Перейти к содержимому

 


- - - - -

357_Изменившие вере предков.


  • Чтобы отвечать, сперва войдите на форум
3 ответов в теме

#1 Вне сайта   Yorik

Yorik

    Активный участник

  • Модераторы
  • Репутация
    87
  • 15 232 сообщений
  • 9514 благодарностей

Опубликовано 22 Май 2021 - 05:36

Гер-Цедек (Валентин Потоцкий)

Не слишком религиозному человеку кажется, что между двумя направлениями христианства — католичеством и православием — пролегает огромная пропасть, которая заключается в различиях буквально во всём: в языке богослужений и процедуре их проведения, в обрядах, в церковном календаре, в списках святых и т.п. Но есть, по крайней мере, один пункт, в котором оба направления христианства действую одинаково жёстко. Вот ниже я и расскажу две истории, которые проиллюстрируют мой тезис, тем более, что произошли они практически в одно время, в первой половине XVIII века.

На имя графа Валентина Потоцкого я наткнулся случайно в книге Чеслава Милоша “Азбука” (“Abecedło”) среди ностальгических воспоминаний о старом Вильно, городе, недалеко от которого родился и в котором рос и учился будущий лауреат Нобелевской премии по литературе за 1980 год. Милош только упомянул о факте сожжения Валентина Потоцкого (1720-1749) в Вильно, и я вначале не обратил особого внимания на это имя, но потом любопытство взяло верх, и вот что я выяснил.

Валентин Потоцкий, скорее всего, не был старшим сыном в своей ветви семейства графов Потоцких, так как с ранних лет интересовался духовными вопросами и поступил в Виленскую семинарию, чтобы по окончании принять сан ксёндза. Два года юноша отучился, показывая великолепные результаты, и его решили отправить для более глубокого изучения основ богословия и теологии в Париж, на богословский факультет Сорбонны. Вместе с Понятовским в Париж отправили другого отличника по фамилии Заремба, мелкопоместного жмудского шляхтича.

В семинарии Понятовский и Заремба не дружили, так как слишком велика была социальная пропасть между ними, но на чужбине они сблизились и стали чуть ли не друзьями, во всяком случае — хорошими приятелями.
Изучая основы католической религии, приятели столкнулись с рядом вопросов, на которые их преподаватели не смогли дать ответов, которые удовлетворили бы любознательные умы этих юношей.

Неизвестно по чьему совету приятели решили обратиться со своими вопросами к одному из раввинов, а вскоре и начали брать у него уроки по Танаху. Через шесть месяцев подобной учёбы Валентин Потоцкий стал склоняться к решению оставить католическую веру своих предков и принять иудаизм.
По одной версии, Заремба решил последовать за своим приятелем в изучении Торы, а по другой — ограничился глубоким изучением основ иудаизма.

После Парижа пути наших приятелей разошлись.
Потоцкий, чья вера в католического Бога пошатнулась, отправился в Рим, где начал учиться в духовной академии и даже удостаивался аудиенции у римского папы (Климента XII или Бенедикта XIII). Но червь сомнения грыз юношу, и сомнения в правильности выбора терзали его душу, пока он не принял окончательного решения.
Валентин Потоцкий бросил духовную академию и тайком уехал из Рима в Амстердам, где находилась и значительная колония польских евреев. Тем Потоцкий через некоторое время перешёл в иудаизм и принял имя Авраам бен Авраам, после чего с головой окунулся в изучение Торы. Так из христианского мира исчез польский шляхтич Валентин Потоцкий.

Заремба хоть и проникся духом иудаизма и добился больших успехов в изучении Танаха, всё же закончил курс обучения в Сорбонне и вернулся в Литву. Здесь он выгодно женился и вроде бы преподавал в Университете Стефана Батория.

Когда отец Валентина Потоцкого узнал об исчезновении сына, он предпринял значительные усилия в поисках сына и разослал лазутчиков по всей Европе. Безуспешные поиски продолжались несколько лет, и наконец агенты графа Потоцкого выяснили, что Валентин Потоцкий принял иудейскую веру, сменил имя и место жительства, но обнаружить его так и не удалось.

Это объяснялось довольно просто: как только Авраам бен Авраам узнал, что его активно разыскивают агенты отца, он по совету старейшин тайно покинул Амстердам и кружным путём, через Германию, Венгрию, Валахию и Россию, вернулся в Литву, в Вильнюс, где встретился с Виленским Гаоном. По другой версии, будущий Гаон встречался с Авраамом бен Авраамом ещё в Амстердаме.

Как бы то ни было, но именно Виленский Гаон посоветовал Аврааму бен Аврааму поселиться не в Вильно, где его могли бы опознать, а в небольшом местечке Илія (ныне Илья в Беларуси) на берегу речки Илия, которая впадала в Вилейку и т.д. Там прозелиту следовало затаиться, не высовываться и изучать Тору.
Авраам бен Авраам так и сделал, полагая, что отцу не придёт в голову искать сына у себя под носом. Впрочем, опознать в нынешнем Аврааме бен Аврааме бывшего шляхтича Валентина Потоцкого было бы очень трудно, так как молодой человек отрастил густую бороду и длинные пейсы, сменил одежду и образ жизни.

Элияху бен Шломо Залман (1720-1797) — получил известность как Виленский Геон; раввин, духовный авторитет и общественный деятель.

Примерно в это же время Заремба услышал, что граф Потоцкий разыскивает пропавшего сына и испугался. Вместе с женой он тайком пробрался в Амстердам, где они перешли в иудейскую веру и Заремба получил имя Борух бен Авраам. Через некоторое время Борух бен Авраам и его жена на всякий случай переехал в Эрец Исраэль.

Так бы Араам бен Авраам и проводил свои дни за изучением Торы, если бы не местный илийский портной, который шил верхнюю одежду для шляхтичей, и его хулиганистый сынишка.
Портной понаслушался рассказов местных шляхтичей о пропавшем сыне графа Потоцкого, якобы перешедшего в иудаизм, и стал присматриваться к бен Аврааму и прислушиваться к его акценту, тем более, что по-польски тот говорил совершенно свободно и без какого-либо акцента. Пока это только насторожило портного, и он помалкивал о своих догадках.
Но однажды ребе Араам бен Авраам вывел за ухо из синагоги слишком расшалившегося мальчишку, который вёл себя в синагоге непристойно: кричал, топал ногами и свистел в дудочку. И скверный мальчишка вёл себя подобным образом уже не в первый раз.

Авраам бен Авраам сказал мальчику, что если еврейский ребёнок презирает изучающих Тору и мешает им, то такой человек в будущем отречётся от веры своих отцов.
Лучше бы он этого не говорил!
Мальчишка нажаловался отцу на причинённую ему обиду, а портной в свою очередь донёс местным властям о странном еврее, который скорее всего является поляком.
Считается, что этот мальчик позднее перешёл в католичество.

С этого момента я стану называть Авраама бен Авраама именем Гер-Цедек (“праведный прозелит”), которое ему дали уже после казни. Гер-Цедека арестовали, заковали в цепи и отвезли в Вильно, где через некоторое время его и опознали как исчезнувшего Валентина Потоцкого. Отец с матерью подтвердили опознание и начали уговаривать сына, чтобы тот отрёкся от иудейской веры и вернулся в лоно католической церкви. Но Гер-Цедек оставался верен обретённой истине.

Тогда родители изменили тактику и стали уговаривать сына вернуться в католичество только формально, для виду, а в своих владениях они построят для сына неприступный замок, в котором тот сможет встречаться с раввинами и изучать священные иудейские книги. Но Гер-Цедек отказался предать своего Бога даже для виду, и его дело отдали на рассмотрение церковным властям Вильны.
Суд был скорым, подсудимого признали виновным в вероотступничестве и ереси, а светские власти приговорили Валентина Потоцкого за эти преступления к сожжению на костре.

Гер-Цедек выслушал приговор спокойно, и также спокойно он взошёл на место казни с молитвой на устах “Мекадэш эт Шмо бэ-рабим” (“Благословен Ты, Господь, освящающий имя своё при скоплении людей”), а когда загорелись дрова, он начал произносить молитву “Шма, Исраэль” (“Слушай, Израиль”).
Гер-Цедек стойко переносил казнь и замолчал только тогда, когда потерял сознание.

Казнь состоялась 23 мая 1749 года (на 2-й день праздника Шавуот) на Ратушной площади Вильны при большом скоплении людей, пришедших посмотреть на казнь еретика. Проник на ратушную площадь и один еврей, ребе Лейзер Шискес, который надел польскую одежду, а также удалил бороду и пейсы, так что внешне он стал похож на поляка.

Дело в том, что виленские власти заранее запретили хоронить прах Гер-Цедека даже на еврейском кладбище, и Виленский Гаон попросил ребе Шискеса сделать всё возможное, чтобы добыть прах казнённого праведника.
Ночью после казни ребе Шискес сумел подкупить стражника и собрал в глиняный кувшин прах Гер-Цедека и один или два уцелевших пальца казнённого.

Прах Гер-Цедека был тайно захоронен в Вильне на еврейском кладбище Шнипишкес, а над могилой поставили плиту со скромной надписью, что здесь захоронен праведник Араам бен Авраам, скончавшийся на второй день праздника Шавуот.

Вскоре после казни место захоронения Гер-Цедека стало местом поклонения среди литовских евреев, к которому приходили люди со всех сторон Литвы.
Ещё бы, ведь буквально на следующий день после казни окривела женщина, смеявшаяся над смертными муками сжигаемого праведника.
Через несколько дней почти полностью выгорело виленское предместье Стефаники, жители которого радостно собирали дрова и хворост для костра на Ратушной площади.

Потомки портного, который выдал властям Гер-Цедека, производили на свет только уродов или идиотов, так что его род был проклят на много поколений вперёд.
Перечень подобных событий можно было бы продолжить, но я остановлюсь только на странном дереве, которое выросло на месте захоронения Гер-Цедека.

Кстати, Виленский Гаон незадолго до своей смерти просил похоронить его рядом с захороненным прахом Гер-Цедека, так что их совместная могила стала очень популярным местом почитания памяти мудреца и мученика.
Так вот, выросшее дерево имело очень странную изогнутую форму, а на высоте примерно пяти футов оно разделялось на два ствола и напоминало скорбную фигуру, склонившуюся над могилами.

Листья этого дерева начинали увядать, если литовским евреям грозили беды. Католики несколько раз пытались спилить или срубить это дерево, но сразу же в страхе бросали это занятие, так как ствол дерева начинал выделять кровь.
Это дерево погибло или было срублено незадолго до начала Второй мировой войны.

Прах Гер-Цедека и Виленского Гаона подвергался перезахоронению, в 1930 году кладбище Шнипишкес было закрыто, а позднее и ликвидировано. На месте этого кладбища установлен памятный знак, а прах Виленского Гаона и Гер-Цедека был перенесён на новое еврейское кладбище и захоронен в семейном склепе Виленского Гаона.

Многие современные историки отвергают или подвергают сомнению сам факт существования Валентина Потоцкого и его казни, ссылаясь на скудость источников, а также на то, что ни в одной родословной ветви графов Потоцких не упоминается Валентин Потоцкий.
Последнему факту, я полагаю, не стоит особенно удивляться, а потомки Потоцких попросту игнорируют все запросы относительно Валентина Потоцкого.

Источники из XVIII века всё же существуют. Это, во-первых, анонимная еврейская рукопись “Маасэ Гер-Цедек”, которая была создана современником Гер-Цедека, но издана только в 1862 году.
Во-вторых, раби Яаков Эмден упоминает историю Гер-Цедека в 1755 году.

Раби Яаков бар Цви-Гирш Эмден (1697-1776) — один из виднейших раввинов и талмудистов в Германии XVIII века; подписывал свои сочинения как Ябец, что является аббревиатурой имени Яаков бар Цви.

Косвенно факт казни Валентина Потоцкого подтверждает история польского магната Марцына Радзивилла, который в своих владениях оказался в окружении учёных евреев и раввинов.
Всё своё свободное время он посвящал сначала изучению иврита, а затем чтению и исследованиям Талмуда. Достоверно неизвестно, перешёл ли Радзивилл в иудейство, так как в 1749 году, вскоре после сожжения Валентина Потоцкого, родственники учредили над Марцыном Радзивиллом опеку, признали его недееспособным и содержали под строгим домашним арестом до самой смерти.

Князь Марцын Миколай Кароль Радзивилл (1705-1782) — представитель рода Радзивиллов; великий кравчий Литовский 1723; генерал-лейтенант армии Великого княжества литовского и т.д.

Позднее Радзивиллы стали утверждать, что Марцын Миколай с ранних лет был очень неуравновешенным юношей и страдал психическими расстройствами. Сам факт взятия князя под опеку и содержание его в домашней тюрьме задним числом перенесли на 1748 год.

История, похожая на вышеописанные, произошла и в России во времена царствования императрицы Анны Иоанновны, но об этом я расскажу в следующий раз.
Каждой змее свой змеиный супчик!

фото в галерею прошу сбрасывать на doctor_z73@mail.ru

Поблагодарили 1 раз:
НикК

#2 Вне сайта   НикК

НикК

    Участник

  • Пользователи
  • Репутация
    3
  • 831 сообщений
  • 575 благодарностей

Опубликовано 22 Май 2021 - 15:53

Думаю, что на Потоцких столько крови, что одним праведником не отделаются.

#3 Вне сайта   Yorik

Yorik

    Активный участник

  • Автор темы
  • Модераторы
  • Репутация
    87
  • 15 232 сообщений
  • 9514 благодарностей

Опубликовано 25 Май 2021 - 06:22

Александр Артемьевич Возницын

С самого начала данного очерка я хочу извиниться перед читателями за обширное цитирование документов из российских архивов, так как основные сведения об этой истории получены именно из официальных источников.

Потомственный дворянин Александр Артемьевич Возницын (1701-1738) большую часть своей жизни посвятил военно-морскому флоту Российской империи, и перипетии его жизни на военной службе достаточно интересны.
Отцом А.А. Возницына был дьяк посольского приказа Александр Богданович Возницын. Саша Возницын был записан в Морскую академию в 1714 году и начал в ней учиться с первых дней после её открытия в 1715 году. В 1717 году среди первых выпускников Морской академии Возницын был определён гардемарином на флот, и в 1722 году получил звание мичмана.

В 1726 году императрица Екатерина I восстановила кавалергардский корпус, в который отбирали самых рослых, представительных и приятных на вид молодых людей из самых знатных дворянских семей. Стало быть Возницын удовлетворял предъявляемым требованиям, так как в 1727 году его перевели в кавалергарды, где он и прослужил до 1731 года, когда корпус был расформирован по приказанию императрицы Анны Иоанновны.
Следует отметить, что в 1730 году Возницын был произведён в капитаны (общевойсковые). Интересно, за какие такие заслуги? Вероятно, за помощь при восшествии Анны Иоанновны на престол.

В 1731 году Возницына перевели обратно во флот в звании капитан-лейтенанта.
Но в 1733 году, по Высочайшему указу, он был исключён из флота

“за незнанием действительно морского искусства”

и отправлен в Военную Коллегию для определения в армейские сухопутные полки.
Как же так? Возницын учился морскому делу, уже 10 лет отслужил на флоте и вдруг уволен из флота с такой позорной формулировкой. Мы можем только гадать о причинах подобной немилости, но вероятно эти события могли надломить душу бывшего кавалергарда.

Обида жгла сердце бравого офицера, так что в декабре того же 1733 года Возницын подал прошение об отставке. К этому прошению он приложил заключение доктора Гердинга, старшего доктора Кронштадтского госпиталя, который нашёл, что у Возницына

"в селезёнке болезнь, от которой приключилось удушье и судорожное сведение внутренней (sic!), что от худо употреблённых наперёд сего меркуриальных медикаментов учинилось, от чего вся кровь повредилась, так что всякие опасные приключительства у него в руках и ногах сделались и на левой руке водяную опухоль имеет и затем тремя пальцами владеть не может".

Следовательно, Возницын

"к воинской службе не способен".

Такое заключение сделал военно-морской доктор, который исходил из требований к здоровью моряка на действительной службе.
Однако другой врач, доктор Энглерт, не согласился с диагнозом своего коллеги и нашёл у Возницына только припухлость левой руки.
Николай Фридрих Энглерт (1680-1753) в рассматриваемое время был старшим доктором Санкт-Петербургского военно-сухопутного госпиталя, так что мы не будем удивляться почти противоположной оценке здоровья Возницына.

Военная коллегия рассмотрела оба медицинских заключения и отпустила Возницына на год для поправки здоровья.
30 апреля 1735 года Возницын подал заявление в Военную коллегию,

"что от болезней не токмо свободы не получил, но и больше прежнего оные умножились".

Майор Зубов, которого послали для расследования данного заявления, донёс Военной конторе,

"что Возницын в доме своём сидел в постели, в лице бледен, а наружной болезни на нём никакой не явилось, токмо сказывал, что у него имеется болезнь ипохондрия и в речах имеет запность и признавается, что в нём есть меланхолия; при том же осмотре служители его объявили, что он временем бывает в беспамятстве и непорядочно бегает и дерётся".


Затем к Возницыну отправили солдата Степана Каширина, который

"сказкою показал: лежит де он, Возницын, в доме своём в людской избе, на печи, обут в лапти и поднимал ноги вверх".


Тогда Военная контора послала доктора Шмидта для освидетельствования Возницына, который нашёл, что Возницын

"обретается в меланхолической болезни и совсем без ума".

Военная контора продлила срок для лечения болезни до января 1736 года, но уже в августе 1735 года Возницын прибыл в Петербург и лично доложил Военной Коллегии о полном своём выздоровлении, показывая, что

"ныне он от показанной своей чахоточной болезни имеет свободу".


Для дальнейшего освидетельствования Возницына направили в Медицинскую канцелярию, которая определила, что

"как гипохондрической, так и чахоточной болезни в нём не явилось".

Тем не менее,

"по рассуждению Военной Коллегии за несовершенном в уме состоянии ныне в воинскую службу употреблять его не можно".

Поэтому

"оный Возницын для представления Сенату прислан в Герольдмейстерскую контору и октября 2 дня 1735 году, по осмотру и приговору Сенатскому, за показанными болезнями от службы и от дел отставлен и отпущен в дом вовсе".

Получается, что уже в середине 1735 года Возницына признали повредившимся в уме.

Более того, его единокровная сестра Матрёна Артемьевна Сенявина в 1737 году просила Сенат назначить опеку над имениями её брата, ссылаясь на его безумие.
В соответствии с указом Петра I от 6 апреля 1722 года “О свидетельствовании дураков в Сенате” Сенат разобрал прошение М.А. Сенявиной и решил все имения А.А. Возницына, кроме полученного им в приданое за женой, отдать в опеку его сестре, причём “в письме крепостей учинено ему запрещение”.
Таким образом Возницын уже не мог распоряжаться своим имуществом.

Матрёна Артемьевна Сенявина (1670-?) - урождённая Возницына, единокровная сестра Александра Артемьевича Возницына; жена И.А. Сенявина.
Илларион Акимович Сенявин (1663-1730) — российский государственный деятель среднего звена.

Недовольна Возницыным была и его жена, Елена Ивановна, урождённая Дашкова, которой было тяжело жить с рехнувшимся мужем. Немного позже она написала:

"Муж мой данное за мною от покойного отца моего, стольника Ивана Устиновича Дашкова, приданое — деньгами 1000 руб., да алмазных вещей, серебряной посуды, жемчугу и платья, всего на две тысячи руб. - прожил, да в Коломенском уезде деревню продал Вотчинной Коллегии канцеляристу Ключарёву, написав крепость моим именем и из немалого мучительства и принуждения и нестерпимых побой я и руку приложила, а он подписался у той крепости свидетелем и оное, как движимое так и недвижимое имение мотовски прожил же всё без остатка".


Да, в тяжёлом положении оказался Возницын уже в 1737 году: родительское имение ушло под опеку сестры, а женино — он всё промотал. Да и отношения с родственниками оставляли желать лучшего.

Тут в нашей истории всплывает имя Боруха Лейбова, крупного купца и откупщика, с которым Возницын познакомился примерно в это же время в Москве.
Этот Борух Лейбов попал в поле зрения российских властей ещё в 1722 году, когда в 28 ноября того года в Святейший Синод поступил извет от смоленских мещан о том, что хотя в Смоленском крае “жидовская вера была искоренена без остатка”, князь Василий Гагарин самовольно допустил туда евреев в кабацкие и таможенные откупа. Те будто бы размножились и “старозаконием своим превращают в жидовство христиан”.

Князь Василий Иванович Гагарин (?-1745) — новгородский губернатор при Петре I и с 1729 года до 173(?) года.

А откупщик Борух Лейбов ругался Христовой вере и дерзнул в сельце Зверовичи построить “жидовскую школу” (синагогу) прямо рядом с церковью Николая Чудотворца.
Когда же отец Авраам, местный священнослужитель,

"в строении школы в басурманской их вере укоризны чинил",

Борух Лейбов того священника

"бил смертно и голову испроломил и, оковав, держал в железах".

Позже Лейбов священника освободил, но

"от того жидова мучения священник одержим был болезнью, и, не освободясь от неё, умер".


Святейший Синод велел синагогу разорить до основания, а все священные книги, находившиеся в ней, сжечь. По другим обвинениям в адрес Боруха Лейбова было приказано провести строгое расследование, но из-за нерадивости местных властей и их медлительности этот приказ тихо свели на нет. То есть следствие вроде бы и велось, но никаких результатов получено не было.

Так вот, Борух Лейбов часто бывал в Москве по своим торговым делам и даже вроде бы занимался там миссионерской деятельностью. Скорее всего, Лейбов познакомился с Возницыным в одном из трактиров, где тот проматывал ещё остававшиеся у него деньги. Они вскоре стали близкими приятелями, проводили много времени вместе, и постепенно Лейбов начал доказывать Возницыну преимущества иудейской религии, зачитывая ему избранные места из Ветхого Завета.

Впрочем, этот период их совместной деятельности в следственном деле освещён был очень слабо. Мы так и не знаем, каким образом Возницын постигал основы иудейской религии, изучал ли иврит и мог ли читать еврейские священные книги самостоятельно?
Основное внимание следователи уделили поездке приятелей на родину Боруха Лейбова в Литву, в местечко Дубровно.

Зачем Возницын туда поехал? Позднее Возницын на следствии показал, что он поддался убеждениям Боруха Лейбова и поехал с ним

"для обрезания и к лучшему познанию жидовского закона".

Дальнейшие подробности этой поездки нам известны из материалов следственного дела.

Нам достоверно неизвестно, по каким признакам госпожа Возницына определила, что её муж перешёл в иудейскую веру, но в начале марта 1738 года в Московскую Синодальную Канцелярию поступило заявление от Елены Ивановны Возницыной и двух её служителей о том, что её муж перешёл из православия в “жидовской закон”.

Следствие по этому обвинению началось очень быстро. Возницын, Борух Лейбов и его зять Шмерль были вызваны в Московскую Синодальную Контору, где их арестовали и откуда их переправили в Тайную Канцелярию (Канцелярия тайных и розыскных дел) в Петербурге, которой с 1731 года руководил Андрей Иванович Ушаков (1672-1747).

В наставлении следователям предписывалось:

"Ими, жидом Борохом Лейбовым и Возницыным, для изыскания истины, надлежит произвести указанныя розыски, для того не покажется ли оный Борох и с ним кого сообщников в превращении ещё и других кого из благочестивой, греческого исповедания веры в жидовской закон".

В Синодальной Канцелярии ни Борух Лейбов, ни Возницын ни в чём не признались и вину свою отрицали. Однако в это же время сдвинулось с мёртвой точки и дело об убийстве Борухом Лейбовым священника Авраамия села Зверовичи Смленского уезда. В дальнейшем оба эти дела рассматривались вместе.
Каждой змее свой змеиный супчик!

фото в галерею прошу сбрасывать на doctor_z73@mail.ru

#4 Вне сайта   Yorik

Yorik

    Активный участник

  • Автор темы
  • Модераторы
  • Репутация
    87
  • 15 232 сообщений
  • 9514 благодарностей

Опубликовано 26 Май 2021 - 06:22

Однако в Тайной Канцелярии экспедиторы А.И. Ушакова произвели сильное впечатление на подследственных, и дело пошло веселее.
Ещё до применения серьёзных пыток Возницын 22 марта 1738 года

"винился и показал, что жидовский закон содержал и обрезание принять пожелал... по наставлению означенного жида Бороха, чего де ради, по согласии с ним, Борохом, для обрезания и к лучшему познанию жидовскаго закона поехал... из Москвы в Польшу и жил в Дубровне в доме сына оного Бороха жида ж Майора, в который дом оный Борох привёл жидов трёх человек, а имен не упомнит, и по многому от оных жидов увещанию и наставлению он... принял себе обрезание, а обрезывал де его из вышеобъявленных приведённых Борохом жидов один, а при том де при всём был оный Борох и сын его Майор... После обрезания означенные жиды с оным Борохом и с сыном его по жидовскому обряду обедали, а он де... от обрезания изнемог и лежал на постели, а жидовские де шабосы и богохульныя, противныя о Христе Иисусе Боге нашем слова, о которых на него... люди его показали... он, Возницын, произносил без всякого умысла, простотою своею, по наставлению к тому от приведённых Борохом для обрезания его, Возницына, трёх человек жидов".


Когда Возницына подняли на дыбу, то его показания не слишком сильно пополнили багаж дознавателей. Он

"говорил то ж, как выше сего в повинной объявил, а сперва де в ответах своих вины своей он, Возницын, не принёс, думая, что обрезания его никто не может дознаться и опасался себе великия казни, а ныне де о вышеписанном о всём чистую повинную свою приносит он, очищая душу свою, и впредь жидовскаго закона и обрядов их содержать не будет".


После снятия с дыбы Возницын попытался несколько приуменьшить свою вину и говорил, что

"помянутый Борох в доме сына своего привел жидов трёх человек, из которых де один его и обрезал, и о говорении ему, Возницыну, тремя человеки жидами о том, что новому закону, преданному от Распятаго, верить не надобно, тако ж будто бы помянутыя важныя богохульныя слова произносил он, Возницын, без всякаго умысла, простотою своею, что по наставлению де к тому от оных жидов не признавал он, Возницын, Христа Господа Истиннаго Бога быти, показал он, Возницын, испужався в торопях своих и то де оный Возницын показал явную неправду и учинил в том умышленное запирательство, хотя отбыть за то смертной казни".


На следующий день, 23 марта, экспедиторы Тайной канцелярии взялись за Боруха Лейбова, показания которого дополнили картину некоторыми любопытными подробностями.
Борух Лейбов

"показал, что де приводя онаго Возницына из православия в свой жидовский закон, советовал с ним в бытность и в Москве о жидовском законе и читали обще Библию, - Возницын Российскую, а Борох Еврейскую... По тому увещанию и наставлению жида Бороха, оный Возницын из Москвы и поехал... в Польшу... В том же расспросе объявил он, Борох, что оный Возницын о содержании обрезания своего в светлице сына его, Борохова, согнув руки свои, присягал, и он де, Борох, видя такую Возницына присягу, призвал в дом сына своего имющегося в Дубровне жида файвиста... и оный де Возницын тому файвисту дал денег 10 рублей и просил его, дабы по жидовскому закону его обрезал, при которой де его просьбе и он, Борох, тому жиду файвисту говорил, чтоб он того Возницына обрезал и ничего в том не опасался, а он де, Борох, учинить то позволяет... Потом, по увечании его, Бороха, жид же файвист его, Возницына, обрезал и по обрезании обедали приготовленное на данныя от Возницына деньги. А в Москве в Синодальной Канцелярии о выщеописанном о всём он не объявил и вины своей в том не принёс, хотя обрезание онаго Возницына скрыть".


О допросах Шмерля, зятя Боруха Лейбова, мне ничего не известно.
Помимо трёх арестованных следователь допросили домовых людей и слуг Возницына, но ничего интересного не узнали.
Тогда следователи расширили круг допрашиваемых и опросили владельцев трактиров и постоялых дворов, в которых бывали или останавливались обвиняемые во время своих поездок; опросили даже кучеров, которые могли контактировать с Возницыным и Борухом Лейбовым. Однако новых материалов, уличающих Возницына и Боруха Лейбова, добыть не удалось.
В основе обвинения остались только показания, полученные от Возницына и Боруха Лейбова.

20 апреля 1738 года следственное дело Возницына, Боруха Лейбова и Шмерля было отослано в Сенат, который передал это дело в Юстиц-Коллегию.
Юстиц-Коллегия 2 мая 1738 года донесла в Сенат своё мнение относительно полученного дела, в котором говорилось, что

"по силе уложения к изысканию сущей правды надлежит накрепко розыскивать, а не произведши указных розысков, никакой де сентенции та Коллегия подписать не может".


Судя по всему, Анне Иоанновне не понравилось подобное рвение Юстиц-Коллегии, и 10 мая А.И. Ушаков объявил в Сенате, что

"Императорское Величество всемилостивейше изволили разсуждать, что хотя он, Борох, и подлежит розыску, но чтоб из переменных речей, что-либо может последовать от нестерпимости жестоких розысков, не произошло в том Возницыне деле дальняго продолжения и чтоб учинить о нём решение, чему он за оное его, Возницына, превращение по правам достоин, не розыскивая им, Борохом".


Сенаторам ничего не оставалось делать, как отправить 16 мая в Юстиц-Коллегию указ об арестантах,

"не расспрашивая и не розыскивая ими, чему они по правам достойны, подписать сентенции и для опробации подать в Сенат".


Юстиц-Коллегия подчинилась этому незаконному требованию и 28 мая передала в Сенат такую сентенцию:

"Означенный Возницын подлежит смертной казни - сожжён быть... Означенный жид Борох Лейбов достоин же смертной казни - сожжён быть".

Еврей Шмерль, зять Боруха Лейбова, был признан в этом деле невиновным.

Сенаторы проявили невиданную прыть и того же 28 мая 1738 года выдали сенатское определение:

"Сенат согласуется со мнением Юстиц-Коллегии, что за показанныя их, Бороха Лейбова и Возницына, важныя вины по силе вышеобъявленных точных уложенных пунктов надлежит всемерно казнить жестокою смертию, сжечь, и о том у Вашего Императорскаго Величества Сенат Всеподданнейше просит Всемилостивейшаго Указа".

Сенатский указ подписали: князь Иван Трубецкой, Андрей Ушаков, князь Пётр Шафиров, князь М. Голлицын, Василий Новосильцев, князь В. Юсупов; обер-секретарь Павел Севергин.

Князь Иван Юрьевич Трубецкой (1667-1750) — генерал-фельдмаршал 1728; сенатор 1730.
Князь Пётр Павлович Шафиров (1669-1739) — дипломат; сенатор 1722.
Князь Борис Григорьевич Юсупов (1695-1759) — сенатор 1736; Московский губернатор 1740-1741; петербургский генерал-губернатор 1748-1749.
Князь Михаил Михайлович Голицын (1684-1764) — дипломат; сенатор 1728 и пр.
Василий Яковлевич Новосильцев (1680-1743) — сенатор 1726.
Павел Севергин (?) - обер-секретарь Сената.

Мы не знаем, по каким причинам Анна Иоанновна больше месяца оттягивала вынесение окончательного решения по этому делу, но только 3 июля 1738 года Императрица подписала следующую резолюцию:

"Понеже оные Возницын в богохулении на Христа Спасителя Нашего и в отвержении истиннаго Христианскаго закона и в принятии жидовской веры, и жид Борох Лейбов в превращении его чрез прелестныя свои увещания в жидовство, сами повинились и для того ими розыскивать больше не в чем, дабы долее то богопротивное дело не продолжилось и также, богохульник Возницын и превратитель в жидовство жид Борох, других прельщать не дерзали, того ради за такия их богопротивныя вины без дальняго продолжения по силе Государственных прав обоих казнить смертию - сжечь, чтоб другие, смотря на то, невежды и богопротивники от Христианскаго закона отступать не могли и таковые ж прелестники, как и оный жид Борох, из Христианскаго закона прельщать и в свои законы превращать не дерзали, а жида ж Смерля, когда он в том деле ни в чём не приличился — освободить.
Анна".


Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал. Казнь состоялась 15 июля 1738 года на Адмиралтейском острове.
Власти решили не допускать большого скопления народа при совершении этой казни, и она прошла почти незамеченной столичным обществом. Ведь петербургские газеты того времени, как на русском языке, так и на немецком, ничего не сообщали о казни Возницына и его подельника. Не содержится никаких указаний и ссылок на эту казнь и в донесениях иностранных послов из Петербурга.
Почти...

Дело в том, что в нескольких списках существует сочинение, известное как “Шестая сатира” князя Антиоха Дмитриевича Кантемира (1708-1744), в которой некий невежда говорит:

"Как, – говорит, – Библию не грешно читати,
Что она вся держится на жидовской стати?
Вон де за то одного и сожгли недавно,
Что, зачитавшись там, стал Христа хулить явно.
Ой, нет, надо Библии отбегать как можно,
Бо, зачитавшись в ней, пропадешь безбожно".

В “Приложении” к данной сатире автор пишет:

"В Санкт-Петербурге 1738 года месяца Июля в средних числах сожжён по уложениям блаженные памяти Российских Государей бывший морского флота капитан за то, что принял жидовскую веру и так крепко на ней утвердился, что, несмотря на правды, упрямством своим и страшном на Спасителя нашего Христа хулении погиб; который случай безмозглым невежам немалую причину подал сумневаться Библиею, когда они слышат, что жиды Ветхого закона держатся.
О как безумии и дерзкии невежды! Причина ли Библия святая диавольского того орудия погибели?"


Правда в XX веке стали появляться критические сомнения в авторстве князя Кантемира, но для нашего очерка этот вопрос не столь уж и важен.

10 января 1739 года Императрица подписала Высочайший указ, который предписывал:

"Вдове Елене из движимых и недвижимых имений дать надлежащую часть по указам, также и тех людей, которые по объявлению ея онаго мужа ея доказывали на ея часть отдать, ей же. А в награждение за правый донос до 100 душ с землями и с прочими принадлежностями, а затем достальныя упомянутого Возницына деревни и прочия имения отдать наследникам, кому по указам надлежит".


Посмотрим, каким же имуществом располагал казнённый Александр Артемьевич Возницын.
После смерти отца, матери и бездетного брата Ивана Артемьевича, у нашего Возницына было довольно приличное хозяйство. Он располагал имениями в Белявском, Дмитровском, Вологодском, Кашинском, Московском и Рузском уездах, общей площадью в 370 четей пахотной земли “с полуосминой” (т.е. с четвертью). Четь - это мера площади пахотной земли, равная половине десятины. Во всех этих имениях у Возницына было 962 души крестьян.
Кроме того, за женой, Еленой Ивановной, Возницын взял 75 четей с 30 душами крестьян.
Детей у Возницына не было, так что вдова получила неплохой имущество, а остальная часть досталась сестре, Матрёне Артемьевне, и её детям.

Осталось попытаться ответить на вопрос, почему же императрица Анна Иоанновна не желала дальнейших розысканий по делу Возницына и Боруха Лейбова?
Дело в том, что Борух Лейбов был одним из подчинённых у Леви Липмана (?-1745), придворного банкира Анны Иоанновны и Бирона. Этот Липман снабжал деньгами Анну Иоанновну ещё в те времена, когда она бедствовала в Курляндии. Императрица не забыла об этих услугах и приблизила Липмана ко двору. В 1734 году для Липмана была учреждена должность обер-гофкомиссара, а в 1736 году — камер-агента. Эти должности были созданы для Леви Липмана и больше при российском дворе не употреблялись.
Скорее всего, Анна Иоаннона опасалась, как бы Борух Лейбов, находясь уже в довольно почтенном возрасте, не проболтался под пыткой о тёмных финансовых делишках своего протеже, что могло сильно скомпрометировать и императрицу, и герцога Бирона.

В заключение хочу отметить, что эти две истории сближает только способ казни обвиняемых и близость событий во времени.
Валентин Потоцкий пришёл к решению перейти в иудейскую религию после долгого и тщательного изучения священных еврейских книг.
Капитан Возницын к моменту принятия подобного решения пришёл уже в болезненном состоянии. Поэтому он довольно легко, да ещё в состоянии регулярного пьянства, поддался на “соблазнительные” речи Боруха Лейбова, что и погубило их обоих.
Каждой змее свой змеиный супчик!

фото в галерею прошу сбрасывать на doctor_z73@mail.ru



Похожие темы Collapse

  Тема Раздел Автор Статистика Последнее сообщение


0 пользователей читают эту тему

0 пользователей, 0 гостей, 0 скрытых

Добро пожаловать на форум Arkaim.co
Пожалуйста Войдите или Зарегистрируйтесь для использования всех возможностей.