5 ответов в теме

[Yorik]

Явление поэта

Как-то осенью 1912 года по Страстному бульвару в Москве прогуливался Давид Бурлюк со своим новым знакомым Владимиром Маяковским. Во время этой прогулки Маяковский прочитал Бурлюку стихотворение, которое будто бы написал его знакомый. Бурлюк сразу же понял, что стихотворение сочинил сам Маяковский, оценил произведение и сразу же назвал его [Маяковского] великим поэтом.
Маяковский до этого серьёзно сочинением стихов не занимался, но, по словам Бурлюка,

"подобно Афине Палладе, явился законченным поэтом".

Сам Маяковский вспоминал позднее:

"Я весь ушёл в поэзию. В этот вечер совершенно неожиданно я стал поэтом".

Владимир Владимирович Маяковский (1893-1930) – поэт-футурист и известный советский поэт.
Давид Давидович Бурлюк (1882-1967) – поэт и художник, один из основоположников русского футуризма.


Гнилые зубы

Первое время Бурлюк внимательно и бережно опекал начинающего поэта. Он читал Маяковскому стихи французских и немецких поэтов (разумеется, в русских переводах – Маяковский никаких иностранных языков не знал и до самой смерти никаким языком не овладел), а также снабжал того книгами и деньгами. Ведь Маяковский был так беден, что у него не хватало денег на зубного врача, и молодой поэт внушительного роста щеголял гнилыми зубами:

"При разговоре и улыбке виднелись лишь коричневые изъеденные остатки кривеньких гвоздеобразных корешков".

Бурлюк же происходил из зажиточной семьи и мог позволить себе выделять Маяковскому по 50 копеек в день на питание.


Игрок

Маяковский был очень азартным игроком, так что большую часть свободного времени он проводил за бильярдным столом или за игрой в карты. Он был весьма силён в бильярде и постоянно рос в качестве карточного игрока, но в первое время у него случались неудачи, и он проигрывался до копейки. Тогда поэту приходилось затягивать пояс и спать на скамейках.
Мастерство поэта быстро совершенствовалось, и подобные неудачи случались всё реже. Однако даже тогда, когда игра не была для него способом добывать средства для существования, Маяковский продолжал азартно играть. Куда бы его ни занесла судьба, он первым делом старался узнать расположение местной бильярдной и имена картёжников. Он не мог не играть.


Асеев об игре поэта М.

Николай Асеев познакомился с Маяковским в 1913 году и позднее вспоминал:

"С Маяковским страшно было играть в карты. Дело в том, что он не представлял себе возможности проигрыша, как естественного, равного возможности выигрыша, результата игры. Нет, проигрыш он воспринимал как личную обиду, как нечто непоправимое".

Николай Николаевич Асеев (1889-1963) – советский поэт, один из деятелей позднего футуризма.


О драках

Маяковский в жизни почти никогда не дрался, так как не мог этим заниматься чисто психологически. Когда его спрашивали, дрался ли он с кем-нибудь, он отвечал:

"Я драться не смею".

А на вопрос “почему?” отвечал:

"Если начну, то убью".

Ещё о картах

При игре в карты всё происходило иначе: Маяковский постоянно рисковал (но расчётливо), играл ва-банк, блефовал, и так до тех пор, пока не одерживал победу или проигрывал всё.
Маяковский почти всегда считал себя сильнее соперника, и поэтому проигрыш был для него не просто потерей денег, а несправедливой обидой.


До семафора

Маяковский был игрок по натуре, и если не было бильярда или карт, то он придумывал какую-нибудь игру или заключал пари.
Однажды Маяковский с Асеевым вышли из поезда на одну остановку раньше, чтобы определить, кто из них придёт к ближайшему семафору раньше, не переходя на бег. Они достигли цели одновременно, и им пришлось бросать монету, чтобы определить победителя. Победил, разумеется, М.


Невротизм

Маяковский был невротиком, что проявлялось, например, в маниакальной чистоплотности и огромном количестве истребляемых папирос. Он выкуривал до ста штук в день и почти не пользовался спичками при этом, а прикуривал одну папиросу от другой. Так что в углу рта у него постоянно был закушен окурок... Но он при этом практически не затягивался.


Первые шаги

Вернёмся к Давиду Бурлюку, который к моменту встречи с Маяковским уже был известным художником в узком кругу авангардистов, которые вскоре стали называть себя футуристами. Он был одним из участников первой крупной выставки российских авангардистов “Бубновый валет” и стал одним из основателей одноимённого объединения художников. Кроме того, Давид Бурлюк поучаствовал в выставках объединения “Синий всадник” в Мюнхене.
Бурлюк сразу же ввёл Маяковского в круг российских футуристов, и они вскоре начали выступать вместе. Уже в ноябре 1912 года Маяковский дебютировал как художник-авангардист, поэт и популяризатор новых направлений в поэзии и живописи. В декабре того же года вышел первый сборник (альманах?) футуристов “Пощёчина общественному вкусу”, в котором Маяковский был представлен стихотворениями “Ночь” и “Утро”.


В Киеве

Футуристы своим поведением в быту и особенно во время выступлений старались эпатировать буржуазную публику, поэтому их совместные выступления часто сопровождались скандалами или даже отменялись местными властями.
В Киеве, например, выступление футуристов разрешили, но только при условии присутствия генерал-губернатора, обер-полицеймейстера, восьми приставов, шестнадцати помощников приставов, пятнадцати околоточных надзирателей, шестидесяти городовых внутри театра и пятидесяти конных возле театра. Так эта картина выглядела в описании Василия Каменского, который добавлял к этому:

"Маяковский восхищался. Ну, какие поэты, кроме нас, удостоились такой воинственной обстановки? ...на каждый прочитанный стих приходится по десяти городовых. Вот это поэзия!"

Впрочем, Каменский наверняка сильно преувеличивал успех выступления и количество охранников.

Василий Васильевич Каменский (1884-1961) – русский поэт-футурист, художник и писатель.

[Yorik]

Намеренное хамство

Бенедикт Лившиц в 1911 году познакомился с братьями Бурлюками и с тех пор сотрудничал с футуристами, сам футуристом не являясь. Он с удовольствием вспоминал происшествие на ужине у известной галерейщицы Н.Е. Добычиной:

"За столом он [Маяковский] осыпал колкостями хозяйку, издевался над её мужем, молчаливым человеком, безропотно сносившим его оскорбления, красными от холода руками вызывающе отламывал себе кекс, а когда Д[обычина], выведенная из терпения, отпустила какое-то замечание по поводу его грязных когтей, он ответил ей чудовищной дерзостью, за которую, я думал, нас всех попросят немедленно удалиться".

Бенедикт Константинович (Нахманович) Лившиц (1887-1938) – русский поэт и переводчик; с 1911 года примыкал к футуристам.
Надежда Евсеевна Добычина (Фишман, 1884-1950) – первая профессиональная российская галерейщица.


Отношение к женщинам

Давид Бурлюк вспоминал, что Маяковский был

"мало разборчив касательно предметов для удовлетворения своих страстей".

Молодой поэт пользовался или

"любовью мещанок, на дачах изменявших своим мужьям — в гамаках, на скамейках качелей, или же ранней невзнузданной страстью курсисток".

Встреча с Бриками

Маяковский с середины 1914 года встречался с Эльзой Каган, младшей сестрой Лили Брик. Элли все уши прожужжала Брикам о гениальности её знакомого поэта и поклонника, и те согласились послушать его. Слушание это состоялось у Бриков в июле 1915 года. Поэт прочёл “Облако в штанах”, и, как вспоминала Эльза,

"Брики отнеслись к стихам восторженно".

Встреча с Бриками стала поворотной точкой не только в творчестве поэта, но и в его личной жизни – он влюбился в Лилю и перестал встречаться с Эльзой.
В сентябре 1915 года брошенная Эльза писала Маяковскому:

"Как то даже не верится, но так уж водится, что у нас с Лилей общих знакомых не бывает. Если б вы знали как жалко! Так я к вам привязалась и вдруг — чужой".

Маяковский ответил присылкой книги “Облако в штанах” с надписью:

"Милой и хорошей Эличке любящий её В.В.".

Эльза поблагодарила Маяковского за книгу, но выразила уверенность в том, что идея сделать ей подобный подарок принадлежала Лиле:

"Вам бы ни за что не догадаться".

Элла (Эльза) Уриевна Каган она же Эльза Триоле (1896-1970) – французская писательница и переводчица; младшая сестра Лили Брик.
Осип Максимович (Меерович) Брик (1888-1945) – русский писатель, критик и сценарист.
Лиля Уриевна Брик (Каган, 1891-1978) – трагическая “муза” Маяковского.


Ёлка футуристов

Следующая встреча Эльзы с Маяковским произошла 31 декабря 1915 года во время празднования “футуристической ёлки” в маленькой квартире Бриков. Квартира была так мала, что ёлку, украшенную жёлтой блузой Маяковского и вырезанными из бумаги “Облаками в штанах”, пришлось подвесить к потолку. Гости плотно сидели вдоль стен, а еду всем подавали через дверной проём.
Все гости были в своеобразных костюмах. Маяковский вырядился хулиганом в красном галстуке и с кастетом, Шкловский – матросом, а Василий Каменский нарисовал себе один ус, на щеке – птичку, а пиджак разукрасил клочками разноцветной ткани. На Лиле Брик был килт, красные гамаши и парик маркизы. Эльза сложила волосы в виде башни и воткнула в неё перо, чуть не достававшее до потолка.
Под утро Каменский предложил Эльзе руку и сердце, но та, хоть и была удивлена, даже польщена (это было первое сватовство в её жизни), ответила отказом.

Виктор Борисович Шкловский (1893-1984) – русский советский писатель и литературовед.


Дыня

Однажды мать Осипа Брика, Полина Юрьевна, навестила сына и пришла к ним в квартиру с большой корзиной от Елисеева, в которой были икра, конфеты, фрукты и прочие вкусности, а также огромная дыня.
Далее приводим слова Лили Брик:

"Стали разворачивать — входит Володя и, увидав дыню, с победным криком:

“Вот хорошо-то, ну и дыня!”, -

в один присест единолично ее слопал. Полина Юрьевна смотрела на Володю, не отводя глаз, как кролик от удава, и глаза её горели от негодования".

Полина Юрьевна Брик (Сигалова, 1868 -?).


Новый облик поэта

Окружающие считали, что Маяковский совсем не подходит для Лили Брик, но она сразу же стала переделывать его под себя. По настоянию Лили Маяковский укоротил свои длинные волосы и отказался от своей известной жёлтой блузы. Затем Лиля отправила Володю к дантисту по фамилии Добрый, который вставил Маяковскому новые зубы. Так что уже на первой их совместной фотографии Маяковский выглядит совсем иначе: он был при галстуке и одет в новое английское пальто.
Не всем в кампании футуристов понравились эти изменения в облике поэта. Соня Шамардина познакомилась с Маяковским в 1913 году и позднее вспоминала:

"Увидела его ровные зубы, пиджак, галстук и хорошо помню, как подумала — это для Лили. Почему-то меня это задевало очень. Не могла не помнить его рот с плохими зубами — вот так этот рот был для меня прочно связан с образом поэта".

Софья Сергеевна Шамардина (1894-1980) – первая любовь В.В.


На военной службе

Осенью 1915 года власти плюнули на политическую неблагонадёжность поэта и призвали Маяковского в армию. Но поэт к этому времени сумел обзавестись достаточно влиятельными друзьями, которые сумели устроить Маяковского в ту же автомобильную роту, в которой уже служил Осип Брик, чертёжником. Кто конкретно помог Маяковскому – неизвестно. Одни говорят, что сказалось влияние Максима Горького, а другие указывают на писаря Игнатьева. Я больше верю в помощь Игнатьева.
Служба, конечно, накладывала некоторые ограничения на жизнь поэта, но он по-прежнему жил в “Пале-Рояле” (с 1913 года) и регулярно встречался с Бриками и другими друзьями.


Замкнутость Маяковского

Давид Бурлюк вспоминал:

"Маяковский никогда не любил о себе рассказывать... Даже о матери и сёстрах редко говорил".

Осип Брик видел Ленина

В апреле 1917 года в Россию из эмиграции вернулся Ленин, и у Финляндского вокзала его встречала большая толпа народа. В этой толпе из любопытства затесался и Осип Брик, который поделился впечатлением с друзьями:

"Кажется сумасшедший, но страшно убедительный".

Роман Якобсон, сохранивший данную фразу Осипа, провёл ту ночь в компании Маяковского и других приятелей, играя в бильярд и попивая коньячок.

Роман Осипович Якобсон (1896-1982) – известный лингвист и литературовед; друг Маяковского.

[Yorik]

“Человек”

В конце января 1918 года на квартире поэта А. Амари состоялся вечер поэтов, получивший название “Встреча поэтов двух поколений”. Состав присутствовавших и выступавших поэтов был очень внушительным: символисты Андрей Белый, Константин Бальмонт, Вячеслав Иванов, Юргис Балтрушайтис, футуристы Давид Бурлюк и Василий Каменский, а также Марина Цветаева, Борис Пастернак и Владислав Ходасевич.
Борис Пастернак вспоминал:

"Читали по старшинству, без сколько-нибудь чувствительного успеха. Когда очередь дошла до Маяковского, он поднялся и, обняв рукою край пустой полки, которою кончалась диванная спинка, принялся читать “Человека”. Он барельефом... высился среди сидевших и стоявших и, то подпирая рукой красивую голову, то упирая колено в диванный валик, читал вещь необыкновенной глубины и приподнятой вдохновенности".

Когда Маяковский закончил чтение, встал потрясённый Андрей Белый и сказал, что не представлял, что можно создавать поэзию такой силы в нынешнее время.

Через несколько дней Маяковский с большим успехом читал “Человека” в Политехническом музее. На этом вечере присутствовал Роман Якобсон с Эльзой и позднее вспоминал:

"Никогда я такого чтения от Маяковского не слыхал. Он очень волновался, хотел передать всё и читал совершенно изумительно".

Андрей Белый в этот вечер назвал Маяковского самым выдающимся русским поэтом.
После символистов, разумеется.

Михаил Осипович Цетлин (1882-1945) — поэт, печатался под псевдонимом "Амари"; эмигрировал в Италию, а потом во Францию вскоре после описанного вечера.
Кольца

Лиля Брик постоянно носила кольцо, подаренное Маяковским, на котором её инициалы образовывали бесконечное “люблюблюблюблю...”. На внутренней стороне кольца было выгравировано “Володя”.
Лиля подарила Маяковскому кольцо с гравировкой латинскими буквами “WM”, что должно было означать “Wladimir Majakovskij”, в внутри кольца было выгравировано “Лиля”.
Скорее всего, Лиля достала кольцо с гравировкой “W” или “M”, а остальное было делом техники.


Горький

Максим Горький (Алексей Максимович Пешков) одно время часто бывал у Бриков на улице Жуковского. Лиля Брик вспоминала:

"Не помню, сколько раз он был у нас, не помню, о чём разговаривали. Помню только, что мне он не очень понравился. Не нравилась его скромность, которой он кокетничал, и которая показалась мне противной, не нравилось, как он пил чай, прислонясь к уголку стола, как посматривал на меня. Помню, что без особого азарта играли с ним в тётку".

Жак

Среди многочисленных поклонников Лили Брик был и Яков (Жак) Израилевич, который был знаком с Бриками ещё до революции.
Роман Якобсон коротко характеризовал Жака следующими словами:

"Настоящий бретёр, очень неглупый, очень по-своему культурный, прожигатель денег и жизни".

Одно время Жак дразнил Якобсона из-за его флирта с молодой тётушкой Израилевича.
Роман отшутился – неужели Жак думает, что честная женщина может себе позволить что-либо неприличное.
Жак немедленно ответил:

"Кто посмел назвать мою тётку честной женщиной?"

Яков (Жак) Львович Израилевич (?).


Израилѐвич

Яков (Жак) Львович Израилевич был довольно тёмной личностью, даже даты его рождения и смерти точно установить не удаётся. По различным источникам в качестве года его рождения называются 1872, 1875 и даже 1887. Та же история и с годами смерти — 1939, 1942 или 1953.
Про Жака более-менее достоверно известно лишь, что он некоторое время был секретарём Марии Фёдоровны Андреевой (гражданская жена Горького в 1904-1921 годах). Позднее он, вроде бы, был директором Дома писателя в Лениграде; торговал антиквариатом. В 1939 году его арестовали за незаконную торговлю антиквариатом, но в 1940 году выпустили. И все эти сведения в сослагательном наклонении.
Одно время он был любовником Лили Брик и дрался из-за неё с Маяковским.
Сама Лиля Брик писала, что Маяковский прочитал письмо Израилевича к Лиле и в бешенстве от ревности помчался с дачи в Петроград:

"Поехали и мы с Осей. Мы были дома, когда пришёл Володя и рассказал нам, что встретил И[зраилевича] на улице (надо же), что тот бросился на него и произошла драка. Подоспела милиция, обоих отвели в отделение, И[зраилевич] сказал, чтобы оттуда позвонили Горькому, у которого И[зраилевич] часто бывал, и обоих отпустили. Володя был очень мрачен, рассказывал это и показал свои кулаки, все в синяках, так сильно он бил И[зраилевича]".

Роман Якобсон описывал данный эпизод несколько иначе:

"Маяковский очень ревновал Лилю к человеку, которого звали Жак. Жак был настоящий бретер, очень неглупый, очень по-своему культурный, прожигатель денег и жизни... После революции Жак одно время очень подружился с Горьким. Он был человек, который всегда оказывал услуги. Как-то Володя встретился с Жаком на улице. Тот шёл с Горьким. Один другого подцепил, вышло что-то вроде драки, после чего Горький страшно возненавидел Маяковского".

Шкловский тоже считал, что Горький поссорился с Маяковским с подачи Израилевича, который втёрся к нему в доверие через М.Ф. Андрееву.


История с сифилисом

Отношения между Маяковским и Луначарским вначале были довольно дружескими, хотя Маяковский поначалу и не разделял взгляды большевиков на искусство. Кроме того, их объединяла любовь к бильярду, так что их частенько видели за одним игровым столом.
Но однажды при встрече с Бриками (и Маяковским) Луначарский едва кивнул головой на их приветствие. Лиля рассказала об этом Шкловскому, а тот объяснил: Горький теперь всем (в том числе и наркому просвещения) рассказывает о том, что Маяковский

"заразил сифилисом девушку и шантажировал её родителей".

Источником этих слухов оказался Корней Чуковский, который охранял добродетель Сони Шамардиной ещё зимой 1914 года во время её короткого романа с Маяковским.
Лиля вместе со Шкловским потребовала объяснений от Горького, но тот лишь отделывался фразами типа:

"Не знаю, не знаю, мне сказал очень серьезный товарищ".

Однако имени этого товарища так и не назвал.
Потом выяснилось, что Чуковский ссылался на какого-то московского врача, но его имени и адреса Горький узнать не смог.
Лиля рассказала об этой истории Луначарскому, прибавив, что Маяковский не стал бить Горького только из-за его почтенного возраста и болезней.
Разумеется, сифилисом Маяковский не болел и заразить никого не мог, но зачем же Горький так злорадно распространял подобную сплетню?

Объяснение оказалось банально простым. До середины 1918 года Маяковский постоянно печатался у Горького в его издательстве “Парус” и сотрудничал с его газетой “Новая жизнь”, но

"Горький не мог простить Маяковскому, что тот улетел из-под его крыла, а И[зраилевич] и Ч[уковский] с восторгом помогли этой ссоре".

Так отношения Маяковского с Горьким испортились навсегда.
Роман Якобсон весной 1919 года вспоминал:

"Я не знаю ни одного человека, о котором он бы говорил более враждебно, чем о Горьком".

Блюмкин

Как-то весной 1919 года Маяковский после крупного карточного выигрыша пригласил Якобсона в частное кафе в Камергерском переулке. За соседним столиком сидел Яков Блюмкин, который уже вышел из тюрьмы после убийства Мирбаха.
Вначале Якобсон обсуждал с Блюмкиным иранский эпос “Авеста”, но Маяковский перевёл разговор на современное искусство и на Максима Горького. Маяковский очень зло острил по поводу Горького и предложил Блюмкину устроить совместный вечер, на котором выступить против Горького.
Составление этих планов было неожиданно прервано. Роман Якобсон вспоминал:

"Вдруг вошли чекисты проверять бумаги. Подошли к Блюмкину, а он отказался показать документы. Когда начали на него наседать, он сказал:
„Оставьте меня, а то буду стрелять!“ —
„Как стрелять?“ —
„Ну, вот как Мирбаха стрелял“".

Когда чекисты отказались отпустить Блюмкина, он что-то внушительно сказал чекисту, стоявшему у двери, и спокойно вышел из кафе.

Яков Григорьевич Блюмкин (1900-1929) — эсер, переметнулся к большевикам; террорист, чекист.


Просто эпизод

Однажды Осип Мандельштам стал упрекать Блюмкина за службу в ЧК.
Блюмкин рассердился, достал свой револьвер и стал им размахивать и угрожать Мандельштаму. Еле его успокоили.


Донос Пунина

В первом номере издания “Искусства коммуны”, вышедшем в декабре 1918 года, Н.Н. Пунин опубликовал практически донос на Николая Гумилёва:

"Признаюсь, я лично чувствовал себя бодрым и светлым в течение всего этого года отчасти потому, что перестали писать, или, по крайней мере, печататься, некоторые “критики” и читаться некоторые “поэты” (Гумилёв, напр.). И вдруг я встречаюсь с ними в “советских кругах”... Этому воскрешению я в конечном итоге не удивлён. Для меня это одна из бесчисленных проявлений неусыпной реакции, которая то там, то здесь нет, нет, да и подымет свою битую голову".

Николай Николаевич Пунин (1888-1953) — искусствовед и критик; гражданский муж Анны Ахматовой в 1922-1938 гг.

[Yorik]

Музыка для “Клопа”

В 1928 году Д.Д. Шостакович познакомился с В.Э. Мейерхольдом и некоторое время работал в его театре пианистом и заведующим музыкальной частью. В начале 1929 года Мейерхольд попросил Шостаковича написать музыку к пьесе Маяковского “Клоп”, которую тогда начали репетировать в театре. Музыку молодой композитор написал очень быстро, менее чем за месяц, и часто встречался с Маяковским. Вот несколько зарисовок об этих встречах.

Дмитрий Дмитриевич Шостакович (1906-1975) — композитор, пианист, педагог.
Всеволод Эмильевич Мейерхольд (1874-1940) — при рождении Карл Казимир Теодор Мейергольд, театральный режиссёр, актёр и педагог.

Шостакович вспоминал, что

"Если бы не Мейерхольд, я бы не написал музыки к “Клопу”, потому что ни я, ни Маяковский не хотели этого".

Шостакович и Маяковский — первая встреча

Вот как походила первая встреча молодого композитора и маститого уже поэта:

"Когда нас с Маяковским представили друг другу на репетиции “Клопа”, он протянул мне два пальца. Я, не будь дурак, протянул ему один, и наши пальцы столкнулись. Маяковский был ошеломлён. Он всегда был хамом, а тут вдруг появилось какое-то ничтожество, от горшка два вершка, которое смеет самоутверждаться. Я отлично помню этот эпизод, и именно поэтому не реагирую, когда меня пытаются убедить, что этого не было".

О первой встрече на ТВ

Позднее Шостакович вернулся к этому эпизоду, когда на съёмках телевизионной передачи о Маяковском попросили прославленного композитора рассказать о своих встречах с “лучшим и талантливейшим” поэтом СССР.
Шостакович пишет:

"Они, очевидно, рассчитывали, что я поделюсь воспоминаниями о том, какой Маяковский был внимательный, добрый и вежливый. Я рассказал режиссерам о своей встрече с ним.
Они явно смутились и сказали:

"Это не типично".

Я ответил:

"Почему? Это как раз очень типично".

Так я и не появлялся в передаче".

Любовь к пожарным оркестрам

После описанного знакомства Маяковский спросил, что уже написал Щостакович, и тот ответил:

"Симфонии, оперу, балет".

Тогда Маяковский неожиданно спросил Шостаковича, нравятся ли тому пожарные оркестры?
Композитор недоуменно ответил, что иногда нравятся, а иногда — нет.
Тут Маяковский безапелляционно заявил:

"Я больше всего люблю пожарные оркестры и хочу, чтобы музыка в “Клопе” была точно такой, как у них. Мне не нужны симфонии".

Шостакович ответил, что в таком случае Маяковскому следует пригласить пожарных и обойтись без его услуг.
Назревал скандал и крупная ссора, но Мейерхольду как-то удалось примирить поэта и композитора.


"Это то, что надо!"

Когда Шостакович написал музыку к пьесе, то Маяковский

"её прослушал и кратко сказал:

"В общем, подходит!"

Эти слова я воспринял как одобрение, ибо Маяковский был человеком очень прямым и лицемерных комплиментов не делал".

Главную роль в пьесе “Клоп” исполнял Игорь Ильинский, который также вспоминал, что прослушав музыку Шостаковича,

"и Маяковский и Мейерхольд были в восторге:

"Это то, что надо!"

Игорь Ильинский (1901-1987) — знаменитый актёр, режиссёр театра и кино.


Галстуки

Шостакович также вспоминал, что на каждую репетицию “Клопа” Маяковский приходил в новом галстуке, чем шокировал окружающих, так как

"в те дни это считалось одним из наиболее явных признаков мещанства".

О вещах: в поэзии и в жизни

Да и вообще, Шостакович крайне негативно оценивал личность Маяковского:

"Маяковский, как я понял, на самом деле любил пожить на широкую ногу, он носил лучшую заграничную одежду: немецкий костюм, американский галстук, французские рубашки и обувь — причём, демонстративно.
В стихах он прославлял советские продукты, и его вездесущая реклама к тому времени поднадоела.
Но Маяковский презирал те самые товары, которые воспевал. Я убедился в этом на репетициях. Когда Игорю Ильинскому, игравшему Присыпкина, понадобился безвкусный костюм, Маяковский сказал:

"Пойдите в универмаг и купите первый попавшийся. Будет то, что надо".

Это были те самые костюмы, которые Маяковский воспевал в своих вдохновенных стихах".

Акцент спекулянтки

Во время репетиций пьесы Шостакович ещё раз чуть не отказался от участия в этой постановке, когда узнал о требованиях Маяковского к одной актрисе, игравшей спекулянтку.
Поэт хотел, чтобы актриса говорила с еврейским акцентом для усиления юмористической составляющей пьесы.
Мейерхольд пытался объяснить Маяковскому, что это слишком недостойный приём, но поэт не хотел ничего слушать.
Тогда Мейерхольд посоветовал актрисе делать во время репетиций то, что хочет Маяковский, а во время выступления акцент убрать.
Они так и поступили, а Маяковский промолчал.


6 или 4

Кроме того, театр Мейерхольда постоянно испытывал материальные трудности, а Маяковский на обложке пьесы неожиданно написал:

"Комедия в шести действиях".

Это значительно увеличивало авторские отчисления поэта, хотя этих действий вполне могло быть и четыре.
При этом Маяковский и Мейерхольд считались друзьями, но Мейерхольд однажды пожаловался Шостаковичу:

"Ну как объяснить автору, что надо сократить количество актов?"

Маяковский без лака

Приведу ещё одну резко отрицательную оценку Шостаковичем личности Маяковского:

"Могу с уверенностью сказать, что Маяковский воплощал в себе все те черты характера, которые я терпеть не могу: фальшь, любовь к саморекламе, стремление к шикарной жизни и, самое главное, презрение к слабым и раболепие перед сильными. Для Маяковского основным моральным законом была сила. Он воплощал в себе строчку из басни Крылова:

"У сильного всегда бессильный виноват".

С той только разницей, что Крылов сказал это в укор, с насмешкой, а Маяковский воспринимал этот трюизм напрямую и соответственно поступал".

Маяковский и культ личности

Шостакович отмечал роль Маяковского в создании и воспевании культа личности Сталина. Ведь это именно Маяковский ещё в 1925 году провозгласил:

"Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо.
С чугуном чтоб и с выделкой стали
о работе стихов, от Политбюро,
чтобы делал доклады Сталин".

Я сознательно убрал известную лесенку Маяковского. Если она вам необходима, то вы можете легко восстановить её сами.
И.В. Сталин не забыл работу Маяковского на дело коммунистического строительства и в 1935 году объявил его

"лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи".

Маяковский и Пушкин

Когда при Шостаковиче сравнивали Маяковского с Пушкиным, как это делал и сам поэт, композитор возражал:

"Думаю, наши товарищи ошибаются. Я сейчас говорю не о таланте (талант — вещь спорная), а о позиции. Пушкин

"в свой жестокий век восславил свободу и милость к падшим призывал".

А Маяковский призывал к кое-чему совершено противоположному: он обращался к молодёжи с призывом

"делать жизнь с товарища Дзержинского".

Это — всё равно, как если бы Пушкин призывал современников подражать Бенкендорфу или Дубельту".

Феликс Эдмундович Дзержинский (1877-1926) — председатель ВЧК 1917-1922; председатель ГПУ 1922-1923; председатель ОГПУ 1923-1926 и пр.
Граф (1832) Александр Христофорович Бенкендорф (1782-1844) — шеф жандармов и одновременно Главный начальник III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии 1826-1844; генерал от кавалерии 1829.
Леонтий Васильевич Дубельт (1792-1862) — начальник штаба Корпуса Жандармов 1835-1856; управляющий III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии 1839-1856; генерал от кавалерии 1856.

[Yorik]

Особенности тройной семьи

В семье, состоявшей из Лили Брик, Осипа Брик и Владимира Маяковского, были сложности сексуального характера.
Осип был очень образованным и глубоко эрудированным человеком, и Лиля говорила, что она очень любит его. Но... считалось, что Осип был импотентом. Вот.
А Лиля была, хм..., скажем, нимфоманкой, и ей постоянно требовался мужчина. Маяковского она считала гениальным поэтом и хотела привязать музу поэта к своему имени.
Однако в сексуальном плане Лиля и Володя плохо подходили друг к другу из-за преждевременного семяизвержения последнего, носившего регулярный характер в их отношениях. Возможно, это происходило от чрезмерного перевозбуждения поэта к Лиле, но она утверждала, что

"он [Маяковский] был мукой в постели".

Лиля хотела жить вместе, втроём, с любимым Осей и обожаемым (и обожающим) Володей.
Это однако не мешало им заводить короткие романы на стороне, без ревности, и делиться впечатлениями от новых партнёров друг с другом.


Осип на службе в ЧК

В июне 1920 года Осип Брик поступил на работу в ЧК и стал уполномоченным 7-го отделения секретного отдела. Как он попал в ЧК – неизвестно, но ведь туда случайных людей не брали.
Борис Пастернак говорил, что было страшно слышать, как Лиля обыденным тоном говорит:

"Подождите, скоро будем ужинать, как только Ося [придёт] из ЧеКа".

Очень скоро на входной двери квартиры Бриков появилась эпиграмма:

"Вы думаете, здесь живёт Брик,
Исследователь языка?
Здесь живёт шпик
И следователь ЧК".

Некоторые считают, что эту эпиграмму сочинил Сергей Есенин.


Любовь без обид

Виктор Шкловский вспоминал, что однажды Лиля забыла в кафе свою сумочку, и Маяковский вернулся за ней.
Вроде бы ничего особенного, обычная галантность, но Лариса Рейснер, которая тогда положила глаз на Маяковского, с досадой (или иронией) сказала:

"Теперь вы будете таскать эту сумочку всю жизнь".

Маяковский мягко ответил:

"Я, Лариса, эту сумочку могу в зубах носить. В любви обиды нет".

Лариса Михайловна Рейснер (1895-1926) — журналистка, поэтесса, дипломат.
Виктор Борисович Шкловский (1893-1984) – русский советский писатель и литературовед.


В Берлине

Наконец, в 1922 году Брики с Маяковским оказались в Берлине. У Бриков там оказалось множество дел: Осип бегло говорил по-немецки, а также знал культуру и историю этой страны, Лилю интересовали магазины, музеи и танцульки. А что было делать в Берлине Маяковскому?
Поэт не знал ни одного иностранного языка, и, кроме того, Маяковского ничего не интересовало из того, что не касалось лично его или его творчества и работы.
Вот он и проводил большую часть своего времени за карточной игрой.
Лиля Брик вспоминала:

"Мечтала, как мы будем вместе осматривать чудеса искусства и техники, но посмотреть удалось мало. Подвернулся карточный партнер, русский, и Маяковский дни и ночи сидел в номере гостиницы и играл с ним в покер".

Лиле это вскоре надоело.


Эльза о Маяковском в Берлине

Вместе с ними в Берлине оказалась и Эльза, которая довольно подробно описала свои впечатления от пребывания Маяковского в Берлине:

"С Володей мы не поладили с самого начала, чуждались друг друга, не разговаривали. В гостинице, в его комнате, шел картёж. Володя был азартнейшим игроком, он играл постоянно и во что угодно, в карты, в маджонг, на биллиарде, в придумываемые им игры. До Берлина я знала Володю только таким, каким он был у меня, да ещё стихотворным, я знала его очень близко, ничего о нём не зная...
В Берлине я в первый раз жила с ним рядом, изо дня в день, и постоянные карты меня необычайно раздражали, так как я сама ни во что не играю и при одном виде карт начинаю мучительно скучать. Скоро я сняла две меблированные комнаты и выехала из гостиницы. На новоселье ко мне собралось много народа. Володя пришел с картами. Я попросила его не начинать игры. Володя хмуро и злобно ответил что-то о негостеприимстве. Слово за слово... Володя ушёл, поклявшись, что это навсегда, и расстроив весь вечер. Какой же он был тяжёлый, тяжёлый человек!"

Роман Якобсон

Это имя очень часто встречается в воспоминаниях о Маяковском. В Берлине проживали родителя Романа и его брат, но сам он очень редко приезжал в этот город.
Шкловский Горькому писал в то время:

"Роман кутит так, что даже жутко".

Действительно, Роман считал себя несчастным и сильно пил, но при этом он не терял ни своей работоспособности, ни интеллекта.
Бенгт Янгфельдт так характеризовал Якобсона:

"Роман был розовым, голубоглазым, один глаз косил; много пил, но сохранял ясную голову, только после десятой рюмки застёгивал пиджак не на ту пуговицу. Меня он поразил тем, что всё знал — и построение стиха Хлебникова, и старую чешскую литературу, и Рембо, и козни Керзона или Макдональда. Иногда он фантазировал, но если бы кто-либо попытался уличить его в неточности, улыбаясь, отвечал:

"Это было с моей стороны рабочей гипотезой".

Роман Осипович Якобсон (1896-1982) – известный лингвист и литературовед; друг Маяковского.
Велемир Хлебников (1885-1922) — настоящее имя Виктор Владимирович Хлебников; русский поэт и реформатор языка.
Жан Николя Артюр Рембо (1854-1891) — французский поэт.
Джордж Натаниел Керзон (1859-1825) — 1-й маркиз Керзон Кедлстонский; вице-король Индии 1899-1905; министр иностранных дел Великобритании 1919-1924.
Джеймс Ремси МакДональд (1866-1937) — премьер-министр Великобритании 1924 и 1929-1935.


История первого разрыва с Лилей

Маяковский и Брики вернулись в Москву в декабре 1922 года и отчитывались в Инхуке (Институт художественной культуры) о своих впечатлениях, демонстрируя репродукции (а иногда и оригиналы) таких современных художников как Пабло Пикассо, Георг Гросс и Фернан Леже.
В Политехническом музее Маяковский собирался прочитать две лекции: “Что делает Берлин?” и “Что делает Париж?”.
Зал был набит битком: люди сидели по двое на одном стуле, заполнили все проходы и даже сидели на краю сцены. На сцене за трибуной на стульях разместились друзья и знакомые Бриков и Маяковского, там же сидела и Лиля Брик.
Маяковского встретили громом аплодисментов, и он стал говорить о Берлине, но Лиля слушала его с недоумением. Маяковский не стал говорить о своих впечатлениях, а стал повторять то, что успел услышать от других. Ведь сам Володя все дни в Берлине играл в покер и почти не выходил из номера, только ненадолго в ресторан.
Лиля вспоминала:

"Сначала я слушала, недоумевая и огорчаясь. Потом стала прерывать его обидными, но, казалось мне, справедливыми замечаниями".

Маяковский стал оглядываться на Лилю, а присутствующие комсомольцы пытались заставить её замолчать, но безуспешно. Разразился скандал, во время которого Маяковский не сказал Лиле ни единого слова, а на второе отделение Лилю усадили в артистическую ложу.

Дома Лиля никак не могла уснуть от волнения и приняла большую дозу успокоительного.
Вечером к ней пришёл Маяковский и спросил, придёт ли она на его выступление о Париже. Лиля ответила отрицательно, и Маяковский спросил:

"Что же, не выступать?"

Лиля сухо ответила:

"Как хочешь".

Так как о Париже Маяковский мог рассказать значительно больше, чем о Берлине, он не стал отменять своё выступление, но из Лилиной критики он сделал кое-какие выводы.
Утром 28 декабря 1923 года между Володей и Лилей произошёл долгий и, видимо, трудный разговор.
Лиля вспоминала:

"Длинный у нас был разговор, молодой, тяжкий. Оба мы плакали".

Закончился разговор тем, что Лиля его прогнала.

Пабло Руис-и-Пикассо (1881-1973) — испанский и французский художник и скульптор.
Георг “Жорж” Эренфрид Гросс (1893-1959) — немецкий художник и карикатурист.
Жозеф Фернан Анри Леже (1881-1955) — французский художник и скульптор.


Странная persona

В 1924 голу Лиля опять поехала в Париж, где она провела около месяца, а 26 марта она из Кале на пароходе отправилась в Дувр, чтобы в тот же вечер снова оказаться в Кале. Лиля получила английскую визу в Москве ещё в июне 1923 года, но пограничный контроль в Дувре её не пропустил.
Дело было в том, что после посещения Англии в октябре 1922 года Лилю Брик объявили “persona non grata” из-за её очень близких отношений с коммунистическим агитатором Владимиром Маяковским. Секретный циркуляр об этом решении был разослан во все британские пункты паспортного контроля в Европе и в США. Вероятно, паспортная служба в Москве прошляпила этот запрет.
Тем не менее, Лиля вполне легально оказалась в Лондоне через три недели, и никто до сих пор не объяснил, как это могло произойти.

[Yorik]

Краснощёков

Ещё до разрыва с Маяковским у Лили Брик начался довольно бурный роман с бывшим руководителем Дальневосточной Республики Александром Краснощёковым, настоящее имя которого было Абрам Моисеевич Краснощёк (1880-193?). Потом он стал руководителем Промбанка, и был не очень удобен властям. Поэтому в начале лета 1923 года его обвинили в крупной растрате и посадили в Лефортовскую тюрьму. Там ему разрешили работать (!), и он переводил стихи Уолта Уитмена, а также писал книгу “Современный американский банк”, которая увидела свет через пару лет. В предисловии автор указал, что выход книги в свет “задержался по не зависящим от автора обстоятельствам”. Место написания книги он указал как “ЛИ”, то есть – Лефортовский изолятор.


Интервью Познера

В Париже в отеле “Istria” у Маяковского по поручению какого-то французского журнала брал интервью писатель-эмигрант Владимир Познер. Он написал:

"Владимир Маяковский — самый крупный русский поэт современности, Он такой крупный, что даже когда сидит, хочется попросить его сесть... Я никогда не видел, чтобы он брал папиросу или прикуривал, они появлялись у него в углу рта сами по себе".

Владимир Соломонович Познер (1905-1992) - русский и французский писатель.


Фобия поэта

У Маяковского была рипофобия, так что он всегда имел с собой набор таких аксессуаров как ножи, ложки и вилки в кожаном футляре, стаканы, несессер и т.п. Эльза вспоминала:

"Володя мыл руки как врач перед операцией, поливал себя одеколоном, и не дай Бог было при нём обрезаться. А как-то он меня заставил мазать руки йодом, оттого что на них слиняла красная верёвочка от пакета".

Сухая встреча с Маринетти

О встрече между Маяковским и Филиппо Томмазо Маринетти, лидером итальянского футуризма, в 1925 году никаких сведений не сохранилось. Они не виделись с 1914 года, и переводчиком у них выступала Эльза, которая запомнила

"только то, как Маринетти пытался доказать Маяковскому, что фашизм для Италии — то же самое, что коммунизм для России, а Маяковский позднее утверждал, что ему было не о чем говорить с Маринетти и что они всего лишь “из вежливости перекинулись несколькими фразами”".

Смех и Маяковский

Родченко вспоминал:

"Обычно [Маяковский] молчал, потом скажет что-нибудь такое, что все хохочут. Смеялись мы, а он только улыбался и наблюдал".

Да, Маяковский никогда не смеялся.
В этот психологический дефект так трудно поверить, что даже близкие к нему люди часто оговаривались: “смеялся”. Полонская даже написала “хохотал”, и Лиля Юрьевна Брик, более трезвая, да и знавшая Маяковского ближе и дольше, одернула её:

"Никогда не хохотал!"

Он иногда улыбался, довольно сдержанно, чаще одной половиной лица, но никогда не смеялся вслух, тем более — весело. Веселый смех означает расслабленность, что совершенно было ему не свойственно, как и всякое естественное, неподконтрольное движение.

Для Маяковского это такое же невыполнимое действие, такая же литературная гипербола, как и желание выскочить из собственного сердца. Он всегда напряжен, всегда организован, всегда озабочен собой.
Предельно доброжелательный Пастернак понял это с первого же знакомства, отметив его железную выдержку и то, что Маяковский в обыденной жизни

“просто не позволял себе быть другим, менее красивым, менее остроумным, менее талантливым”.

Нечто подобное отмечали и многие другие его современники, например, Корней Чуковский:

"Он прочёл эпиграммы, окружив рот железными подковами какой-то страшной, беспощадной улыбки".

Заготовленные экспромты

Сохранилось множество ответов на записки и реплик на устные выкрики. Известно, какое значение придавал он таким выступлениям. Это было для него не менее важно, а подчас и гораздо важнее стихов. Он тщательно готовился к каждому вечеру, многие остроты сочинял заранее, а порой и самые записки с вопросами. И вот как это выглядело в конце концов:

— Маяковский, каким местом вы думаете, что вы поэт революции?
— Местом, диаметрально противоположным тому, где зародился этот вопрос.
— Маяковский, вы что, полагаете, что мы все идиоты?
— Ну что вы! Почему все? Пока я вижу перед собой только одного.
— Да бросьте вы дурака валять!
— Сейчас брошу.

И так далее.


Оценка Мандельштама

В Петербурге, в “Бродячей собаке”, где Маяковский начал читать свои стихи (под звон тарелок — добавляет Ахматова), Осип Мандельштам подошёл к нему и сказал:

"Маяковский, перестаньте читать стихи, вы не румынский оркестр".

Валентин Катаев отметил:

"Маяковский так растерялся, что не нашёлся что ответить, а с ним это бывало чрезвычайно редко".

Замечание Бенедикта Лившица

Неуверенность Маяковского в себе подметил Бенедикт Лившиц чуть ли не с первого дня их знакомства в 1913 году. Лившиц был человеком наблюдательным, к тому же хорошо знакомым с психоанализом, и он обратил внимание на то, как Маяковский распевает стихи Игоря Северянина, тогда ещё любимого им поэта, сильно акцентируя первую строчку:

"С тех пор, как все мужчины умерли..."

Лившиц пишет:

"Зачем с такой настойчивостью смаковать перспективу исчезновения всех мужчин на земле? — думал я. - Нет ли тут проявления того, что Фрейд назвал Selbst-minderwertigkeit, — сознания, быть может, только временного, собственной малозначительности?... Я высказал свою догадку Володе — и попал прямо в цель".

Немного о машине Маяковского

В 1927 году Лиля Брик захотела, чтобы Володя привёз ей из Европы “автомобильчик”. Это, разумеется, помимо обычных подарков: духов, шмоток и пр. И это при том, что сама Лиля Брик позднее написала:

"Физически О.М. не был моим мужем с 1916 г., а В.В. — с 1925 г.".

Допуска к телу нет, по подарочки Володя приносить обязан. И он исправно приносил.
Мысль о собственном автомобиле настолько прочно засела в голове у Лили, что не только в личных беседах она не слезала с данной темы, но и вся их переписка, включая телеграммы, полна уточнениями и запросами к будущему авто. Разумеется, самой последней марки, с полным комплектом запасных деталей и инструментов, двумя запасными колёсами и т.п. Вначале Лилечка просила “фордик”...
В 1928 году в Париже Маяковский вплотную занялся этим вопросом, ходил по автосалонам и присматривался к автомобилям и ценам на них. Выяснилось, что денег у Маяковского не хватает даже на самый простенький автомобиль. Он ведь рассчитывал продать французам свой какой-то сценарий, и ничего не вышло. Но ведь Лиля очень хочет машину, и пришлось Володе ехать в Берлин на заработки. После серии выступлений Маяковский добрал необходимые деньги и, после согласования с Лилей, приобрёл “серую Реношку”.
Маяковский вернулся в Москву в декабре 1928 года, но получить свою машинку он смог только в январе следующего года, так как таможня тормозила ввоз в страну предмета невиданной роскоши. Пришлось поэту обращаться к властям, и только после вмешательства сверху Маяковский смог получить купленный автомобиль.
Но в технических вопросах Маяковский был абсолютно безграмотным человеком, и так и не освоил вождение автомобиля. Зато Лиля летом уже получила права, так что по Москве на личных автомобилях в то время разъезжали только две дамы: Лиля Брик и, как поёт А. Городницкий, “жена французского посла”.
Если по каким-то причинам автомобиль бывал Лиле не нужен, то им мог пользоваться и Маяковский, но для этого он прибегал к услугам наёмного шофёра.


Двуличие поэта

После приобретения автомобиля на Маяковского посыпались обвинения в буржуазности, на что поэт ответил такими строками:

"Не избежать мне сплетни дрянной.
Ну что ж, простите, пожалуйста,
что я из Парижа привез Рено,
а не духи и не галстук".

Так поэт написал для широкой публики, а Лилечке в письмах из Парижа Маяковский писал иное:

"Я постепенно одеваюсь... и даже натёр мозоли от примерок... Заказали тебе чемоданчик — замечательный и купили шляпы... Духи послал; если дойдёт в целости, буду таковые высылать постепенно".

Так что на самом деле были и “Рено”, и духи, и галстук, и кое-что ещё...


Лесенка стиха

В рукописях Владимира Маяковского нет ни одной запятой, так как поэт их ненавидел, да и других знаков препинания в них не слишком уж много.
С 1916 года все знаки препинания в произведениях Маяковского расставлял Осип Брик. С тех пор любой свой черновик Маяковский отдавал Брику со словами:

"На, Ося, расставь запятатки".

Так и повелось.
Да и дробить стихи лесенкой Маяковский начал, чтобы избавиться от пунктуации, которую он так и не смог освоить. А придумал лесенку Маяковский году в 1923, когда возникла опасность, что Ося Брик больше не будет расставлять "запятатки".