труду афиняне относились либо положительно, либо нейтрально. Каков же вывод?

Проституция тоже была профессией, и осуждалась она лишь в том случае, если являлась частью подневольного наемного труда рабовладельческой экономики; в случае же занятия проституцией по собственному желанию она являлась частью того, что можно было бы назвать свободной профессией/искусством, или ἐλευθέριος τέχνη, то есть ремеслом, достойным свободного человека, или, говоря нашим языком, фрилансом (Cohen 2015: 39).
Вероятно, именно поэтому Платон в диалоге «Хармид» (163b) перечисляет проституток в одном ряду с продавцами соленой рыбы на рынке и сапожниками и хоть и не хвалит их, но говорит, что всякий, кто занят своим делом, является человеком рассудительным.

Другое дело, что существовало традиционалистское (мы бы сказали: реакционное) и аристократическое понимание трудовой деятельности как таковой, согласно которому вообще всё, что не относилось к сельскому хозяйству, политической деятельности, военной (не наемной) службе и отчасти искусству, было предосудительно, так что, как справедливо отмечает Эллисон Глейзбрук, «для элиты пребывание в борделе было не более презренным, чем торговля на рыночной площади (агоре)», потому что элита вообще избегала любой деятельности, связанной с занятиями ремеслом и, следовательно, оплачиваемым трудом (Glazebrook 2011: 35).

Общее негативное отношение к наемному труду породило довольно интересную социально-экономическую ситуацию: многочисленные возможности для самозанятости граждан в ремесле и торговле, в том числе в семейных бизнесах, а также вознаграждения, выплачиваемые государством за отправление общественных должностей (судьи присяжные, члены совета и др.), привели к тому, что наемная рабочая сила в различных сферах (мастерские, магазины, банки, парикмахерские, публичные дома и т. д.) пополнялась исключительно из рабского и (реже) приезжего населения (Cohen 2015: 44).

В этом отношении афиняне обладали потрясающим марксистским чутьем и полагали, что исполнение наемным работником регулярно повторяющихся (рутинных) действий за фиксированную плату является прямым аналогом рабства, и было совершенно неважно, кем в данном случае (и на кого конкретно) ты работаешь — банкиром-миллионером, как вольноотпущенник Пасион (богатейший человек Афин начала IV веке до н. э.), или торгуешь своим телом за обол на пыльных улицах квартала Керамик. Важно было лишь одно: сам ли ты себе хозяин или тужишься и ишачишь на дядю Сэма.

***
В русском языке существует не так уж много слов для обозначения проституции. В английском их, вероятно, немногим более 20. Картина меняется при обращении к древнегреческому — здесь мы находим около 200 (!) слов, обозначающих широчайший и, судя по всему, едва ли обозримый спектр интимных коммерческих услуг, оказываемых обоими полами (Kapparis 2018: 2).
Предельно общим термином для жриц и жрецов продажной любви были πόρνη (продажная женщина) и πόρνος (продажный мужчина), что, кстати, сохранилось и в нашем культурном обиходе в виде таких слов, как порно, порнография и т. д. Далее идут более престижные категории: ἑτaίρa — гетера, πaλλᾰκή — наложница. Что до остальных терминов, которыми в наши дни занимаются обычно только историки, то они были призваны дифференцировать вышеуказанное многообразие сообразно со спецификой оказываемых услуг, распределяя «работников» и «работниц» по особым профессиональным категориям, как, например, следующие: aὐλητρίς — флейтистка, ψάλτριa — певица, ὀρχηστρίς — танцовщица и др. (Kapparis 2011: 223).

Как видно из самих названий, это были женщины (и мужчины), обладавшие специальными артистическими и музыкальными навыками, и когда их приглашали на вечеринки (симпосии), то негласно подразумевалось, что, помимо эстетических утех, они, если это необходимо, будут оказывать и интимные услуги. Подробнее обо всём этом мы расскажем ниже, а сейчас скажем несколько слов о древнейших античных текстологических свидетельствах, посвященных проституции.

Истоки

Первый античный текст, где мы обнаруживаем указание на проститутку, как считается, низшего разряда (πόρνη — порнэ), относится к первой половине VII века до н. э. и принадлежит поэту Архилоху с острова Парос (fr. 42. West), где читаем следующее:

Как фракийский мужик иль фригиец сосет через трубочку брагу,
Так сосала она [и], вперед наклонившись, усердно трудилась.
Точно интерпретировать этот фрагмент довольно сложно, поскольку Афиней, который сохранил его в своем «Пире мудрецов» (447b), написанном восемьсот лет спустя, не цитирует его целиком; тем не менее ученые в большинстве своем согласны, что трубочка для питья (aὐλός) здесь является метафорой фаллоса и женщина эта, стало быть, осуществляет не что иное, как акт фелляции (Gerber 1976).

Принимая во внимание другие фрагменты Архилоха (fr. 327, 328 West), посвященные продажной любви, мы можем с уверенностью сказать, что в прибрежных городах Греции к указанному времени (VII век до н. э.) существовала развитая — вероятно, институализированная — коммерческая деятельность по оказанию интимных услуг.
Что до мужской проституции, то, вероятно, первое упоминание о ней следует отнести ко времени поэта Гиппонакта из Эфеса, который жил веком позже Архилоха и у которого он позаимствовал слово μυσaχνός (fr. 105 West), означающее «уличная девка» (англ. street-walker), применив его, однако, к мужчине.

Вышеупомянутые фрагменты не сообщают нам о социальном статусе вовлеченных в торговлю телом людей: были ли они рабы (скорее всего, так и было), вольноотпущенники или приезжие, была ли эта профессия их личным выбором или они работали как люди, лишенные свободы, по принуждению хозяина. Тем интереснее свидетельство прославленного Анакреонта из Теоса (fr. 82 Gentili), современника Гиппонакта, который в своем инвективном стихотворении, посвященном некоему нуворишу Артемону, упоминает об ἐθελοπόρνοισιν (добровольных шлюхах), что говорит о том, что в это время (VI век до н. э.) существовала прослойка свободных людей обоих полов, сознательно избравших в качестве работы проституцию, чем бы при этом ни был мотивирован подобный выбор: похотью, нуждой либо обещанием гламурной жизни со стороны лживых сводников и сутенеров (Kapparis 2018: 21).

В описанные архаические времена, как считается, центром древнегреческой проституции, помимо ионийских и других прибрежных городов, была Фракия, однако с постепенным развитием Афин love for sale стремительно перемещается в Аттику.

Бордели
В общем и целом наши источники согласны в том, что разновидность проституции, в которую были вовлечены порнэ, бывшие в основном рабынями, чаще всего осуществлялась в борделях.

Существует древняя традиция приписывать создание легальных борделей в Афинах знаменитому законодателю Солону, и, несмотря на то, что большинство современных ученых эти свидетельства оспаривают, древние афиняне, безусловно, верили, что так всё и было (Burnet 2012: 177). Афиней (Пир мудрецов, 569d) сохранил фрагмент из комедии Филемона «Братья», где говорится о том, что Солон закупил обученных женщин, разместил их в борделях и установил на них цену в один обол, а грамматик Никандр Колофонский добавляет, что на доходы с налогов на это ремесло Солон построил святилище Афродиты Всенародной, отвечающей за гетеросексуальную любовь (за однополую отвечала Афродита Урания). Сделано это было для того, чтобы юноши, потворствуя зову плоти, не совершали прелюбодеяний (μοιχείa) с замужними женщинами — и не только ради сохранения их чести, но и ради сохранения жизней, ибо, согласно афинскому законодательству, муж, застигнув прелюбодея со своей женой с поличным, мог убить его на месте без суда и следствия (Лисий. Против Эратосфена, 30).

Бордель часто обозначался словом ἐργaστήριον, то есть мастерская, фабрика или воркшоп, и связано это было с тем, что бордели, особенно небольшие, параллельно функционировали в качестве ткацких мастерских, где при этом работали проститутки невысокого уровня (Davidson 1997: 88–89). Дело в том, что эти женщины, не состоя в официальных браках и будучи в основном рабынями или приезжими, не могли, следовательно, в финансовом отношении полагаться на мужей, в результате им приходилось почти всё свое время посвящать работе: когда не было клиентов, они занимались несложным ткачеством, продукты которого быстро сбывались на рынке (Fischer 2011: 4). Живущие в этих местах порнэ (πόρνη) коротко стригли себе волосы, что должно было особо выделять их как занимающих низший уровень в иерархии продажных женщин. От слова πόρνη происходит еще одно распространенное название публичного дома, а именно порнейон (πορνεῖον), и оба они, в свою очередь, вероятно, восходят к глаголу πέρνημι — продавать, вывозить на продажу (Glazebrook 2011: 35).

Как уже говорилось, работорговля была одним из основных способов рекрутирования людей для подобных заведений; вторым способом были подброшенные дети, от которых по каким-то причинам отказались родители и которых подбирали держатели борделей; и, учитывая масштабы женского инфантицида в классической Античности (не менее 10% от всех рожденных девочек), можно полагать, что попадание в бордель было не худшей участью для этих девиц — утратив честь, они хотя бы сохраняли себе жизнь.

Следует также отметить, что шанс попасть в проститутки или конкубины (πaλλᾰκή) был у тех девушек, которые не успели вовремя — то есть примерно с 14 до 18 лет — выйти замуж: эти женщины и их дети были существенно ущемлены в правах (Golden 1981: 325).
Афины иногда оказывали материальную помощь тем малоимущим семействам, которые не могли снабдить своих дочерей на выданье достаточным приданым, как мы это наблюдаем в случае дочерей Аристида Справедливого, который, несмотря на свой огромный политический авторитет, за всю жизнь, исключительно из-за своей патологической честности и преданности интересам государства, так и не нажил себе хоть какое-то состояние (Плутарх. Аристид, 27).

Не нужно думать, что попавших на воспитание в бордель девочек сразу начинали эксплуатировать — это далеко не так. До наступления пубертатного периода (12–14 лет) хозяйка воспитывала девочек и обучала тонкостям будущей «профессии», в частности танцам и другим видам энтертеймента, причем человеческие отношения между «мадам» и молодыми насельницами бывали порою очень теплые, так что первая даже называла вторых своими дочерями (θυγaτέρaς) (Демосфен. Против Неэры, 19).

Такая «мадам», которая обозначалась словом πορνοbοσκός, что означает «сутенерша» или «содержательница борделя», чаще всего сама была из бывших проституток и рабынь, однако смогла накопить денег, выкупить себя из рабства или просто была отпущена на волю сердобольным хозяином, выбилась в «люди» и твердой рукой держала своих девушек в строжайшей спартанской дисциплине.
Таким образом, бордель становился для этих девушек аналогом школы и дома, и подобно тому, как в обычном доме (οἶκος) девушки должны были быть искусными в рукоделии, так и «падшие» девушки, обучившись, помимо прочего, шерстопрядению и ткацкому ремеслу, активно занимались рукоделием, — именно поэтому археологи до сих пор находят множество вотивных даров, принесенных тысячелетия назад богине ткацкого ремесла Афине женщинами легкого поведения (Fischer 2011: 11).

Здесь нужно сказать несколько слов о символической связи шерстопрядения и ткацкого ремесла с женской сексуальностью вообще. Дело в том, что между женской половой зрелостью и, следовательно, прокреативной функцией и навыками шерстопрядения существовал известный параллелизм, нашедший выражение в интересном религиозном обряде Аррефории, в котором участвовали четыре девушки из лучших афинских семей. В месяце скирофорионе (июнь-июль), ночью, две из них в возрасте 7–11 лет, прислуживающие в течение года в храме Афины, ставили себе на голову то, что им давала жрица Афины, вероятно, какие-то сосуды или корзины, при этом ни девочки, ни жрица, не знали, что в них. Потом девочки несли всё это в огороженную пещеру недалеко от святилища Афродиты, где и оставляли, а взамен брали из пещеры что-то другое и, снова поставив на голову, уносили обратно на Акрополь (Павсаний. Описание Эллады 1, 27, 3). На этом годовое служение заканчивалось. В течение года, предшествующего этой ночной мистерии, две девочки обучались ткацкому ремеслу, чтобы вышить праздничный пеплос для богини Афины к празднику Великих Панафиней, а две другие, вероятно, готовились к ночному ритуалу (Calame 1997: 131–132). Поскольку он считался одним из священных обрядов перехода, то есть приобретения нового статуса, связанного с половым созреванием, то логично предположить, что таинственное содержимое несомых сосудов должно было представлять собой какие-то сексуальные символы. И в самом деле, ряд ученых, принимая во внимание свидетельства древних лексикографов и схолиастов, небезосновательно предполагает, что, среди прочего, в качестве содержимого было печенье в форме фаллосов (Reeder 1995: 248; Cohen 2015: 51). Если допустить, что в конце обратного пути из пещеры девочкам дозволялось увидеть содержимое, то, как отмечает Клод Калам, это посвящение, будучи «первым ритуальным контактом с сексуальностью», заключалось в «зловещем созерцании фаллических образов» и неосознанных «приступах сексуальности, которую она еще не в состоянии полностью принять» (Calame 1997: 132–133).

Возвращаясь к борделям, не будем, однако, забываться и поддаваться прекраснодушию: в подавляющем большинстве случаев они были местом, где тело женщины являлось обычным товаром, и в веселых строчках уже упомянутого комедиографа Филемона чувствуется этот совершенно потребительский и бездушный подход к человеку, пусть и к рабыне:
Открыта дверь, за вход — обол, запрыгивай!
Нет болтовни, жеманства и соперников, —
Немедля все, что хочешь, и как хочется.
А вышел в дверь — забыл, она никто тебе.

Перевод Н. Голинкевича
Джеймс Дэвидсон по поводу социального статуса низших проституток (порнэ), живущих в борделях, пишет:

«Женщины были товаром в самом прямом смысле этого слова, то есть купленными рабынями, которые даже не пытались казаться кем-то иным, нежели просто рабынями, — их деятельность, автономия, воля и осмотрительность были полностью подавлены. Женщины были обезличены, расставлены полукругом для выбора клиента. Их тела были открыты для взоров. Сделка происходила сразу же, будучи основанной на фиксированной системе ценообразования, часто равной стоимости одной монеты» (Davidson 2006: 36–37).

Как отмечает итальянский историк Витторио Читти, ассоциация слова «порнэ» с рабским статусом была столь сильна, что одно его произнесение сразу же вызывало в сознании образ рабыни (Citti 1997: 92).

=AT0VKm5wrgC1IkbVeO4Qin_KKMvkTIk7TR6wZ1lcor5AqTM7Wmp7beABgmqUPQ991J_j6e-Di6DJ6giH67nq-eItcBpFKMSRaEctm9h3poXzsPDc8EsBj-JZO00OQil4RE5ASoy4z_7BbFkZK3eNByHonHCfPOY8zLkKKS62BITi_lh-_H_YLBjb1fdUfJz3rdlbvkgnSiCiXp1I6kR16wHiNVbr"]https://t.me/arch_history_news