Значение засады в монгольской стратегии и тактике ведения боевых действий Вооруженные силы монгольских улусов-государств в XIII–XV вв. использовали различные тактические приемы проведения боя, которые были традиционны для степного военного искусства кочевников Центральной Азии и оказали заметное влияние на дальнейшее развитие военного дела. Завоевания Чингиз-хана и военное искусство монголов и их наследников можно считать наивысшим взлетом развития военного дела кочевников Евразии, которые на долгий период определили оружейный набор и боевую подготовку воинов, военную организацию, стратегию и тактику ведения войны народов, которые являлись их преемниками или входили с ними в длительный контакт. Одним из таких широко используемых приемов было заманивание противника в заранее приготовленную засаду. В нашем понимании, такой тактический прием ведения боя был характерен для многих степных народов и появился, по всей вероятности, из разнообразной охотничьей практики (облавные или загонные приемы), но именно у кочевников монгольской эпохи оно приняло наиболее отработанную и совершенную форму. Впрочем, существует и другая точка зрения, согласно которой «этот прием вырос из практики набегов, когда часть воинов захватывала добычу и уходила с ней, а другие стояли (обычно скрытно) в полной готовности поддержать нападавших и отразить удар преследователей. Это повторялось несчетное число раз и, наконец, стало практиковаться и в полевом бою».
Использование такого тактического способа боя, как засада, было известно с древнейших времен. Китайский военный теоретик Сунь-цзы писал по интересующему нас вопросу следующее: «Полководец должен пожертвовать чем-нибудь таким, что противнику хотелось иметь у себя. …Предлагая ему приманку [здесь и далее по тексту выделено нами. – А.К.], он побуждает противника двигаться дальше, и в то же время с отрядом хорошо подобранных людей он подстерегает его в засаде». В пользу нашей точки зрения о происхождении засад из охотничьих навыков и их дальнейшем применении в боевой практике говорит то, что Сунь-цзы оперирует такими понятиями, как предложить «приманку» и «подстерегать его в засаде». Эти соображения, на наш взгляд, убедительно свидетельствуют именно о модели поведения охотника, который посредством специальной наживки караулит свою жертву. Действительно, источники по эпохе монгольских завоеваний полностью подтверждают очень широкое применение тактического отступления для заманивания противника в засаду.
Монгольская армия в 1209 г. подошла к укрепленной тангутской заставе Имынь, защищавшей подступы к столице Си Ся, в которой оборонялась 50-тысячная тангутская армия. В течение двух месяцев обе стороны не предпринимали никаких активных действий. Затем мобильная монгольская кавалерия атаковала тангутов, которые, легко отразив нападение, начали преследовать противника. В ходе погони тангутская армия попала неожиданно в засаду и была полностью разгромлена. Осенью 1212 г. монгольские войска окружили западную столицу империи Цзинь. Чжурчжэньское командование направило на выручку города войско во главе с главнокомандующим Аотунь-сяном. Тогда Чингиз-хан «послал войско, которое заманило [отступлением] к Мигукоу («крепость-застава в Великой китайской стене»), но, развернувшись навстречу, атаковало их и полностью истребило». Таким образом, чжурчжэньское войско попало в специальную засаду, устроенную монголами, и было разгромлено. В военной практике монгольских армий таких случаев привести можно много. Вместе с тем из этого примера видно, что монгольский командный состав в планировании военных операций значительно переигрывал своего противника в оперативно-тактическом отношении. В то же время можно сказать, что тактическое отступление небольшой части войска (передовое, сторожевое) для вовлечения противника в засаду было одним из важнейших элементов в общей военной стратегии монголов при вторжении их войск в неприятельскую страну.
Монгольский терминологический эквивалент засады как элемента боевого строя не совсем ясен. В тюркских языках понятие «засада» передавалось словом «бусу» (от древнетюркского pusuγ – засада) – букв. «скрывающийся, скрытый, сидящий в засаде», или «таиться, притаиться». Засады использовались как в проведении отдельных войсковых операций, так и как основной способ ведения войны в целом полководцами кочевников издревле. Так, накануне схватки с монголами найманский Таян-хан предложил своему сыну Кучлуку следующий план военных действий: «Известно, что кони у Монголов тощи. Давайте мы сделаем вот что: переправим свой народ на ту сторону Алтая, а сами, подтянувшись и двигаясь налегке, будем продвигать войска слева направо и завлекать их в засаду. Так, вовлекая их в мелкие стычки, мы дойдем до высот южного склона Алтая. За это время наши табуны откормятся. Тогда-то мы, изнурив таким образом Монголов и еще больше истощив их коней, тогда-то мы и ударим им прямо в лицо!». Такой ход борьбы планировался найманским предводителем, видимо, исходя из-за неуверенности в подготовленности собственных войск к войне. Главный упор здесь делался на то, что в процессе преследования, преднамеренно отходящих в глубокий тыл найманских войск, монголы и их кони не выдержат изнурительного марша, и тем самым исчерпают свой естественный ресурс, т.е. если быть точнее, ослабят физиологические возможности боевых коней. Но такая программа военных действий была отвергнута найманскими военачальниками.
Иоанн де Плано Карпини, достаточно хорошо знакомый с монгольскими военными приемами, особо выделял умышленное стремление (склонность) монголов вовлечь врага в выгодное для них место, исходя, прежде всего, из превосходства противника в живой силе. «Надо знать, что всякий раз как они завидят врагов, они идут на них, и каждый бросает в своих противников три или четыре стрелы; и если они видят, что не могут их победить, то отступают вспять к своим; и это они делают ради обмана, чтобы враги преследовали их до тех мест, где они устроили засаду; и если их враги преследуют их до вышеупомянутой засады, они окружают их и таким образом ранят и убивают. Точно так же, если они видят, что против них имеется большое войско, они иногда отходят от него на один или два дня пути и тайно нападают на другую часть земли и разграбляют ее; при этом они убивают людей и разрушают и опустошают землю. А если они видят, что не могут сделать и этого, то отступают назад на десять или на двенадцать дней пути». В последнем случае монголы старались своими опустошительными грабительскими набегами заставить неприятельское войско двигаться в нужном им направлении, где их поджидало заранее подготовленное войско, скрытно готовившееся к массированной атаке. Поэтому настоятельные военные рекомендации Плано Карпини, предназначенные для командного руководства средневековых западноевропейских армий сводились к следующему: 1) «если же Татары устроят притворное бегство, то не надо идти далеко сзади их, если случайно нельзя осмотреться возможно дальше, чтобы враги не увлекли случайно в уготованную засаду, как они обычно делают, и другой отряд должен быть готов, чтобы помочь на случай нужды тому отряду»; 2) «отряды же должны остерегаться того, чтобы не бежать за ними далеко по причине засад, которые они обычно устроят, ибо они более борются коварством, чем храбростью»; 3) «если Татары отступают, то наши все же не должны отходить или разделяться взаимно, так как они делают это притворно, чтобы разделить войска и после того вступить свободно в землю и разорить ее всю». Указанные тактические наставления папского посла были не бесполезны и отражали те историческим реалии. Таким образом, «коварство» и «хитрость» монголов, по его мнению, заключались в умелом и тактически компетентном расположении войск, наиболее лучшая (ударная) часть из которых находилась в засаде.
В известной битве на р. Синд (Инд), которая считается последним крупным сражением между Джалал ад-Дином и Чингиз-ханом, показательно использование монгольскими полководцами скрытых войсковых подразделений, находившихся в засаде. Монголы одержали победу во многом благодаря тактической хитрости со своевременным применением отборного засадного полка. В начале боя Джалал ад-Дину удалось разбить центр монгольского построения, буквально, как образно замечает ан-Насави, «пробив в нем просеки дорог». Даже сам Чингиз-хан вынужден был обратиться в бегство, имитируя отступление. «Однако проклятый до сражения выделил в засаду десять тысяч всадников из числа отборных воинов, имевших титул бахадуров. Они вышли на правый фланг Джалал ад-Дина, где находился Амин-Малик, и разбили его, отбросив к центру. Вследствие этого расстроился боевой порядок [Джалал ад-Дина] и была поколеблена его стойкость». Это привело к окончательному разгрому оставшихся войск храброго хорезмского султана. Монголы, как и другие центральноазиатские кочевники, были мастерами по организации тактических неожиданностей и в то же время сами боялись попадать в засаду. По словам осведомленного китайского автора, «их [черных татар] движущееся войско все время опасается внезапного удара из засады». Интересно, что военный опыт того времени показывает, что если противники монголов в борьбе с ними внедряли тактические приемы с использованием засад, то они могли успешно противостоять им и в открытых сражениях. Приведем несколько характерных примеров. Однажды к султану Джалал ад-Дину присоединился некий татарский эмир – Кокэ Беджкем – «предводитель тысячи всадников», который совершил какой-то серьезный проступок и вынужден был бежать от монголов. Этот военачальник «посоветовал султану оставить добычу на пути татар, а самому скрыться в засаде, пока они займутся [этой] приманкой, и руками мщения напоить их из чаши смерти. Его совет был здравым, и султан снарядил Утур-хана – а он его всегда отличал и приближал, считая, что его верность и храбрость не требуют испытания и не нуждаются в доказательстве, – во главе четырех тысяч всадников в качестве авангарда. Он приказал Утур-хану увлечь за собой татар, когда они приблизятся, чтобы они потянулись к логову смерти и пришли к месту раскаяния». Но из-за трусости этого военачальника данный тактический вариант боя не был реализован.
При возвращении экспедиционного корпуса Джэбэ-нойона и Субэдэй-бахадура из дальнего западного рейда в 1223–1224 гг. их путь проходил по землям волжских булгар. Местные жители «в нескольких местах устроили им засады, … встретились с ними и, заманив их до тех пор, пока они зашли за место засад, напали на них с тыла, так что они (Татары) остались в середине; поял их меч со всех сторон, перебито их множество и уцелели из них только немногие. Говорят, что их было до 4 000 человек».
Цзиньский командующий «Сюй-дин, предполагая перекрыть монгольским войскам дорогу через Желтую реку (Хуанхэ), призвал войска из пяти округов: Цзян-чжеу, Сю-чжеу, Ши-чжеу, Цзи-чжеу и Мын-чжеу – и поставил их в таком положении, чтобы могли напасть спереди и с тыла. Когда монголы переправились из Си-цзина, что в Сань-мине, на север и приблизились к городу Пьхин-яну, то Сюй-дин вступил в сражение с ними. Монгольские войска были разбиты и ушли».
В знаменитой битве при Айн-и Джалут, которая, по мнению некоторых историков, развенчала устрашающий миф о непобедимости монголов, командующий мамлюкским войском султан Кутуз специально расставил часть войска в засаду. «А сам, сев [на коня], встал с небольшим числом [воинов]». Монгольское войско стремительно атаковало мамлюков, беспрерывно стреляя из своих луков. «А Кудуз уклонился и ударился в бегство». Монголы «отправились вслед за ними и многих из мисрцев перебили. Когда они поравнялись с местом засады, мисрцы с трех сторон бросились из засады и помчались на монгольское войско. С раннего утра до полудня бились врукопашную. Монгольскому войску сопротивляться стало невмоготу, и в конце концов оно обратилось в бегство».
Весьма эффективно монголы использовали засаду при штурме сильно укрепленных крепостей врага. Осаждая столицу Хорезма г. Ургенч (Гургандж), «небольшое количество всадников монгольского войска подскакало к воротам [столицы] и устремилось угнать скот. Несколько недальновидных людей вообразили [себе], что [все] монгольское войско и есть это небольшое количество людей. Отряд конных и пеших направился на этих всадников; монголы помчались от них [в страхе], как дичь от силка, пока они не достигли окраин Баг-и Хуррама, расположенного в одном фарсанге от города. Там боевая [монгольская] конница вылетела из засады за стеной и окружила этот отряд. Они перебили около тысячи человек и следом за беглецами ворвались в город через ворота Кабилан [Катилан?] и проникли до места, которое называют Тиура».
Отдельный экспедиционный корпус во главе с Субэдэй-бахадуром и Джэбэ-нойоном целенаправленно двигался на запад и дошел до Грузии (Гурджистан). «Грузины собрались в большом количестве и вышли на войну. Джэбэ послал против них Субэдая с войском, а сам с пятью тысячами бахадуров сел в засаду. Субэдай нарочито бежал, и грузины пустились его преследовать. [Тогда] Джэбэ вышел из засады, зайдя с фланга, и всех уничтожил. Обычный прием их [монголов] в большинстве сражений был таков», – констатирует Рашид ад-Дин20. Этот сюжет с разгромом грузин у Рашид ад-Дин повторяется дважды: «Когда они сошлись друг с другом, Джэбэ с пятью тысячами людей отправился [в засаду] в одно потаенное место [гушэ-и пан-хан], а Субэдай с войском пошел вперед. В самом начале сражения монголы бежали: гурджии пустились их преследовать. Джэбэ вышел из засады: их захватили в середину [обоих монгольских отрядов: отступавшего и напавшего из засады]». Сражение было настолько кровопролитным, что из девяностотысячного грузинского войска погибло, по информации Рашид ад-Дина, тридцать тысяч. Грузинские и армянские источники дают похожие сведения об этом сражении. Как следует из этих данных, монголы, зная о численном превосходстве врага, решили заманить грузин в удобную для себя местность и ударили с двух сторон, взяв их тем самым в окружение. Таким образом, подключение к бою тактического резервного отряда монголов было полной неожиданностью для грузин. Следует особо подчеркнуть вслед за Рашид ад-Дином, что бой с использованием засадного отряда был типичным тактическим приемом не только монголов, но и всех кочевых народов Великой Степи.
В причерноморских степях монгольские отряды в мае 1223 г. встретились с союзным русско-половецким войском. «Когда монголы увидели их превосходство, они стали отступать. Кипчаки и урусы, полагая, что они отступили в страхе, преследовали монголов на расстоянии двенадцати дней пути. Внезапно монгольское войско обернулось назад и ударило по ним, и прежде чем они собрались вместе, успело перебить [множество] народу. Они сражались в течение одной недели, в конце концов кипчаки и урусы обратились в бегство». Здесь явственно заметно, что монголы приняли план по тактическому отступлению своего войска ввиду очевидного подавляющего превосходства неприятеля и сделали ставку на временное тактическое отступление с задачей заманить в ловушку-засаду.
Абу-л-Гази, описывая семилетнюю кампанию (1236–1242 гг.) монгольских войск, привел в своем сочинении интересный рассказ о засаде, устроенной Шибаном – героем западного похода. «Шибан-хан сказал своему брату Саин-хану: «Дай мне тысяч шесть человек в прибавок к воинам, которые при мне; ночью я скроюсь в засаду в тылу неприятеля; на следующий день, вместе с рассветом, вы нападите на него спереди, а я сделаю нападение на него с тыла». На следующий день они так и сделали. Когда разгорелся бой, Шибан-хан, поднявшись из засады, устремился с конницей к валу и, спешась, перешел вал. Внутри вала стан оцеплен был со всех сторон телегами, связанными железными цепями: цепи перерубили, телеги изломали, и все, действуя копьями и саблями, пешие напали на неприятеля: Саин-хан спереди, Шибан-хан с тыла. В этом месте избили они семьдесят тысяч человек». Одновременное нападение с двух сторон (фронтальной и тыльной части) на вражеский укрепленный лагерь, по-видимому, дезориентировало врага и позволило монгольским ударным засадным подразделениям захватить защитный вал, окружить и завершить разгром противника. При этом фронтальная атака монголов отвлекла внимание осажденных от тылового (решающего) нападения из засады.
Фома Сплитский, собравший большое количество свидетельств, о монгольском вторжении в Венгерское королевство в 1241–1242 гг., обратил внимание на то, что монголы специально высылали вперед конные мобильные отряды, которые должны были «раздразнить» своими частыми нападениями венгерских воинов, находившихся в укрепленном лагере, и тем самым выманить их наружу. Поддавшись на эту тактическую уловку монголов, венгерский король отдал приказ своим «отборным воинам выйти им навстречу». Венгерское войско, выстроив свои ряды, «выступило против них в полном вооружении и строгом порядке. Но отряды татар, не дожидаясь рукопашного боя и, как у них водится, забросав врагов стрелами, поспешно бросились бежать. Тогда король со всем своим войском, почти по пятам преследуя бегущих, подошел к реке Тисе; переправившись через нее и уже ликуя так, будто бы вражеские полчища уже изгнаны из страны, они дошли до другой реки, которая называется Соло (р. Шайо). А все множество татар встало лагерем за этой рекой в скрытом среди густых лесов месте, откуда венграм они были видны не полностью, а только частью». Опять здесь мы видим стандартный прием. Монголы начальными атаками передовых своих отрядов преследовали цель буквально «вытянуть» своего противника в удобный для них тактически район, где их могли поджидать основные ударные силы монгольского войска.
Более поздний автор – Матвей Меховский – отметил в своем произведении, что татары, находясь в районе р. Тисы, проводили оттуда свои набеги, «опустошили и сожгли Вацию с ее кафедральной церковью. Они подходили и к Пешту, где король Бела четвертый собирал против них войско, но тут же и уходили, то приближаясь, то убегая, согласно своей военной тактике». Фактически эти маневры преследовали одну цель – выманить врага на оперативно-тактический простор, на котором монгольские войска могли незаметно охватить их с разных сторон. Засады – ловушки устраивались войсками не только в условиях открытой местности, но и в населенных пунктах. Так, военачальник Урус-хана «Кара-Кисек-оглан послал в сторону Отрара, чтобы добыть языка, Саткина большого и Саткина малого, самых выдающихся узбекских смельчаков (бахадур), с сотней всадников. Один крестьянин (барзигар) увидел их вне города и сообщил Ак-Тимур-бахадуру. Ак-Тимур-бахадур с 15 всадниками внезапно пошел к ним, показался, чтобы заманить врагов, обратился в бегство и среди улиц и садов в каком-то углу засел в засаду. Враги с полной надеждой поскакали, опустив поводья. Когда они миновали место засады, бахадур подошел сзади, всех поразил ударами меча, подчиненных (хурдапай) убил, а старших послал ко двору». Примечательно, что атака воинов, находившихся в засаде на неприятеля осуществлялась, как правило, сзади, т.е. с тыла, или стороны, которая не ожидала нападения.
Удачное, оперативно-тактическое расположение засады в преддверии подхода вражеских войск иногда кардинально меняло военно-стратегическую обстановку в свою пользу и не позволяло противнику начать активные боевые действия. Зимой 1318 г. большая золотоордынская армия под командованием Узбек-хана вторглась через «Железные ворота» (Дербент) на территорию Хулагуидского Ирана. Проведение военной операции было свернуто ввиду того, что «двух монголов, схваченных из армии миродержца (Абу Са‘ида), привели к Узбек-хану, который лично стал допрашивать их о положении эмира Чупана. Они ответили: «Чупан с 10 туманами войска, для [устройства] засады, через Карчага зашел вам в тыл». Узбек-хан по-монгольски сказал Кутлуг-Тимуру и Иса-гургану: «Тот человек, которого мы ищем, у нас в тылу; куда же нам направиться?». В сложившейся ситуации войско Узбека было вынуждено отойти на свои исходные позиции.
В 1335 г. войско Золотой Орды потерпело поражение вследствие того, что хулагуидский властитель Арпа-хан «с большим войском и несчетным оружием и снаряжением отправился к берегу Куры и занял берег реки всюду, где возможна переправа, и с (разных) сторон послал значительные войска с именитыми эмирами, чтобы они зашли в тыл узбекцам (узбекиян), мужественно напали бы на них из засады и ночью показали им день страшного суда. План удался». Золотоордынцы вновь вынуждены были отступить. Для того чтобы избежать, или максимально минимизировать, имеющиеся риски на войне, наличные военные силы делились на несколько основных частей, одна из которых отвечала за обеспечение безопасности при походном движении, в бою и на отдыхе.
В истории военного искусства они получили название сторожевые войска, выполнявшие тактические функции по охране тылов и стратегических коммуникаций. Наличие таких специальных частей давало больше возможностей избежать попадания войска в засаду, подготовленную неприятелем, защитить свои, уязвимые стороны и не дать ему нанести внезапный удар по собственным боевым порядкам. Роль сторожевой службы возрастала в период продолжительных военных кампаний особенно во время пребывания на вражеской территории. Чингиз-хан, находясь в среднеазиатско-иранском регионе «ради надзора и охраны дорог на Газнин, Гарчистан, Забул и Кабул, послал Шики-Кутуку с несколькими другими эмирами, как то: Такачак, Мулгар, Укар-Калджа, Кутур-Калджа, с 30 тысячами людей в те пределы, чтобы они по мере возможности покорили те страны, а также были сторожевым войском [караул], с тем, чтобы он сам и его сын Тулуй-хан могли свободно заниматься завоеванием владений Хорасана». Помимо захвата перечисленных пунктов основной целью отправки большого сторожевого войска (фактически, говоря военным языком, обсервационного корпуса) под общим руководством Шики-Кутуку было прикрытие тылов основных частей армии, занятых завоеванием указанного района.
В 1245 г. Плано Карпини, проходивший русские земли южнее Киева в районе Канева, встретил на своем пути первые пограничные владения монголов, управлявшиеся военачальником Коренцой (Курумиши – предположительно третий сын Орды), являвшийся «господином всех, которые поставлены на заставе против всех народов Запада, чтобы те случайно не ринулись на них неожиданно и врасплох; как мы слышали, этот вождь имеет под своею властью шестьдесят тысяч вооруженных людей». Эта информация фактически полностью совпадает со сведениями Бенедикта, который называет г. Канев западным плацдармом татарского войска. Даже если критически отнестись к предложенной численности передового монгольского войска на западе – «60 000», то не вызывает никаких сомнений задача этой боевой единицы – функция сторожевого корпуса, обеспечивающего защиту от внезапного нападения с этой стороны. Такую же задачу выполняла «сторожевая рать» под командованием внука Шибана, сына Балакана – Токтадая (Муртад-Токтадай, Тама-Токдай), зимние стойбища которого располагались «около реки Терека, у Дербенда». Этот ударный корпус золотоордынской армии дислоцировался здесь постоянно и был сосредоточен против конкретной цели – хулагуидского Ирана. Еще со времен правления Берке Дербентское ущелье (или иначе «Железные Ворота»), перекрывавшее основные пути между двумя государствами, было поручено «охране знатного эмира». Военные силы Улуса Джучи в этом регионе считались одними из самых боеспособных в ордынской армии. Послы хана Токты, направленные к правителю Ирана Газан-хану, хвастливо говорили ему, желая подчеркнуть военную мощь Золотой Орды, что «начиная от пределов Крыма и Каракорума до окрестностей Дербенда, 10 туманов с лишним сторожевых войск нашей армии стоят так, что шатер прилегает к шатру и канат [шатровый] цепляется за канат». Именно из этого опорного пункта южных рубежей Золотой Орды осуществлялись все нападения Джучидов на Ильханидов в XIII–XIV вв. Наследник Хулагу – Абага-хан, став полновластным властителем, в первую очередь, направил войска для охраны границ. «Прежде всего, он послал своего брата Юшумута в Дербент, Ширван и Муган до Алтана, чтобы он охранял те пределы от врага, а другого брата Тубшина он тоже назначил с полночисленным войском в Хорасан и Мазендеран до берегов Амуйе» и т.д. Абага, враждуя с чагатаидом Бараком, выслал «своего сына Аргона с великой конной ратью в страну Сухого древа, к самой реке Ион [т.е. р. Амударье. – А.К.]; и там он жил со своим войском, сторожил землю, чтобы царь Кайду не разорял их. Жил Аргон со своей ратью в этих равнинах Сухого дерева, охранял кругом много городов и замков».
Аналогично поступил и Аргун, воцарившись на ильханском престоле, который отправил «сына Казана с тридцатью тысячами всадников к Сухому древу, то есть в эти страны, стеречь и охранять своих людей и свои земли». Таким образом, охране и безопасности своих владений правители монгольских улусов уделяли первостепенное значение. О значимости этих военных подразделений говорит то, что в структуре монгольской армии начальники сторожевых частей были уравнены в правах с другими высшими чинами войска. Тысячники сторожевых единиц – командиры полков наделялись такими же почестями, что и воеводы 10-тысячных корпусов – туменами. Это свидетельствует о том, что военно-административный статус этих двух, казалось бы, на первый взгляд, не равнозначных друг другу категорий военных чиновников приравнивался. Сторожевые войска в случае нападения противника принимали на себя весь основной удар на начальном этапе войны. Войско египетских мамлюков многократно превосходило сторожевые части Кит-Буги-нойона, заранее выделенные Хулагу, но в сражении при Айн-и Джалут 1260 г. монголы и союзные им грузины и армяне потерпели поражение. Осенью 1308 г. (708 г.х.) произошло крупное военное столкновение между передовыми частями войска хана Токты и ильхана Ирана Улджейту в пограничном районе. Вот как об этом сообщает летопись Рукн ад-дина Бай-барса: «Сторожевой пост их [ильханидов. – А.К.], отряженный на границу их владений, встретил сторожевой отряд Токты, [находившийся там] для охранения своих земель; между ними произошло столкновение и одни напали на других. Понесли поражение сторожевые Харбенды [уничижительное прозвище Улджейту. – А.К.] и потерпели поражение великое. Спаслись из них только немногие. Это-то и помешало им двинуться дальше». Этот пример показывает, что от боеготовности и начального успеха сторожевых частей зависел дальнейший ход военной кампании.
Воинство среднеазиатского завоевателя Тимура, приближаясь к армии Токтамыша, выдвинуло ему навстречу сторожевой отряд, который получил следующее наставление: «Когда вы увидите черную массу войска неприятеля, то если их много, вы покажитесь им и, пустившись в бегство, отступайте назад, чтобы они обманулись и двинулись вперед. Обо всем, что случится, поспешите дать знать». Здесь ясно, что основной задачей этого сторожевого отряда было завлечь (если так можно сказать букв. вытащить) противника за собой, т.е. чтобы они подошли поближе к позициям главных сил, готовившихся к скрытной массированной атаке. Ложный тактический отход передовых частей армии, это наиболее испытанный метод монгольского полевого боя, рассчитанный на увлечение противником преследования «бегущего» войска, в ходе которого он утрачивал тактический контроль над ходом сражения. В то же время и сам Токтамыш при вторжении армады Тимура 1391 г. пытался через мнимое отступление золотоордынских войск обессилить своего врага. Он «узнал, что голод царил среди войск его [Тимура. – А.К.] преследователя и надеялся утомить их длинными маршами, избегая любого столкновения и постоянно отступая при их приближении, тогда как его аванпосты показывались каждый день, чтобы затем исчезнуть в этой необъятной пустыне и заманить туда вражескую армию», – полагал французский историк М. Шармуа. Это подтверждает и Йазди, согласно которому Токтамыш «не останавливался до прихода войска Тимурова, а сторожевые посты неприятельской армии показывались ежедневно, но, повернув назад, уходили и, удаляясь в эту беспредельную степь, не останавливались». Токтамыш, таким образом, старался применить стратегию долговременного отхода, рассчитывая на изматывание вторгнувшихся чагатайских войск. При этом он не имел опоры на оборонительные укрепления городов.
Принцип тактического отступления всегда успешно применялся в войсках золотоордынских ханов, исходя из численного и, соответственно, тактического неравенства противоборствующих сторон. 7 июля 1445 г. в битве на р. Каменке двухтысячный отряд сыновей хана Улу-Мухаммеда – Махмутека и Якуба встретился с войском Василия II московского. Сражение было сравнительно коротким, но жестким. Золотоордынцы «притворно побежали, чтобы расстроить боевые порядки русских. Потеряв в 500 бойцов, Махмутек и Якуб в итоге вырвали победу из рук московского великого князя. Сам Василий, израненный с ног до головы, попал в плен».
Подобные сведения можно найти и во многих западных письменных источниках. Крымские татары – наследники военного искусства Золотой Орды отдавали предпочтение на войне засадам. «Они [т.е. татары.– А.К.] не любят, – отмечает Дж. Флетчер, – вступать в бой, но у них есть некоторые засады, куда (показавшись однажды и сразившись слегка) они тотчас же удаляются, как будто от страха, и таким образом, если возможно, завлекают сюда неприятеля». Так же действовали и воины Казанского ханства в XVI в., когда другой московский князь Василий III двинул против непокорной Казани большое войско. Казанские военачальники решили перехитрить многократно превосходивших их москвичей и выставили свой военный лагерь «на виду врага, тогда как лучшая часть войска была скрыта в месте, удобном для засады. Затем, будто пораженные страхом, они вдруг бросились вон из лагеря и пустились в бегство. Московиты, которые находились не столь далеко, увидели бегство татар и, позабыв о строе, стремительно ринулись на лагерь неприятеля. Пока они, полагая себя в безопасности, были заняты грабежом лагеря, татары вместе с лучниками-черемисами выступили из засады и устроили такое побоище, что московиты вынуждены были бежать, бросив орудия (tormenta) и пушки. Вместе с прочими бежали, оставив орудия, и два пушкаря».
Отталкиваясь от этой особенности тактики тюркских народов, Михалон Литвин, рассказывая о «нравах татар» и других, близких им этнических групп, особо подчеркивает, что «нередко, обратившись в бегство, повернув вспять, они останавливаются и, когда преследующий враг уже рассеян, нападают на него из засад, и так подчас они, побежденные, отнимают победу у победителей». Следует заметить, что темп такого мнимого бегства был весьма интенсивным и давал возможность в процессе «беспорядочного» отступления увлечь и одновременно нарушить (рассыпать, раздробить) боевое тактическое построение врага. Это также позволяет считать, что степные полководцы не только хорошо разбирались в военном искусстве, но и изощренно употребляли элементы военной психологии, навязывая противнику ложную мысль о его якобы тактическом превосходстве, при этом убедительно имитируя роль «будущей жертвы» и одновременно показывая собственную слабость. Такие военно-тактические сценарии тщательно заранее готовились и, что совершенно очевидно, четко распределялись функции главных исполнителей этой акции.
В средневековых письменных источниках (персо-тюркоязычного происхождения) в военных столкновениях, участниками которых становились казахские и узбекские властители, очень часто также упоминается засада как отдельная военная единица, самостоятельно действовавшая на поле боя. Так, «когда войска обеих сторон смешались друг с другом, бахадуры-меченосцы и храбрые витязи [Абу-л-Хайр-хана], выйдя из засады …, окружили [войско Мустафа-хана], они по воле всевышнего господа зажгли огонь битвы и сражения», в свою очередь «воины Мустафа-хана, увидели, что море войска [Абу-л-Хайр-хана] … и выпустив из рук поводья воли, [они] обратились в бегство. Мустафа-хан, выбросив из мысли своей сильную страсть предводительствования и падишахства, обратился в бегство. Войско, приют победы, с помощью бога обратило на них меч кровопролития, и было убито так много людей из войска противника, что счетовод разума был бессилен сосчитать [их]». Выгодное (скрытное) расположение засады, умело спрятанное на местности (кустарники, заросли камыша, степные балки и т.п.), как правило, предопределяло весь ход ожесточенного сражения. Так, в битве между Мухаммад Шайбани-ханом и казахским Джаниш-султаном последний, «выбрав удобное время,… вышел по узким тропинкам и сквозь чащу деревьев и тростниковых зарослей и произвел сокрушительный натиск на войска султанов (шибанитов)» и чуть было не достиг успеха.
Таким образом, изложенное убедительно свидетельствует, что кочевые народы в монгольский период инициативно и эффективно использовали такой тактический прием, как засада, доведя его до высокого оперативного искусства. Засада как заранее планируемая форма будущего боя применялась войсками в военной практике евразийских кочевников длительный период и дожила до фиксируемой этнографической реальности. Одновременно стоит отметить, что для военной стратегии кочевых народов было характерно выдвижение т.н. сторожевых (или если точнее охранных) войск, дислоцируемых на ключевых географических направлениях и выполнявших пограничную и разведывательную службу. В золотоордынской системе защиты геополитических рубежей особое место занимали пограничные земли – Дербент (северокавказский регион) или отдаленный Хорезм (среднеазиатский район), имевшие геостратегическое значение, где постоянно находились сильные «сторожевые рати» золотоордынцев, выдвинутые против владений Хулагуидов и других политических противников. Можно сказать, что здесь проходили погранично-сторожевые линии, маркирующие государственные границы или пределы, разграничивающие две державы. Одновременно это были передовые военные пункты базирования золотоордынских войск, занимавших оборону при нападении врага или концентрировавшихся в случае вторжения на территорию сопредельных государств.
Автор: Кушкумбаев А.К. Золотоордынская цивилизация. Сборник статей. Выпуск 5. – Казань: ООО «Фолиант»; Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2012. – 440 с.
https://topwar.ru/94...iy-chast-2.html
1
