4 ответов в теме

[Yorik]

"Крокодил" Чуковского.

Корней Чуковский однажды с горечью написал:

"Я написал двенадцать книг [Например, "Некрасов как художник", "Уолт Уитмен", "Жена поэта", "Футуристы" и проч. - Прим. Ст. Ворчуна.], и никто на них никакого внимания. Но стоило мне однажды написать "Крокодила", и я сделался знаменитым писателем".

Большой набор своих сказочных поэм Чуковский называл

"мои крокодилиады".

Примерно в 1915 году Чуковский читал кому-то вслух повесть Ф.М. Достоевского "Крокодил, необыкновенное событие, или Пассаж в Пассаже". В комнату вошел И.Е. Репин. Дальше предоставим слово самому Чуковскому:

"Вошел и тихо присел на диванчик. И вдруг через пять минут диванчик вместе с Репиным сделал широкий зигзаг и круто повернулся к стене. Очутившись ко мне спиной, Репин крепко зажал оба уха руками и забормотал что-то очень сердитое, покуда я не догадался перестать".

Странное, на первый взгляд, поведение Репина объясняется тем, что с самого выхода этой повести демократическая русская критика считала ее пасквилем на Чернышевского, хотя сам Достоевский с негодованием отвергал саму возможность такого пасквиля. Достоевского никто не слушал, его тут же зачислили в реакционные писатели, и Репин находился в плену этих взглядов. Как и вся прогрессивная русская интеллигенция того времени.
А сейчас мы с удовольствием читаем даже "Дар" Набокова, и позиция автора в отношении Чернышевского уже почти никого не возмущает. И, слава Богу!

"Крокодил" Чуковского, несомненно, имеет своим литературным первоисточником "Крокодила" Достоевского. Вот как Достоевский писал в своей повести:

"Ибо, положим, например, тебе дано устроить нового крокодила - тебе, естественно, представляется вопрос: какое основное свойство крокодилово? Ответ ясен: глотать людей. Как же достигнуть устройством крокодила, чтоб он глотал людей? Ответ еще яснее: устроить его пустым".

"Крокодил" Чуковского и устроен именно по такому рецепту Достоевского.

Но Крокодил Достоевского был не единственным источником для Крокодила Чуковского. Следует помнить, что в те годы огромной популярностью пользовалась песенка "По улицам ходила большая крокодила".
Многие распевали стихи Н. Агнивцева (на музыку Ю. Юргенсона)

"Удивительно мил
жил да был крокодил".

Так что крокодилы в то время были у всех на слуху и пользовались бешеной популярностью. У Чуковского эти крокодилы были, несомненно, тоже на слуху.

Сам Чуковский о происхождении первого наброска своей сказки писал в своих воспоминаниях следующее:

"Но случилось так, что мой маленький сын заболел, и нужно было рассказать ему сказку. Заболел он в городе Хельсинки, я вез его домой в поезде, он капризничал, плакал, стонал. Чтобы как-нибудь утихомирить его боль, я стал рассказывать ему под ритмический грохот поезда:

"Жил да был
Крокодил.
Он по улицам ходил..."

Стихи сказались сами собой. О их форме я совсем не заботился... Единственная была у меня забота - отвлечь внимание ребенка от приступов болезни, томившей его... Поэтому я тараторил, как шаман..."

Описанный эпизод не подтверждается дневниковыми записями Чуковского, и даже отчасти противоречит им, но для нас с вами, уважаемые читатели, это не очень уж и важно.

Вернемся все же к "Крокодилу" Достоевского. В сказке Чуковского есть один куплет, на который обращают довольно мало внимания. Вспомните, что, вернувшись в Африку, Крокодил Чуковского рассказывает своим коллегам:

"Вы помните, меж нами жил
Один веселый крокодил:
А ныне там передо мной,
Измученный, полуживой,
В лохани грязной он лежал..."

А теперь обратимся к Достоевскому:

"...стоял большой жестяной ящик в виде как бы ванны, накрытый крепкою железною сеткой, а на дне его было на вершок воды. В этой-то мелководной луже сохранялся огромнейший крокодил, лежавший как бревно, совершенно без движения и, видимо, лишившийся всех своих способностей..."

Некая дамочка даже замечает:

"Мне кажется, ваш крокодил не живой".

Получается, что Крокодил Чуковского рассказывает в Африке о горестной судьбе Крокодила Достоевского.
Крокодил у Достоевского бессловесное существо, но его хозяин немец, и Крокодил Чуковского говорит по-немецки.

Германофобия, как известно, с 1914 года охватила чуть ли не все слои русского общества. Я уж не говорю о бессмысленном переименовании Петербурга в Петроград. Писатель Л. Пантелеев вспоминал про

"отпечатанные в типографии плакатики, висевшие на каждой площадке парадной лестницы пурышевского дома на Фонтанке, 54:

"По-немецки говорить воспрещается".

Крокодилу Чуковского предъявляется аналогичное обвинение:

"Как ты смеешь тут ходить,
По-немецки говорить?"

Иногда закрадывается мысль: а не пародия ли "Крокодил" Чуковского? Ведь строки Чуковского, где

"Милая девочка Лялечка!
С куклой гуляла она..." -

точно воспроизводят ритмический строй баллады Некрасова "О двух великих грешницах".


Сама "девочка Лялечка", как писал Чуковский

"это его (художника З.И. Гржебина) дочь - очень изящная девочка, похожая на куклу".

В заключение отмечу, что многие писатели и исследователи довольно высоко оценивали именно литературные и лингвистические высоты "Крокодила". Ю. Тынянов в свое время даже написал шуточный экспромт:

"Пока
Я изучал проблему языка
Её вы разрешили
В "Крокодиле".

На этом мы и распрощаемся с опасным животным.

[Yorik]

"Рассеянный" С. Я. Маршака

Речь у нас пойдет не столько о Рассеянном из известной поэмы (или стихотворения, называйте, как хотите) С.Я. Маршака, сколько о его прототипах.

Кто из вас, уважаемые читатели, не знает стихов С.Я. Маршака про удивительного Рассеянного с улицы Бассейной? А откуда он взялся, этот Рассеянный? Сам Маршак рассказывал об этом так:

"Очень многие мои читатели спрашивали меня, не изобразил ли я в своем "Рассеянном" профессора И.А. Каблукова. Тот же вопрос задал моему брату - писателю М. Ильину - и сам И.А. Каблуков. Когда же брат ответил ему, что мой "Рассеянный" представляет собой собирательный образ, профессор лукаво погрозил ему пальцем и сказал:

"Э, нет, батенька! Ваш брат, конечно, метил в меня!"

В этом была доля правды. Когда я писал свою шутливую поэму, я отчасти имел в виду обаятельного и - неподражаемого в своей рассеянности - замечательного ученого и превосходного человека - И.А. Каблукова. Вот все, что я могу сообщить Вам по этому вопросу".

В черновиках Маршака его герой часто назывался Иваном Башмаковым, но в одном из набросков прямо написано:

"В Ленинграде проживает
Иван Каблуков,
Сам себя он называет
Каблук Иванов".

Отличие заключается только в том, что реальный профессор Каблуков проживал в Москве.

В одном из писем к художнику В. Конашевичу Чуковский вспоминает:

"С легендарным проф. Каблуковым я познакомился, когда ему было 65-70. Никакой особенной рассеянности, свойственной ему в более ранние годы, я не замечал".

Читатели поэмы Маршака тех лет слышали и знали множество анекдотов о чудачествах Каблукова. Часть этих анекдотов была действительно связана с деятельностью ученого, но многие существовали и до него, а окружающая среда приписала их именно ему. Многие из этих анекдотов существуют и сегодня, но в них стоят уже совсем иные имена. К сожалению, реальные оплошности профессора Каблукова до нас не дошли.

Подробней всех запечатлел облик и поведение Каблукова в своих воспоминаниях Андрей Белый. Но и он приводит уже не подлинные речевые оплошности рассеянного ученого, а пародии на них, сочиненные Эллисом (Л. Кобылинским).
[Приношу своим читателям извинения за слишком длинную цитату, но она представляет, с моей точки зрения, большой интерес. - Прим. Ст. Ворчуна.]
Итак, Андрей Белый пишет:

"По московским гостиным зациркулировал бесподобнейший номер, разыгрываемый Эллисом; назывался же номер "Иван Алексеевич Каблуков"...
большинство анекдотов о путанице слов и букв Каблукова, теперь уже классических, имеют источником не Каблукова, а импровизацию Эллиса; импровизировал он на основании скрупулезнейшего изучения модели; и шарж его был реален в своей художественности; я утверждаю: знаменитая каблуковская фраза не принадлежит профессору:

"Знаменитый химик Лавуазье - я, то есть не я: совсем не то... Делал опыты: лопа колбнула, и кусочек глаза попал в стекло"

(вместо

"колба лопнула, и кусочек стекла попал в глаз");

выражения

"совсем не то"

и

"я, то есть не я" -

обычные словечки Каблукова; эта фраза - цитата из блестящей импровизации Эллиса, как и приписываемое Каблукову "Мендельшуткин" вместо "Менделеев и Меньшуткин" - тоже цитата: из той же пародии...
...он [Каблуков] потерял способность произнести внятно простую фразу, впадая в психологические, звуковые и этимологические чудовищности, которыми он себя обессмертил в Москве; и желая произнести сочетание слов "химия и физика", произносил "химика и физия"; и тут же, спохватываясь, - "совсем не то", - начинал разъяснять новыми чудовищностями, в которых "я", то есть совсем не "я" фигурировало то и дело".

Вокруг собственной чудаковатости и рассеянности творили легенду Даниил Хармс и отчасти В. Пяст.

Вспомним эпизод, когда Рссеянный, просидев двое суток в вагоне поезда, оказывается на станции отправления. У Маршака Рассеянный сел в отцепленный вагон, но анекдоты о чудаках, оказывающихся после путешествия в пункте отправления, существовали в русской литературе и в устной традиции, по крайней мере, с XVIII века.

А.Ф. Кони в очерке "Петербург" пишет:

"Посредине железнодорожного пути между Петербургом и Москвой находилась станция Бологое. Здесь сходились поезда, идущие с противоположных концов, и она давала, благодаря загадочным надписям на дверях: "Петербургский поезд" и "Московский поезд", повод к разным недоразумениям комического характера".

Легко представить себе эти недоразумения.

Но эти анекдоты возникли еще во времена ямщиков и конной почты. Е.А. Боратынский писал:

"Сесть в чужую карету, в чужие сани, заехать к незнакомым вместо знакомых, обманувшись легким сходством домов, - случаи весьма обыкновенные. В обществе ежедневно рассказывают анекдоты этого рода..."

Академик А.И. Белецкий тоже не прошел мимо этого сюжета в своих трудах по истории литературы:

"Вот еще забавный случай, совершенно уже безобидного свойства и, по-видимому, также популярный в обывательской среде николаевских времен: некто едет из Петербурга в Москву в почтовой карете; выйдя на станции, частью по собственной рассеянности, частью по бестолковости кондуктора, вновь усаживается в дилижанс, отправляющийся в противоположную сторону; едет, не замечая - и к величайшему своему изумлению, после долгих часов езды, очутился снова там, откуда выехал, т.е. в Петербурге".

Этот анекдот включили в свои произведения и В.И. Даль, и А.Ф. Вельтман.

Героем повести Даля "Бедовик" является провинциальный чиновник Евсей Стахеевич Лиров. Этот рассеянный чудак при визитах к начальству оставлял там неизвестно как попавшие в его карман чужие визитные карточки, надевал плащ подкладкой наружу, а в какой-то ресторации съел котлетку вместе с бумажкой, в которой подали котлетку. Чем не Рассеянный? Только, что из провинции, а не с Бассейной...
Вот этот-то герой и отправляется в столицу, а дальше все происходит прямо по анекдоту: рассеянный герой становится еще более рассеянным в дороге. Он каждый раз садится не в ту карету и мечется между Москвой и Петербургом, но никак не может никуда попасть.

В повести Вельтмана "Чудодей" действуют сразу два рассеянных чудака: Дьяков и Даянов. Даянов воспроизводит некоторые черты Рассеянного за много десятков лет до Маршака. Лакей там спрашивает у Даянова:

"Что изволите одеть?"

Даянов отвечает:

"Что, что, что, что! Черт тебя возьми, что! Пальто на ноги, штаны на плеча!"

Как вам?!

Герои, Дьяков из Петербурга, а Даянов из Москвы, отправляются навстречу друг другу, на какой-то промежуточной станции в суматохе меняются местами и едут далее обратно, уверенные, что продолжают путь в нужном направлении.

Образ Рассеянного в глазах окружающих стал накладываться на самого Маршака, так что во многих воспоминаниях рассказывается о рассеянности и чудачествах уже самого поэта, часто, возможно, намеренной.

Мало кто сейчас знает, что еще до Рассеянного, в 1926 году, вышла детская книжка Владимира Пяста "Лев Петрович". Герой этого стихотворения такой же рассеянный чудак, который

"...каждый день
Надевал живую кошку
Вместо шапки набекрень...
.........................
За дровами у сарая
На дворе он ждал трамвая..."

И т.д.

И.С. Маршак, сын поэта, записал предание о том, что его отец встретил больного и нуждающегося Пяста и преложил ему написать какое-нибудь детское стихотворение. Пяст отказывался, но Маршак выбил для него аванс под будущую книжку, а потом и написал за него эту книжку, которая вышла под именем Пяста. Так это, или не так, судить не берусь, но стихи в этой книжке очень походят на будущие стихи Маршака о Рассеянном.

Сам Пяст был одним из прототипов Рассеянного. В. Шкловский писал:

"Однажды... Пяст проглотил несколько раскаленных углей и от нестерпимой боли выпил чернил... Я приходил к Пясту в больницу. Он объяснял, ...что действовал правильно, потому что в чернилах есть танин, танин связывает и поэтому должен помогать при ожогах. Чернила были анилиновые - они не связывали".

А в черновых вариантах "Рассеянного" мы находим такие строки:

"Вместо чая он налил
В чашку чайную чернил..."

Есть в "Рассеянном" и пародийная составляющая. Приведу вначале строки Маршака:

"Глубокоуважаемый
Вагоноуважатый!
Вагоноуважаемый
Глубокоуважатый!
Во что бы то ни стало
Мне надо выходить.
Нельзя ли у трамвала
Вокзай остановить?"

А теперь вспомним строки из "Заблудившегося трамвая", тогда еще не запрещенного, но уже расстрелянного Николая Гумилева:

"Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!"

На этом мы попрощаемся с Рассеянным и его прототипами. Впереди нас ждёт встреча с иным героем.

[Yorik]

"Золотой ключик" А. Толстого и его герои

Одной из самых любимых книжек моего детства была сказочная повесть А. Толстого "Золотой ключик". Удивляться тут нечему, так как хороших детских книжек тогда было очень мало. Не было у нас ни Винни Пуха, ни Маленького Принца, ни Хоббита. Даже Алису в детстве (в переводе Allegro) я сумел прочитать только после долгих усилий: мне пришлось в течение многих дней искать и собирать по всему дому разрозненные странички этой дореволюционной книги. Мне удалось собрать почти все страницы этой удивительной книги, с иллюстрациями Тэниэла, которая произвела на меня огромное впечатление.

К Алисе, уважаемые читатели, мы еще вернемся, но чуть позже, а поговорить с вами я все-таки хочу о Буратино, "Золотом ключике" и некоторых странностях этой книги. Итак, начнем... В предисловии к этой своей книге А. Толстой пишет, что она навеяна ему воспоминаниями о прочитанной в детстве книге "Пиноккио, или Похождения деревянной куклы".

Ага, в детстве! Уже с самого начала книги А. Толстой начинает вешать лапшу на уши своим читателям. Книга Коллоди в переводе на русский язык появилась в 1906 году, когда А. Толстому шел уже двадцать четвертый год, а итальянским языком он никогда не владел. Так что о детских воспоминаниях не может идти и речи.

Да приключения Буратино совсем и не похожи на приключения Пиноккио. О совпадении сюжетов речь может идти только до встречи Буратино со сверчком, а дальше пути героев начинают расходиться, да так, что "Приключения Буратино" начинают совершенно отличаться от похождений своего итальянского собрата. Вот на этих-то отличиях от итальянской книги я и хотел бы остановиться немного подробнее.

Напомним, что в 1924 году в Берлине вышла на русском языке книга К. Коллоди "Приключения Пиноккио", на титуле которой было написано:

"Перевод с итальянского Нины Петровской. Переделал и обработал Алексей Толстой".

Так что история Буратино начинается, несомненно, с книги Коллоди. Именно, начинается...

В своей переработке А. Толстой сократил текст Коллоди почти в два раза. Он убрал огромное количество морализаторских сентенций, которыми грешат все герои книги, и сделал лаконичными все пейзажи и описания автора. Пиноккио у А. Толстого стал большим (ударение на букве "о") озорником, и автор переделки откровенно любуется своим обновленным героем.

Вернулся к этому герою А. Толстой только в 1935 году, когда стал поправляться после инфаркта. В феврале этого года он писал Горькому:

"Я работаю над "Пиноккио", вначале хотел только русским языком написать содержание Коллоди. Но потом отказался от этого, выходит скучновато и пресновато. С благословения Маршака пишу на ту же тему по-своему".

Заметим, что А. Толстой всегда неприязненно относился к Александру Александровичу Блоку, и в первой части своей знаменитой трилогии дал шаржированный образ поэта в виде декадента Алексея Алексеевича Бессонова.
Позднее свою неприязнь к Блоку А. Толстой продолжил образом Пьеро в "Приключениях Буратино".

Ведь у Коллоди никакого Пьеро нет, но есть Арлекин, который узнает Пиноккио среди публики. На этом его роль в сказке Коллоди и заканчивается.
В "Приключениях Буратино" Арлекин тоже играет свою совсем маленькую роль. Толстому Арлекин (напомню, что у итальянцев это маска удачливого любовника) нужен только для того, чтобы вытащить на сцену Пьеро (маска обманутого мужа). Других функций у него в этой книжке нет. И тут Буратино узнают все куклы... А вот Пьеро вводится в текст сказки всерьез и надолго.

Отношение автора к Пьеро показывает уже то, что он пишет о его появлении "маленький человечек", уничижительно, хотя вводя Арлекина он пишет "другой человек". Мелочь, скажете вы, уважаемые читатели. Ну, ну... Посмотрим дальше.

Мы узнаем о любви Пьеро к девочке с голубыми волосами (они подчеркивают исключительность его невесты) по имени Мальвина. Никакой Мальвины, ни, тем более, романа о любви Пьеро и Мальвины у Коллоди тоже нет. Многие сразу же поняли, что А. Толстой в таком виде изображает семейную драму Блока.

В стихах Блока часто мелькают те же герои, что и в "Золотом ключике": Пьеро - Арлекин - Коломбина, причем лирическое "Я" поэта воплощается именно в образе Пьеро. Так что А. Толстому не надо было очень уж напрягать свою фантазию для изображения Блока. Пьеро у Толстого - поэт, Мальвина - актриса: все как в жизни.

Пьеро пишет стихи, например, такие:

"Пляшут тени на стене, -
Ничего не страшно мне.
Лестница пускай крута,
Пусть опасна темнота,
Все равно подземный путь
Приведет куда-нибудь..."

У А. Блока "тени на стене" пляшут во множестве стихотворений, и он часто пишет о темноте и свете.

Или другие стихи Пьеро:

"Мы сидим на кочке,
Где растут цветочки, -
Жёлтые, приятные,
Очень ароматные..."

Сравните с блоковскими строками:

"Вот - сидим мы с тобой на мху
Посреди болот..."

А. Толстой очень настойчиво и последовательно пародирует в свей сказке и образ Блока, и его творчество.

Вот Буратино попадает к Мальвине, и она тут же начинает его воспитывать. Буратино приходится писать диктант:

"А роза упала на лапу Азора".

Многие из вас знают о том, что этот палиндром принадлежит перу А. Фета. При чем же здесь Блок, спросите вы? Вот при чем. Этот диктант направлен против драмы Блока "Роза и крест". В ней Блок часто сопоставляет прекрасную даму Изору с розой. В драме черная роза падает из рук Изоры на грудь спящего Гаэтана и становится символом его любовного служения.

У Толстого же роза, как известно, падает на лапу Азора, насмехаясь над платоническим обожанием.
Кстати, подругу Изоры в драме зовут Алиса, также, как лису-разбойницу в сказке Толстого.

Заметим, что этот палиндром появляется в самой середине повествования о Буратино, и с этого момента начинается обратный путь героя в каморку папы Карло.

Вот по улицам "Страны дураков" гуляет лисица, не путать с Алисой, и держит в лапе "цветок ночной фиалки". Опять пинок в сторону Блока, его поэмы "Ночная фиалка" и мечтательных поклонниц поэта.

[Yorik]

Но А. Толстой пародирует в своей сказке не только Блока. "Режиссерский театр" Мейерхольда пародируется у А. Толстого образом театра кукол-марионеток под руководством Карабаса Барабаса. В этом театре царят гнет и принуждение, а в новом театре Буратино собирается "играть самого себя". Так что в сказке представлена и борьба двух театров, а также борьба за новый театр. Титул же Карабаса Барабаса, "доктор кукольных наук", пародирует литературный псевдоним Мейерхольда - "доктор Дапертутто".

Этого мало. У Мейерхольда был помощник В. Соловьев, чей литературный псевдоним Вольдемар Люсциниус дал Толстому идею имени Дуремар. Да и их портреты немного похожи. Вот Дуремар у Толстого:

"Вошел длинный... человек с маленьким-маленьким лицом, таким сморщенным, как гриб сморчок. На нем было старое зеленое пальто".

А вот В. Соловьев из мемуаров актера В. Голубенцова:

"...Высокий, худой человек с бородой в длиннополом черном пальто".

Оставим тему пародий и вернемся собственно к сказке, главным символом которой является золотой ключик.
Но у Коллоди нет никакого ключика!

Зато ключик есть, например, у Блока:

"Ты дала мне в руки
Серебряный ключик,
И владел я сердцем твоим..."

Постоянно носит ключ от башни, в которой сидит Изора, блоковский Арчибальд.
Широко известен был роман А. Вербицкой "Ключи счастья".
Так что тему ключа А. Толстой не придумал, а применил.

Но вот что любопытно: в повести Л. Кэрролла "Алиса в стране чудес" есть следующий эпизод:

"На столе ничего не было, кроме маленького золотого ключика, и Алисе тотчас же пришло в голову, что ключик от одной из дверей... Обходя двери вторично, Алиса обратила внимание на маленькую занавесочку , которой не заметила раньше, и за этой занавесочкой нашла маленькую дверку , около пятнадцати дюймов высоты. Она попробовала отпереть дверцу золотым ключиком, и, к ее великой радости, ключик подошел".

Не отсюда ли взял Толстой идею золотого ключика и дверцы за занавеской, которую он должен открыть? Толстой только заменил занавеску холстом с изображением, которое у Коллоди было нанесено прямо на стену и за ним ничего не было.

У Коллоди есть девушка с голубыми волосами, но у него это добрая волшебница, ставящая нравственные эксперименты над судьбой Пиноккио.
У Толстого нет никакой волшебницы, да она ему и не нужна, и у Мальвины с волшебницей Коллоди, кроме голубых волос, нет ничего общего. "Железная девочка" Мальвина обожает давать уроки и тем пародирует (опять пародия!) кэрроловскую Алису, которая все время сопоставляет странный мир с тем, чему ее учили в школе. Мальвина и говорит на языке гувернанток, стилизованном под плохой перевод с французского:

"Буратино, мой друг, раскаиваетесь ли вы, наконец?"

Алиса, как я уже упоминал, впрочем, в сказке Толстого тоже есть: малосимпатичная лиса Алиса. На этом параллели со сказкой Кэрролла не заканчиваются.

В сцене битвы кукольных человечков с полицейскими псами и Карабасом Барабасом на помощь героям приходят ежи:

"Ёж, ежиха, ежова тёща, две ежовые незамужние тетки и маленькие еженята свернулись клубком и со скоростью крокетного шара ударяли иголками бульдогов в морду".

Вам эта описание ничего не напоминает, уважаемые читатели?

Вспомните главу "Королевский крокет" из "Алисы". В ней крокетными шарами тоже служили ежи. Вернее, наоборот, - это в "Буратино" "тоже", а "Алиса" все-таки первоисточник сюжета. У Кэрролла эта сцена выглядит так:

"Алисе показалось, что никогда ей еще не приходилось видеть такого удивительного крокетного поля: оно было все в бороздках и выемках. Крокетными шарами служили живые ежи , молотками - живые фламинго..."

Разумеется, ежи у Кэррола все время разворачивались и собирались убежать, но ведь Толстому и понадобились именно подвижные и колючие крокетные шары.

В "Алисе" несколько раз появляется знаменитая улыбка Чеширского кота, которую художник Тэниэл изобразил в виде парящей в воздухе огромной кошачьей головы, похожей на облако.
Толстому эта идея понравилась, и в "Буратино несколько раз мелькает облако, похожее на кошачью голову.
Во время сцены бегства героев:

"Из трубы поднимался дымок. Выше его плыло небольшое облако, похожее на кошачью голову . Пудель Артемон сидел на крыльце и время от времени рычал на это облако".

Облако так похоже на кошачью голову, что даже пес рычит на него.
Чуть позже и Мальвина

"подняла хорошенькие глаза к облаку, похожему на кошачью голову".

А еще немного позднее:

"Из облака, похожего на кошачью голову, упал черный коршун - тот, кто обыкновенно приносил Мальвине дичь..."

Чем Толстому так понравилось это облако, похожее на кошачью голову, что он трижды, почти подряд, упоминает его?

Единственное волшебное действо в сказке - это появление Буратино из полена, но рядом из яйца появляется цыпленок.

Спиритические сеансы Толстой пародирует сценой в харчевне, когда Буратино завывает из горшка, и Карабас Барабас открывает ему тайну золотого ключика.

Пьеро из плаксы и нытика к концу книги превращается во вполне нормального и румяного парнишку, после того как в драке псы отрывают ему рукава, а Мальвина после той же драки стряхивает с его лица белую пудру. Он оказывается в неком подобии безрукавки, довольно модной и сейчас.

В конце книги Дуремар бросает своего хозяина и идет проситься на службу к победителям, но Толстой умалчивает о том, принимают ли победители услуги продавца пиявок.

В заключение нашей прогулки по книге давайте, уважаемые читатели, еще раз бросим беглый взгляд на имена героев.

Буратино - это название обычной марионетки.
О Пьеро и Арлекине я уже говорил.
Напомню, что Арлекин - удачливый любовник,
А Пьеро - обманутый муж (любовник).
Дуремар - от дурень и Вольдемар.
Кот Базилио не что иное, как наш обычный кот Васька.
Лиса Алиса происходит то ли от Кэрролла, то ли от героини Блока.
Карабас Барабас вероятно происходит от итальянских слов "barabba" - негодяй, мошенник и "barba" - борода.

А вот история имени Мальвина немного длинней. Это имя попало в Россию в конце XVIII века вместе с "Песнями Оссиана", замечательной мистификацией шотландского поэта Дж. Макферсона. Там Мальвина была спутницей престарелого Оссиана и подругой его погибшего сына Оскара.

Начальный период русского романтизма был пропитан Оссианом, так что имя Мальвина встречается и в стихах Жуковского, и у юного Пушкина, и у множества других поэтов того времени.

Затем Мальвина стала именем романсовых героинь, а к началу XX века стало устойчивым названием девиц легкого поведения. (Также как и "ночная фиалка".)

Вот так-то, дамы и господа! Злым шутником был А. Толстой.

[Yorik]

Я уже рассказывал о профессоре Иване Алексеевиче Каблукове (1857-1942), послужившем одним из прототипов Человека Рассеянного у С.Я. Маршака. Вот ещё несколько историй о И.А. Каблукове.


Кто булькает?

На одной из лекций И.А. Каблуков рассказывал о хлоре и демонстрировал установку для его получения. В самом начале этой лекции профессор сказал:

"Хлор открыл Шееле".

Потом он указал на установку и добавил:

"Вон он булькает".

Карл Вильгельм Шееле (1742-1786) — выдающийся шведский химик-самоучка, прославился как несравненный экспериментатор, открыл множество неорганических и органических веществ. Шееле является единственным членом Шведской королевской Академии наук, не получившим высшего образования.


Опыт с осадком

Однажды профессор Каблуков проводил перед Аудиторией какой-то опыт с выпадением осадка. Он налил в пробирку один из реагентов, потом, держа пробирку в одной руке, долил второй реагент, и чтобы получше рассмотреть результат опыта решил надеть очки. Очки профессор надевал всегда двумя руками, содержимое пробирки вылилось ему за воротник, а Каблуков с удивлением смотрел на пустую пробирку.
Реагенты и продукт реакции, к счастью, оказались совершенно безопасными.


Мендельшуткин

20 января (2 февраля) 1907 года умер Дмитрий Иванович Менделеев. От Московского университета на похороны в Петербург ездил И.А. Каблуков. Вернувшись, Каблуков докладывал коллегам о прощании с великим химиком, вспомнил о научных достижениях Менделеева, и вдруг неожиданно заметил:

"Тут, кстати, умер и Меншуткин..."

Внезапно профессор понял, что он сказал что-то не то, окончательно запутался, и далее стал рассказывать о каком-то Мендельшуткине.
Профессор Николай Александрович Меншуткин (1842-1907) умер в Петербурге в эти же дни, 23 января (5 февраля). Меншуткин в 1868 году был одним из основателей Российского химического общества, а в марте 1869 года от имени Менделеева он сделал доклад о его Периодическом законе.
Так что ошибка Каблукова вполне понятна и простительна.