5 ответов в теме

[Yorik]

Граф Федор Иванович Толстой (1782-1846), известный под прозвищем "американец", хотя не всегда правильно, но всегда сильно и метко говорил по-русски. Он был мастером играть словами, хотя, по словам Вяземского, "вовсе не бегает за каламбурами".

Исследователь С.Л. Толстой дает такой портрет Федора Толстого:

"Остроумный, страстный и живой, он был привлекателен не только для женщин, но и для тех своих товарищей, с которыми дружил или отношениями с которыми дорожил. Наоборот, люди ему не симпатичные или не нужные не любили его и боялись. Самолюбивый, дерзкий и смелый, он не только не прощал обиды, но сам вел себя вызывающе. Последствием этого являлись дуэли, бывшие в то время в моде. А он не только не избегал дуэлей, но даже любил их".

Фаддей Булгарин писал про Ф. Толстого:

"Он был опасный соперник, потому что стрелял превосходно из пистолета, фехтовал не хуже Севербека [общего учителя фехтования того времени] и рубился мастерски на саблях. При этом он был точно храбр и, не взирая на пылкость характера, хладнокровен и в сражении и в поединке".

Продолжая характеристику Ф. Толстого, Булгарин писал, что он был

"человек эксцентрический, т.е. имел особый характер, выходивший из обыкновенных светских форм, и во всем любил одни крайности. Все, что делали другие, он делал вдесятеро сильнее. Тогда было в моде молодечество, а гр. Толстой довел его до отчаянности. Он поднимался на воздушном шаре вместе с Гарнером и волонтером пустился в путешествие вокруг света вместе с Крузенштерном".

Крузенштерн, в конце концов, избавился от Толстого, но после многочисленных проделок последнего.
Двоюродная племянница Ф. Толстого Мария Федоровна Каменская (1817-1893) приводит в своих воспоминаниях несколько анекдотов о пребывании Толстого на борту корабля. Следует отметить, что вел себя Федор Иванович крайне предосудительно:

"На корабле Федор Иванович придумывал непозволительные шалости. Сначала Крузенштерн смотрел на них сквозь пальцы, но потом пришлось сажать его под арест. Но за каждое наказание он платил начальству новыми выходками, он перессорил всех офицеров и матросов, да как перессорил! Хоть сейчас же на ножи! Всякую минуту могло произойти несчастье, а Федор Иванович потирал себе руки. Старичок корабельный священник был слаб на вино. Федор Иванович напоил его до сложения риз и, когда священник как мертвый лежал на палубе, припечатал его бороду сургучом к полу казенной печатью, украденной у Крузенштерна. Припечатал и сидел над ним; а когда священник проснулся и хотел приподняться, Федор Иванович крикнул:

"Лежи, не смей! Видишь, казенная печать!"

Пришлось бороду подстричь под самый подбородок".

Другая история касается обезьяны Толстого:

"На корабле был ловкий, умный и переимчивый орангутанг. Раз, когда Крузенштерн отплыл на катере куда-то на берег, Толстой затащил орангутанга в его каюту, открыл тетради с его записками, положил их на стол, сверху положил лист чистой бумаги и на глазах обезьяны стал марать и поливать чернилами белый лист... Обезьяна внимательно смотрела. Тогда Федор Иванович снял с записок замазанный лист, положил его себе в карман и вышел из каюты. Орангутанг, оставшись один, так усердно стал подражать Федору Ивановичу, что уничтожил все записи Крузенштерна. За это Крузенштерн высадил Толстого на какой-то малоизвестный остров и сейчас же отплыл. Судя по рассказам Федора Ивановича, он и на острове продолжал бедокурить, живя с дикарями, пока какой-то благодетельный корабль не подобрал его - татуированного с головы до ног".

Известно, что "американец" был азартным и не слишком честным игроком в карты. Екатерина Владимировна Новосильцева (1820-1885) приводит такой случай, якобы имевший место в Английском клубе.
После азартной игры все картежники уже разошлись и оставались в комнате только Ф. Толстой и П.В. Нащокин. В этот момент Толстой произвел свой расчет и заявил Нащокину, что тот ему должен 20000 рублей. Нащокин возразил:

"Я не заплачу, вы их записали, но я их не проиграл".

Толстой стал угрожать:

"Может быть, но я привык руководствоваться своей записью и докажу это вам".

С этими словами Толстой встал, запер дверь и положил на стол пистолет. Затем он добавил:

"Он заряжен. Заплатите или нет?"

Нащокин отказался:

"Нет".

Толстой угрожающе проговорил:

"Я вам даю десять минут на размышление".

Тогда Нащокин вынул из кармана часы и бумажник и сказал:

"Часы могут стоить 500 рублей, в бумажнике – 25 рублей. Вот все, что вам достанется, если вы меня убьете. А чтобы скрыть преступление вам придется заплатить не одну тысячу. Какой же вам расчет меня убивать?"

Толстой после этих слов расхохотался:

"Молодец! Наконец-то я нашел человека!"

После такой сцены Нащокин и "американец" стали друзьями.

Из-за очередной дуэли Федор Толстой был посажен в Выборгскую крепость. Через некоторое время граф посчитал, что срок его заключения истек и начал засыпать начальство рапортами и письмами с жалобами и упреками. Коменданту крепости это надоело, и он приказал Толстому не докучать начальству пустыми ходатайствами. Писарь поставил в этой бумаге неуместный вопросительный знак, что дало возможность Толстому снова взяться за перо:

"Перечитывая несколько раз с должным вниманием и с покорностью предписание вашего превосходительства, отыскал я в нем вопросительный знак, на который вменяю себе в непременную обязанность ответствовать".

После этого Толстой снова стал излагать свои жалобы и требования.

[Yorik]

Вокруг прозвища "американец"

Возвращаясь к истории с высадкой Толстого на остров, следует отметить, что существует множество версий этой довольно путаной истории.

Крузенштерн, описывая своё плавание, пишет, что после прибытия кораблей на Камчатку

"поручик гвардии граф Толстой, доктор посольства Бринкен и живописец Курляндцев оставили корабли и отправились в Петербург сухим путем".

О причинах случившегося начальник экспедиции ничего не сообщает, а из его описания следует, что Толстой отправился в Петербург прямо с Камчатки.

Такой скупой рассказ породил множество слухов и рассказов с фантастическими деталями. Ведь "Надежда" Крузенштерна прибыла прямо с Гавайев на Камчатку, а "Нева" Лисянского отправилась в Американские колонии России. Сам Крузенштерн оказался в Американских колониях значительно позднее.

Наиболее подробным и правдоподобным выглядит рассказ Булгарина:

"Вмешавшись в спор Крузенштерна с капитаном Лисянским, Толстой довел доброго и скромного Крузенштерна до того, что тот был вынужден оставить Толстого в наших Американских колониях, и не взял его с собою на обратном пути в Россию. Толстой пробыл некоторое время в Америке, объездил от скуки Алеутские острова, посетил дикие племена Колошей [это тлинкиты], с которыми ходил на охоту, и возвратился через Петропавловский порт сухим путем в Россию. С этих пор его прозвали Американцем. Дома он одевался по-алеутски, и стены его были увешаны оружием и орудиями дикарей, обитающих по соседству с нашими Американскими колониями... Толстой рассказывал, что Колоши предлагали ему быть их царем".

Оказаться в Американских колониях Толстой мог только вместе с Лисянским, на "Неву" которого Крузенштерн, очевидно, пересадил Толстого. Лисянский же или просто выполнил приказ Крузенштерна, или сам перессорился с Толстым и высадил его на берег.

Вот и поползли слухи один краше другого.
Я уже приводил слова Марии Фёдоровны Каменской (1817-1898) о том, что после проделки с орангутангом

"... Крузенштерн высадил Толстого на какой-то малоизвестный остров и сейчас же отплыл. Судя по рассказам Фёдора Ивановича, он и на острове продолжал бедокурить, живя с дикарями, пока какой-то благодетельный корабль не подобрал его - татуированного с головы до ног".

Грудев в своих записках ещё более красочен:

"На корабле наклонности Толстого скоро обнаружились, и он такую развел игру и питье, что Крузенштерн решил от него отделаться. Сделана была остановка на Алеутских островах, все сошли и разбрелись по берегу. Сигнал к отъезду был подан как-то неожиданно; все собрались и отплыли, как бы не найдя Толстого. При нем была обезьяна; с нею он пошел гулять, а потом рассказывал для смеха, что первые дни своего одиночества он питался своей обезьяной".

Новосильцева слышала эту увлекательную историю от Нащокина, который и сам любил добавить увлекательных деталей, и у неё получилось такое описание:

"Крузенштерн высадил Толстого на остров, оставил ему на всякий случай немного провианта. Когда корабль тронулся, Толстой снял шляпу и поклонился командиру, стоявшему на палубе. Остров оказался населенным дикарями. Среди них Федор Иванович прожил довольно долго. Когда, бродя по морскому берегу, он увидел на своё счастье корабль, шедший вблизи, он зажёг костер. Экипаж увидел сигнал, причалил и принял его".

Правда дальше Новосильцева пишет, что в день возвращения Толстого в Петербург Крузенштерн давал бал. Толстой якобы явился на бал и благодарил Крузенштерна за приятно проведённое на острове время.

Но Прасковья Фёдоровна Перфильева (1821-1887), дочь Толстого, в этом месте опровергает Новосильцеву, указав, что Фёдор Иванович прибыл в Петербург раньше Крузенштерна.

Вигель же вспоминает, что встретил Толстого летом 1805 года в краю вотяков (удмуртов). Вот как он описывает эту встречу:

"На одной из станций мы с удивлением увидели вошедшего к нам офицера в Преображенском мундире. Это был граф Ф.И. Толстой, доселе столь известный под именем Американца. Он делал путешествие вокруг света с Крузенштерном и Резановым, со всеми перессорился, всех перессорил и как опасный человек был высажен на берег в Камчатке и сухим путем возвращался в Петербург. Чего про него не рассказывали..."

Вигель также не удержался от описания внешности Толстого:

"Он поразил нас своей наружностью. Природа на голове его круто завила густые черные волосы; глаза его, вероятно от жары и пыли покрасневшие, показались налитыми кровью; почти же меланхолический взгляд его и самый тихий говор его настращённым моим товарищам казался смутным. Я же не понимаю, как не почувствовал ни малейшего страха, а напротив, сильное к нему влечение. Он пробыл с нами недолго, говорил самое обыкновенное, но самую простую речь вёл так умно, что мне внутренне было жаль, что он едет от нас, а не с нами".

Сохранилось и свидетельство священника Виноградова (?-1904), преподававшего закон Божий в Иркутской гимназии, о его поездке в Ситху, где ещё помнили "американца" Толстого.

Существует также много версий и о дальнейшей судьбе обезьяны Толстого. Говорили, что Крузенштерн велел выбросить её за борт; что Толстой взял её с собой на остров и там съел обезьяну; что он не съел её, а жил с обезьяной на острове как с женой; что когда корабль забирал Толстого с острова, обезьяна поплыла за ним, и Толстой уговорил матросов подобрать его "жену". Вигель тоже утверждал, что Толстой съел свою обезьяну.
Чего только не говорили люди, но, по словам Вяземского, Толстой всегда отрицал, что он съел свою обезьяну – об остальном же граф таинственно умалчивал.

Вот краткий обзор сведений о происхождении прозвища "американец".
В заключение замечу, что за своё поведение "американец" Толстой поплатился не только высадкой на берег и длительным путешествием. Вигель сообщает:

"Когда он [Толстой] возвращался из путешествия вокруг света, он был остановлен у Петербургской заставы, потом провезен только через столицу и отправлен в Нейшлотскую крепость. Приказом того же дня [10 августа 1805 года] переведен из Преображенского полка в тамошний гарнизон тем же чином (поручиком)".

Это было весьма сильным наказанием. Из Нейшлотского гарнизона Толстого смог вызволить во время Шведской войны в 1808 году князь Михаил Петрович Долгоруков (1780-1808), генерал и георгиевский кавалер, по просьбе которого Толстой был назначен к нему адъютантом.

Вигель сообщает, что

"Князь знал его издавна и был с ним как со старым товарищем, любил слушать его рассказы, мастерски излагаемые, и не иначе называл его как Федей или Фёдором. Толстой заведывал походным хозяйством и за столом разливал суп, делал для личного употребления князя конверты (тогда не было еще клееных) и т.п., и сберегался для отчаянных предприятий".

[Yorik]

Анекдоты


На гербовой
Однажды заходит "Американец" к старой своей тётке. Та радостно его встречает:

"Как ты кстати пришёл - подпишись свидетелем на этой бумаге".

Толстой отвечает:

"Охотно, тётушка! ", -

и затем пишет на этой бумаге:

"При сей верной оказии свидетельствую тётушке моё нижайшее почтение".

А лист гербовой бумаги тогда стоил несколько сот рублей.


Представление родственника
Один родственник Фёдора Толстого всё добивался, чтобы тот познакомил его с Денисом Давыдовым. Толстой под разными предлогами всё откладывал представление. Наконец, однажды, чтобы разом отделаться от докучливого просителя предлагает он ему подвести его к Давыдову. Родственник засмущался:

"Нет, сегодня неловко: я лишнее выпил, у меня немножко в голове".

Толстой обрадовался:

"Тем лучше, тут-то и представляться к Давыдову".

"Американец" взял родственника за руку и подводит к Денису Давыдову, говоря:

"Представляю тебе моего племянника, у которого немного в голове".

В суд не пойду!
Князь N должен был Фёдору Толстому по векселю довольно значительную сумму. Срок платежа давно прошёл, дано было несколько отсрочек, но денег князь ему всё не выплачивал. Наконец Толстой выбился из терпения и написал князю:

"Если вы к такому-то числу не выплатите долг свой весь сполна, то не пойду я искать правосудия в судебных местах, а отнесусь прямо к лицу вашего сиятельства".

Польза гидравлики
Однажды генерал Дмитрий Дмитриевич Шепелев (1771-1841) стал высокопарно поучать Толстого:

"Послушайся, голубчик, моего совета: если у тебя будет сын, учи его непременно гидравлике".

Толстой удивился:

"Почему же именно гидравлике?"

Шепелев продолжил свои поучения:

"А вот почему. Мы, например, гуляем с тобой в деревне твоей, подходим к ручью, я беру тебя за руку и говорю:

«Толстой, дай мне 100 тысяч рублей..."

Тут Толстой с живостью прервал генерала:

"Нет, подведи меня хоть к морю, так не дам".

Но Шепелев невозмутимо закончил свое нравоучение:

"Не в том дело, но я увидел, что на этой речке можно построить мельницу или фабрику, которая должна дать до 20 и 30 тысяч рублей ежегодного дохода".

Неудачники
"Американец" Толстой говорил о неудачниках, что, начни такой играть в карты сам с собою, то и тут найдёт средство проиграться.


За что трудился?
На одном обеде хозяин усердно старался угостить "американца" Толстого разными изысками. Вот и в конце обеда он стал уговаривать Толстого попробовать какую-то закуску. Толстой отказывался, но хозяин проявлял настойчивость:

"Возьми, Толстой, ты увидишь, как это хорошо; тотчас отобьет весь хмель".

Толстой перекрестился и с упрёком воскликнул:

"Ах, Боже мой! Да за что же я два часа трудился? Нет, слуга покорный, хочу оставаться при своём".

И на руку нечист
Новосильцева рассказывает, что однажды князь Сергей Григорьевич Волконский (декабрист) предложил Толстому метать банк. Фёдор Толстой отказался:

"Нет, мой милый, я вас слишком люблю для этого. Если мы будем играть, я увлекусь привычкой исправлять ошибки фортуны".

То есть Толстой прямо признавал, что он на руку нечист.


Самозванец
Однажды в Английском клубе сидел перед "американцем" барин с красно-сизым и цветущим носом. Толстой смотрел на него с сочувствием и почтением, но, увидев, что во всё продолжение обеда барин пьет одну чистую воду, Толстой вознегодовал и говорит:

"Да это самозванец! Как смеет он носить на лице своеём признаки им незаслуженные?"

[Yorik]

Толстой и князь Долгоруков

15 апреля 1808 года во время сражения под Иденсальме князь М.П. Долгоруков поручил Толстому с группой казаков помешать отступающим шведским драгунам разобрать мост, что и было исполнено.
В тот же день в присутствии Толстого и Липранди князь был убит пушечным ядром. Толстой помогал положить тело князя на доску и запачкался его кровью. Липранди пишет:

"Толстой решительно сказал, что не будет смывать кровь, которой он запачкался, подымая тело, пока она сама не исчезнет, и взял себе шпензер [т.е. мундир без фалд] князя".

Но так как запрет на въезд в столицы для Толстого ещё не был отменён, то ему разрешили только присутствовать на похоронах князя Долгорукова, и из документов следует, что "американец" вернулся в свой полк 18 октября 1808 года.


Удачная разведка

Вскоре князь Голицын, командующий российским корпусом в шведской войне, поручил Толстому с группой казаков исследовать пролив Иваркен. Толстой по льду пробрался до Годденского маяка и сообщил по возвращении, что хотя путь и труден, но у шведов в той местности нет достаточных сил. Это позволило Барклаю-де-Толли, новому командующему корпусом, с тремя тысячами солдат пересечь по льду Ботнический залив и захватить Вестерботнию, что привело к скорому окончанию войны.


Дуэль с Нарышкиным

Едва прекратились боевые действия, как Толстой принялся за старое, ещё в Финляндии. У него почти сразу же были одна за другой две дуэли, противоречивые сведения о которых до нас дошли в изложении Вигеля, Липранди и Булгарина.
Сначала Толстой стрелялся с капитаном генерального штаба Бруновым, насчёт одной из сестёр которого он неудачно пошутил. Эта дуэль закончилась смертью Брунова.
Вскоре состоялась дуэль Толстого с Александром Ивановичем Нарышкиным (1788-1809), сыном обер-церемониймейстера Ивана Александровича Нарышкина (1761-1841).
Вигель утверждает, что Нарышкин поссорился с Толстым из-за благосклонности какой-то местной дамы – дело было в Або.
Но Липранди и Булганин дают иную версию ссоры. Булгарин описывает, как офицеры играли в карты у Толстого, но почему-то [вероятно по ошибке] говорит, что дело было в Парголове:

"В избе было жарко, и многие гости по примеру хозяина сняли свои мундиры. Покупая карту, Н[арышкин] сказал гр[афу] Т[олсто]му:

"Дай туза".

Гр[аф] Т[олстой] положил карты, засучил рукава рубахи и, выставя кулаки, возразил с улыбкой:

"Изволь".

Это была шутка, но неразборчивая, и Н[арышкин] обиделся грубым каламбуром, бросил карты и, сказав:

"Постой же, я дам тебе туза!" -

вышел из комнаты".

[Шутка Толстого заключалась в другом толковании слов "дать туза", т.е. ударить; отсюда происходит слово "тузить".]
Приятели попытались примирить офицеров, и им даже удалось уговорить Толстого письменно извиниться перед Нарышкиным, но тот был непреклонен, заявив,

"что если бы другой сказал ему это, то он первый бы посмеялся, но от известного дуэлиста, который привык властвовать над другими страхом, он не стерпит никакого неприличного слова".

К тому же Нарышкин был близким приятелем недавно убитого Толстым Брунова.
Дуэль стала неизбежной, и когда противники стали на свои места, Нарышкин сказал Толстому:

"Знай, что если ты не попадешь, то я убью тебя, приставив пистолет ко лбу! Пора тебе кончить!"

На это Толстой просто вынужден был ответить:

"Когда так, так вот тебе".

После чего он выстрелил и нанёс Нарышкину смертельную рану в пах. Нарышкин умер на третий день.
Когда Преображенский полк тронулся в обратный путь, из Петербурга пришло распоряжение разжаловать Толстого и вести его арестованным. У городской заставы его остановили и отправили прямо в Выборгскую крепость.


Толстой в 1812 году

В 1812 году Толстой был частным лицом и жил в своём имении в Калужской губернии. Когда началась война, он записался в московское ополчение, в боях сумел вернуть себе чин и ордена и даже своей храбростью заслужил Георгия 4-ой степени. В Бородинском сражении он получил тяжёлую рану в ногу.
Липранди так описывает свои встречи с Толстым в эту пору:

"Накануне Бородинского сражения под вечер... мы успели только разменяться несколькими словами и помянуть князя [Долгорукова]. Сказав мне, где и чем он командует, он поскакал на призыв.
28-го, до рассвета, отправляясь из Можайска с квартирьерами к Крымскому броду и обгоняя бесчисленные обозы, я услышал из одного экипажа голос графа. Я подъехал к нему. Он был ранен в ногу и предложил мне мадеры. Я кое-как выпроводил его из ряда повозок, и мы расстались".

Дуэль за приятеля

После войны Толстой вышел в отставку полковником, поселился в Москве и вернулся к прежнему образу жизни. Опять началась большая карточная игра, опять пьянки, а как герой войны он пользовался и большим успехом у дам. Рассказывают, что у Толстого в этот период было ещё несколько дуэлей, но с кем и с каким результатом – нам неизвестно.
Предание гласит, что за свою жизнь "американец" убил на дуэлях 11 человек, а сколько всего у него было дуэлей...
Рассказы о дуэлях Толстого часто носят явно легендарный характер, но их регулярно приводили в своих мемуарах многие люди.
Такой характер имеет и рассказ о дуэли, которую провёл "американец" вместо своего приятеля. По различным версиям этим приятелем был или П.А. Нащокин, или один известный московский поэт-острослов, или просто знакомый офицер.
Суть всех рассказов сводится к тому, что на одной вечеринке этот приятель Толстого был вызван на дуэль и попросил "американца" быть его секундантом. Дуэль была назначена на 11 часов утра следующего дня.
По одной из версий, Толстой на время прервал свою карточную игру, пошёл и дал пощёчину обидчику своего приятеля. Последовал немедленный вызов на дуэль, и через час Толстой убил своего противника, а потом вернулся к прерванной карточной игре.
По другой версии, всё произошло не столь стремительно, но тоже довольно быстро. Толстой вызвал на дуэль обидчика своего приятеля, стрелялся с ним в 6 часов утра, убив противника, а потом улёгся спать.
Утром приятель в назначенное время заехал за своим секундантом, но застал его спящим. Удивлённый таким отношением, он растолкал "американца". Толстой спросонья поинтересовался:

"В чём дело?"

Приятель напомнил ему:

"Разве ты забыл, что обещал мне быть моим секундантом?"

На что Толстой, зевая, ответил:

"Это уже не нужно – я его убил".

Рассказов подобного рода о проделках "американца" сохранилось множество.

[Yorik]

Продолжайте играть!

Про картёжные махинации Фёдора Толстого сохранилось множество анекдотов. Вот ещё один из них. Некто, играя с ним в карты, заметил:

"Граф, вы передёргиваете. Я с вами больше не играю".

Фёдор Иванович спокойно ответил:

"Да, я передёргиваю, но не люблю, когда мне это говорят. Продолжайте играть, а то я размозжу вам голову этим шандалом".

И его перепуганный партнёр продолжал играть. И проигрывать.


Играть наверняка

Когда кто-то сказал Толстому:

"Ведь ты играешь наверняка?"

Американец ответил:

"Только дураки играют на счастье".

Шавки и бульдог

Д.В. Грудев передаёт слова Толстого о том, что у него есть шавки, всегда нужные бульдогу. В этой связи Грудев передаёт такой рассказ о нравах и игре в окружении Толстого:

"Раз шавки привезли к нему приезжего купца. Начали играть, сначала как бы шутя, на закуски, ужин и пунш. Эта обстановка сделала свое дело: купец захмелел, увлёкся и проиграл 17000 р., a когда потребовалась расплата, он объявил, что таких денег с собой не имеет.

"Ничего", -

заметили ему, -

"всё предусмотрено, есть гербовые бумаги, и нужно написать только обязательство".

Купец отказался наотрез, но опять сел за игру и ещё проиграл 12000. Тогда с него потребовали два обязательства; но когда он снова отказался выдать обязательства, его посадили в холодную ванну. И вот, совершенно истерзанный и обессилевший от вина, он подписал наконец требуемые обязательства. Его уложили спать, а наутро он случившееся с ним забыл. За ним стали ухаживать и предлагать снова попробовать счастья. Ему дали выиграть 3000, заплатили наличными, а с него взяли обязательство в 29000".

Мастерство игрока

Однако чтобы быть мастерским шулером, было необходимо уметь хорошо играть в карты. О мастерстве "Американца" подробно пишет Фаддей Булгарин:

"Фёдор Иванович постоянно выигрывал огромные суммы, которые тратил на кутежи. В те времена велась повсюду большая карточная игра, особенно в войске. Играли обыкновенно в азартные игры, в которых характер игрока даёт преимущество над противником и побеждает самое счастье. Любимые игры были: квинтич, гальбе-цвельве, русская горка, т.е. те игры, где надо прикупать карты. Поиграв несколько времени с человеком, Толстой разгадывал его характер и игру, по лицу узнавал, к каким мастям или картам он прикупает, а сам был тут для всех загадкой, владея физиономией по произволу. Такими стратагемами он разил своих картёжных совместников".

Толстой и Вяземский

Несмотря на плохую картёжную репутацию, среди друзей Толстого числились такие уважаемые люди как Пётр Андреевич Вяземский, Денис Васильевич Давыдов, Василий Львович Пушкин, Александр Иванович Тургенев, Константин Николаевич Батюшков и др.
Особенно был близок Толстой с Вяземским. Он говорил, что считает Вяземского не столько tolerant (терпимым, снисходительным), сколько Talleyrand (Талейраном, то есть хитрым дипломатом).
В свою очередь Вяземский писал А.И. Тургеневу:

"Более всех вижу и ценю здесь во многих отношениях Толстого, который человек интересный и любопытный".

"Пробочники"

Вяземский и Толстой были членами шуточного "Ордена пробки", "пробочниками". Известно, что членами этого ордена были Батюшков, Давыдов, В.Л. Пушкин. Считается, что "пробочниками" также были Жуковский, Карамзин, И.И. Дмитриев, И.А. Крылов и многие другие известные люди.
На собраниях пробочников часто исполнялась следующая песня:

"Поклонись сосед соседу,
Сосед любит пить вино.
Обойми сосед соседа,
Сосед любит пить вино.
Поцелуй сосед соседа,
Сосед любит пить вино.

Веселый шум, пенье и смехи,
Обмен бутылок и речей,
Так празднует свои потехи
Семья пирующих друзей.

Все искрится - вино и шутки!
Глаза горят, светлеет лоб,
И зачастую в промежутке
За пробкой пробка хлоп да хлоп!

Нас дружба всех усыновила,
Мы все свои, мы все родня,
Лучи мы одного светила,
Мы искры одного огня.

А дни летят и без возврата!
Как знать? Быть может, близок час,
Когда того ль, другого ль брата
Не досчитаемся средь нас".

Обеды Толстого

Имея приличный карточный доход, Фёдор Толстой любил жить открыто и часто давал изысканные обеды, на которые приглашал своих друзей.
П.А. Вяземский называл Толстого за гастрономические изыски его обедов

"обжор властитель, друг и бог".

А в хлебосольной Москве получить такое признание было очень непросто.
Ему вторит Булгарин:

"Не знаю, есть ли подобный гастроном в Европе!"

Но, пожалуй, только Булгарин приоткрывает нам тайны прославленной кухни Толстого:

"Он не предлагал своим гостям большого числа блюд, но каждое его блюдо было верх поваренного искусства. Столовые припасы он всегда закупал сам. Несколько раз он брал меня с собою, при этом говоря, что первый признак образованности - выбор кухонных припасов, и что хорошая пища облагораживает животную оболочку человека, из которой испаряется разум. Например, он покупал только ту рыбу в садке, которая сильно бьется, т.е. в которой больше жизни. Достоинство мяса он узнавал по цвету, и т.д."

"Я плачу, что лишен обеда твоего"

Василий Львович Пушкин любил бывать у Толстого, но однажды в 1816 году и он был вынужден пропустить очередной "праздник живота". Причину своего отказа В.Л. изложил в таких стихах:

"Что делать, милый мой Толстой,
Обедать у тебя никак мне не возможно.
Страдать подагрою мне велено судьбой,
А с нею разъезжать совсем неосторожно...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Суровый вид врача, совет его полезный,
Подагра более всего,
Велят мне дома быть. Ты не сердись, любезный!
Я плачу, что лишен обеда твоего.
Почтенный Лафонтен, наш образец, учитель,
Любезный Вяземский, достойный Феба сын,
И Пушкин, балагур, стихов моих хулитель,
Которому Вольтер лишь нравится один,
И пола женского усердный почитатель,
Приятный и в стихах и в прозе наш писатель,
Князь Шаликов - с тобой все будут пировать.
Как мне не горевать?"

К этому стихотворению следует добавить небольшой комментарий.
Почтенный Лафонтен – это И.И. Дмитриев.
Пушкин – это Алексей Михайлович Пушкин (1771-1830), поэт и переводчик, довольно отдалённый родственник А.С. и В.Л. Пушкиных.
Князь Шаликов – Пётр Иванович Шаликов (1767-1852), поэт и издатель "Дамского журнала".

[Yorik]

Толстой о Вяземском

"Американец" Толстой в 1827 году писал, что он редко видит своего друга князя Петра Андреевича Вяземского, потому что тот

"поутру на похоронах, в полдень на крестинах, а к вечеру до утра на балах, но в ту минуту, как была писана статья о Вяземском, он сам как красное солнышко предстал передо мною, и известная всей публике улыбка его играла на устах его".

Устрицы Толстого

Фёдор Иванович Толстой советовал перед употреблением устриц держать их полчаса в солёной воде. Он часто похвалялся тем, что сделал такое важное открытие.


Чай Толстого

Из Тамбова Толстой однажды написал П.А. Вяземскому:

"За неимением хороших сливок, пью чай с дурным ромом".

Словечки

В своих письмах Фёдор Толстой иногда употребляет придуманные им слова или слова, непонятные для современного читателя.
Так в одном из писем "Американец" пишет, что дела его плохи, поэтому он живёт сейчас в своей подмосковной [деревне], где и предаётся "пьянолению".
В другом письме он сообщает, что "пробеверлеился", то есть проигрался в карты. Это словечко требует пространного комментария.
Беверлей – главный герой пьесы английского поэта и драматурга Эдварда Мура (1712-1757) "Игрок" ("The Gamester", 1753). Но в России получил известность французский перевод этой пьесы, сделанный Сореном (1768), который в свою очередь на русский язык перевёл актёр Иван Афанасьевич Дмитриевский (1734-1821) в 1773 году.


Дохни на меня!

П.А. Вяземский вспоминает об одном забавном эпизоде из жизни "Американца":

"Неизвестно почему, Толстой одно время наложил на себя эпитимью и месяцев шесть не брал в рот ничего хмельного. Во время одних пьяных проводов, когда его приятели две недели пьянствовали, он всё-таки ничего не пил. Только после последней выпивки, уезжая в санях вместе с Денисом Давыдовым, он попросил его:

"Голубчик, дохни на меня!"

Ему захотелось хоть понюхать винца".

"Вольтеры"

Однажды Фёдор Толстой ехал на почтовых и услышал, что ямщик подстёгивает лошадей и приговаривает:

"Ой, вольтеры мои!"

"Американец" решил, что ему это послышалось, но ямщик ещё пару раз повторил те же слова. Тогда Толстой решил поинтересоваться:

"Почем ты знаешь Вольтера?"

Ямщик с опаской ответил:

"Я не знаю его".

Толстой настаивал:

"Как же ты мог затвердить это имя?"

Тогда ямщик с облегчением ответил:

"Помилуйте, барин, мы часто ездим с большими господами, так кое-чего и понаслушались от них".

Звание

Когда Фёдор Толстой был в Германии, у него однажды официально спросили:

"Ваше звание?" ("Ihr Charakter?")

Но слово "character" в немецком языке обозначает и просто "характер", так что Толстой, не задумываясь, ответил:

"Lustig!". (Весёлый!")

Герцен об "американце"

"Американца" в своих мемуарах "Былое и думы" упоминает и Александр Иванович Герцен (1812-1870):

"Я лично знал Толстого и именно в ту эпоху (в 1838 году), когда он лишился своей дочери Сарры, необыкновенной девушки, с высоким поэтическим даром. Один взгляд на наружность старика, на его лоб, покрытый седыми кудрями, на его сверкающие глаза и атлетическое тело, показывал, сколько энергии и силы было ему дано от природы. Он развил одни только буйные страсти, одни дурные наклонности, и это не удивительно; всему порочному позволяют у нас развиваться долгое время беспрепятственно, а за страсти человеческие посылают в гарнизон или в Сибирь при первом шаге...
Женатый на цыганке, известной своим голосом и принадлежавшей московскому табору, он превратил дом свой в игорный, проводил всё время в оргиях, все ночи за картами, и дикие сцены алчности и пьянства совершались возле колыбели маленькой Сарры. Говорят, что он раз, в доказательство меткости своего глаза, велел жене стать на стол и прострелил ей каблук башмака".

Вырванный зуб

Герцен и Александр Александрович Стахович (1830-1913) в своих воспоминаниях приводят историю о том, как "американец" вырвал зуб одному мещанину, но расходятся в деталях. Если провести критический анализ этих текстов, то история о вырванном зубе выглядит так.
Этот мещанин был подрядчиком и вызвался построить больницу, которую Фёдор Толстой хотел сделать в память своей умершей дочери Сары. Мещанин выделенные деньги израсходовал, но выстроил больницу плохо и не до конца. Вот за это Толстой и приказал своим людям вырвать мещанину один зуб. Стахович в порыве вдохновения даже говорит, что мещанину вырвали все зубы, но это явное преувеличение.
Герцен не знал, из-за чего Толстой рассердился на этого мещанина, но приводит в своём рассказе массу интересных деталей. Он пишет, что Фёдор Толстой

"поймал его как-то у себя в доме, связал по рукам и ногам и вырвал у него зуб. Мещанин подал просьбу. Толстой задарил полицейских, задарил суд, и мещанина посадили в острог за ложный извет.
В то время один известный русский литератор Н.Ф. Павлов служил в тюремном комитете. Мещанин рассказал ему дело, неопытный чиновник поднял его. Толстой струхнул не на шутку, дело клонилось, явным образом, к его осуждению, но русский Бог велик! Граф Орлов написал князю Щербатову секретное отношение, в котором советовал ему дело затушить, чтобы не дать такого прямого торжества низшему сословию над высшим. Н.Ф. Павлова гр. Орлов советовал удалить с такого места... Я очень хорошо знал неосторожного чиновника".

Николай Филиппович Павлов (1803-1864).
Граф Алексей Фёдорович Орлов (1787-1862).
Князь Александр Алексеевич Щербатов (1829-1902).