Опубликовано 29 Май 2020 - 05:54
Скифские всадники и их походы.
Они всюду являлись нежданными и,
своею быстротою предупреждая слух,
не щадили ни религии, ни достоинств, ни возраста.
Евсевий Иероним
Итак, скифы. Их победы и поражения, друзья и недруги, передвижения и места обитания. Они предстают перед нами зримо, хотя их бесчисленные изображения, на основании которых складывается наше представление о скифах, относятся к значительно более позднему времени.
Походы киммерийцев — это прежде всего движение конного войска с лучниками в авангарде, снабжающее припасами обширный обоз повозок с женщинами и детьми, табуны коней и стада. Скифы широко использовали коня во время своих походов, сыгравших огромную роль в дальнейших судьбах народов Азии.
На стадии военной демократии, которая существовала у скифов накануне походов, весь их народ становился войском. Каждый, кто мог носить оружие и сесть на коня, участвовал в походе, причем только воин, убивший врага, имел право пить из почетной круговой чаши во время ежегодных празднеств. Лукиан Самосатский оставил нам очень колоритное этнографическое описание подготовки скифов к походу, так называемый обычай «садиться на шкуру». Организатор похода убивал жертвенного вола, готовил мясо и выставлял его в котле. Сам же в позе мольбы, заложив руки назад, как связанный, садился на шкуру. Каждый, кто вступал на нее, будь то родственник или соплеменник, и вкусил мяса, становился членом дружины, причем единственное, о чем он говорил, — это о количестве воинов, которых «на своих харчах» приводил. «Такое войско держится очень крепко и для врагов непобедимо, как связанное клятвой, ибо вступление на шкуру равносильно клятве», — сообщал о скифах Лукиан [10, I, 557].
В скифской армии ударной силой была конница, хотя пешее войско составляло немалую ее часть. Античные авторы, повествуя о тактике скифов, прежде всего говорили о правиле сражаться «посредством бегства», стрелять на скаку, повернувшись назад. Но если этот способ оправдывал себя в войне на своей территории, в степи, то в Передней Азии, конечно, он никак не мог принести победу: ведь там скифов встретили сильные армии и прекрасно укрепленные города. В. Д. Блаватский высказал в свое время справедливое предположение, что киммерийцы и скифы в их наступательных походах использовали ударный кулак конницы, целью которого было атаковать центр неприятельской армии [38]. Сам характер скифского войска предполагал большую мобильность.
Характерные черты скифской конницы — неутомимость и неприхотливость коней — не раз были отмечены античными авторами. Это позволяло скифам двигаться быстро и совершать большие переходы за короткое время. Древние авторы рисуют нам страшные картины боя: конная лава, дождь смертоносных, напоенных ядом стрел, летящие дротики — все это наводило панику на противника. А затем рукопашная схватка. В дело шли топоры-секиры, копья, кинжалы, мечи. Этому мощному натиску противостоять было трудно. Войско скифов столкнулось с армиями древневосточных государств, стоящих на пороге своей гибели. Во время состязания или в бою скифов не могли обогнать даже такие искусные всадники, как персы. Плиний Младший писал: «Скифская конница славится своими конями; рассказывают, что когда один царек, сражавшийся по вызову с врагом, был убит и победитель приблизился снять с него доспехи, то был убит конем побежденного, посредством ударов копыт и кусанья» [21, II][6]. Страбон сообщал, что лошади скифов хотя и «малорослы, но весьма ретивы» (Страб. VII.4.8), так что их следует выхолащивать, а Аппиан добавлял: «Их вначале трудно разогнать, так что можно отнестись к ним с полным презрением, если увидишь, как их сравнивают с конем фессалийским... но зато они выдерживают какие угодно труды; и тогда можно видеть, как тот борзый, рослый и горячий конь выбивается из сил, а эта малорослая и шелудивая лошаденка сначала перегоняет того, затем оставляет далеко за собой» [21, II].
Недаром Филипп Македонский пригнал в Македонию многотысячные табуны скифских скакунов.
Интересен рассказ Помпея Трога о скифском царе, который имел такую первоклассную по всем статям кобылицу, что не мог найти для нее иного жеребца кроме как «рожденного ею... и отличавшегося от других прекрасными качествами» [42, 18, 4, 223]. Он скрестил кобылу с ее жеребенком, осуществив этим первый пример зафиксированного в древности инбридинга, ставшего, начиная с XVII в. до н. э. и до наших дней, наряду с кроссингом одним из основных методов чистокровного коннозаводства[7]. Факт этот немаловажен, он указывает еще и на то, что у скифов было конюшенное содержание коней, так как чисто табунное коневодство (этнографически зафиксированное, в частности, у казахов) показывает, что особо ценных лошадей обычно не пускали в производителей, зная, что их потомство хуже будет выдерживать бескормицу.
Какими же были скифские лошади? Большое количество изображений, которыми мы располагаем, относится в основном к IV-III вв. до н. э. Это всемирно известные изображения коней с чертомлыцкой вазы, гребня из Солохи, по которым мы определяем два типа коней — степных, относительно коротконогих и грубокостных лошадок с крупной, несколько горбоносой головой, и верховых, более породных, похожих на среднеазиатских аргамаков, нарядных, высоко стоящих на тонких ногах, с породистыми головами, выразительным, огненным взглядом, крутой, хорошо поставленной шеей. Наилучшее представление о скифских лошадях дают нам раскопки Пазырыкских курганов на Алтае.
В племенных передвижениях эпохи походов скифов в Переднюю Азию участвовали азиатские племена саков и массагетов. Это могло способствовать притоку быстроаллюрных среднеазиатских предков ахалтекинцев в европейские степи, где их находили в погребениях Неаполя Скифского и на изображениях в керченских склепах.
Снаряжение коня и вооружение скифских конников претерпели, конечно, большие изменения за время походов и оказались генетически связанными с Передней Азией.
Это переднеазиатское наследие многолико. Контакты с народами и государствами Ближнего Востока сыграли большую роль в социально-политическом развитии скифского общества.
Нас же особенно интересует история вооружения скифов. Ведь совершенствование оружия зависит от того противника, с которым приходится сталкиваться, а скифам в Передней Азии было чему поучиться и у Ассирии (сначала врага, затем союзника), и у Урарту. Именно этот момент связан с бурным освоением скифами изготовления разных форм наступательного и оборонительного оружия не только из бронзы, но и из железа. Для многих типов оружия (например, топоры-секиры) характерно заметное влияние Кавказа. Если с луком, стрелами, копьями и дротиками скифы шли в походы, то появление ряда новых форм наступательного оружия — мечей и кинжалов, акинаков, различного типа наборных панцирей, шлемов, боевых поясов, возможно, и панцирного снаряжения коня — следует связать с Передней Азией. Не надо забывать, что скифы захватили в плен большое количество ремесленников, в частности оружейников из Урарту, Ассирии, Манны, которые на них работали. Доказательством этому служа находки из различных скифских курганов Северное Кавказа, датирующихся самыми первыми годами возвращения скифов на родину.
К началу VI в. до н. э. скифы обладали оружие дальнего боя — луками и стрелами, метательным копьями и дротиками (у легкой кавалерии); среднего боя — копьями-пиками длиной до 3 м; ближнего боя — коротким копьем, длинным и коротким мечом, кинжалом, секирой. Очевидно, скифская знать составлял тяжелую панцирную кавалерию [161; 162], где и конь и всадник были основательно защищены. Кстати сказать, мечи встречались только в богатых скифских курганах.
Представление о скифской армии, как о лаве легких лучников (что неоднократно отмечалось древними авторами), следует изменить, имея в виду итоги последних находок. Тяжелая панцирная конница, сильная не только неожиданным нападением (да она и уступала здесь в мобильности легкой), но и открытым сражением с всадниками и пехотинцами, появилась не в IV в. до н. э., а в VI в. до н. э. Она, очевидно, была в начале скифских передвижений.
Снаряжение коня обладало общими чертами на очень широких территориях. Так, костяные псалии близких типов были найдены в Поволжье и на Дунае, псалии с внутренними шипами — в Микенах и Греции XVI-XV вв. до н. э., европейских степях (памятники позднекатакомбной культуры XV-XIV вв. до н. э. — Трахтемировка, Каменка, Кондрашовка, Баланбаш), Башкирии и Приуралье (Синташта). Но в евразийских степях костяные (или даже металлические в майкопской культуре) псалии долгое время употреблялись с мягкими удилами из ремней или сухожилий или в составе капцуга.
Какие же наиболее ранние формы удил знаем мы в евразийских степях? Долгое время исследователи безоговорочно соглашались с точкой зрения А. А. Иессена о том, что ими были двукольчатые удила, выделенные в качестве I типа, связанные по своему происхождению с кобанской культурой на Северном Кавказе, распространенные в причерноморских памятниках VIII-VII вв. до н. э. и в равной мере относящиеся к материальной культуре скифов и киммерийцев накануне их переднеазиатских походов [77; 78]. Первое, меньшее по диаметру отверстие этих удил служило для связи с оголовьем, второе — для повода. Иногда вместе с каждым из звеньев было отлито дополнительное колечко со стержнем, заканчивающимся двойной шляпкой для закрепления ремня повода. Кольца удил (грызла) продевались через центральное отверстие трехпетельчатых изогнутых псалии, напоминающих по форме ассирийские этого же времени, но отличающихся по оформлению концов.
Ареал этого типа удил включает Северный Кавказ, Подонье и южнорусские степи. В Передней Азии двукольчатые удила неизвестны, но в это же время здесь бытуют однокольчатые, железные, с витым стержнем, которые мы знаем по Тейшебаини (середина VIII в. до н. э.). Аналогичные им (в бронзе или железе) удила находили на обширных территориях от Италии до Средней Азии.
Вопрос о стремечковидных удилах сейчас является наиболее дискуссионным, отражая споры среди скифологов о том, пришли ли скифы в причерноморские степи с востока, или же скифская культура сложилась в степях, где было сильно влияние культурных достижений, принесенных из Передней Азии.
Для их генезиса следует привлечь более восточные памятники, происходящие с территории обитания родственных скифам массагетов и саков (Казахстан, Приаралье, Алтай). Речь идет о трехдырчатых псалиях (бронзовых или роговых) и стремечковидных удилах с дополнительным отверстием. Собственно, если говорить о каких-то конструктивных особенностях уздечки, то для нас важна двудырчатость окончания двусоставного грызла, что объединяет в одну группу двукольчатые удила со стремечковидными с дополнительным отверстием. Причем естественно предположить, что двукольчатые удила являются тем прототипом, на основании которого в VII в. до н. э. могли возникнуть стремечковидные. Появление стремечковидной формы окончания удил является аналогом, причем технически гораздо проще осуществимым, дополнительному колечку со стержнем и двумя дисками, куда, как на катушку, надевался повод. В обоих случаях решалась задача более определенной фиксации повода на кольце грызла, лучшего управления конем. Именно более четкая фиксация повода делала управление надежным и эффективным, а воина — уверенным в себе и маневренным всадником.
О снаряжении коня у скифов мы можем судить также по многочисленным находкам, найденным при раскопках скифских курганов в причерноморских степях, Туве и на Кавказе. Рассмотрим результаты ювелирных по тщательности раскопок М. П. Грязнова [57-59] в 1971-1974 гг. кургана Улуг-Хорум (Аржан) в Тувинской АССР. Расположен этот мощный курган, имевший в диаметре 120 м и в высоту около 4 м, в центре Турано-Уюкской степной котловины. Предложенные автором и различными исследователями даты захоронения колеблются в пределах от VIII до VI в. до н. э., причем середина VII в. до н. э. представляется наиболее убедительно подтвержденной материалом. Автор следующим образом реконструирует погребальное сооружение: вокруг центрального сруба (площадью 120 кв. м) из огромных вековых лиственниц, где находились ограбленные в древности «царские» погребения, кольцевыми рядами расположено около 70 срубов под общим с центральным срубом бревенчатым потолком. Все это многокамерное бревенчатое сооружение как крепостной стеной окружено каменной крепидой диаметром 105 м.
М. П. Грязнов выделяет 14 групп конских жертвоприношений, сопровождавшихся в каждом случае и человеческим жертвоприношением. 14 человек и 155 коней были принесены в жертву умершему царю четырнадцатью тувино-алтайскими племенами. В погребении найдены различные предметы конского снаряжения. Костяные или деревянные псалии — в большинстве своем прямые трехдырчатые с прямоугольным верхним и округленно-суженным нижним концом (как исключение встречается прямой стержнеобразный бронзовый псалий с тремя колечками). Удила так называемого майэмирского типа, стремечковидные с дополнительным небольшим отверстием. Уздечки богато украшены золотыми и серебряными бляшками и кольцами, накладками из нефрита и клыками кабана. У некоторых лошадей сохранились золотые пластинчатые нахвостники. Как правило, в жертву были принесены старые жеребцы в возрасте 12-15 лет.
Около 300 лошадей ушло здесь на огромную погребальную тризну — их останки (черепа, кости ног, шкуры, мелкие кости) найдены в нескольких сотнях каменных оградок в 40 м от крепиды. Подобные гекатомбы известны нам только в раннескифских курганах конца VII — начала VI в. до н. э. в Предкавказье (Келермес, Ульский аул и т. д.).
Изменения снаряжения лошади были результатом вполне определенных (хотя зачастую и неясных нам) достижений в области управления конем. Цель состояла в том, чтобы средства управления были наиболее эффективны и вместе с тем упрощались с точки зрения как изготовления, так и использования. Поэтому процесс освоения коня и совершенствования его снаряжения шел параллельно на всех территориях и взаимосвязанно, хотя локальные отличия еще достаточно существенны, так, на рисунке VII-VI вв. до н. э. в Передней Азии сложился тип удил, который принято называть «азиатским», отличавшийся большей строгостью, что, очевидно, объяснялось темпераментностью южных лошадей, трудностью справиться с квадригами (данные о кастрации известны нам для более позднего времени, как раз для скифов) и меньшими навыками в верховой езде у ассирийцев, чем, скажем, у евразийских степняков. Нам это важно для того, чтобы увидеть связь в конском снаряжении скифов и воинов Передней Азии.
Азиатские удила [197; 209; 222], распространенные в Передней Азии (Сирия, Двуречье), Египте, материковой Греции и широко представленные в Закавказье, имели псалии (кстати, по общей конфигурации очень близкие к «предкелермесским» VII в. до н. э. и скифским VI в. до н. э.), отлитые в одной форме с грызлом, при сохранении двухчастности последнего; собственно, это имеет некоторую аналогию в пеламе, хотя повод прикрепляется к центральному большому кольцу, как в трензеле. Как пример упрощения технологии производства следует считать появление третьего звена в грызле, позволяющего каждую половину изготавливать отдельно, а потом соединять. Удила строгие, поскольку звенья, а иногда и звенья и кольца, покрыты выступами, что, собственно, спорадически встречается и на предскифских двукольчатых удила.
Раннескифская узда VI в. до н. э. детально изучена В. А. Ильинской [79]; сравнение ее с переднеазиатскими формами и предскифскими из степей Предкавказья и Причерноморья показывает, что для нее характерны как местные черты (близость с удилами черногорско-камышевахского и новочеркасского типов и трехдырчатыми псалиями VIII-VII вв. до н. э.), так и переднеазиатские.
По сравнению с предшествующей по времени степной и переднеазиатской формами скифская узда проще и менее строга, что свидетельствует в пользу большего искусства скифов-наездников. Уздечка у них состояла из нащечных ремней (концы которых разделены на три части и соединены с псалиями для более плотного прилегания к голове коня), наносного, налобного, затылочного и подганашного ремней оголовья, украшенных клыками и бляшками в месте пересечения.
Каждой змее свой змеиный супчик!
фото в галерею прошу сбрасывать на doctor_z73@mail.ru