1 ответ в теме

[Yorik]

Возьмём для примера господина Корниолина-Пинского (1796-1866), Матвея Михайловича, который был сыном простого врача из Черниговской губернии, и дослужился до высоких чинов и званий: в 1850 году он стал сенатором и получил чин действительного тайного советника.
В советское время Карниолин-Пинский упоминался, в основном, как участник следственных дел и судебных процессов над такими революционными демократами как Михаил Илларионович Михайлов (1829-1865), Николай Гаврилович Чернышевский (1828-1889), Дмитрий Владимирович Каракозов (1840-1866) и ряда других. Но славу инквизитора, как о нём писал Герцен, Карниолин-Пинский приобрёл уже став сенатором, а мы же заглянем в более ранние времена.

Матвей Михайлович Карниолин-Пинский: ну, что можно коротко сказать о нём - был типичный сын своего века, такой “милый друг”, готовый для прорыва наверх воспользоваться любыми средствами. Я приведу лишь несколько характерных эпизодов из жизни господина К.-Пинского, как я буду называть его в дальнейшем повествовании.

Михаил Александрович Дмитриев (1796-1866) так характеризует нашего героя в своих воспоминаниях:

"...Карниолин-Пинский, настойчивый и властолюбивый пройдоха, который после, благодаря своим интригам и ослеплению наших вельмож, умел втереться в люди и пошёл далеко: ныне он уже давно сенатором".

Чуть позже я скажу, из-за чего “ослепли” российские вельможи.

Немного дальше Дмитриев пишет о К.-Пинском:

"Он был олицетворённая тайна, пронырливость, настойчивость в разных проделках, неблагодарность и злобная мстительность; словом, человек опасный, с которым лучше всего было не сближаться. Он был хорош собою, то есть имел свежее румяное личико, как на вербах херувимы, кудрявые чёрные волосы, высок ростом, но сутул и с поднятыми плечами... и большой победитель красавиц низкого класса. Его ничто не останавливало: ни знакомство с хорошим домом, ни условия уважения; впрочем, он мастерски скрывал свои проделки".

Когда он был преподавателем в Симбирской гимназии (1816-1823), К.-Пинский сватался к дочери одной небогатой вдовы, Авдотьи Ивановны Паскевичевой (или Пашкевичевой, ?-1839). Однако к этой же девушке, Александре Николаевне, почти одновременно посватался и Фёдор Петрович Рогачёв (?-1856).
К.-Пинский был тогда всего лишь бедным преподавателем в гимназии, а Рогачёв уже стал членом Симбирской комиссариатской комиссии. Вполне естественно, что дамы Паскевичевы предпочли согласиться на предложение Рогачёва.
К.-Пинский был оскорблён этим отказом и собирался мстить. Считая себя редким красавцем, он решил соблазнить одновременно и Авдотью Ивановну, и Александру Николаевну, а потом разгласить эту историю по всему городу. Позднее, уже в Москве, он клялся Дмитриеву, что собирался осуществить подобную месть, но только необходимость срочно ехать в Москву, оставила этот план неосуществлённым.

Позволю себе небольшое отступление.
Илья Гигорьевич Безгин (1852-1907) в сборнике материалов о Симбирской губернской гимназии писал о К.-Пинском, что в конце своей жизни в Симбирске тот,

"наскучив преподаванием, с нетерпением ждал возможности подать в отставку и настолько небрежно выполнял свои обязанности, что не раз получал замечания и выговоры от начальства".

Возможно, что причиной подобного поведения было то обстоятельство, что в 1821 году К.-Пинский стал членом масонской ложи “Ключ к Добродетели”, и другие братья немного помогали ему.

Причиной, заставившей К-Пинского срочно покинуть Симбирск, оказался брат по масонской ложе Иван Степанович Кротков (1789-1867). Кротков был богатым симбирским помещиком, который решил свозить свою жену, Екатерину Васильевну, урождённую графиню Толстую, в Париж, а К.-Пинского он пригласил в качестве учителя для своих детей.
Однако Москва так понравилась Екатерине Васильевне, что она категорически отказалась ехать в Париж, и Кротков отказал К.-Пинскому от места.

Оказавшись в Москве без денег и работы, К.-Пинский обратился к своему знакомому по Симбирску, М.А. Дмитриеву, который помог нашему герою тем, что познакомил его с Ф.Ф. Кокошкиным.
Фёдор Фёдорович Кокошкин (1773-1834) был известным драматургом и театральным деятелем, которого в 1823 году сделали первым директором московской группы императорских театров.
Кокошкин смог пристроить К-Пинского на почётную службу в канцелярию московского военного генерал-губернатора светлейшего князя Дмитрия Владимировича Голицына (1771-1844). Однако на этой почётной должности жалованья не полагалось, и тогда Кокошкин добился для К-Пинского должности преподавателя в Московском театральном училище, а потом и в Лефортовском кадетском корпусе. Так что нуждаться Матвей Михайлович перестал, но отплатил своему благодетелю довольно своеобразно.

К этому времени Фёдор Фёдорович Кокошкин уже давно жил с актрисой Марией Дмитриевной Львовой-Синецкой (1795-1875), и история их знакомства тоже довольно интересна.
В 1812 году Кокошкин увидел молодую актрису на сцене рязанского театра. Девушка была очень хороша собой, обладала благородным лицом (внешностью) и была скромного поведения. Девица-красавица Синецкая запала в сердце Кокошкина, который был не только значительно старше её, и имел довольно непритязательную внешность. Как писал М.А. Дмитриев, в 1824 году Кокошкин

"был уже старик, смотрел каким-то величественным грибом и вдобавок ещё румянился".

Ко времени знакомства с Синецкой дело обстояло немного лучше.
Актриса оказалась сиротой, так что Фёдор Фёдорович легко смог договориться с её тёткой-купчихой, которая за определённую сумму денег буквально продала свою племянницу богатому барину. Так в 1813 году Кокошкин увёз Синецкую в Москву, а в 1823 году, получив важный пост, пристроил свою пассию в штат Императорских театров.
Частичным оправданием Кокошкина может служить то обстоятельство, что он в 1811 году овдовел.

Все эти годы Синецкая была верна своему покровителю, хотя и в Москве, и в Петербурге многие известные и состоятельные люди оказывали красавице недвусмысленные знаки внимания. Но Мария Дмитриевна во всех подобных ситуациях держалась с таким достоинством (несмотря на своё двусмысленное положение), что тень уважения падала даже на Кокошкина.
Однако сам Фёдор Фёдорович подобным постоянством не отличался и увлёкся одной балериной Большого театра, некой Анной Семёновной Потанчиковой (?-после 1839), о которой мало что известно.
М.А. Дмитриев писал, что Кокошкин

"пристрастился к дрянной актрисе и дрянной женщине, Потанчиковой..."

К.-Пинский использовал сложившуюся ситуацию в своих интересах. Сначала он сблизился с Синецкой и на правах друга семьи насплетничал актрисе о любовных похождениях Кокошкина. Обиженная женщина вскоре оказалась в объятиях Пинского, которому этого показалось мало, и он поспешил рассорить пару Кокошкин-Синецкая.
После этого Синецкая стала жить отдельно от Кокошкина, а К.-Пинский переехал к ней и стал жить на деньги популярной актрисы.

Известная актриса П.И. Орлова-Савина в своей “Автобиографии” немного иначе расставила акценты в этой скандальной истории. Она утверждает, что Фёдор Фёдорович собирался жениться на Львовой-Синецкой:

"А не женился Фёд[ор] Фёд[орович] потому что, живя у него много лет, она вздумала довольно явно делать предпочтение Матвею Михайловичу Карниолин-Пинскому, который, сказать правду, был очень красив; особенно у него были прекрасные руки... а есть поверье, у кого хороши руки, у того жена дурна. На нём поверье оправдалось..."

Конец цитаты будет разъяснён немного позднее, а о роли в данной истории самого К.-Пинского госпожа Орлова-Савина не упоминает.
Прасковья Ивановна Орлова-Савина (1815-1900): урождённая Куликова, по мужьям Орлова-Савина.

Все события, связанные с Кокошкиным и К.-Пинским происходили в промежуток времени между 1824 и 1831 годами.
Орлова-Савина утверждает, что в 1834 году Кокошкин

"женился на ничтожной и бесталантной актрисе Потанчиковой, которая также не хорошо кончила".

После смерти Кокошкина данная Потанчикова сошлась с племянником Фёдора Фёдоровича, но личная жизнь у этой актрисы не сложилась, и, как со злорадством пишет Орлова-Савина, она

"не умела устроить свою жизнь и утопилась".

Матвей Михайлович в Москве довольно быстро завёл множество важных знакомств в обществе старой столицы, особенно в литературных и театральных кругах. Но не только в них. Павел Иванович Дегай (1792-1848), например, делал в Москве хорошую карьеру по линии министерства юстиции, и в 1827 году пристроил К.-Пинского ещё и на должность помощника прокурора по уголовным делам.

Прежде чем продолжить описание похождений К.-Пинского, приведу характеристики нашего героя, которые ему дал М.А. Дмитриев.
Про мстительность К.-Пинского Дмитриев писал:

"Он сам несколько раз говорил мне, что благодарность есть для него самое унизительное чувство; что всякий раз, когда он встречается с человеком, сделавшим ему добро, ему представляется, что этот человек имеет право требовать от него благодарности; что он его непременно возненавидит и непременно сделает ему зло. Так поступил он и с Кокошкиным".

Одной из причин подобной мстительности были детские и юношеские годы жизни К.-Пинского. Дмитриев писал позднее:

"Когда я был уголовным судьёю, а Пинский уголовных дел стряпчим, он настаивал всегда на строгости наказаний, на увеличении наказаний, и вообще был жесток к подсудимым.

"Чего мне жалеть их, -

говаривал он, -

я помню, когда ещё я был мальчиком, в Смоленской губернии, меня секли вишнёвыми розгами. Я за это мщу этим мошенникам!"

Поэтому мы не удивимся, когда Дмитриев дополняет характеристику К.-Пинского:

"Пинский завидовал всем и почитал себя всех выше... Пинский долго был в унижении; ненависть к богатству, к известности, к талантам и к правам, соединённым с родовым преимуществом, развились в нём в сильной степени, как это обыкновенно бывает у всех выходцев его рода; но он особенно всегда отличался этою ненавистью".

Дмитриев также отмечал своеобразную честность К.-Пинского:

"...по службе, кроме интриг, он был человек честный, то есть взяток не брал!"

С другой стороны, Дмитриев отмечал, что, став директором департамента, К.-Пинский

"не будучи сам взяточником, покровительствовал, однако, всем искусникам, находя в них самые удобные и покорные орудия для разных своих проделок по министерству".

Вернёмся всё же к истории с Синецкой. Наш герой жил у актрисы и не стесняясь тратил её средства, хотя к этому времени он и сам зарабатывал вполне приличные деньги. Свою благодетельницу К.-Пинский кормил обещаниями, что он скоро женится на ней.
В конце 1830 года покровители К.-Пинского [или П.И. Дегай, или даже сам Дмитрий Васильевич Дашков (1788-1839)] стали хлопотать о переводе К.-Пинского в Петербург.

Наш герой заверил Синецкую, что как только он устроится в Петербурге, он сразу же вызовет её к себе и обвенчается с нею. Чтобы окончательно убедить актрису в правдивости своих обещаний, Матвей Михайлович обручился с Синецкой по форме, предписанной церковью.
Об этом Дмитриеву рассказывал Михаил Николаевич Загоскин (1789-1852), который узнал об этом от дьякона, бывшего на данной церемонии обручения.
После этого К.-Пинский забрал у Синецкой почти все наличные деньги и в начале 1831 года отбыл в Петербург, а Синецкая осталась ожидать уведомления из северной столицы.
Но она его так и не дождалась.

[Yorik]

В Петербурге К.-Пинский очень быстро освоился, вошёл в верхний свет и начал делать блестящую карьеру, но эти страницы его биографии я оставлю за границами данного очерка.
В 1833 году Матвей Михайлович женился на Надежде Ивановне Стародубской (1817-после 1857), добрачной дочери недавно умершего князя Ивана Алексеевича Гагарина (1771-1832) и знаменитой актрисы Екатерины Семёновны Семёновой (1786-1849), которая согласилась, наконец, в 1828 году выйти замуж за князя.
Помимо юной жены коллежский советник К.-Пинский, который в то время был уже начальником отделения в одном из департаментов министерства юстиции, получил ещё и капитал в 120 тысяч рублей ассигнациями.

Жизнь супругов с самого начала не сложилась. М.А. Дмитриев пишет что

"С женою, которую обирал деньгами, он [Пинский] почти не виделся, уезжал рано, пока она спала, и приезжал поздно. Наконец, она его бросила..."

Да, в 1837 году Надежда Ивановна оставила мужа и уехала в Москву к матери. Детей у них не было.

Как жили в разлуке супруги нам достоверно не известно, но в 1845 году Матвей Михайлович затеял бракоразводный процесс со своею женой. Об этом деле и его итогах от современников до нас дошли довольно противоречивые сведения.

Сенатор Михаил Иванович Топильский (1809-1873) в своей переписке из деликатности довольно коротко и невразумительно сообщил об этом процессе:

"...дочь Семёновой производила бракоразводное дело с мужем своим, предместником моим по званию директора Департамента Министерства Юстиции, Карниолин-Пинским. Мать руководила дочерью. Я невольно вошёл в дело, как ближайший сослуживец Карниолин-Пинского (он был директором, а я при нём вице-директором департамента Министерства Юстиции). С обеих тяжущихся сторон было много грязного, и среди этой грязи я познакомился с Екатериною Семёновною, бывшею Семёновою, которая, не смотря на плачевную сторону дела, находила однако же случаи принимать трагические позы".

В 1873 году в “Русском архиве” некто Н. Ив. Стародубский [возможно, какой-нибудь родственник Надежды Ивановны] опубликовал свою версию этой истории. Он сообщает, что в 1845 году, став директором Департамента, Карниолин-Пинский

"возбудил уголовное преследование против жены своей. Это грустное и многотомное дело, продолжавшееся восемь лет, крайне расстроило здоровье княгини Екатерины Семёновны. Страдая душевно и телесно, княгиня Екатерина Семёновна несколько раз приезжала из Москвы в Петербург, чтобы следить за делом её любимой дочери...
Через четыре года после кончины княгини Екатерины Семёновны, решилась участь её дочери: в 1853 году, по приговору уголовного суда, расторгнут брак её с Карниолин-Пинским. О, если бы судьбе было угодно, чтоб это во многих отношениях интересное для криминалиста дело было рассмотрено в порядке нынешнего судопроизводства и отдано на суд присяжных, конечно, жена Карниолин-Пинского была бы оправдана! Несчастная дочь княгини Екатерины Семёновны лишилась своего состояния во время производства дела с Карниолин-Пинским, после окончательного приговора суда, жила в бедности в разных губерниях и наконец, исчезла из виду своих родных и знакомых".

Уже известная нам актриса Орлова-Савина даёт нам другую версию этих событий:

"Я, ещё живя в Москве, знала, что супруги не долго жили вместе: она жаловалась на его характер, а он на то, что его обманули: обещали 100 т[ысяч] ассигн[ациями] и не дали ничего. А тут, на беду, рассудительный М[атвей] М[ихайлович] влюбился на старости лет... и говорили, в молоденькую и хорошенькую девицу, которая и готова была выйти за него замуж. Вот он и вздумал развестись с женой и для этого посылал в Москву, где она жила, подсматривать, выведывать, уличать и наконец достигнул своей цели. Знаю только, что Над[ежда] Ив[ановна] приехала с матерью в Петербург и выбрала адвоката Галлера, которому почему-то запрещено было жить в столице и заниматься адвокатурой...
Но тут, как видно, “нашла коса на камень”, и Галлер не помог: их развели, ему позволили жениться... (но это не совершилось), а ей присудили жить на покаянии в монастыре, в Новой Ладоге. К этому времени скончалась и Ек[атерина] Сем[ёновна]. И хотя Мат[вей] Мих[айлович] и говорил мне и брату (мы по школьной его любви к нам посещали его):

"Если я и процесса не выиграю, а уж оставлю мать и дочь на одном картофеле".

Но и этого не случилось. Ек[атерина] Сем[ёновна] умерла при своем богатстве, а Над[ежда] Ив[ановна] им воспользовалась, не поделясь с другими наследниками, и, как было слышно, очень жуировала на покаянии в монастыре".

Так изложила историю развода Карниолин-Пинского актриса Орлова-Савина, которая, в целом, очень положительно относилась к нашему “милому другу”.

Н.М. Колмаков, который с 1846 года был секретарём К.-Пинского, в своих мемуарах смотрит на историю развода нашего героя почти его глазами. Получился знатный панегирик:

"...внутренняя его жизнь, семейная, омрачена была бракоразводным делом с своею женою Надеждою Ивановною, урождённой Стародубскою. Да, это был несчастный период его жизни, едва не уложивший его окончательно...
Брак Пинского состоялся в 1833 г. при самых благоприятных условиях. Всё предвещало ему счастье, но, увы! любя её нежно и страстно, он, с первых же дней супружества, с грустию замечал в ней и нарушение приличий, и злонравие, и непокорность, но пока всё держалось в пределах обыкновенной жизни. В 1834 году она уехала в Москву на время, а в 1837 году уже совсем оставила мужа и поселилась в Москве, состоя в связи с купцом Фирсановым".

Скорее всего здесь подразумевается Григорий Михайлович Фирсанов (1791-?), крупный лесоторговец.

Продолжим рассказ Колмакова:

"Самолюбие Пинского страдало; положение его делалось невыносимым; до него в 1845 году дошли положительные слухи, что жена его, при разлуке с ним, рождала детей, скрывая их и сдавая в воспитательный дом, и что, наконец, она опять в состоянии беременности. Пинский возымел мысль воспользоваться таким положением своей супруги, доказать её неверность и получить развод.
Дело начато по его просьбе в 1845 году в московской духовной консистории, и вместе с тем возникло преследование её, или, лучше сказать, гонка за нею по городам, куда она скрывалась. Поверенный его, некто Калайдович, горячо преследовал её, стараясь, чтобы её подвергнуть освидетельствованию, но она, под защитой местных властей и врачей, уклонялась от этого; само собою, беременность её располагала к сочувствию. Преследование это часто переходило за пределы должного приличия и уважения к Пинской, как к женщине; посему нашлись защитники её и укоряли Пинского в жестокосердии и, действительно, Пинский в этом деле терял иногда всякое самообладание, делался до нельзя раздражительным, мучеником...
Самое дело производилось с.-петербургских судебных местах, Сенате и доходило до Государственного Совета, где и решено 4-го августа 1853 г.
Решением сим Пинская обвинена в нарушении супружеской верности, предана церковному покаянию с заключением в монастырь. Супруги были разведены, но в январе месяце 1857 г. последовало особое Высочайшее повеление об освобождении Пинской от заключения в монастыре. Само собою, она уже не была супругой Матвея Михайловича Пинского...
Дело было громкое и на устах всех, а вместе с тем грязное, как всякий бракоразводный процесс".

Николай Маркович Колмаков (1816-1896) — литератор, тайный советник.

Далее Колмаков утверждает, что К.-Пинский не имел никакого состояния, но упоминает, что тот был одним из соопекунов по делам промышленников Саломирских. А достоверно известно, что на этом опекунстве наш “милый друг” заработал не менее одного миллиона рублей ассигнациями.

Для окончания очерка о Карниолин-Пинском приведу ещё парочку отзывов об этом господине.
М.А. Дмитриев, достаточно хорошо знавший нашего героя, пишет:

"В Петербурге разбогател он, взяв на себя какую-то миллионную опеку, с дозволения, впрочем, Государя Николая Павловича. После он сам был директором департамента, нынче этот мерзавец в больших чинах и находится там сенатором".

Сенатор Кастор Никифорович Лебедев (1812-1876), близко знавший Пинского в 40-х годах, довольно жёстко писал о нашем герое:

"К.-Пинский человек с большой энергией, не признаёт величий, любящий значение для света, в котором он до сих пор так мало значил. По этой причине он криклив и заносчив, но мало уверен и труслив. Недостаток образования и теоретичность знания делают его неловким и грубым в поступках и работах. Нет сомнения, что он зазнается, оскорбит самолюбие других... Он был в ежовых руках бедности, но он забывает нужду. Он не уважает несчастья и опасности дружбы, он завистлив и увлекается собою во лжи".