3 ответов в теме

[Yorik]

«Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Матфей 18:9)

На страницах TOPWAR уже не раз и не два рассказывалось о жестоких религиозных войнах, что развязывались именем Бога и во славу Его. Но едва ли не самый показательный пример - это Альбигойские войны на Юге Франции, начатые ради искоренения ереси катаров. Кто они такие, почему христиане-католики считали их еретиками, а сами они называли себя истинными христианами, а также о сохранившихся до наших дней замках катаров и пойдет сегодня наш рассказ…
__________________________________________________________________

ЕРЕСЬ КАТАРОВ

«Всему свое время, и время
всякой вещи под небом:
время рождаться, и время умирать…
время обнимать и время уклоняться от
объятий…
время войне и время миру» (Екклесиаст 3,2-8)

Начнем с того, что христианство издавна было расколото на два больших течения (о многочисленных сектах в данном случае можно даже и не вспоминать: так много их было и есть!) – католичество и православие, причем, и те, и другие в прошлом считали друг друга еретиками, а некоторые, особо рьяно верующие, считают своих «противников» таковыми и сейчас! Раскол этот был давним: например, римский папа и Константинопольский патриарх прокляли друг друга еще в 1054 году! Однако расхождения церквей по вопросу о ряде церковных догматов и, прежде всего, таком важном догмате, каким, например, является Символ веры, состоялось еще в начале IX века, а инициатором подобного разногласия явился, как это ни странно, не папа римский или патриарх, а император франков Карл Великий. Речь идет о богословском споре в вопросе о «Filioque» – «Филио́кве» (лат. filioque – «и Сына»).

Евангелие от Иоанна ясно говорит о святом Духе как исходящем от Отца и посылаемом Сыном. Поэтому Первый Никейский собор еще в 352 году принял Символ веры, утвержденный впоследствии Константинопольским собором 381 года, согласно которому Дух Святой исходит от Отца. Но в VI веке на Толедском местном соборе «в целях лучшего изъяснения догмата» в Символ веры впервые ввели добавку: «и Сына» (Filioque), в результате чего появилось следующее словосочетание: «Верую... в Духа Святого, который исходит от Отца и Сына». Карл Великий, имевший огромное влияние на пап, настоял, чтобы это дополнение было внесено в Символ веры. И вот именно оно стало одной из причин отчаянных церковных споров, приведшей в итоге к расколу христианской церкви на католическую и православную. Православный Символ веры читается так: «Верую... И в Духа Святого, Господа Животворящего, Иже от Отца исходящего»... То есть православная церковь ориентируется на решения Первого Никейского собора. Различается и одно из основополагающих сакральных празднеств христиан – евхаристия (греч. – изъявление благодарности), иначе – причащение, которое проводится в память о последней трапезе, устроенной Христом вместе с учениками. В этом таинстве православный христианин под видом хлеба и вина вкушает самое тело и кровь Господа Иисуса Христа, при этом католики причащаются пресным хлебом, православные – хлебом заквашенным.

Все на свете боится времени, последний катар давным-давно сгорел в пламени костра, но «Крест Тулузы» до сих пор виднеется на стене дома в крепости Каркассон.

Но кроме считающих друг друга еретиками католиков и православных, отделенных в то время друг от друга особенностями природы, даже на территории Европы, в пределах, например, той же Франции и Германии существовало множество религиозных течений, существенным образом отличающихся от традиционного христианства по католическому образцу. Особенно много в начале XII в. таких христиан было в Лангедоке, области на юге Франции. Именно здесь возникло очень мощное движение катаров (имевших, кстати говоря, и другие названия, но это самое известное, поэтому на нем мы и остановимся), чья религия существенно отличалась от традиционного христианства.

Впрочем, катарами (что по-гречески значит «чистые») их стали называть уже позднее, а самым распространенным их названием вначале было «альбигойские еретики», по имени города Альби, которое им дали приверженцы Бернара Клервоского, проповедовавшего в городах Тулузе и Альби в 1145 году. Сами себя они так не называли, поскольку полагали, что настоящие христиане – это именно они и есть! Вслед за Иисусом Христом, сказавшим: «Я есмь пастырь добрый», они звали себя «bon hommes» – то есть «добрыми людьми». Речь шла о дуалистичной религии восточного происхождения, признающей два созидательных божественных существа – одно доброе, которое тесно связано с духовным миром, а другое злое, связанное с жизнью и материальным миром.

Катары отвергали любой компромисс с миром, не признавали брак и произведение на свет потомства, оправдывали самоубийство и воздерживались от любой пищи животного происхождения, за исключением рыбы. Такой была их немногочисленная элита, в которую вовлекались и мужчины, и женщины из аристократии и богатой буржуазии. Она же поставляла и кадры священнослужителей – проповедников и епископов. Существовали даже «дома еретиков» – настоящие мужские и женские монастыри. Но основная масса благоверных вела менее строгий образ жизни. Если человек получил перед самой смертью уникальное таинство – consolamentum (лат. – «утешение») – и если он согласен оставить эту жизнь, то будет ему спасение.

Город Альби. Отсюда все и начиналось, именно отсюда и пошла «алибигойская ересь». Сейчас он выглядит так: старинный арочный мост, громада кафедрального собора-крепости Св. Цецилии в Альби, построенного после разгрома катаров, как напоминание о могуществе матери-церкви. Здесь каждый камень пропитан историей. Будет возможность, загляните в этот город…

Катары не верили ни в ад, ни в рай, вернее, считали, что ад – это и есть жизнь людей на земле, что исповедоваться священникам – пустое дело и что молитва в церкви равносильна молитве в чистом поле. Крест для катаров представлял собой не символ веры, а орудие пытки, мол, в Древнем Риме на нем распинали людей. Души, по их мнению, вынужденно переселялись из одного тела в другое и никак не могли вернуться к Богу, так как путь к спасению католическая церковь указывает им неправильно. Зато, уверовав, так сказать, «в правильном направлении», то есть, следуя заповедям катаров, спастись может любая душа.

Вот так он выглядит снизу… Он задуман местным епископом (по совместительству еще и инквизитором) как твердыня истинной веры, надежно защищенной от еретических поползновений. Отсюда и такая странная, фортификационная архитектура с толстыми стенами и минимумом проемов. А все кружево готики украшает только входной портал, который прилеплен с боку к этому колоссальному сооружению. В башню (ее высота 90 м) вообще нет входа снаружи.

Катары учили, что, поскольку мир несовершенен, то соблюдать все заповеди их религии могут только избранные, а все остальные должны лишь следовать их наставлениям, не связывая себя бременем постов и молитв. Главным было получить перед смертью «утешение» от одного из избранных, или «совершенных», а так, до смертного одра, никакая религиозная мораль верующего не имела значения. Раз мир так безнадежно плох, считали катары, то никакой дурной поступок не будет хуже другого. Опять-таки просто замечательная вера для рыцарей – что-то вроде жизни «по понятиям», но никак не по закону, поскольку в «аду любой закон плох».

В чем наставляли свою паству катары можно представить себе на примерах, дошедших до нас в описаниях католических священников: например, один крестьянин пошел к «добрым людям» – спросить, можно ли ему есть мясо, когда у истинных христиан пост? И те ему ответили, что и в постные, и в скоромные дни мясная пища оскверняет рот одинаково. «Но тебе, крестьянин, нечего беспокоиться. Иди с миром!» – утешили его «совершенные» и, конечно же, такое напутствие его не могло не успокоить. Вернувшись в деревню, он рассказал, чему его научили «совершенные»: «Раз у совершенных человеку ничего нельзя, то значит нам, несовершенным, все можно» – и вся деревня стала есть мясо в посты!

Естественно, что католические аббаты приходили в ужас от таких «проповедей» и уверяли, что катары истинные поклонники Сатаны, и обвиняли их в том, что они ибо кроме поедания мяса в посты, также предаются ростовщичеству, воровству, убийствам, клятвопреступлениям и всем другим плотским порокам. При этом они грешат с большим воодушевлением и уверенностью, они убеждены в том, что не нуждаются ни в исповеди, ни в покаянии. Им достаточно, по их вере, перед смертью прочесть «Отче наш» и причаститься Святого Духа – и все они «спасены». Считалось, что любую клятву они дают и тут же нарушают, потому что главная их заповедь такова: «Клянись и лжесвидетельствуй, но тайны не разглашай!»

А вот так он выглядит сверху и… трудно себе представить сооружение более величественное.

Катары носили на пряжках и пуговицах изображение пчелы, которая символизировала тайну оплодотворения без физического контакта. Отрицая крест, они обожествляли пятиугольник, который являлся для них символом вечной диффузии – рассеивания, распыления материи и человеческого тела. Кстати их оплот – замок Монсегюр – как раз и имел форму пятиугольника, по диагонали – 54 метра, в ширину – 13 метров. Для катаров Солнце было символом Добра, поэтому Монсегюр вроде был одновременно их солнечным храмом. Стены, двери, окна, и амбразуры ориентировались в нем по солнцу, причем таким образом, что только лишь путем одного наблюдения восхода в день летнего солнцестояния здесь можно было рассчитывать его восход в любые другие дни. Ну, и, конечно, не обошлось без утверждения о том, что в замке существует тайный подземный ход, который, по пути разветвляясь на множество подземных ходов, пронизывает все ближайшие Пиренеи.

Замок Монсегюр, современный вид. Трудно себе представить, что во время осады там помещались сотни людей!


Эта была пессимистичная вера, оторванная от земной жизни, однако она получила достаточно широкий отклик, прежде всего потому, что позволяла феодалам отвергать земную и моральную власть духовенства. О масштабах влияния этой ереси говорит хотя бы тот факт, что собственная мать Бернара-Роже де Рокфора, епископа каркассонского с 1208 года носила одежды «совершенной», его брат Гийом был одним из самых ярых катарских сеньоров, а два других брата были сторонниками катарской веры! Катарские церкви стояли прямо напротив католических соборов. При такой поддержке со стороны власть предержащих, она быстро распространилась в регионах Тулузы, Альби и Каркассона, где самым важным был граф Тулузский, который правил на землях между Гаронной и Роной. Однако его власть не распространялась непосредственно на многие феоды, и ему приходилось рассчитывать на могущество других вассалов, таких как его деверь Раймон Роже Транкавель, виконта Безье и Каркассона или же союзных ему короля Арагона или же графа Барселоны.

[/center]
Современная реконструкция замка Монсегюр.

Поскольку многие их вассалы сами являлись еретиками или симпатизировали еретикам, эти сеньоры не могли или не захотели сыграть на своих землях роль христианских князей, защищающих веру. Граф Тулузский сообщил об этом папе римскому и королю Франции, церковь послала туда миссионеров, и, в частности, святого Бернара Клервосского, который в 1142 году изучил положение дел в провансальских епархиях и выступил там с проповедями, особого успеха, однако, не имевшими.

Став папой в 1198 году, Иннокентий III продолжил политику возвращения катаров в лоно католической церкви посредством методов убеждения. Но многочисленных проповедников встречали в Лангедоке скорее прохладно, нежели радостно. Даже святому Доминику, отличавшемуся своим красноречием, и то не удалось добиться осязаемых результатов. Катарским вождям активно помогали представители местной знати, и даже некоторые епископы, недовольные церковными порядками. В 1204 году папа римский снял этих епископов с их должностей, а вместо них назначил своего легата. Тот в 1206 году он попытался найти поддержку у аристократии Лангедока и настроить ее против катаров. Сеньоров, которые по-прежнему оказывали им содействие, стали отлучать от церкви. В мае 1207 года под отлучение от церкви попал даже сам могущественный и влиятельный граф Раймунд VI Тулузский. Однако после встречи с ним в январе 1208 года наместник папы был найден зарезанным в собственной постели, и это окончательно вывело папу из себя.

Внутри собора св. Цицилии находится столь же впечатляющий орган.

Тогда разгневанный папа отреагировал на это убийство буллой, в которой обещал одарить землями еретиков Лангедока, всех тех, кто примет участие в крестовом походе против них и уже весной 1209 года объявил против них крестовый поход. 24 июня 1209 года по призыву папы римского в Лионе собрались предводители крестового похода – епископы, архиепископы, сеньоры со всего севера Франции, за исключением короля Филиппа Августа, который высказал лишь сдержанное одобрение, но отказался возглавить сам поход, больше опасаясь германского императора и английского короля. Целью крестоносцев, как это объявлялось, было отнюдь не завоевание провансальских земель, а освобождение их от ереси, причем, как минимум, за 40 дней – то есть срок традиционной рыцарской службы, выше которого за нее наниматель (кем бы он ни был!) должен был уже заплатить!

А потолок покрыт просто фантастически красивой росписью явно на зависть всем, кто верил в Господа иначе!

[Yorik]

Гибель Катаров


Армию возглавил граф Симон де Монфор, уже участвовавший в четвертом крестовом походе в 1204 году. Граф Тулузский тоже предусмотрительно принял в нем участие, что обеспечило его землям иммунитет со стороны войск крестоносцев. Впрочем, он не привел к ним своей дружины и верховодил крестоносцами на территориях своих вассалов, всячески избегая прямого участия в боевых действиях. Наконец, войска достигли феода Транкавеля, и тому – молодому виконту, и племяннику графа Тулузского пришлось поневоле возглавить сопротивление захватчиков с севера, пусть даже они и выступали под знаменем креста, а сам он являлся примерным католиком. То есть своих вассалов сюзерену следовало защищать любой ценой, иначе он рисковал своей рыцарской честью. Вот как обрисовал его положение провансальский поэт Гийом де Тюдель, в 1210 году сложивший песню об альбигойском крестовом походе:

«И днем, и ночью думает виконт
О том, как защитить края родные,
Нет рыцаря отважнее его.
Племянник графа, сын его сестры,
Католик он примерный – это могут
Вам подтвердить священники, которым
Он предоставил бескорыстно кров.
Но в юности заботился виконт
О тех, кому он был тогда сеньором,
И кто ему доверился, а он
Казался им достойным компаньоном.
Одним грешили верные вассалы –
Еретиков неявным поощреньем».

Вот они «божьи воины» с севера, пришедшие грабить и уничтожать богатую культуру благословенного юга Франции! Такими их увидели режиссер и костюмер советского детектива «Ларец Марии Медичи».

Когда пришла армия крестоносцев, то первым у них на пути оказался город Безье, который отказался выдать своих еретиков и был захвачен в результате неожиданного нападения. Ворота крепости были атакованы находившейся в армии рыцарской челядью, которая устроила в городе самую настоящую резню, в результате которой 22 июля 1209 года погибло едва ли не все население города. Папский легат аббат Арнольд Амальрик в своем послании папе обо всем этом написал так: «…в то время как бароны совещались о том, к каким уловкам прибегнуть, чтобы вывести из города католиков, слуги и другие люди низкого звания, а некоторые даже без оружия, напали на город, не ожидая приказов вождей… крича «К оружию, к оружию!» они пересекли ров, перелезли через стены, и Безье был взят. Они не пощадили никого, всех предали мечу, почти 20 000 человек, причем не оказали пощады ни сану, ни возрасту, ни полу. После этой резни город был разграблен и сожжен. Так чудным образом осуществилась Божья кара…». Известие о страшной участи Безье быстро распространились, и впоследствии множество укреплений катаров сдались без всякого сопротивления. Кстати, именно тогда, как считают, и была произнесена всем известная фраза – «Убивайте всех, Бог узнает своих!», которую, предположительно, Арнольд Амальрик сам же и произнес.

Затем наступила очередь крепости Каркассон, считавшейся неприступной, к которой крестоносцы подошли 28 июля, то есть в самую летнюю жару. Уже на третий день осады они захватили первое предместье и отрезали горожанам выход к реке. Затем они атаковали второе предместье, которое было защищено значительно лучше, и вынуждены были отступить. При этом они активно использовали различные требюше, и непрерывно забрасывали город камнями и разной тухлятиной, а их землекопы, под градом камней и поленьев, рыли под стену подкоп.

На следующий день, рано утром 8 августа, стена на месте подкопа рухнула, и крестоносцы приблизились к древней крепостной стене, возведенной еще во времена римского владычества и укрепленной затем графом Транкавелем. Гийом де Тюдель затем напишет об этих днях:

«Сражаются бесстрашные бойцы,
Врага их стрелы метко поражают,
И в каждом стане – множество смертей».

По его словам, если бы не столько пришельцев со всего края, никогда не была бы взята так быстро эта крепость, в которой были и высокие башни, и прочные зубчатые стены. Но в городе не было воды, в то время стояла изнуряющая жара, от чего начались эпидемии, а мясо животных, которое не успели засолить, начало гнить, кругом стало полно мух, и жителей осажденного города охватил ужас. Однако и крестоносцы, справедливо опасаясь пожара в городе, решили начать переговоры. Возможно, что, поверив данному им слову, граф Транкавель согласился явиться в стан крестоносцев для переговоров, и там был коварно захвачен ими в плен. Это случилось 15 августа 1209 года. После этого город капитулировал, а его жители вынуждены были бежать из Каркассона «в одних рубашках и штанах», ничего не взяв с собой. Транкавель же погиб в камере одной из башен своего же замка 10 ноября. Не исключено, что он просто заболел и умер, потому что условия содержания узников в ту пору были просто отвратительными.

Изгнание катаров из Каркассона в 1209 г. Им повезло, что, раздев их догола, крестоносцы их все же не убили! «Большая хроника Франции», около 1415 г. Британская библиотека.

Совет крестоносцев передал графу Симону де Монфору Каркассон и все феоды Транкавеля, которые еще предстояло завоевать. Гийом де Тюдель сообщает, что граф де Монфор не знал, что делать, поскольку большинство сеньоров не хотели продолжать крестовый поход, чтобы умереть во вражеском краю при осаде соседних замков, где скрывались самые упрямые из местных сеньоров. Похоже, что крестоносцы не считали слишком праведным делом убивать больше христиан, чем еретиков. У них не было ни малейшего желания завладевать землями окситанских рыцарей, и поэтому они не собирались продлевать сорокодневный поход, за участие в котором всем крестоносцам было обещано отпущение грехов, хотя, безусловно, возможностью пограбить богатый Лангедок они были очень и очень довольны!

Глава крестоносцев Симон де Монфор. Таким он показан в советском кинофильме «Ларец Марии Медичи». Сам по себе фильм снят хорошо. Но… ну зачем на него надели шлем с забралом, ведь дело-то происходит в 1217 году!

Впрочем, и после 1209 года война на юге Франции продолжалась не один год, а шла, то затухая, то вновь разгораясь, в течение нескольких десятилетий. Например, в 1215 году крестоносцы захватили Тулузу, также переданную Симону де Монфору, но в 1217 году граф Раймон VII отвоевал ее обратно. Сам же Симон де Монфор начал новую осаду города спустя год и был убит камнем из камнемета, которым, по преданию, управляли женщины города. Причем Гийом де Тюдель написал о его смерти так:

«Пока печалился Симон и с братом говорил,
Тулузцы мощный камнемет, что плотник смастерил,
Установили на стене, дабы вести обстрел,
И камень, описав дугу, над лугом пролетел,
Туда попав и угодив, куда сам Бог велел.
Кремень, ударив прямо в шлем, Симона с ног свалил,
На части челюсти разнес и череп раскроил,
Тот камень стукнул графа так, что граф весь почернел
И тотчас рыцарю сему досталась смерть в удел...
Вот так жестокий граф Монфор, что кровожаден был,
Как нехристь, камнем был убит и дух свой испустил».
(Перевод Б. Карпова)

Однако и дальше поход следовал за походом, только теперь руководить ими взялись уже короли Франции, сумевшие сообразить, какой лакомый кусок представляют собой земли Южной Франции. Но только лишь в 1244 году – и то, только лишь спустя девять месяцев после начала осады, пала последняя твердыня катаров – замок Монсегюр, а в 1255 году – последний оплот их открытого сопротивления – замок Керибюс в горах Корбьер. Соответственно, во всех взятых крестоносцами городах и замках катары либо насильственно возвращались в лоно католической церкви, либо, в том случае если они отказывались это сделать или же делали, но не проходили испытания убийством живого существа, например, собаки, их сжигали на кострах. Последние катары Лангедока прятались в пещерах вплоть до 1330 года, когда их убежище было открыто. Инквизитор Жак Фурнье, вступивший на папский престол спустя пять лет под именем Бенедикта XII, приказал замуровать их там заживо. Последние катары нашли себе убежище в горах Италии. Однако в 1412 году их там также выследили, и все они были убиты.

Замок Керибюс в горах Корбьер. Глядя на это сооружение, словно составляющее одно целое со скалой, хорошо сохранившееся даже сегодня, кажется вообще непонятным, как можно захватить такое укрепление. Но… вот как-то захватили.

Несмотря ни на что, некоторые из них все-таки сумели спастись, после чего они поселились на Балканах, и, в частности, в Боснии. Причем их секта сохранилась здесь до середины XV века и прихода турецких завоевателей. Последним было все равно, каких догматов придерживаются их христианские подданные, лишь бы те не затевали смуту. В этой спокойной обстановке секта катаров умерла сама собой. Многие ее члены добровольно перешли в ислам. Так что среди боснийцев-мусульман, участников недавней Балканской войны, были также потомки катаров – тех самых людей, которым задолго до Реформации едва не удалось перестроить католическую церковь на совершенно новых началах.

Донжон замка Керибюс и вход в него.

Да, нечего сказать, хорошие дела творились в ту эпоху именем Господа. И остается только удивляться душевной стойкости людей того далекого времени, которые даже после всех этих ужасов находили в себе силы и мужество придерживаться той веры, которую они считали единственно правильной, в первую очередь, за присущий ей гуманизм!

Кстати, интересно отметить, что по распоряжению церковных властей кающиеся катары должны были носить на своей одежде жёлтый латинский крест, так что они в какой-то тоже степени становились «крестоносцами» …

[Yorik]

Замки катаров

Вот был бы взыскан щедрым даром я —

Конем могучим, — я б для короля
Под Балагьером нес дозоры чутко.
В Провансе, в Кро и в Монпелье — резня.
А рыцари — как стая воронья,
Бесстыднее разбойника-ублюдка.
Пейре Видаль. Перевод В.Дынник

Руины замка Пейрепертюз. Как видите, замок был идеально привязан к местности, так что подобраться к его стенам было очень трудно. А вход в него защищали несколько стен, одна за другой!

Вид на гору и замок Монсегюр. Первая мысль – как люди туда забрались, а самое главное – как они там этот замок построили? Ведь посмотреть снизу и то тяжело – шапка спадает!

Да, но что помогло катаром продержаться так долго против армии крестоносцев, которые в изобилии имели метательные машины и различные снаряды к ним? Их вера и сила духа? Конечно, и то, и другое помогает во многом, но сдался же ведь Каркассон из-за недостатка воды, хотя и представлял собой по тому времени первоклассную крепость. Нет, катарам во Франции помогли их замки, сооруженные в таких труднодоступных местах, что взять их штурмом или осадой было в высшей степени затруднительным делом. Про Каркассон, являющийся на сегодня самой большой укреплённой цитаделью Западной Европы, имеющий 52 башни и целых три кольца оборонительных укреплений общей протяженностью более 3 км, на страницах TOPWAR большая статья уже была, поэтому смысла нет повторяться. А вот про многие другие замки катаров рассказ сейчас будет продолжен.

Замок Пюилоранс.

Совсем неподалеку от Каркассона находится замок Пейрепертюз, и он, как и соседние замки Пюилоранс, Керибюс, Агилар и Терм являлся одним из форпостов катаров, что были расположены к югу от Каркассона. И это был не просто замок, а небольшой укреплённый город в месте пересечения гор Корбьер и Фенуйед – с улицами, собором св. Марии (XII-XIII вв.) и крепостными укреплениями длиной 300 м и шириной 60 м – по сути дела своеобразный Малый Каркассон. Крепостная стена, замок и донжон Сен-Жорди были сооружены по приказу Людовика IX, пожелавшего иметь здесь неприступную крепость. А вот расположенный ниже старый замок как раз и был построен еще до крестового похода против еретиков и принадлежал Гийому де Пейрепертюзу – самому влиятельному сеньору в этих краях. Гийом целых двадцать лет сражался с королевскими войсками и покорился королю лишь после подавления восстания 1240 года – последней попытки графа Транкавеля отвоевать Каркассон.

Чуть ниже укрепленной деревни на отроге между ложбинами двух рек на расстоянии всего лишь в полдня пешего пути от Каркассона в направлении на юго-восток высятся развалины замка сеньоров Сессак. Причем связи между ними были давними и крепкими, поскольку Роже II Транкавель (скончался в 1194 г.) выбрал сеньора де Сессака опекуном для своего девятилетнего сына Раймона Роже, будущего нового виконта Каркассона.

Во дворе замка Сессак.

В конце XII веке в Сессаке находилось множество еретиков обоего пола: «совершенные» и дьяконы принимали «верующих» у себя в домах и непосредственно в самом замке.

Донжон и несколько дошедших до нашего времени сводчатых залов относятся к той эпохе, когда замок был захвачен Симоном де Монфором, который не встретил здесь никакого сопротивления. Сам сеньор Сессак «ушел в партизаны» и потому считался изгнанником. До установления мира крепость неоднократно переходила из рук в руки. В XIII веке она была восстановлена французами, а в XVI-ом еще и перестроена.

Донжон одной из твердынь сеньоров Кабаре.

Использовали катары и четыре замка сеньоров Кабаре – сам замок Кабаре, замок Сюрдеспин (или Флёрдеспин), замок Кертине и Тур Режине – настоящие орлиные гнёзда на вершинах крутых гор, окруженных ущельями и расположенные тесным треугольником в пределах прямой видимости друг от друга. Их еще называют замками Ластур, поскольку они находятся на территории коммуны с таким же названием. Находятся они всего лишь в двух-трёх часах пешего пути к северу от Каркассона. Горный пейзаж здесь суров, но эти края богаты залежами железа, меди, серебра и золота, доставлявшими богатство сеньорам Кабаре. В конце XII века эти владения принадлежали братьям Пьеру-Роже и Журдену де Кабаре, крупным вассалам виконта Каркассонского. Они предоставляли кров еретикам и покровительствовали их церкви, и принимали у себя трубадуров – певцов куртуазной любви, которой предавались и сами, причем так, что это оставило заметный след в их семейной хронике.

Следующий замок сеньоров Кабаре. Тот, что был на предыдущей фотографии виден вдали. И становится совершенно ясно, что все четыре таких вот замка сразу осаждать было просто невозможно, а брать их по очереди – только время терять!

Симону де Монфору захватить Кабаре так и не удалось. В 1209 году боевые действия здесь продолжались очень недолго: для одновременной осады всех замков требовалось слишком много людей, а для их поочерёдного захвата – слишком много времени, так как использование осадных машин против замков, расположенных на вершинах с крутым подъемом наверх, исключалось. Между тем гарнизон, в составе которого было немало «изгнанных» сеньоров, устроил засаду, напал на колонну крестоносцев из пятидесяти копейщиков и ста пехотинцев и взял в заложники сеньора Пьера де Марли, соратника самого де Монфора, который в это время как раз эти три замка и осаждал.

Вот они - все замки сеньоров Кабаре один за другим…

В конце 1210 года несколько сеньоров уходят из Кабаре и сдаются крестоносцам. Был сдан замок Минерв, затем замок Терм. Пьер-Роже понял, что, в конце концов, не устоять и ему, и поспешил спасти всех находившихся у него «совершенных» и «верующих», после чего в 1211 году сдался своему же пленнику Пьеру де Марли, оговорив при этом, что всем сдавшимся будет сохранена жизнь.

Современный макет замка Терм в том виде, в каком он был в 1210 году.

Десять лет спустя его сын Пьер-Роже-младший отвоевал все три эти замка и земли отца, после чего в Кабаре собралось более тридцати сеньоров-повстанцев, что превратило его в один из центров сопротивления катаров, которое прекратилось лишь в 1229 году, когда Людовик IX вынудил покровительствовавших им сеньоров заключить с ним мир. Но еще до этого все еретики, включая их епископа, были эвакуированы и укрыты в надёжных местах. Последнее восстание произошло в августе 1240 года, когда Раймон Транкавель вновь повёл свое войско на Каркассон. Сеньорам де Кабаре и их матери, знатной даме Орбри, тогда же удалось вернуть себе все эти замки, но в октябре все это было снова утрачено, и на этот раз уже навсегда.

Когда весной 1210 года Симон де Монфор захватил область Минервуа, ему не удалось захватить два замка: Минерв и Вантажу. Замок Минерв стал местом укрытия для его сеньора Гийома де Минерва и еще нескольких сеньоров, изгнанных со своих земель. В середине июня Монфор подошел к замку с большой армией. Деревня и замок располагались на скалистом отроге известнякового плато, где сходились ущелья двух горных потоков, которые летом пересыхают практически полностью. Узкий проход на плато был перегорожен замком, деревню окружали крутые овраги, а стены и башни замка являлись продолжением этой естественной защиты, поэтому посылать в этих условиях войска на штурм оказалось просто невозможно. Поэтому Монфор предпочел окружить замок, установив на каждой позиции по катапульте, причём самую мощную из них, имевшую даже имя собственное – Мальвуазина, Монфор поставил у себя в лагере.

Началась безостановочная бомбардировка замка, рушились стены и крыши, каменные ядра убивали людей, был уничтожен проход к единственному колодцу с водой. В ночь на 27 июня нескольким добровольцам удалось застать врасплох и уничтожить орудийный расчёт при Мальвуазине, но и они, в свою очередь, были застигнуты на месте, и поджечь ее не успели. Стояла сильная жара, хоронить многочисленных убитых не было возможности, что сильно облегчило задачу крестоносцам. На седьмой неделе осады Гийом де Минерв сдался, выговорив условие, что всем побеждённым будет сохранена жизнь. Крестоносцы вошли в крепость, заняли романскую церковь (она сохранилась до наших дней) и предложили катарам отречься от своей веры. Сто сорок «совершенных», мужчин и женщин отказались и сами взошли на костёр. Остальные жители пошли на примирение с католической церковью. Когда Минерв был взят, то сдался и Вантажу. Позднее крепость была разрушена, и от нее остались одни развалины, в том числе восьмигранная башня «Ла Кандела», напоминающая своей каменной кладкой Нарбоннские ворота в Каркассоне. Лишь несколько камней, оставшихся и тут, и там, напоминают сегодня о стенах некогда могучего замка сеньоров Минерв.

Тесновато было в замке Мюнсегюр, что и говорить!

Известный едва ли не каждому, кто хотя бы немного слышал о катарах, замок Монсегюр был построен в Арьеже на вершине крутой и одинокой скалы Раймоном де Перей сыном еретиков Гийома-Роже де Мирпуа и его супруги Фурньеры де Перей. Сделано это было по просьбе «совершенных» из четырёх катарских епархий Лангедока, собравшихся в 1206 году в Мирпуа. Они посчитали, что если сведения о готовящихся гонениях на них подтвердятся, то Монсегюр (что в переводе означает «надёжная гора») станет для них надежным убежищем. Раймон де Перей принялся за дело и выстроил на самой обрывистой части скалы замок и рядом с ним деревню. С самого начала войны в 1209 года и до осады в 1243 году Монсегюр играл роль убежища, где скрывались местные катары, когда крестоносцы приближались к этой области. В 1232 году в Монсегюр приехал тулузский епископ катаров Гилабер де Кастр с двумя помощниками и «совершенными» – всего около тридцати священнослужителей высокого сана в сопровождении трёх рыцарей. Он попросил Раймона де Перейя согласиться на то, чтобы Монсегюр стал для его церкви «домом и головой» и, тот, взвесив все «за» и «против», пошел на этот шаг.

Донжон замка Монсегюр. Вид изнутри.

Взяв в помощники опытного воина, и своего двоюродного брата, а впоследствии и зятя Пьера-Роже де Мирпуа, он составил гарнизон замка из одиннадцати «изгнанных» рыцарей и сержантов, пехотинцев, всадников и стрелков, организовал его оборону. Кроме того, он еще и обеспечил всем необходимым жителей располагавшейся рядом с ним деревни, население которой насчитывало от 400 до 500 человек. Поставки продовольствия и корма, сопровождение и охрана «совершенных» во время их поездок по деревням, сбор земельного налога – все это требовало постоянных разъездов, поэтому гарнизон Монсегюра постоянно увеличивался, а его влияние росло; в замок приезжало множество сочувствующих, ремесленники и купцы, поддерживающие связь со святыми людьми, обитель которых можно было увидеть на горизонте практически из любого места в Лангедоке.

К 1241 году относится первая и безрезультатная осада замка войсками графа Тулузы, который таким образом поддерживал видимость сотрудничества с королём. В 1242 году Пьер-Роже во главе опытных воинов устроил набег на Авиньон, убил собравшихся там священников и братьев-инквизиторов, и опустошил все на своем пути. Это послужило сигналом для очередного восстания в Лангедоке, которое, однако, было жестоко подавлено. В 1243 году все повстанцы, кроме катаров Монсегюра, подписали мир. Французы решили уничтожить это гнездо ереси и осадили замок в начале июня, однако вплоть до середины декабря ничего особенного в окрестностях его не происходило. Незадолго до Рождества двое «совершенных» тайно вывезли церковную казну в пещеру Сабартес. Между тем королевские войска все же сумели добраться до вершины, а у стен замка были поставлены метательные орудия. Кончилось тем, что 2 марта Пьер-Роже де Мирпуа все-таки сдал крепость, солдаты и простые жители вышли из нее, им сохранили жизнь и свободу, а вот «совершенным» обоего пола, в том числе их епископу Марти, был предложен выбор – отречься от веры или идти на костер. Несколько дней спустя, примерно 15 числа, крепость была открыта, и 257 еретиков, мужчин, женщин и даже детей, взошли на костёр, окруженный частоколом из копий. Это место и по сей день носит название Поля сожженных.

Легенда говорит, что в те дни, когда стены Монсегюра были целы, катары хранили там Святой Грааль. Когда Монсегюр подвергся опасности, и его осадили армии Тьмы, чтобы вернуть Святой Грааль в диадему Князя Мира Сего, из которой он выпал при падении ангелов, в самый критический момент с небес спустился голубь, который своим клювом разбил Монсегюр на две части. Хранители Грааля бросили его в глубину расселины. Гора снова сомкнулась, и Грааль был спасен. Когда же армия Тьмы все же вошла в крепость, то было уже поздно. Взбешенные крестоносцы сожгли всех совершенных недалеко от скалы, там теперь стоит Столб Сожженных. Все они погибли на костре, кроме четверых. Когда они увидели, что Грааль спасен, то ушли по подземным ходам в недра Земли и продолжают там совершать свои таинственные обряды в подземных храмах. Такую вот историю о Монсегюре и Граале рассказывают в Пиренеях еще и сегодня.

После капитуляции Монсегюра пик Керибюс, вознёсшийся на высоту 728 м, в самом сердце Верхних Корбьер, остался последним неприступным убежищем еретиков. Там они могли останавливаться во время своих странствий – кто на время, а кто и навсегда. Цитадель была сдана только лишь в 1255 году, одиннадцать лет спустя после взятия Монсегюра, скорее всего, после ухода или кончины последних «совершенных», таких как, например, Бенуа де Терм, главный епископ Разеса, о котором с 1229 года, когда он получил убежище в этом замке, не было никаких известий. Керибюс – это редко встречающийся тип донжона с усечёнными гранями; сегодня в нем открыт для посещения большой готический зал.

Замок Керибюс.

Другой подобный ему замок – Пюилоранс, как и Керибюс, был выстроен на горе высотой 697 метров. В конце X века он перешел к аббатству Сен-Мишель-де-Кюкса. Французам-северянам так и не удалось захватить эту крепость, в которой нашли приют изгнанные отовсюду сеньоры. Но вот после окончания войны она была заброшена. Впрочем, возможно именно поэтому ее оборонительные сооружения так хорошо сохранились: донжон XI-XII вв. и зубчатые куртины с круглыми башнями у него по бокам как бы бросают вызов времени. Попасть в замок можно было лишь по пандусу с перегородками, а крутизна скалы предохраняла его стены от каменных ядер и от возможных подкопов под них.

В замке Каркассон и сейчас можно снимать кино, что, кстати, там и делают!

Замок Пюивер находится в области Керкорб. Он был построен в XII веке на берегу озера (исчезло в XIII в.) на кургане, возвышающемся над расположенной рядом деревней. Открытый пейзаж здесь радует глаза куда больше, чем дикие скалы, на которых расположено большинство катарских замков. И, тем не менее, этот замок также принадлежал катарам – феодальной семье Конгост, связанной многочисленными брачными узами со знатными семействами еретиков по всему Лангедоку. Так Бернар де Конгост женился на Арпаикс де Мирпуа, сестре сеньора замка Монсегюр, и кузине его капитана. В Пюивере она окружила себя свитой из просвещённых людей, поэтов и музыкантов, что было модным в ту эпоху в провансальских краях и жила в полное свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая. Незадолго до крестового похода против еретиков она почувствовала себя нездоровой и попросила отвезти ее к «совершенным», где и скончалась, получив «утешение», в присутствии сына Гийома и близких. Оставшийся верным катарской ереси, Бернар умер в Монсегюре в 1232 году, а вот Гийом и его кузен Бернар де Конгост уже позднее вместе с монсегюрским гарнизоном участвовали в опустошительном набеге на Авиньон. Оба они до самого конца будут защищать эти священные для них места.

Сам этот замок, когда осенью 1210 года Монфор подошёл к нему со своими войсками, удерживался всего лишь три дня, а после чего был взят и передан французскому сеньору Ламберу де Тюри. В конце века он стал собственностью семьи Брюйер, благодаря которой в XV веке был значительно расширен и заново обнесен великолепной крепостной стеной. Квадратный донжон замка состоит из трех залов, расположенных один над другим. В верхнем зале можно увидеть восемь замечательных консолей со скульптурными изображениями музыкантов и музыкальных инструментов, напоминающих о столь далеких от наших дней временах дамы Арпаикс и принадлежащих к ее свите «трубадурах любви».

Один из самых необычных катарских замков - это замок Арк, построенный почему-то на равнине. Стены его невысоки, но зато там высится впечатляющий по размерам донжон!

Вот он - донжон замка Арк!

Боковая башня донжона замка Арк. Вид изнутри.

Замок Арк был также возведен не в горах, а на равнине, причем в настоящее время от него остался только его донжон с четырьмя угловыми башнями. Окружавшая замок крепостная стена практически полностью разрушена, но элегантный силуэт четырехэтажного донжона, покрытого в настоящее время нежно-розовой черепицей, возвышается над окрестностями все также, как и прежде. Внутреннее устройство его точно также свидетельствует о большом мастерстве и изобретательности мастеров Лангедока той далекой поры, которые сумели создать столь прочные и монументальные строения, что они устояли не только против жестокости и неразумия людей, но и на протяжении многих веков успешно сопротивлялись и силам природы, и даже самому неумолимому времени.

И как память о том времени у подножия горы Монсегюр до сих пор стоит крест на «Поле сожженных»!

Автор: Вячеслав Шпаковский
https://topwar.ru

[Yorik]

Резня в Безье. Католики против катаров


Средневековые католики были противниками любых версий христианства, не вписывающихся в религиозную систему взглядов Рима. Поэтому, когда учение катаров широко распространилось на юг Франции, а особенно в предгорья Пиренеев, Римская церковь решила уничтожить секту катаров и использовала фанатизм католиков как оружие в борьбе с ересью.

Собор Святых Назария и Цельсия в Каркассоне. Это были местные святые, которые в городах Лангедока почитались повсеместно.

НЕМНОГО ИСТОРИИ…

Для начала заслали проповедников, рассчитывая «вразумить» отступников словом Божьим. Но кроме насмешек римское папство не получило ничего. Потерпев неудачу, церковь стала давить на сеньоров того региона, Раймона (Раймунда) V (1134–1194) и его наследника Раймона (Раймунда) VI (1156–1222), графов Тулузских, рассчитывая через них покончить с иноверцами.

Раймон VI не торопился принимать меры и уверял Папу в преданности церковной догме. Пережив публичное унижение, он был вынужден клясться в верности католической церкви, хотя не мог и не хотел идти против собственного народа.

Не дождавшись полного повиновения Раймона VI, Папа Иннокентий III (около 1161 – 1216) объявил крестовый поход против катаров.

Собор Святых Назария и Цельсия в Безье. В документах впервые о постройке храма упоминается в VIII веке. Нынешняя церковь была возведена в XIII веке на месте бывшего здания, разрушенного в 1209 году во время крестового похода против альбигойцев.

АРМИЯ КРЕСТОНОСЦЕВ

Король Филипп II Французский (1165–1223) вместе со своим наследником не захотели стать во главе похода против собственных вассалов, однако позволили герцогу Бургундии и графу де Неверу встать во главе армии крестоносцев. Бургундскую аристократию отвлекала нависшая над Пуату угроза мятежа и козни английского короля Джона (Иоанна) Безземельного (1166–1216), имевшего поддержку со стороны германского кайзера Оттона IV Брауншвейгского (1175/76–1218). Лишь 500 бургундских рыцарей откликнулись на призыв. Собравшееся в Лионе для папского благословения войско представляло собой весьма разнородную массу, состоявшую из людей самого разного происхождения.

В состав войска входило еще 4000 сержантов в кольчужных бронях, или гоберах, длиной до бедра, следовавших за конницей пешком. 400 арбалетчиков должны были вести «огневой» бой. Их арбалеты обладали способностью выпускать толстую и короткую стрелу на дистанцию до 300 м. Взводились они подвешенным к поясу крюком, за который цепляли тетиву, вставляя ногу в петлю или «стремя» в передней части ложи и толкали ее, то есть ногу, вниз. Это было весьма эффективное оружие против кольчуг и щитов. Римский папа в прошлом дважды запрещал применение арбалетов против христиан, прежде всего потому, что позволял любому крестьянину убить господина. А в данном конфликте арбалетами располагали обе стороны.

НАДЕЖНЫЕ ТЫЛЫ…

В действующей армии католиков имелся еще и резерв: рибо – пехота, не обученная армейской дисциплине, общим числом до 5000 человек, вооруженная всевозможным, как правило, очень дешевым оружием.

Наличие рибо в военном походе было необходимо для любой средневековой армии. Они нужны были для хозяйственных нужд, так как помимо воинов, нуждавшихся во всевозможных услугах – от приготовления пищи до ремонта обуви, – были и животные, нуждавшиеся в выпасе и присмотре: их надо было поить, кормить, обихаживать. Все это требовало много людей, способных выполнять эту работу. Взамен предлагалась нехитрая еда и кров над головой. Были и такие, кто просто жить не мог без походной жизни, а потому готовы были следовать за войском хоть на край света.

Вид на город Безье и его собор.

«Попутчики армии» вооружались кто как мог, следуя, прежде всего, возможностям кошелька, а также полученным навыкам. Кинжалы и ножи были основой «джентльменского набора». Обычные дубины, мечи и сельскохозяйственные орудия тоже имели место быть.

Не будем забывать и о наличии в армии 1000 оруженосцев. Хотя, по правде, у многих рыцарей имелось по два помощника, и до услуг оруженосцев дело, как правило, не доходило.

Вид на реку Орб и мосты через нее с крыши собора. Конечно, сегодня здесь все сильно изменилось.

Кроме того, в походе за войском следовал «осадный поезд», состоящий из разобранных катапульт, камнеметов, «кошек» (симбиоз дома и повозки с усиленной крышей и подвешенным внутри тараном) и даже осадных башен. Естественно, в обслуживающий персонал такого поезда входили и механики, и плотники. Осадный инвентарь сплавлялся по Роне вниз на баржах, а потом отправлялся в повозках, запряженных могучими волами, по старым римским дорогам.

Отправлением религиозных потребностей, а также надзором за духовной чистотой средневекового войска занималось несколько сотен клириков, возглавлял которых Арно Амори, аббат Сито обители цистерцианцев. Войско состояло из 13 000 человек, такого же количества лошадей (боевых, скаковых и ломовых), волов и домашних животных, которые предназначались для приготовления из них пищи. Войско в походе растягивалось в колонну длиной около 10 км.

Еще один вид с крыши собора на заречную сторону, где когда-то стояли шатры крестоносного воинства.

В обозе следовал и опальный Раймон VI, граф Тулузы, за которым церковниками была установлена неусыпная слежка. Данных о том, что делал граф во время боевых действий, не обнаружилось, однако позже он оставил армию крестового похода и встал во главе войска в защиту катаров.

КРЕСТОНОСЦЫ У СТЕН ГОРОДА

Участники похода потратили целый месяц, чтобы дойти до Безье, первого крупного города катаров, расположенного в 250 км к западу. В Монпелье (городе, расположенном в 80 км не доходя до Безье) виконт города Раймон Роже Транкавель пожелал влиться в ряды крестоносцев, чтобы таким образом отвести от себя подозрения. Аббат Амори, тем не менее, категорически отказался от услуг виконта. Не сумевший выжечь ересь в собственном уделе, он должен был почувствовать на себе последствия попустительства, а потому не должен был ждать никакой пощады. По возвращении в город, Раймон-Рожер известил граждан о необходимости серьезно готовиться к обороне, а сам вместе с евреями отправился в Каркассон в надежде собрать войско и помочь Безье.

Горожане тем временем стали спешно запасать провизию, воду, а также проверять и приводить в порядок оборонительные мощности: чистить и углублять крепостные рвы.

Здесь стоит немного рассказать о Безье. Средневековый город Безье располагался тогда на северном берегу реки Орб, недалеко от прекрасного, теплого Средиземного моря. В свое время римляне построили тут дорогу, назвав ее Виа-Домиция, которая шла через Испанию, юг Франции и Италию. Через реку был построен мост длиной около 300 м, по которому жители Безье могли переходить с правого берега реки на левый и обратно круглый год, несмотря на зимние обширные разливы реки.

Средневековый город, надежно защищенный мощными стенами, стоял на скалистом выступе, возвышаясь над мостом на 20 м. Это позволяло защитникам города держать в поле зрения и в простреливаемой арбалетами зоне ближнюю часть моста силами 400–500 человек. Ниже, под стенами, к скале прилепился Фобур – посад с множеством домов и домишек, не поместившихся внутри городского периметра. Прямой штурм через мост был нецелесообразен, поскольку сулил большие потери противнику, а ширина реки не позволяла использовать катапульты и камнеметы, так как каменные снаряды просто не долетали до стен Безье.

ПЛАН РАСПОЛОЖЕНИЯ ВОЙСК

Войско крестоносцев подошло к городским стенам 21 июля. Епископ Безье, следовавший вместе с крестоносцами, уговаривал жителей сдать город.

Кроме того, священнослужитель просил выдать армии около 200 еретиков, названных им по именам, предлагая взамен спасенные собственные жизни. Требование с негодованием было отвергнуто. Горожане надеялись на своих защитников, на прочность и неуязвимость городских стен. А еще на то, что, не достигнув успеха, через месяц, войско неприятеля само разбредется по домам.

Крестоносцы тем временем пересекли реку и разбили лагерь на песчаной площадке к юго-западу от города. Расстояние от городских стен было достаточным для того, чтобы вовремя увидеть противника и предотвратить внезапность нападения. Более простые укрытия рибо располагались ближе к мосту.

Когда тьма стала рассеиваться, и забрезжил рассвет, на мосте через реку замаячила какая-то фигура молодого человека, вооруженного ножом.

Вот он – этот самый мост, на котором все и случилось!

Непонятна была цель появления его на мосту: то ли бравада, то ли провокация, то ли он был просто пьян. Подобная смелость не сулила ничего хорошего. Небольшой отряд, собравшийся по тревоге, спешно выехал за ворота города, и, нагнав молодого человека, убил его.

Казалось, вот она, фортуна! Сама судьба давала шанс крестоносцам открыть бой. Завязалась драка между рибо и отрядом защитников города. Защитников через Фобур теснили назад к воротам. Крестоносцы ринулись в бой, используя возможность попытать удачу и постараться с наименьшими потерями войти в город. А несчастные горожане спешили отбить ворота у захватчиков. Бой переместился на узкие городские улочки. Всюду раздавались крики раненых и плач детей. Мужчины с оружием в руках пытались отбиться от нападающих, сражаясь за своих близких. Однако силы были неравными. За несколько часов Безье был разорен, а многие жители города нашли свою смерть на улицах, и даже в церквях.

«БЛАГИМИ НАМЕРЕНИЯМИ ВЫЛОЖЕНА ДОРОГА В АД»

Население Безье состояло в основном из католиков, но были среди жителей и катары. Жили, тем не менее, все дружно, мирно, как и положено добропорядочным соседям. Арно Амори, тамошний аббат цистерцианского монастыря был тем, к кому крестоносцы обращались со своими вопросами. Один из них звучал так: «Как же нам отличить католиков от катаров?»

В ответе прозвучали отголоски обоих заветов Библии, а сам он стал достоянием истории: «Убивайте всех подряд, Бог на небе узнает своих».

И началась Божья работа... Было уничтожено все население, включая тех католиков, которые надеялись найти спасение у алтарей католических же церквей. К полудню труды во имя Господне завершились, город обезлюдел… Нельзя сказать, что за все в ответе был один настоятель Сито с его неосмотрительно брошенной фразой. 10 марта 1208 г. папа Иннокентий III, держа совет с аббатом Амори и 12 кардиналами, постановил «уничтожить и искоренить катаров... от Монпелье до Бордо». В следующем послании к папе аббат с чувством «глубокого удовлетворения» от превосходно сделанной работы изрек: «Ни годы, ни положение, ни пол не стали им спасением». Точное количество жертв той резни не известно до сих пор. Цифры разнятся в десятки раз: от 7000 до 60 000 человек, включая, как говорится, стариков и младенцев.

Рибо, взявшие город, а затем вырезавшие жителей, разграбили мирный город Безье, забрав такое количество добычи, которое им и во сне не снилось. Однако такое наглое мародерство привело в ярость крестоносцев рыцарей. Почувствовав себя обойденными в дележке добра, они решили проучить «голоштанных», отобрав силой награбленное.

Рибо, не желая расставаться с добычей, в отместку подожгли город. Пожар был апофеозом этой кровавой вакханалии.

ЭПИЛОГ

После Безье крестовый поход по городам и весям продолжился. Воины Христа захватывали все новые и новые города и замки, вырезали еретиков, где только могли. Тысячи их были сожжены. Напуганные резней в Безье и, не желая себе той же участи, горожане без сопротивления открывали ворота своих городов. Слухи о зарвавшихся крестоносцах в итоге дошли до короля Арагона, вынужденного вмешаться и всячески противодействовать походу. Военные действия велись, но не так активно, как раньше. Они то затухали, то разгорались, всякий раз с переменным успехом. 15 марта 1244 года стало знаковым днем. Тогда сдался замок Монсегюр, после чего около 200 гордых и убежденных в своей вере катаров сожгли на кострах.

А вот еретиков сжигали! «Большая хроника Франции», около 1415 г. Британская библиотека.

Еще 35 лет шла борьба инквизиции с остатками ереси, однако так и не покончила с ними. В 1300 году оставалось еще более дюжины священников катаров, или «совершенных», действовавших в Лангедоке, остальные вынуждены были бежать в Италию.

Французская корона постепенно прибрала к рукам большинство «освобожденных» от ереси земель. И хотя с катарами все-таки было покончено, доминиканцы – католическое братство, официально признанное папством, – стали последователями идеалов катаров. Конечно, не всех, а тех, что касались личной скромности и аскетизма.

СИЛЫ ВОЮЮЩИХ СТОРОН
КРЕСТОНОСЦЫ (приблизительно)
Рыцари: 500
Конные сержанты: 1000
Пешие сержанты: 4000
Арбалетчики: 400
Рибо: 5000
Всего: 10900
КАТАРЫ (приблизительно)
Городская стража: 3500
Невооруженное гражданское население: 30 000
Всего: 33500


Автор: Светлана Денисова
https://topwar.ru