3 ответов в теме

[Yorik]

Следует сказать, что о жизни великого художника, известного нам как Эль Греко, мы знаем до обидного мало. Факты и анекдоты о его жизни проходилось добывать буквально по крупицам в разных книгах и источниках. Вот с небольшой подборкой этих сведений о жизни Эль Греко я и хочу вас ознакомить, уважаемые читатели. Разбором же картин великого художника пусть занимаются искусствоведы, а я предпочитаю наслаждаться их созерцанием, когда это удаётся. Иногда меня удовлетворяют даже репродукции картин Эль Греко, изданные в хорошем качестве.

Доменикос Теотокóпулос, так звали героя данного очерка, родился в 1541 году на острове Крит, который тогда уже давно был венецианским владением. Венецианцы и турки называли остров Кандия, и город Ираклион на острове Крит тогда тоже назывался Кандия, так что о точном месте рождения нашего героя на этом острове достоверно ничего не известно.
Достоверных сведений о его родителях тоже не существует. Предположительно, его отец, Георгиос Теотокопулос (?-1556) был сборщиком налогов на острове, а после смерти отца за юношей должен был присматривать его старший брат Манулос Теотокопулос (1529-1604).

Вероятно (опять, вероятно!), мальчика стали с детства обучать искусству живописи, причём, как византийской иконописи, так и современной венецианской живописи – ведь остров уже более трёхсот лет находился во владении Венеции.
Около 1567 года Доменикос перебрался Венецию, где ещё раньше обосновался его брат Манулос. Здесь Доменикос стал учиться живописи у известных венецианских мастеров. Среди его учителей чаще всего называют Тициана и/или Тинторетто, но никаких достоверных сведений об его ученичестве в Венеции не существует, лишь одни предположения.
Вероятно, уже в Венеции нашего героя стали называть Доменикосом “Греком”.

Что-то в Венеции не устраивало Доменикоса, и около 1570 года он перебирается в Рим, где с помощью рекомендаций от миниатюриста Джулио Кловио (1498-1578) поступает на службу к кардиналу Алессандро Фарнезе (1520-1589), известному знатоку искусства и покровителю талантливых художников. В благодарность за эту услугу, Доменикос написал портрет Кловио, который в настоящее время хранится в Неаполе в Национальном музее Каподимонте.

Известно, что и в Венеции, и в Риме Доменикос много работал, сохранилось около 20 полотен, написанных им за время пребывания в Италии, но больших заказов он так нигде и не получил.
Отчасти в этом был виноват и сам художник, так как он позволял себе весьма непочтительно отзываться о творчестве таких корифеев, как Микеланджело.
По поводу росписи Сикстинской капеллы Доменикос отозвался так:

"Микеланджело был великий человек, но он... не умел писать".

Итальянские художники, для большинства из которых Микеланджело был настоящим кумиром, стали косо посматривать на греческого выскочку. Но Доменикоса это не остановило, и другой раз, стоя перед “Страшным судом” Микеланджело, он заявил:

"Если бы эта фреска была сброшена на землю, я смог бы сделать другую, более благопристойную".

Когда эти высказывания получили широкую известность, а в доброжелателях недостатка не было, от Доменикоса отвернулись не только итальянские художники, но и, что было более важно, заказчики. Доменикос же был очень самолюбивым художником и высоко ставил своё мастерство, поэтому он начал посматривать по сторонам в поисках места, где могли бы достойно оценить его талант.
Его выбор пал на Испанию: там в 1561 году король Филипп II (1527-1598, король Испании с 1556) сделал Мадрид своей столицей, так что в городе и его окрестностях сразу же началось оживлённое строительство дворцов, церквей и монастырей; Доменикос вполне справедливо рассчитывал получить там неплохие заказы.

В первой половине 1577 года Доменикос прибыл в Испанию и остановился в Мадриде, где попытался получить какой-нибудь заказ на украшение Эскориала или одного из стоящихся монастырей. Никто не смог или не захотел представить творчество художника королю, и тот отправился в Толедо.
Именно в Испании за Доменикосом окончательно закрепилась прозвище Эль Греко (“Грек”), хотя часто его называли и Доменико Греко. Однако сам художник всегда подписывал свои работы на греческий манер: Доменикос Теотокопулос.

Позднее испанский художник Хусепе Мартинес (1600-1682) в своём трактате о живописи, изданном в 1675 году, напишет, что в Толедо из Италии приехал художник Доменико Греко, которого называли учеником Тициана:

"Он обладал такой необычной манерой, что до сих пор не встречалось более причудливого, и даже хорошо понимающие в искусстве приходили в смущение от этой вычурности".

Мартинес продолжал, что когда этот мастер появился в Толедо, он дал

"каждому понять, что на свете нет ничего выше его работ".

Немецкий историк искусства Карл Юсти (1832-1912) называл даже высокомерие Эль Греко сатанинским, но оно могло основываться не только на самооценке художника, но и на том факте, что в Толедо в то время не существовало сколько-нибудь развитой школы живописи.

Вначале Эль Греко поселился недалеко от еврейского квартала Ла Худерия, не самом фешенебельном, но чистеньком районе с постройками в восточном стиле.
В Толедо Эль Греко встретил и свою любовь, Херониму де лас Куэвас, которая в 1578 году родила ему сына Хорхе Мануэля (1578-1631).
Об этой даме и этом союзе мы практически ничего не знаем. Считается, что Херонима принадлежала к знатному кастильскому роду, но по каким причинам Эль Греко не вступил с ней в законный брак, мы не знаем. Ведь сына Херонимы он сразу же признал своим законным ребёнком и дал ему своё имя.

Не существует и достоверных изображений Херонимы де лас Куэвас. Многие искусствоведы без достаточных оснований полагают, что на картине “Дама в мехах” изображена именно Херонима. Однако никакой доказательной базы эта версия не имеет. Правда, эта же дама изображена ещё не некоторых картинах, написанных Эль Греко, но ведь Эль Греко неоднократно писал портреты и маленького Хорхе Мануэля, но ни на одном из сохранившихся полотен эти персонажи его картин вместе не встречаются.

Очевидно рекомендации, полученные Доменикосом в Италии, произвели на граждан Толедо сильное впечатление, и он сразу же получил неплохой заказ. Декан Кафедрального собора дон Диего де Кастильо (1515-1584) рекомендовал поручить сооружение главного алтаря для собора Санто Доминго эль Антигуо нашему герою. Маленькая деталь: с Луисом де Кастильо, братом (или сыном?) Диего, Эль Греко познакомился ещё в Риме.
Не успел он закончить эту работу, как дон Диего подкинул художнику новый и ещё более почётный заказ: он должен был создать полотно для главного алтаря Кафедрального собора.

При выборе сюжета для этого заказа Доменикос проявил недюжинную эрудицию и остановился на очень редком сюжете – снятие одежд с Христа. Созданная за довольно короткое время картина так и называется, “Снятие одежд с Христа”, но более известна она под названием “Эсполио”, которое происходит от испанского слова “expoliar”, что означает “грабить”.

Широкую известность эта картина получила из-за тяжбы, возникшей вокруг оплаты труда художника. Эль Греко потребовал за работу 900 дукатов, а капитул собора считал, что это слишком дорого, но требовал передать картину заказчикам, так как она уже давно закончена.
В начале 1979 года дело дошло до суда, на котором эксперты тяжущихся сторон пришли к мнению, что художник запросил реальную цену, так как достоинства картины столь велики, что она не поддаётся оценке.

Заказчики не согласились с мнением экспертов и привлекли нового оценщика, который решил, что картина бесценна, но по бедности времён художнику следует заплатить около 250 дукатов.
Эль Греко не соглашался отдавать картину за такую маленькую сумму, а заказчики не хотели платить такую большую цену. Они потребовали снизить цену за картину на том основании, что она в некоторых моментах противоречит Священному Писанию, и чуть ли не грозились объявить его еретиком.

Эль Греко согласился устранить замечания и быстро создал новое полотно, которое значительно уступало по своим художественным достоинствам первому варианту картины. Капитул согласился снять свои теологические возражения, но сумел как-то надавить на художника, который вынужден был расстаться картиной за какие-то жалкие 200 дукатов.

Впрочем, художнику и в дальнейшем ещё не раз приходилось судиться с заказчиками его картин, но пока что он решил сосредоточиться на проекте, который в случае его осуществления мог бы принести Эль Греко большие деньги и признание во всей стране.
Дело было в том, что в июне 1579 года двор короля Филиппа II прибыл в Толедо для торжественного празднования дня Тела и Крови Христовых. Кроме того, во время пребывания в Толедо король отбирал мастеров для украшения Эскориала.

Эль Греко решил, что настал его час, и с помощью своих друзей, скульпторов Помпео Леони (1533-1608) и Хуана Баутиста Монегро (1546-1621), он представил монарху небольшую картину “Поклонение имени Христа”.
Это были не случайные люди: с придворным скульптором Помпео Леони Эль Греко подружился во время своего приезда в Мадрид, а вместе с Монегро он работал в 1577 году над алтарём церкви Сан Доминго эль Антигуо.

Картина произвела на Его Величество очень благоприятное впечатление, так что в начале 1580 года Филипп II заказал Эль Греко большой алтарный образ “Мученичество св. Маврикия” для кафедрального собора Сан-Лоренсо-дель-Эскориал.
Самолюбие Эль Греко подогревалось ещё и тем обстоятельством, что незадолго до королевского визита в Толедо скончался придворный художник Хуан Фернандес де Наваррете (1526-1579), и это место ещё не было никем занято.

Однако созданное Эль Греко огромное полотно со сложной многофигурной композицией было так непохоже на все образцы религиозного христианского искусства, что это вызвало резко отрицательную реакцию у Филиппа II. Отмечая мастерство художника, Его Величество решил, что подобное полотно не может находиться в алтаре, так как при всех своих достоинствах оно не вызывает желания молиться перед ним. Поэтому попавшая в опалу картина была размещена в Зале капитула, и новых заказов от Филиппа II художник больше не получал.
Надежды живописца на место придворного художника также рухнули, и Эль Греко всю свою оставшуюся жизнь провёл в Толедо.

[Yorik]

Монах фра Хосе де Сигуэнса (1544-1606), библиотекарь и первый историк Эскориала, в своём труде “История ордена святого Иеронима”, созданного им в конце своей жизни, так написал об опальной картине:

«Здесь находится картина, изображающая святого Маврикия и его воинов, написанная рукою Доменико Греко, который живёт теперь в Толедо и создаёт превосходные произведения. Она была написана для алтаря этого святого, но картиной остался очень недоволен Его Величество, что, однако, неудивительно, потому что немного таких людей, которым бы он [Эль Греко] нравился, хотя и говорят, что написана она искусно и что автор её много знает, и показал себя в вещах, им созданных, прекрасным мастером».

Далее Сигуэнса ссылается на авторитет покойного Хуана де Наваррете, который утверждал, что

«нужно писать святых в такой манере, которая бы не лишала желания молиться перед ними».

Поэтому, по мнению Сигуэнсы, изображения святых должны пробуждать у верующих чувство набожности, и именно это должно являться главной целью живописи. Рассматриваемое же полотно Эль Греко принадлежит к такому виду искусства, которое

«прикрасами и выдумками может оскорбить неискушенное чувство и не дает никакого удовлетворения».

После этого пояснения становится понятной реакция Филиппа II на “Мученичество св. Маврикия”, которое он предполагал разместить в алтаре. Но перед этой картиной почти невозможно молиться; скорее можно, созерцая полотно, впасть в религиозный транс.
Трудно сказать, как сложилась бы дальнейшая судьба картины, если бы Диего Веласкес (1599-1660), разбирая коллекцию картин Эскориала, не перевесил полотно Эль Греко на более почётное место.

Вернувшись в Толедо, Эль Греко занялся изготовлением реплик своих картин, а только “Эсполио” он сделал не менее семнадцати копий, что приносило ему неплохие деньги. В марте 1582 года капитул Кафедрального собора постарался загладить свою вину перед художником и заказал ему шикарную резную раму для нашумевшей картины, за которую Эль Греко заплатили значительно большую сумму, чем за саму картину.
Кроме того, в том же году он получил официальный статус жителя Толедо.

Работа над репликами картин и портретами горожан, за которые он требовал у заказчиков немалые деньги, принесла художнику достаточные средства для того, чтобы сменить место жительства.
В 1585 году он арендовал значительную часть поместья у маркиза де Вильены (вернее, у его опекуна) и жил в нём до самой смерти, правда, по неизвестным причинам, он переменял место жительства в 1600-1604 годах.
Хуан Гаспар Фернандес Пачеко, 5-й маркиз де Вильена, 5-й герцог де Эскалона (1574-1615). Я привёл основные титулы этого аристократа, так как в дальнейшем он может фигурировать то, как маркиз де Вильена, то как герцог де Эскалона.

Поместье маркизов де Вильена располагалось на том месте, где в прежние времена стоял дворец Самуила бен Меира ха-Леви (1320-1361), который был главным казначеем и первым министром у Педро I Жестокого (1334-1369, король Кастилии и Леона с 1350). Однако другие королевские советники оклеветали ха-Леви, его имущество было конфисковано, а сам он умер в тюрьме под пытками.

Энрике де Арагон, маркиз де Вильена (1384-1434), которому достался дворец ха-Леви, разрушил дворец еврейского финансиста, и построил на его месте новый дворец, который стал быстро обрастать различными пристройками.
Энрике де Арагон был человеком разносторонней образованности. Он был выдающимся испанским поэтом и крупным учёным своего времени, но считался современниками колдуном и чернокнижником.
К тому времени, когда Эль Греко решил арендовать дворцовый комплекс, его прошлое уже превратилось в набор жутковатых легенд, связанных с именами прежних владельцев.

Некоторые данные позволяют предполагать, что дворец ха-Леви достался Альфонсо де Арагону (1332-1412), деду дона Энрике, или другому Альфонсо де Арагону (1358-1425), отцу дона Энрике.
Все это было так давно и окружено ореолом такой таинственности, что поместье маркизов де Вильена пустовало и не приносило почти никакого дохода. Владельцы поместья охотно сдавали в аренду различные постройки дворцового комплекса, но желающих было не слишком много. Возможно, таинственная атмосфера этой местности и привлекла внимание Эль Греко.

Так как художник в то время уже очень прилично зарабатывал, то он снял самые дорогие просторные апартаменты, состоявшие из двадцати четырёх комнат. Заказчики должны были видеть роскошную обстановку, в которой живёт и трудится Эль Греко, и платить ему соответствующие гонорары за его полотна.

Как я уже сказал, Эль Греко очень прилично зарабатывал, но, одновременно, он постоянно нуждался в деньгах, так как художник жил на широкую ногу, и постоянно тратил больше, чем зарабатывал.
Эль Греко быстро наполнил своё жилище множеством прекрасных и дорогих вещей, сделал его таким комфортным для проживания, что это изумляло, а часто и раздражало испанцев, большинство из которых были довольно непритязательными в быту.

Испанский художник Хусепе Мартинес (1600-1682) с осуждением писал:

«Получив массу дукатов, он большую часть тратил на роскошь своей жизни. Так, например, он держал на жаловании музыкантов, чтобы во время еды доставлять себе наслаждение музыкой».

Этот обычай Эль Греко заимствовал из Венеции, но испанцы считали его странным и непонятным. Однако многочисленные друзья Эль Греко были лишены подобных предрассудков и с удовольствием разделяли с художником трапезы в сопровождении музыки.

Большую ценность представляла собой и библиотека художника, которую Эль Греко собирал в течение всей своей жизни. В ней были собраны книги на многих языках (латынь, древнегреческий, испанский, французский, итальянский и пр.), и на видном месте всегда стояли книги религиозного содержания и труды отцов церкви.

Однако главное место в его собрании занимали труды по архитектуре и описания архитектурных памятников.
Понятно, что здесь были “Десять книг об архитектуре” Витрувия (I век до Р.Х.), “Римские древности” и “Четыре книги об архитектуре” Андреа Палладио (Андреа ди Пьетро, 1508-1580), “Правила пяти ордеров архитектуры” и “Практические правила перспективы” Джакомо да Виньолы (Якопо ди Бароцци, 1507-1573), “Десять книг о зодчестве” Леона Баттисты Альберти (1404-1472) и многие другие.
Но приобретал Эль Греко труды и таких теоретиков архитектуры, как Себастьяно Серлио (1475-1554), Хуан Баутиста де Эррера (1530-1597) и многих других.

Значительное место в библиотеке художника занимали книги по истории и философии, от Ксенофонта, Плутарха и Аристотеля до сочинений современных, в основном, итальянских, авторов.
Множество книг принадлежало перу поэтов и драматургов, таких как Гомер, Еврипид, Софокл, Овидий и другим признанным авторам, вплоть до басен Эзопа. Из более поздних авторов его привлекали сочинения Петрарки, Тассо и Ариосто.
Стоит упомянуть, что среди друзей Эль Греко был такие выдающиеся поэты, как Гонгора и Парависино, так что увлечение поэзией не было случайностью.
Кстати, исследователи искусства часто отмечают родственные черты в творчестве Эль Греко и Гонгоры, недаром этого испанского поэта часто называют “тёмным”.
Луис де Гонгора и Арготе (1561-1627).
Ортенсио Феликс Парависино и Артеага (1580-1633).

Дом Эль Греко был не только местом жительства художника, не только его мастерской и библиотекой, но и как бы постоянно действующей выставкой его произведений.
В мастерской Эль Греко всегда находились десятки ещё незаконченных произведений и различные наброски, но художник не любил, когда посетители собирались интересоваться подобными работами. Зато к услугам посетителей всегда было несколько полотен мастера, а также множество реплик его произведений.

Реплика – это не просто уменьшенная копия картины, это различные варианты решения главной проблемы картины. Ведь для каждого своего полотна Эль Греко создавал множество реплик – вот их в первую очередь и предлагали вниманию многочисленных посетителей и потенциальных заказчиков. По этим репликам заказчики могли судить о мастерстве художника, выбирать для заказа интересующие их сюжеты.
Ведь посетители чаще всего считали религиозные полотна Эль Греко иконами для поклонения, а это способствовало созданию новых многочисленных реплик, для реализации.

В создании реплик художнику помогали его сын Хорхе Мануэль, секретарь и ученик Франсиско Пребосте (1554-1607), прибывший с Эль Греко из Италии, и различные местные ученики мастера. Все старались по возможности точно копировать манеру живописи своего учителя, но по уровню мастерства они ему значительно уступали, что, конечно же, сказывалось на уровне реплик. Так что Эль Греко практически никогда не подписывал их, что затрудняет идентификацию сохранившихся и обнаруженных образцов.
Реплики находили хороший сбыт не только в Толедо, они широко расходились по всей Испании, а через Севилью реплики картин Эль Греко поступали в Новый Свет, и всё это способствовало росту популярности мастера.
Сам Эль Греко сбытом реплик не занимался, так что функции коммерческого директора выполнял верный Пребосте.

Эль Греко никогда не скрывал, что в создании реплик ему помогают ученики, но быстрый рост его популярности привёл к тому, что у художника появились завистники и недоброжелатели. Кроме того, Эль Греко создавал свои полотна очень быстро, и вскоре по городу поползли многочисленные слухи, что все эти картины пишут совсем другие люди, а Эль Греко только ставит на них свою подпись.

Когда до художника дошли эти грязные сплетни, он возмутился и устроил своеобразную демонстрацию: в течение недели в его мастерскую могли придти все желающие и наблюдать хоть целый день за работой мастера. За неделю Эль Греко создал три больших полотна и этим с помощью многочисленных свидетелей посрамил сплетников.
Жаль только, что до нас не дошли названия именно этих полотен.

[Yorik]

Дворец маркизов де Вильена располагался в очень хорошем месте, откуда Эль Греко открывался прекрасный вид на Толедо и его окрестности, покрытые садами и многочисленными виноградниками. Мастер очень любил этот город и часто изображал его на своих полотнах.
Недалеко от его дома находились очень красивые здания бывших синагог Эль Трансито и Санта Мария ла Бланка, чуть подальше у реки возвышалась громада готической церкви Сан-Хуан-де-лос-Рейес, а неподалёку располагалась небольшая церковь Сан-Томе, прихожанином которой стал Эль Греко после переезда во дворец маркиза де Вильена.

Вот с этой небольшой церковью и связан взрывной рост популярности Эль Греко.
В 1312 году умер дон Гонсало Руис, сеньор небольшого города Оргас. Он был очень набожным человеком, тратил большие суммы на благотворительность и завещал значительную часть свого состояния на восстановление, расширение и украшение церкви Сан-Томе. Кроме того, он ввёл специальный налог, средства от сбора которого должны были передаваться на эти же цели.
Во время похорон дона Гонсало Руиса с небес сошли св. Стефан и св. Августин, которые собственноручно положили тело покойника в гроб и совершили его погребение. Так об этом гласит надпись на каменной стене возле церкви Сан-Томе.

Весть об этом чуде широко распространилась по Испании, семье дона Гонсало Руиса было присвоено графское достоинство, они стали графами Оргас, да и самого дона Гонсало Руиса обычно называют графом Оргасом, хотя он графом и не был.

Беспечные прихожане вскоре забыли о налоге, введённом доном Гонсало Руисом, и положенные средства не собирались. Так продолжалось до второй половины XVI века, пока приходской священник Андрес Нуньес не обнаружил записи о введении этого налога, и не потребовал от прихожан погасить образовавшуюся задолженность.
Прихожане отказывались признавать и оплачивать свои долги, так что дело дошло до суда, который после долгого разбирательства решил дело в пользу священников церкви Сан-Томе.
Собранные таким образом средства было решено потратить на создание соответствующего алтарного образа в церкви Сан-Томе.

Андрес Нуньес был хорошим приятелем Эль Греко, который уже занимался реставрацией часовни церкви Сан-Томе, и поручил ему создание большого алтарного полотна для этой же церкви.
Был составлен контракт, в котором довольно подробно оговаривалось, что и как должен изобразить художник на огромном полотне. К удивлению исследователей, Эль Греко достаточно точно следовал всем основным пунктам контракта и то же время сумел создать оригинальную картину, с которой на нас глядят настоящие идальго XVI века. Образцовые идальго!
Мы часто даже не понимаем, что наши представления об испанцах того времени опираются на портреты с картины “Погребение графа Оргаса”.

Когда в 1588 году картина была представлена широкой публике, она сразу же вызвала огромный интерес сначала у жителей Толедо, а потом к ней стали приезжать посетители со всей Испании.
Дело было в том, что на этой картине среди положенных действующих лиц сюжета о погребении тела графа Оргаса Эль Греко разместил портреты наиболее знатных и влиятельных жителей Толедо. Так что процесс узнавания персонажей картины и самоузнавания вельмож обеспечил картине большую популярность, а художник, помимо гонорара, получил признание в качестве великолепного портретиста.

Вполне естественно, что на картине был изображён Андрес Нуньес, её заказчик, но среди персонажей мы находим и портрет короля Филиппа II, который никак не отреагировал на этот жест художника. Впрочем, весьма возможно, что Его Величеству просто не доложили об этом изображении.
Моделью для мальчика на переднем плане послужил Хорхе Мануэль, и многие искусствоведы полагают, что несколько выше Эль Греко поместил свой собственный портрет. Впрочем, никаких доказательств они не приводят, да и достоверных изображений Эль Греко не сохранилось. Те же фрагменты картин, которые нам выдают за портреты Эль Греко, таковыми на самом деле не являются. Это лишь ничем не обоснованные предположения.

Уже в 1588 году толедский священник Алонсо де Вильегас (1533-1603) записал, что в город приезжают иностранцы, чтобы полюбоваться необыкновенной картиной, и приходят в восхищение от увиденного. А жители Толедо стали часто посещать церковь Сан-Томе, где изучали портреты своих знатных современников (или свои собственные), и всё время находили в этой огромной картине что-то новое.

Сохранился анекдот о том, что даже из-за этой картины у Эль Греко возникла тяжба с заказчиками. Эль Греко якобы требовал за работу 1200 дукатов, священники не собирались платить такую большую сумму и пригласили в качестве третейского судьи некоего священника со стороны. Этот священник несколько дней внимательно изучал картину, а потом объявил, что данная картина не стоит 1200 дукатов. Когда заказчики стали радоваться, священник их несколько охладил, объявив, что картина стоит 1600 дукатов. Всё, приехали.
Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной!
Но это лишь анекдот: вряд ли бы Эль Греко стал судиться со своим другом Андресом Нуньесом, да и стоимость работы была чётко прописана в контракте.

Большой успех картины привёл к значительному росту количества заказов, которых и так было немало, что следующие двадцать лет своей жизни в Толедо Эль Греко жил на очень широкую ногу. Художник зарабатывал очень много денег, но умудрялся тратить ещё больше; он хотел жить, как настоящий кабальеро, то есть не считать денег.

Но это совсем не значит, что он не знал цены денег, напротив, он очень высоко ценил свой труд и назначал за свои картины умопомрачительные по тем временам гонорары. При этом Эль Греко не позволял заказчикам торговаться или много рассуждать на эту тему, подобные попытки заказчиков приводили к тому, что художник говорил им:

"Здесь не лавка, и я не торговец. Пошли вон!"

Кроме того, Эль Греко никому не позволял в своём присутствии обсуждать свои картины: ни хвалить их, ни, тем более, ругать. Когда однажды при нём заказчики начали обсуждать достоинства и недостатки его “Святого Франциска”, Эль Греко схватил кинжал и рассёк полотно на две части.

Странности Эль Греко этим не ограничивались.
Ведь художник не мог считать свои картины товаром, следовательно, он не продавал картины, а, как бы, закладывал их с правом своего последующего их выкупа. Подобные пункты включались в большинство договоров с заказчиками. Другое дело, что Эль Греко никогда этим правом не пользовался.

Рассказывают, что однажды Херонима приняла от посланцев монастыря Санта-Клара задаток за какую-то работу. Вернувшийся домой Эль Греко выгнал Херониму из дома и никогда уже не смог с нею примириться. Может быть, этот скандал и ускорил смерть Херонимы, дата которой нам осталась неизвестной.

Эль Греко никогда не отказывал в помощи просящим и считал предоставленные средства деньгами, отданными в долг, но чаще всего – без отдачи.
При этом художник не позволял благодарить себя. Однажды он дал какому-то идальго кошелёк с дукатами, но когда тот наклонился, чтобы поцеловать руку дающего, Эль Греко вскипел и спустил несчастного с лестницы, так что несчастный проситель переломал себе рёбра.

Я уже упоминал о том, что Эль Греко обычно жил не по средствам, а его знаменитые обеды вошли в местные поговорки. Однажды его друг и покровитель маркиз де Вильена упрекнул художника в расточительности, тот возразил:

"Я трачу то, что мне послано Господом Богом; мои деньги не облиты слезами и потом, как деньги Вашей Светлости".

Когда один идальго оскорбил художника и отказался принять его вызов, посчитав Эль Греко неблагородным, тогда художник просто поколотил грубияна на улице палкой. Жалоба этого идальго осталась без последствий, для художника, а этот дворянин стал мишенью для многочисленных насмешек.
Кроме того, Эль Греко никогда не подавал руки тем, кого он считал выше себя по общественному положению.

Однажды король Филипп III (1578-1621, король Испании с 1598), прибывший в Толедо, захотел осмотреть мастерскую художника.
Эль Греко решительно заявил посыльному:

"Скажите, что я с друзьями, и мне некогда".

Посыльный начал:

"Но это король..."

Эль Греко прервал его:

"Он король на улице, но не у меня в доме. Здесь же нет другого короля, кроме Бога и меня".

Король Филипп III действительно посетил Толедо в 1600 году, и вместе с ним в город приехал кардинал Ниньо де Гевара (1541-1609), незадолго до того ставший Великим инквизитором Испании. Эль Греко заказали портрет кардинала, и де Гевара посетил мастерскую художника, где мастер сделал основные наброски для будущей картины.
Перед художником стояла довольно сложная задача: ему надо было изобразить Великого инквизитора, а Ниньо де Гевара был щуплым человеком маленького роста.

Эль Греко прекрасно справился со вставшей передним задачей. Он не стал льстить кардиналу, приукрашивая его внешность, но с помощью цветового решения картины, искусной драпировки и выбора соответствующего интерьера Эль Греко удалось создать портрет сурового и в то же время значительного человека, исполненного чувства собственного достоинства и величия.

Это произведение Эль Греко, в отличие от многих других его работ, оказало влияние на дальнейшее развитие европейской живописи. Считается, например, что портрет кардинала Ниньо де Гевара кисти Эль Греко вдохновил позднее Веласкеса на создание замечательного портрета папы Иннокентия X (Джамбаттиста Памфили, 1574-1655, папа с 1644), который, увидев свой портрет, недовольно пробурчал:

"Слишком похоже!".

[Yorik]

Кисть Эль Греко работала неустанно, являя миру новые шедевры, но жизнь в его доме неуклонно изменялась. Приехал из Венеции старший брат художника, Манулос Теотокопулос, и Эль Греко с радостью поселил его в своём доме, но тот уже был болен, и в 1604 году умер.
Похоже, что значительно раньше ушла из жизни прекрасная Херонима.

Это были тяжёлые удары судьбы, но самый сильный удар по самолюбию художника был нанесён в 1607 году, когда он проиграл тяжбу из-за оплаты своего труда какому-то монастырю.
Эль Греко как-то сразу постарел, и начались его болезни. Нет, он не сдался, и продолжал активно работать кистью, получая значительные гонорары, но деньги у него привычно не задерживались.

Постепенно в доме Эль Греко прекратились пиры под музыку, уменьшался круг друзей, и в жизни дома художника чувствовался упадок, да и его сын, Хорхе Мануэль, женился и стал жить своим домом. Ученики начали потихоньку покидать мэтра, а в 1607 году ушёл из жизни и верный Пребосте.
На Эль Греко медленно не неуклонно надвигалось одиночество.

Нет, все эти годы у него время от времени появлялись новые друзья, иногда ставшие впоследствии очень значительными личностями в искусстве, но всё же...
Одним из новых друзей художника стал фра Ортенсио Феликс Парависино и Артеага (1580-1633), который приехал из Италии и стал близким другом Эль Греко в последние годы его жизни.

Примерно в 1609 году Эль Греко написал портрет монаха, который так восхитил его друга, что тот немедленно сочинил сонет:

"О, Грек божественный! Уже не диво,
Что ты природу превзошёл в картине,
Но диво то, что отступает ныне
И небо перед тем, что боле живо.

На полотне простёрло так правдиво
Своё сиянье солнце на притине,
Что ты причастен Божьей середине,
Природы властелин трудолюбивый.

Прошу, о, состязатель Прометея:
Свет жизни не кради в своём портрете
, В сем образе, во всём со мною схожем.

Душа в смятенье, выбирать не смея,
Хоть двадцать девять лет она на свете,
В каком творенье жить – твоём иль Божьем".

Пер. Артёма Серебренникова.
[Солнце на притине – это архаичное выражение, означающее полуденное солнце.]
До наших дней дошло четыре сонета, которые Парависино посвятил своему старшему другу.

Другим близким другом Эль Греко стал выдающийся испанский поэт Луис де Гонгора и Арготе (1561-1627), с которым он, вероятно, познакомился при посещениях академии графа Фуэнсалида. Существует также предположение о том, что их сближению способствовал фра Парависино.
Педро Лопес де Айяла и Манрике де Лара, 5-й граф де Фуэнсалида (1537-1599).

Забегая немного вперёд, скажу, что наибольшую известность у нас получил сонет Гонгоры, посвящённый великолепной гробнице Эль Греко в монастыре Сан-Торквато:

"Сей дивный из порфира – гробовой
Затвор сокрыл в суровом царстве теней
Кисть нежную, от чьих прикосновений
Холст наливался силою живой.

Сколь ни прославлен трубною Молвой,
А всё ж достоин вящей славы гений,
Чьё имя блещет с мраморных ступеней.
Почти его и путь продолжи свой.

Почиет Грек. Он завещал Природе
Искусство, а Искусству – труд, Ириде –
Палитру, тень Морфею, Фебу – свет.

Сколь склеп ни мал, рыданий многоводье
Он пьёт, даруя вечной панихиде
Куренье древа савского в ответ".

Пер. Павла Грушко.

В 1611 году уже больного художника, который, тем не менее, продолжал активно работать, посетил Франсиско Пачеко (1564-1644), живописец из Севильи, который позднее был одним из учителей Веласкеса. Известно, что Пачеко даже написал портрет Эль Греко, но, к нашему огромному сожалению, это достоверное изображение великого художника до наших дней не дошло.

Однако в своем трактате “Искусство живописи”, изданном в 1649 году, Пачеко уделил значительное внимание толедскому художнику. Многое из того, что увидел Пачеко в мастерской Эль Греко, поразило его.
Например, в некоторых комнатах на верёвках к потолку были привязаны модели различных фигур, вылепленные из глины или воска; этот приём облегчал создание многофигурных композиций со сложными движениями персонажей. Пачеко не знал, что этот приём Эль Греко заимствовал у Тинторетто во время своего пребывания в Италии.
Якопо Тинторетто (Робусти, 1518-1594).

Не обошёл вниманием Пачеко и реплики картин Эль Греко, которые он описал как

"написанные маслом на очень маленьких полотнах образцы всего того, что он исполнил за свою жизнь".

Осмотр Пачеко мастерской Эль Греко происходил в сопровождении Хорхе Мануэля, так как больному художнику было уже трудно сопровождать своего гостя.
Увиденные картины поразили Пачеко своей необычностью техники исполнения и колоритом, непохожестью на господствовавшие в Испании вкусы.
Пачеко неодобрительно отозвался о технике живописи Эль Греко, так резко отличавшейся от всего, что он видел раньше, но он был вынужден признать огромный талант художника из Толедо:

"Хотя мы и писали в некоторых местах против его мнений и парадоксов, но мы не можем исключить его из числа великих живописцев, потому что имеются некоторые произведения его работы, столь явственно яркие и такие живые, что равны произведениям самых лучших художников".

Достаточно высоко оценил Пачеко и личность Эль Греко, с которым ему удалось беседовать. Он отмечал очень широкий круг интересов художника и глубину его знаний, высокий интеллект и остроумие собеседника, и признавал в Эль Греко большого философа.

Я не злоупотреблял в этом очерке описанием картин Эль Греко, но о двух пейзажах художника, на которых изображён его любимый город, я должен сказать несколько слов для пояснения того, что вы можете увидеть, разглядывая их. Я имею в виду “Вид Толедо перед грозой” и “Вид и план Толедо”.
Не останавливаясь на мистическом и тревожном видении художника, следует отметить своеобразие его изображений города. Ведь люди, хорошо знающие Толедо, сразу же заметят многочисленные неточности и искажения в изображении зданий и местности, поэтому полотна Эль Греко следует считать отражением Толедо в восприятии художника, некими видениями любимого города.

Для объяснения своей позиции Эль Греко вписал в план города на картине следующие слова:

"Я был вынужден изобразить госпиталь Дон Хуана де Тавера маленьким, как модель, иначе он только бы закрыл собой городские ворота де Визагра, но и купол его возвышался бы над городом. Поэтому он оказался размещённым здесь, как модель, и перевёрнутым на месте, ибо я предпочитаю лучше показать главный фасад, нежели другой – впрочем, из плана видно, как госпиталь расположен в отношении города".

Эль Греко писал картины всю жизнь, и умер в своей мастерской с кистью в руке, когда работал над “Обручением Марии”.

Хорхе Мануэль после смерти отца составил опись имущества, оставшегося после смерти художника. О наличных деньгах в этой описи нет ни слова. Там перечислено около двухсот (!) незавершённых работ, а также множество набросков, рисунков и моделей из глины и воска.
Упоминается пятитомный труд об архитектуре, написанный и проиллюстрированный Эль Греко, но, к сожалению, это сочинение до наших дней не сохранилось. Разумеется, в описи указаны и книги из прекрасной библиотеки Эль Греко.

Вначале художника похоронили в церкви Сан Доминго эль Антигуа, но вскоре из-за разногласий с капитулом собора гроб с телом Эль Греко был перенесён в монастырь Сан-Торквато, где над могилой художника был сооружён роскошный порфировый саркофаг. Порфир не смог сохранить могилу великого живописца, так как в XIX веке монастырь был разрушен, порфировый саркофаг разбит на куски и могила художника утеряна.

Когда в том же XIX веке начал вновь просыпаться интерес к творчеству Эль Греко, отыскать следы его захоронения не удалось. То, что в наши дни выдаётся за могилу Эль Греко, таковой не является, это просто дань памяти великого художника.
Судьба наследия Эль Греко в Испании оказалась довольно трагичной. Да, Веласкесу ещё удалось уговорить короля Филиппа IV приобрести для Эскориала такие полотна Эль Греко, как “Святой Ильдефонс” или “Святой Павел”, но потом о художнике прочно и надолго забыли. Когда в 1819 году в Мадриде открылся музей Прадо, в нём не нашлось места ни для одного из полотен Эль Греко!

Большинство полотен, приобретённых заказчиками, по большей части пылились в запасниках и кладовках, что позволило им остаться в Испании, тогда как почти все шедевры позднего периода творчества Эль Греко, такие как “Снятие пятой печати” или “Моление о чаше” оказались в зарубежных собраниях.
Это, впрочем, сказалось на возрождении интереса к картинам Эль Греко и переоценке его творчества. Восхищались творениями Эль Греко, и в первую очередь его портретами, такие художники-новаторы как Сезанн и Мане, немного позднее – Пикассо и Дали, но процесс признания Эль Греко всё-таки шёл достаточно медленно.

Даже известный искусствовед Андрей Иванович Сомов (1830-1909), кстати, отец известного художника Константина Андреевича Сомова (1869-1939), в статье, написанной для энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона, практически не нашёл добрых слов в адрес творчества Эль Греко. В своей краткой заметке, созданной в начале XX века, он пишет:

"Как живописец, он сперва подражал Тициану и другим венецианским колористам, но потом, в погоне за оригинальностью, стал писать ограниченным числом красок, в вялых, мутных и негармоничных тонах, а рисовать сухо и вычурно; тем не менее, даже позднейшие произведения его кисти имеют своё достоинство, состоящее в сильном выражении сурово-благочестивого, аскетического чувства".

Настоящее массовое признание Эль Греко началось только в первой трети XX века, когда появилось поколение художников-экспрессионистов, считавших его своим предтечей.