1
КЛЯТВА.
Я никогда не делал
и впредь ни при каких обстоятельствах не сделаю
фотографию обнажённой, держащей в руках прозрачный сосуд.
Я также никогда не сделаю сам
и не помогу другим, не одобрю съёмку,
не буду восхищаться, обсуждать, и даже не взгляну на
фотографию яйца.
Я не буду фотографировать собаку, играющую с кошкой,
и кошку, играющую с клубком.
Я не буду снимать виноград крупным планом так,
чтобы ягоды выглядели размером с яблоко,
и яблоки так, чтобы они смотрелись как арбузы.
Я не буду снимать кормящих матерей
или вяжущих в кресле-качалке старушек
и называть снимки «Закат жизни».
Я не буду делать фотографии живописных старых бродяг
с безнадёжно спутанными седыми космами
и блестящими носами.
Я не буду фотографировать девушек с Бали,
хотя их бесстрашие перед камерой общеизвестно.
Я не буду делать фотографии обнажённых,
которые в падающем сквозь венецианские жалюзи свете
похожи на тигриц.
Кроме того, я не буду фотографировать старые амбары Коннектикута
(т. н. восхитительные текстуры старых досок, побитых стихиями)
или техасские кактусы,
даже если там их называют «какти»,
или гавайских аборигенов, карабкающихся на пальму.
Я не буду фотографировать бомжей из Бауэри,
спящих под одеялом из воскресного выпуска New York Times,
на фоне приклеенного на забор плаката с Марлен Дитрих.
Я никогда не буду снимать навскидку толстушек на Кони-Айленде
(никогда больше).
Я никогда больше не сфотографирую гипсовые слепки с греческих статуй,
или разрезанный пополам кочан капусты,
или листья салата с каплями росы.
Я никогда не буду снимать обнажённых на трамплине
(даже сзади),
или обнажённых с обручем,
или обнажённых, обмазанных вазелином,
и называть снимок «Фарфор».
Я не назову фотографию маленького мальчика на фоне стены
«Просто мальчик»,
а фотографию ребёнка, обнимающего козлёнка, —
«Два малыша».
Я не буду фотографировать
площадь Сан-Марко в Венеции
через решётку балкона Дворца дожей.
Я не буду фотографировать общий вид родео,
поставив камеру между задних ног бесящейся лошади.
И последнее по порядку, но не по важности:
если волею обстоятельств я буду вынужден
сфотографировать ребёнка-мексиканца в Мехико,
я сгоню всех мух с его лица,
прежде чем сделать снимок
(невзирая на гром в небе над Мехико).
И если мне хватит сил,
я совсем не буду фотографировать капризных детей.
И вообще, если мне хватит сил,
я воздержусь от съёмки любых кадров любого содержания,
под каким бы то ни было предлогом.
М. Ф. Ага
Написавший вышепроцитированную клятву доктор Мехмед Фехми Ага — интереснейший человек. Родился в семье этнических турков в Киеве в 1896 году, окончил киевскую Академию искусств, изучал экономику в Санкт-Петербургском политехническом институте имени Петра Великого, после революции эмигрировал в Париж, где окончил специальный курс Национальной школы современных восточных языков, а также учился у Ле Корбюзье. Великолепное образование и свободное владение русским, турецким, немецким, французским, греческим и английским языками позволили ему добиться выдающихся успехов.
Во второй половине 1920-х годов Ага стал арт-директором немецкого издания журнала «Вог», а уже в 1929 году издательский дом Конде Наст пригласил его в Нью-Йорк на пост арт-директора мирового «Вога».
Он ввёл в журнальное дело применение шрифтов без засечек, макетирование материалов на разворот и печать фотографий в полную страницу, навылет, а в 1932 году впервые поставил на обложку «Вога» цветную фотографию (между прочим, Эдварда Стайхена — одного из тех, кто с подачи Аги стал всемирно известным фотографом).
В 1943 году Ага ушёл из Конде Наст и много работал независимым консультантом и экспертом, а в середине 1950-х несколько лет был президентом Американского института изобразительного искусства (AIGA). В 1972 году американский Клуб арт-директоров включил его в свой Зал славы. Умер Мехмед Фехми Ага в Пенсильвании в 1978 году.
Да, кстати: «Гиппократову клятву фотографа» М. Ф. Ага опубликовал в журнале «U.S. Camera» в далёком 1937 году.
И это — яркое свидетельство того, что истина не тускнеет с годами!
